Беседы с батюшкой. Как преодолеть сосредоточенность на грехах и скорби

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает настоятель храма Августовской иконы Пресвятой Богородицы п. Бугры Выборгской епархии священник Игорь Лысенко.

– Тема сегодняшней передачи – «Как преодолеть сосредоточенность на грехах и скорби».

Мне позвонила одна из телезрительниц и сказала о том, что скорбь в ее жизни превратилась в постоянное состояние. Более десяти лет назад она похоронила свою маму и не может преодолеть своего скорбного состояния по многим причинам, в том числе потому, что считает, что во многом была несправедлива к маме. Свою вину она преодолеть не может, поэтому ее съедает скорбь. И с этой проблемой знакомы, наверное, очень многие люди.

Когда мы говорим о сосредоточении на скорби, мы понимаем, что это не очень хорошо. Но когда говорим о сосредоточении на грехах, то, может быть, наоборот, это хорошо? Ведь это осознание своих грехов, выработка смирения и так далее. Но так ли это? Насколько вообще серьезна эта проблема? Ведь этот вопрос касается не только одного человека, но и близких людей, детей, супругов.

– Когда открываешь Евангелие, видишь из текста, как фарисеи скорбели о Христе, чтобы Он не исцелил, не сотворил чудо, чтобы Он был рабом субботы. Вот эта сосредоточенность на наблюдении за грехом характерна для тех людей, кто не принимает Христа. Христос для того и пришел в этот мир, чтобы победить грех. Если мы сосредотачиваемся на грехе, значит, оказываем ему ту честь, которой он недостоин. Значит, мы считаем, что грех – это нечто мощное, нечто очень сильное, с чем сделать практически ничего нельзя. А ведь это ложь. Потому что смирение, мир с Богом помогают нам услышать Господа. А все, что Господь говорит, лишено греха.

На самом деле все, что мы делаем по Богу, по Его подсказке, Его совету, – свято, а значит, лишено греха. А все, что мы делаем без Бога (как бы мы ни напрягались и ни сосредотачивались), – это грех, промах мимо Божьей воли, Божьего совета, Божьей подсказки.

Поэтому сосредоточенность на грехе рождает скорбь, уныние и, естественно, приводит к смерти, если мы вовремя не опомнимся. Потому что смерть – это отсутствие жизни. Смерть – это отсутствие радости. Смерть – это отсутствие любви. Господь о Себе сказал: Я есмь путь и истина и жизнь. А мы не сосредотачиваемся на Нем, чтобы Его услышать, чтобы Им наполниться, чтобы сделать так, как Он говорит. Он сказал: Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди. Но ведь невозможно соблюсти Его заповеди, если Его не слышишь. Невозможно соблюсти Его заповеди без Его помощи. Поэтому тема передачи краеугольная для того, кто ищет спасения, кто хочет избавиться от зависимости от греха.

Есть исторические причины. Когда в Католической Церкви была предложена теория сверхдолжных заслуг и была провозглашена безгрешность папы как наместника Бога на земле, появились индульгенции, чтобы выкупить свои грехи, и тогда стало выгодно для экономической части Римской Церкви как можно большее количество грехов определять и диагностировать в каждом человеке. Появились те самые списки, книги. Ведь когда человек много совершил грехов, он должен купить много индульгенций (или дороже).

К сожалению, такая форма исповеди, как перечисление грехов (вместо того чтобы найти их причину и через таинство Покаяния избавиться от этой причины, измениться, перестать совершать эти грехи), приводит нас к попаданию в ловушку. Это внушается нам теми переводными книжками, которые наполнили Русскую Церковь в XVII веке, когда у нас стали появляться духовные школы. Письменное богословское основание для этого бралось через Малороссию (как тогда называли Украину), которая была наполовину униатской, в том числе – под польскими панами, которые были католиками. Соответственно, богословские школы там были католическими, с католическим вариантом отношения к греху. И вот это проникло в нашу Церковь.

И только дерзновенная деятельность наших подвижников (Серафима Саровского, Оптинских старцев, Тихона Задонского, Феофана Затворника, Иоанна Кронштадтского, при возвращении к первоисточникам, к раннему христианству) позволила осознать, что с грехом можно бороться только через Христа, через принятие Его Тела и Крови, через наполнение и насыщение Им. Только наполнившись Им, мы поступаем по Его воле, по Его совету, а значит, не грешим.

– Вы меня настолько поразили, что мое сознание несколько перевернулось.

Вопрос телезрителя из Москвы: «Мой отец умер в 2004 году, а бабушка – в 2015 году. Хочу узнать, я грешу или преодолеваю сосредоточенность, если пережил эти смерти?»

– Я не совсем понял вопрос. Все зависит от того, как Вы это переживаете, как относитесь к памяти. Если бабушка и отец были крещеными и Вы молитесь о спасении их души, ходатайствуя за них своим поведением (ведь Вы плод их труда, их заботы, их воспитания), то чем праведнее Вы живете, чем больше добрых дел совершаете, тем лучше для них. Ведь поминки – это воспоминание о добрых делах, совершенных человеком, которого поминают. Почему во время отпевания священник и читает разрешительную молитву, в которой просит Господа простить все совершенные грехи этого человека. И если люди, которые присутствуют на отпевании, искренне прощают этому человеку, тело которого лежит перед ними, то это помощь душе этого человека быть у Господа.

Из святоотеческой литературы, из воспоминаний современных священников и прихожан известно, как иногда человек после своей смерти кому-то во сне являлся темным, непонятным, кто-то вспоминал о душе человека – и становилось тяжело. Но когда молились об этом человеке, когда совершались церковные таинства, церковные молитвы об этом человеке, то в результате что-то менялось – ощущалось, что что-то изменилось в судьбе этой души, она очищалась.

В свое время на Бородинском поле после той эпохальной битвы был организован монастырь, и монахи свидетельствовали: когда они начинали молиться, им представлялось поле черных людей. С течением времени после молитвы люди обелялись, и в конце концов там были только люди в белом.

Если Вы молитесь о тех, кто ушел, если совершаете добрые дела, то их посмертная судьба будет меняться. В этом и есть смысл церковной и личной молитвы за тех, кто уже ушел из земной жизни.

– Когда мы сталкиваемся со смертью, часто сильно плачем, тем более когда прощаемся с близкими людьми: отцами, матерями. Как христиане мы понимаем, что смерти нет, что у Господа нет мертвых, все живы. По идее, когда мы слышим слова панихиды, мы должны не плакать, а как минимум размышлять...

– Так делали первые христиане.

– Когда отошел ко Господу мой папа, я тоже плакал. И священник тогда мне замечательно сказал словами Священного Писания: сейчас время плакать, настанет время – будешь смеяться. Тогда я не очень понял эти слова, только сейчас понимаю. Что же должно произойти с человеком, чтобы от плача он перешел к веселью?

– Он должен стать христианином, он должен наполниться Христом. Как говорится в чине отпевания словами апостола Павла: не как прочие язычники, которые скорбят... Мы, как христиане, понимаем, что душа человека восходит к Господу, где будет хорошо.

К сожалению, очень часто мы плачем не о человеке; мы плачем о себе, нам жалко себя, что мы остались без отца, без матери, без сестры, без брата, без близкого человека, который нам помогал, который был нам очень дорог. Поэтому надо отделить скорбь о себе от радости за него, если мы ощущаем, что он действительно у Господа. Если же в своей жизни усопший что-то не успел до конца доделать, то необходима наша молитва, но опять же без лишней скорби.

Скорбь – это как медленное самоубийство. То есть когда мы скорбим и еще, не дай Бог, ставим себе это в заслугу: «Ах, какие мы скорбящие! Ах, какие мы любящие, что так переживаем и убиваемся», – мы уничтожаем сами себя. А надо помнить, что мы себе не принадлежим. Мы – дети Божьи, и Господь нас послал на эту землю для служения другим. А мы замыкаемся на себе; и в этой ситуации враг нас может поймать.

Когда человек начинает упиваться мыслью об ушедших, что их уже нет, что так плохо без них – в результате он уходит из настоящей активной жизни в некое внутреннее, очень маленькое пространство. Как говорится, ад – это микроточка, а рай – это всё. В данной ситуации мы рай сворачиваем до такой точки; мы сами свою душу начинаем сжимать, коверкать и портить, тем самым огорчая Господа как нашего Отца. Он нам не может противоречить, ибо дал нам свободу, но Он переживает – Он хочет, чтобы мы очнулись от этого, опомнились.

Все люди знают, что лучшее средство от печали, от скорби – работа. Только работа не по зарабатыванию денег, не по построению карьеры, а по реализации своих талантов, по творческому горению, когда ты чувствуешь, что благодаря твоей работе рядом стоящие избавляются от нужды, у них меняется отношение к Богу. То есть ты чувствуешь, что ты – соработник Божий. Чувствуешь, как Господь через тебя увеличивает количество радости и любви в этом мире. Тогда ты понимаешь, что если бы этого не делал, утонув в собственной скорби, то те люди, которые получили от тебя радость и поддержку, не получили бы этого.

То есть когда мы слишком замкнуты на скорби и слишком думаем о грехах, то фактически работаем на врага. Потому что все Священное Писание наполнено радостью, призывами к радости. В середине литургии мы читаем заповеди блаженств, которые заканчиваются так: Радуйтесь и веселитесь... Наша любимая молитва к Богородице звучит: Богородице Дево, радуйся... Все понимают, что Она родит, потом Господа распнут, и Ей было сказано, что оружие пройдет Ее душу. Тем не менее в молитве мы говорим: Богородице Дево, радуйся...

– Вопрос телезрительницы из Воронежской области: «Почему древние христиане не боялись смерти, даже смерти своих близких? Ведь страшно остаться одной. У древних христиан было больше благодати Божией? Или мы не такие верующие, как они? Как Церковь это объясняет?»

– Очень хороший вопрос. В отличие от нас с вами первые христиане причащались каждый день. Они каждый день соединялись с Телом и Кровью Христа, понимая, что без этой помощи, без этого соединения они не справятся. А опасность у них была гораздо большая, чем у нас сегодняшних. Это сопоставимо с началом XX века, когда после семнадцатого года верующих стали преследовать. Но первых христиан преследовали до смерти за проповедование Христа. Они знали, что в любой момент могут предстать перед Господом, умереть. Они не знали, кто и как это вытерпит, но когда близкие люди уходили достойно, первые христиане понимали, что их душа точно идет к Господу. И они радовались.

Потому одежда первых христиан на поминках и панихидах была белой. Чин первых панихид содержал гораздо больше радостных слов, чем сейчас. Сейчас тропари, песнопения, которые мы используем в панихиде, в отпевании, гораздо больше содержат слов о плаче, рыданиях; например: Плачу и рыдаю, егда́ помышляю смерть. Это уже отголоски нашего греховного состояния. Настоящие гимны любви, гимны радости были у первых христиан.

Когда ты причащаешься, становишься другим человеком. Об этом свидетельствовал, например, Иоанн Кронштадтский своей жизнью: благодаря ежедневному причастию он до 80 лет сохранил столько сил, что это позволяло ему причащать до пяти тысяч человек. Это физически невозможно представить! Да, ему помогали, но все равно люди шли к нему. До двенадцати Чаш стояло на престоле, чтобы хватило Тела и Крови для причастия людей в Кронштадтском соборе. И у него хватало и физических, и духовных сил. От него исходила не безмерная усталость, не уныние, а любовь лилась!..

Я не застал Иоанна Кронштадтского в силу своей молодости. Но я застал священника, который считал отца Иоанна своим духовным учителем, – протоиерея Василия Лесняка. Он перенес несколько инсультов и несколько инфарктов, по всем медицинским показаниям  должен быть абсолютно немощным человеком, но во время литургии от него шла любовь таким мощным потоком, что тебя это поднимало, вдохновляло. Когда на Пасху 6 мая 1995 года он ушел из этой жизни, многие с удивлением свидетельствовали, что не было скорби – была радость за его душу.

Он каждый раз пил лекарство, чтобы хоть немножко восстановить себя и еле-еле дойти до храма. Но когда доходил до храма через боли, через преодоление своей немощи, он начинал светиться. Он делился такой радостью, такой благодатью! В результате сотни людей это привело в Церковь по-настоящему, и эти люди не зациклены на грехе, а зациклены именно на соработничестве с Господом. Я знаю очень много светлых священников, которые были зачаты в духовном смысле отцом Василием.

– Одна из заповедей блаженств: Блаженны плачущие, ибо они утешатся. О каком плаче здесь идет речь?

– Господь всегда говорил очень емко и сконцентрированно. В этом плаче может быть разное... Но самое главное – это плач о том, чтобы мир изменился. Плач о том, что грехи, которые нас обступают, не позволяют нам в полной мере себя реализовать и быть соработниками Бога в том смысле и том объеме, в котором хотелось бы.

Чем более святой человек, тем больше он видит своих грехов. Он понимает, что на фоне Господа, Его сверкающей чистоты, сверкающего света каждый грех – как черное пятно, как клякса на белоснежном полотне. Поэтому эта клякса человека очень ранила, он понимал, что тем самым ранит Господа, Его любовь. И это вызывало плач. Хотя некоторые говорят, что были люди, которые плакали из-за того, что их преследовали, но я думаю, не в этом дело, а именно в том, что понимаешь, насколько ты далек от Господа. И именно поэтому понимаешь, что без Господа тебе это никогда не преодолеть. Поэтому если вместо причастия, вместо соединенности с Господом, вместо смирения, упования, надежды и соработничества ты пытаешься сам исправить себя и избавиться от грехов, то попадаешь в большую яму, в большие грехи и большую скорбь.

– Вопрос телезрителя из Белгорода: «Почему свидетельства о смерти мы получаем практически каждый день, а свидетельства о жизни вечной – только чисто теоретически из богословия? И если приводим какие-то факты, то двухтысячелетней давности».

– Господь сказал: если свет в ваших глазах – тьма, то что есть ад? Меня, например, вернули в Церковь глаза отца Василия Лесняка. Это было не две тысячи лет назад, а осенью 1991 года. Мне было достаточно прийти в Спасо-Парголовский храм на вечернюю службу. Я увидел человека, который несколько месяцев назад после операции пережил клиническую смерть (он был в трехминутной клинической смерти); он вышел на амвон, и от него шел такой свет, такая благодать, что я точно ощутил, что в этих глазах, в этой любви – Господь. Это же я видел, когда был у отца Николая Гурьянова на острове Залит. Я был там трижды, и каждый раз у меня было точное ощущение, что я стою перед окошком в Царство Небесное.

Думаю, многие переживали такие моменты: как любимая женщина или любимый ребенок смотрит… Ощущаешь такое тепло в душе! Чувствуешь, что на тебя смотрит Господь. Это и есть искорки любви, ибо Бог есть любовь. Когда любишь, когда видишь любимого человека – это и есть свидетельство о вечной жизни. И это тебя вдохновляет, поднимает, вооружает на то, чтобы служить.

Известно, что матери совершают много подвигов ради своих детей, полностью забывая о себе, отдавая им себя полностью. Например, в нашем блокадном городе есть люди, в свидетельстве о рождении которых в графе «дата рождения» стоит 1942, 1943 или 1944 год. Это какой подвиг для женщины! Она знала, что в ней зачинается жизнь, и сохраняла ее, зная, что, может быть, придется пожертвовать своей жизнью; главное – чтобы ребенок остался жив. Господь, конечно, в таких случаях помогает.

На самом деле совесть – это ведь не только когда она тебя в чем-то укоряет и жалит. Совесть тебя еще и поднимает, благословляет, вооружает и вдохновляет.

– Телезритель затронул очень интересную тему, сказав, что сейчас очень много свидетельств о смерти. Действительно, если сейчас сосредоточиться на средствах массовой информации, то, наверное, будешь пребывать в состоянии постоянного ужаса смерти, потому что все время говорят, насколько это страшно, ужасно, некрасиво. Даже в молитвах мы говорим: наглая смерть. Как нам сейчас относиться к пропаганде смерти?

– Быть не язычниками, на которых действует пропаганда мира сего, а христианами, то есть свидетелями жизни, свидетелями воскресения. Сейчас находятся такие современные ученые, которые утверждают, например, что очень важно носить перчатки. Они забывают, что рука человека, сотворенная Господом, может убить все микробы и бактерии на себе за счет слоев кожи, созданных Господом, в течение пяти-шести минут. И это доказано.

Как-то я разговаривал с гомеопатами, которые лепят пальцами рук крупиночки со сверхмалым содержанием какого-то вещества и сахара. Им говорили: «Что вы творите? Вам необходима сверхчистая комната, стерильные условия». И так далее. А потом стали проверять, и оказалось, что слепленное рукой во много раз чище. То есть это Господь сотворил. А на резиновых перчатках, например, бактерии, вирусы живут часами.

Так что же получается? Если мы с Господом – мы Ему доверяем. Понятно, что мы не ходим грязнулями и моем руки; если мы влезли во что-то неприятное, то лучше от этого избавиться, иначе тогда слой грязи будет слишком большой.

Пропаганда страха, пропаганда приниженности, пропаганда изолироваться – все психологи и психиатры понимают, как это накручивается; начинаешь подозревать всё во всём.

В свое время, когда только стало известно, что есть бактерии, когда Пастер об этом объявил, в церковных журналах стали появляться статьи, что, например, воду для крещения младенцев надо обязательно кипятить, что уже нельзя ходить на иордань. Церковь это проходила много раз. Например, когда священник с Чашей идет в тюрьму, он причащает там из одной Чаши людей с такими диагнозами, перед которыми эта современная модная болезнь меркнет по всем показателям.

– Следующий вопрос. На панихиде мы поем «со святыми упокой», и поется это торжественно. Но ведь часто происходит так, что человек бывает в церкви два раза в жизни: первый раз – в крещенской купели, второй раз – когда его заносят, что называется, вперед ногами. То есть всю свою жизнь человек жил странным образом, а может, жил в борьбе с Богом, тем не менее при отпевании мы поем ему «со святыми упокой». Нет ли здесь какой-то натяжки?

– Для этого достаточно вспомнить судьбу разбойника на кресте. Про него точно известно, что он был разбойник...

– Причем некрещеный.

– В том смысле, в котором мы это понимаем. В то же время Господь ему сказал: ныне же будешь со Мною в раю. То есть – среди святых. Надо каждый раз вспоминать (и молитва «Отче наш» говорит об этом), что мы – дети Господа. А Отец Небесный самого нашкодившего, самого проштрафившегося, самого нагрешившего все равно любит и хочет, чтобы он к Нему вернулся.

Что такое быть святым? Быть святым – это не значит совершить много каких-то кодифицированных поступков, за это получить звание «почетный святой» и место на соответствующем портрете, называемом иконой. Мы в литургии говорим: Святая святым! Святой – это тот, кто хочет быть с Господом, не более того. Святой – значит отдавший себя Богу. Отдельный, отделенный от греха, отделенный от этого мира. Поэтому когда мы поем «со святыми упокой», мы просим Небесного Отца, как дети Его, за еще одного ребеночка, чтобы по нашему ходатайству у Него была возможность принять этого человека.

К сожалению, не все проходят чин отпевания в церкви, то есть не все бывают два раза в церкви. Поэтому когда все-таки есть возможность христианского отпевания, где присутствуют люди, которые поют «со святыми упокой», судьба такой души блаженна.

– Вопрос телезрительницы из Тольятти: «Телезритель звонил и сказал, что нет свидетельств о жизни. Я хочу засвидетельствовать о себе, что в свое время в Дивеево через глаза батюшки я увидела именно любовь Христову, и это совершило просто переворот в моей жизни. Так что это есть, телезритель напрасно так думает; просто у него еще не было такой встречи. Вопрос у меня такой: важен ли устав церковный в смысле принятия пищи во время постных дней? Например, у моей знакомой белковая диета...»

– Церковь много веков (еще со времен ветхозаветной Церкви) собирала свидетельства того, что полезно человеку, его телу и душе. Поэтому устав о постах – это собранные свидетельства о том, что и когда полезно для человека. Но – для здорового человека. Поэтому если врачи говорят, что есть некая болезнь, и из-за этого приходится употреблять определенные продукты, что не соответствует уставу в данный день, это не будет нарушением поста. Потому что пост – с одной стороны, для здоровых людей; с другой стороны – для людей, проживающих на юге. Мы приняли церковный Устав от греков, Иерусалимской Церкви. Там больше содержится полезных микроэлементов и полезных веществ во фруктах и овощах, даже в крупах, чем у нас. Поэтому, кстати, в русских монастырях устав корректировали.

На севере употребляли в пищу даже бобров; считали, что это рыбы. И бобровое мясо очень полезно для тех людей, у которых больные суставы, есть некие заболевания, связанные с низким содержанием витаминов. Это только пример. Я не призываю ни в коем случае есть бобров, но это пример того, как обстоятельства жизни, климат меняют даже условия поста. Поэтому ко всему надо относиться рассудительно. Наши священники – в основном люди образованные и понимают, когда, что и почему было принято. Если возникают еще вопросы, можно написать в Московскую духовную семинарию и в Петербургскую – преподаватели вам подробно разъяснят, когда что появилось, что полезно.

– Вы преподаватель Санкт-Петербургской духовной академии и Русской христианской гуманитарной академии. Вы-то знаете, что студентам даже во время поста благословлено вкушать рыбу…

– Потому что у студентов сессия, экзамены, занятия…

– Вернемся к теме сосредоточенности на скорби и грехах. Здесь есть один интересный момент: когда скорбь и грех объединяются?

– Мы с вами стали говорить о том, что свидетельств о смерти сейчас много. Ученые свидетельствуют: когда человек боится, его иммунитет резко падает. Когда ты скорбишь, зациклен на том, что слишком греховен и у тебя нет шансов стать другим, ты фактически теряешь желание жить, теряешь жизненную энергию и становишься легкой добычей совершенно безобидных бактерий, безобидных причин.

Об этом свидетельствуют катастрофы, когда (буквально в первые минуты, особенно если это на море) гибнут люди, которые могли бы жить и жить. Они могли бы плавать, зацепиться за что-нибудь и спокойно дождаться помощи, но в паническом поведении, ужасе перестают дышать, теряют свои силы в судорожных движениях и уходят из жизни. Это и есть грех. Грех – это всегда неслышание Бога, самовольство, в том числе самовольство в скорби, унынии, в надежде только на себя или человеческое. И мы видим по тому, что сейчас происходит, насколько недостаточны и не совсем профессиональны те советы, которые мы получаем в том числе из средств массовой информации.

– Если мы заговорили о человеческом мнении и желании надеяться только на себя, то здесь возникает еще один аспект нашей сосредоточенности на себе. Можно ли сказать о том, что сосредоточенность на скорби и грехе – это гордыня?

– Конечно, это элемент гордыни, ее проявление. Когда не доверяешь Богу, от Него отделен, кто тебе остается? – Только ты сам. Когда мне, например, на исповеди говорят: «Вот я переживаю», мне вспоминается фильм «Шпионский мост», когда адвокат нашего разведчика Абеля сидит в суде, где могут вынести смертный приговор его подзащитному, а Абель совершенно спокоен. Адвокат говорит ему: «Почему не переживаете?» И вот ответ, который я всегда привожу: «А это поможет?»

Когда мы, привыкшие к безбожию, к тому, что только от нас все зависит, слишком переживаем, мы сами не замечаем, как попадаем в ловушку. Мы попадаем в замкнутый круг: сами себя лишаем жизни, уверенности в том, что Господь нам поможет, тем самым у нас остается меньше сил, это еще больше утомляет, еще больше вводит в депрессию. Поэтому Церковь и нужна. Если бы человек оставался один, не общался с другими, не понимал, что надо помогать другим, он был бы обречен. Но есть Церковь, есть близкие люди, и когда они начинают молиться об этом человеке, вдруг для него что-то происходит.

Как хлопок по щеке иногда истеричному человеку вводит его в состояние нормальности: он опомнился... Мне свидетельствовали люди, как они собирались уходить из этой жизни из-за скорби. Человек после смерти жены  шел из больницы по лестнице, начал открывать окно – и там заел шпингалет. В этот момент как прозрение: «У меня же дети, что я делаю?» Человек, слава Богу, остался жив, дети изумительные, он хорошо их воспитал, у него появилась и еще супруга. Человек остался жив благодаря тому, что ангел не дал ему открыть окно, потому что его мама о нем молилась, он сам говорил про то, что у него верующая мама.

Наша духовная связь, таинства Церкви, чудо Церкви заключаются в том, что мы помогаем другому. Особенно в тот момент, когда человек в скорби, в грехах, когда уже ничего не слышит, фактически схвачен и уносится в воронку ада. Поэтому что нам сейчас надо делать? Почему Святейший Патриарх говорил о том, что тем, кто не доверяет Церкви, не верит в силу Причастия, может быть, и не надо ходить в церковь, но надо молиться за тех, кто нуждается в помощи. А тем, кто понимает, что их служение жизненно необходимо, что их помощь, или волонтерство (современное слово), поможет тысячам людей, необходимо причащаться, вооружаться Причастием для этого служения. Об этом говорится во всех наших синодальных инструкциях.

– Хотелось получить ответ на такой вопрос. Однажды в Симферополе в храме святителя Луки женщина подошла к свечной лавке и спросила: «У меня умер муж, что мне делать?» Моментально получила ответ от свечницы: берете столько-то свечей, ставите там-то и там-то, читаете такой-то акафист, заказываете сорокоуст… Я увидел, насколько этой женщине стало замечательно, потому что все очень просто: есть абсолютно четкое руководство к действию. Есть ли такое руководство к действию для человека, который только что потерял своего близкого?

– Вы привели пример, который показывает, что все-таки мы с вами не только духовные, но и душевные, и нам очень тяжело, когда мы не знаем, что делать. Мы первый раз столкнулись со смертью, не знаем, куда идти, что делать, как это положено делать. Здесь действительно нужна четкая, конкретная инструкция: например, едешь в морг, выписываешь такой-то документ, идешь в храм, можно сделать вот это, вот канон, подойти туда, поставить свечку... Это в каком-то смысле тебя, заглушенного горем, болью, неожиданностью, переводит в некое деятельное состояние, но ни в коем случае не восполняет всего того, что надо восполнить.

Дальше – таинства, исповедь, причастие, осознание того, что надо жить для других, тогда другие будут жить для тебя. Здесь нельзя осуждать Церковь, что у нее приняты некие регламентированные действия, которые иногда звучат сухо, иногда не так, как нам бы хотелось, когда обвиняют некоторых свечниц, что они слишком формально к этому относятся. Но ведь свечница тоже живой человек. И когда к ней подходят, особенно в большом соборе, сотни людей, если она будет вникать, то умрет прямо на месте – от горя, сопереживания... Соответственно, тут главное  –  не осуждать, осознать, что во всем есть Божья помощь. И тогда обязательно придет просветление, осознание того, что жизнь побеждает, что Христос воскрес.

– Самое главное: свеча молитву не заменяет.

– Нет, конечно. Это некое действие, как, например, земной поклон. Мы почему-то забываем, что земной поклон очень хорошо прорабатывает все наше тело. А тело – это храм для души. Скоро можно будет совершать земные поклоны – после Троицы. Чем больше мы совершаем земных поклонов, тем меньше там застойных зон и явлений; значит, мы больше сможем совершить добрых дел.

– Как преодолеть сосредоточенность на грехе и скорби?

– Только напитыванием себя любовью, то есть напитыванием Христом, таинствами Церкви. Для меня это постоянное причастие и благодарность Богу. По апостолу Павлу: непрестанно молиться, непрестанно благодарить и всегда радоваться.

– Есть еще один интересный момент во всем этом: когда у нас есть радость, не может ли возникнуть стыда по поводу того, что я же должен плакать, а я радуюсь?

– Это как раз тот момент, когда у нас вместо веры – суеверие, а вместо доверия Богу – слишком большая зависимость от человеческих мнений. Наоборот, христианин должен осознавать, что он иной (как инок). Инок – иной, но и христианин уже другой.

Мы должны быть с Богом на связи, слышать Его. Он говорит: «Радуйся и радостью своей делись». Тогда те, кто скорбел, увидят, что, оказывается, можно радоваться; оказывается, есть жизнь. Можно делиться радостью и тем самым увеличивать эту радость.

Ведущий Глеб Ильинский

Записали Нина Кирсанова и Людмила Кедысь