Беседы с батюшкой. Сила слова

В московской студии нашего телеканала на вопросы отвечает публицист и миссионер, настоятель храма Иваново-Вознесенских святых города Иваново иеромонах Макарий (Маркиш).

(Расшифровка выполнена с минимальным редактированием устной речи)

– Сегодня тема нашей передачи – «Сила слова».

Хочу напомнить, что наш телеканал существует за счет пожертвований телезрителей…

– Как и вся Церковь. Телеканал «Союз» – это часть церковного дела, а Церковь – это все мы. И если мы не участвуем в церковном деле материально, церковное дело исчезает. Помните об этом, дорогие друзья, пожалуйста, я вас лично очень прошу вместе со всеми сотрудниками «Союза»: не преставайте в вашей поддержке, материальной поддержке этого замечательного, важнейшего церковного дела. Пожалуйста, все у нас приносят на праздник Преображения Господня три яблока, это очень хорошо, или на Пасху пять яиц... Это, конечно, неплохо, но далеко не достаточно. Ваши трудовые сбережения, трудовые доходы (или нетрудовые, у кого какие есть), пожалуйста, направляйте на исполнение важнейшей задачи церковной проповеди по телевизионному каналу.

– Спасибо! Скажите, от чего зависит сила слова? Почему у разных людей она разная?

– Ну, и физическая сила бывает разная, и материальная. Как известно, евангельская вдовица пожертвовала две копеечки, а Спаситель сказал, что она дала больше других, но это не значит, что те, у кого денег существенно больше, чем две копейки, могут ограничиться ими. Все здесь индивидуально. И сила слова (как добрая сила, так, к сожалению, и злая) будет в очень большой мере определяться личными качествами человека, его намерением, навыком, его способностями, образованием, знаниями, ситуацией. В одной обстановке кто-то что-то скажет и никто даже внимания не обратит, а в другой обстановке та же самая реплика, то же самое слово может оказаться либо спасительным, либо, наоборот, губительным. Мы прекрасно это понимаем.

– Почему одни и те же слова, произносимые разными людьми, имеют разное воздействие?

– А очень понятно почему: потому что сила эта не материальная. Эта сила есть сила межличностной связи. От сердца к сердцу, от разума к разуму, от личности к личности. Слово существует, будь оно записано буквами на бумаге или сказано акустическими колебаниями воздуха, а сила-то проявляется в том, что это слово доходит до слушателя, до воспринимателя и воздействует (или не воздействует) на слушающего, воспринимающего это слово. Это некая тайна, потому что здесь мы уже выходим за пределы материального мира, входим в мир души. Дорогие зрители, думаю, все прекрасно понимают: одно и то же слово, еще раз повторяю, какое-нибудь обвинение, или напоминание о каком-то грехе, или, наоборот, слово поддержки и утешения, ободрения может быть ключевым, решающим для души человека. А другой, кто чужд этого дела, у кого жизнь идет благополучно, кто не нуждается  в поддержке, кто невосприимчив к огорчениям, пропустил бы мимо ушей.

– Единственная ли это сила – сила слова? Ведь многие подвижники веры не оставили после себя письменных наставлений, но тем не менее каким-то образом их слова дошли до нас и имеют огромную силу.

– А здесь ничего удивительного нет, ведь Церковь – это единое Тело Христово, это единый организм. Вот сейчас я говорю, действуют мои голосовые связки, а между тем говорю я целиком, вся моя личность участвует в нашем разговоре. И руки, и ноги, и голова, наверное.

– И сердце.

– Так и в Теле Христовом. Как говорит апостол Павел: все мы члены Тела Христова, каждый исполняет свою задачу. Представьте себе, мы сами прекрасно знаем из рассказов и воспоминаний, как выдающиеся церковные авторитеты с огромным вниманием, уважением говорят о тех, кто их учил, кто дал им эту силу, импульс к церковному творчеству. На поверхности этих слов мы и не видим, но они находятся в сердце, в разуме тех, кто научен этими словами. Примеров множество, вы прекрасно это понимаете. И в древности, скажем, такие величайшие богословы, как святители Василий Великий, Иоанн Златоуст, свидетельствуют о тех, кто их учил. И в наше время новомученики и исповедники Русской Церкви, чьи уста были замкнуты, заглушены безбожным большевистским режимом, между тем стоят сегодня с нами и говорят вместе с нами. Если бы не они, нам бы нечего было сказать.

– Есть сила слова, но существует и сила молчания. В чем она заключается?

– Сперва подумай, а потом промолчи. Что ж, мы с вами только что выяснили, что сила может быть положительной и отрицательной. Точнее сказать, доброй и недоброй, злой. И сплошь и рядом слово оказывается словом злым. Вот послание апостола Иакова, где апостол предупреждает, напоминает о том, какую губительную роль может выполнять наш язык, дает нам ясное понимание, что если бы человек верующий, благожелательный в острой ситуации сумел бы немного прикусить свой язык и не произносить недобрых слов, которые мы иногда произносим, то было бы куда лучше; и какое большое количество грехов было бы предотвращено, какое большое количество слез не пролито! А иногда и крови.

Опять-таки взрослый человек это хорошо понимает, а вот молодые люди не всегда. Сплошь и рядом встречаешь молодых людей, которые искренне убеждены, что надо говорить правду. Да, никто же не говорит, что надо говорить неправду, но эту правду надо говорить дозированно, с рассуждением, с разумением. Мы все, находясь перед Святой Чашей, читаем одну и ту же молитву: «Верую, Господи, и исповедую…», где есть известная фраза: «не бо врагом Твоим тайну повем». Эта фраза напоминает нам о предательстве Иуды, который сказал правду тем, кто после этого убил Спасителя.

– То есть не всегда следует говорить правду, не всякая правда является правдой?

– Наши слова движутся не протокольной спецификой, а нашим ясным пониманием доброго и злого. Слова наши, их сила, о которой мы сегодня говорим, направлены на добро, на исполнение воли Спасителя, воли Божией. Очень много можно привести примеров и ситуаций, когда, как говорил покойный Черномырдин, хотят люди как лучше, а выходит как всегда. Они хотят как лучше, что-то такое высказать, объяснить, «я ему рассказываю, что он не прав, говорю ему, какой он, простите меня, дурак, как он плохо поступает, а он обижается…» – и получается очередное столкновение, очередная беда, неприятность. Вместо того чтобы подумать головой, прочувствовать сердцем и перевести разговор на другую тему.

– Всегда ли в споре рождается истина? Ведь сам дух спора, ситуация спора иногда уводят от мирного устроения, от истины.

– Верно Вы сказали: иногда. В том-то и дело. Понимаете, истина не может родиться, если уж говорить философски: истина уже существует. В споре она может проясниться, а может затуманиться, в зависимости от того, как идет спор, в какой обстановке, между кем он идет. Если мы находимся на научном семинаре какой-нибудь научной конференции или даже просто беседуем друг с другом о серьезных материях, – что ж, этот спор может быть очень плодотворным. И достаточно часто так бывает, я сам в таких спорах иногда участвую, этому очень рад. А если это спор между матерью и сыном, или между мужем и женой, или между начальником и подчиненным, не надо иметь большого воображения, чтобы понять: в большинстве случаев такие споры к добру не приводят.

– Что является залогом продуктивного спора?

– Пожалуй, доброе и разумное намерение всех участников этого спора. Бывает такое, что несколько человек ведут беседу, а один из них, прямо скажем, не соответствует стандарту цивилизованного, благонамеренного, благожелательного разговора. Он вносит раздор в эту беседу, всем делается неприятно, он провоцирует людей на неуместные высказывания, и все дело кончается неприятностью. Если не хуже. Это та самая ложка дегтя, которая может испортить хорошую бочку меда.

– Наверное, залогом является еще готовность изменить свое мнение, прислушаться к мнению другого человека.

– Прислушаться – обязательно. Изменить…

– Или корректировать?

– Видите, все зависит от того, о чем идет спор. Представьте себе, два человека спорят о том, как им ехать – на троллейбусе или на трамвае. Если им нужно оставаться вместе, волей-неволей один из них должен будет уступить другому. Если ни тот ни другой не готовы изменить свое мнение, значит, они расстанутся и будет что-то нехорошее. Если же они спорят о каких-то достаточно абстрактных материях, которые не требуют немедленного практического решения, в общем-то, необязательно менять свое мнение. Им важно обменяться информацией, представить друг другу те или иные доказательства, свидетельства, и этого будет достаточно. В конце концов этот спор закончится, иссякнет, но каждый из них получит нечто важное, важный материал для размышления, пищу для ума и сердца, которую они в дальнейшем в своей жизни используют к лучшему. Так что все зависит от того, каковы непосредственные результаты этого спора.

В домашних условиях, в условиях семьи, брака, родительских отношений между родителями и детьми очень часто требуются именно немедленные решения. Дочь с матерью спорят, какой длины надеть юбку. Дочь несовершеннолетняя, мать требует одно, дочь говорит другое. Или как волосы уложить, какая-нибудь такая околесица. И очень неразумно поступают родители, которые убеждены, что они должны управлять своими детьми. Они ими управляют до восемнадцати лет, а в восемнадцать лет дочь или сын скажут: папа с мамой, довольно, все. И тем самым будет разорвана жизненно важная связь между поколениями.

А если еще в возрасте тринадцати-четырнадцати лет родители уже привыкли относиться с уважением к воле, желаниям, намерениям своих детей (если они, конечно, не ведут к губительным грехам)… Маме не нравится фасон юбки или брюк, которые надевает дочь, но мама скажет: в конце концов, дело твое. Если в тринадцать лет дочь привыкает к тому, что мать относится к ней как к человеку, а не как к неодушевленному предмету, фигуре на шахматной доске, тогда в восемнадцать лет дочь будет платить матери тем же самым. Между ними образуется настоящая, подлинная родственная связь за счет разумного и правильного отношения к спору.

– Есть вопрос от телезрительницы: «Я пытаюсь что-то сказать людям о Боге, о священстве, много читаю, но у меня никак не получается. Не пробьюсь. Или они виноваты, или я не могу этого объяснить. Как-то я зашла в один отдел, стала говорить, что можно слушать только священников в наше время, по телевидению, смотреть телеканал «Союз», потому что это самые умные люди. Как все на меня набросились, человек шесть! Священники такие-сякие, на машинах ездят… Единственное, что я успела сказать: а что им, на велосипедах, что ли, ездить?»

– Похоже, что Вы подлили масла в огонь. Или керосина. Ну разве можно так говорить: только священников можно слушать? Я сам священник, что же, я скажу, что только меня можно слушать или моих собратьев? Да что Вы, ну разве можно такие вещи говорить? Вот, дорогие зрители, отличный пример того, как человек явно хочет как лучше, а выходит как всегда.

Дорогие зрители и слушатели, надо трижды подумать, а на четвертый раз в большом числе случаев либо промолчать, либо сказать как-то уклончиво, ограниченно, с разбором, избегая обобщений, таких, какие продемонстрировала наша замечательная телезрительница. Я бы, конечно, не стал на нее набрасываться, как набросились коллеги, но, увы, надо признать их правоту. Правоту неразумных, конечно, коллег. Покажи красную тряпку быку – вот они и пошли бодаться. Не надо красную тряпку показывать, надо стараться, дорогие зрители, в ваших разговорах, особенно разговорах о церковной, религиозной жизни, держаться конкретики, избегать обобщений, потому что на обобщениях вас подловят.

В том, что священники ездят на машинах, беды большой нет, но далеко не все священники являются источниками или носителями какой-то фундаментальной истины (от них первый есмь аз); я не могу сказать, что все, что я говорю, это истина в первой инстанции. Проверяйте меня, пожалуйста. Я стараюсь говорить то, что получаю от Церкви, так, чтобы не ошибаться. Но я могу ошибаться. Уж я наверняка ошибаюсь в чем-то, поправляйте меня и скажите любому из зрителей и слушателей и вообще ваших соседей, что, конечно, православие не утверждает никакой абсолютной истины в словах священнослужителей. Православие стремится донести до людей важнейшие факты бытия, факты церковной, нравственной жизни через беседы со священниками, которые надо воспринимать в контексте всей церковной жизни, всего Христова Евангелия. А ни в коем случае не так, что вам тут диктуют, а вы, как новобранцы, слушаетесь сержанта на плацу. Избави Бог!

– Если рядом осуждают Церковь, священников, как разумнее поступить – промолчать или сказать что-то? Если сказать, то что?

– Правильный вопрос! Надо выслушать, что именно и как именно осуждают. На моем сайте «Священникотвечает.рф» (http://convent.mrezha.ru) есть цитата из указа, двух указов святителя Луки (Войно-Ясенецкого), когда он был симферопольским архиереем. Он там так осуждает священников, что мало никому не покажется. Осуждает их за дело, за разные вполне конкретные и очень постыдные грехи, которые, к сожалению, мы наблюдаем (или наблюдали) и сегодня. И если со стороны священнослужителя происходят такие грехи, упущения, нарушения, а иногда и преступления, следовательно, их надлежит выкорчевывать с корнем. Это тоже происходит, почитайте любой епархиальный отчет или отчет Святейшего Патриарха, Московской Патриархии.

Единственная разница между церковным дисциплинарным или юридическим делом и гражданским – у церковной дисциплинарной или судебной деятельности нет принципа гласности. Священника могут лишить сана. Спросят: а за что вы лишили сана? Ответят: эта информация не разглашается. За поступки, несовместимые со священным саном, и точка. И вы этого не узнаете. Таков принцип церковного судопроизводства. Да, у нас в епархии есть дисциплинарная комиссия, рассматриваются дела менее острые, но тоже кто-нибудь спросит: а что это у вас было заседание дисциплинарной комиссии, что там происходило? Говорю: у нас был такой-то священник, рассматривали его дело. А что он сделал? А я не обязан вам это рассказывать, и не просто не обязан – обязан это держать в тайне. Таков принцип церковной жизни, церковного рассмотрения дела. Вероятно, он связан с тем, что мы всегда надеемся на покаяние людей, которые проходят по дисциплинарному делу, и для облегчения этого покаяния, вероятно, по этой причине, ничего специально не разглашается. В отличие от гражданского производства, где принцип гласности едва ли не главный.

– Не является ли предательством молчание в ситуации, когда рядом осуждают Церковь?

– Еще раз: все зависит от того, кого за что осуждают, дорогие мои. Представьте себе, мне скажут: священник такой-то обвиняется в таком-то злодеянии. Я его не знаю, этого священника. Я не знаю, каковы основания для этого обвинения. Или, может быть, он уже обвинен, осужден, лишен сана, запрещен в служении, и люди делают на основании этого какие-то свои выводы. Я не знаю, в чем дело. У меня нет оснований ни защищать этого священнослужителя, ни, наоборот, осуждать его. Естественно, я буду молчать. А что мне еще остается делать? Если у меня есть какая-то информация, я подумаю, в каком виде ее подать. Быть может, я присоединюсь к осуждению, скажу: да, это был недостойный священник, и очень хорошо, что его лишили сана, чем скорее, тем лучше (или лучше поздно, чем никогда). А может быть, я скажу: знаете, не вся информация вам доступна, вы так говорите, но не все знаете. Такое тоже возможно.

– Что означает: «Пусть слова ваши будут: да, да; нет, нет»?

– Речь идет о распространенном среди фарисеев обычае того времени, в нашей сегодняшней жизни они не очень понятны, но в разработках, посвященных истории иудейства, иудейской религиозной среды ко времени Спасителя, можно прочитать об обычаях многословной почти что игры словами или какой-то формальной, суеверной форме клятв, уверений, даже молитвословий в религиозных обычаях иудеев того времени. Спаситель предостерегает верующих от следования этим неразумным обычаям. На сегодняшний день мы, пожалуй, не видим таких дефектов в нашей церковной жизни. Скорее, наоборот: христианская молитва, христианское богомыслие – такое важное понятие, оно требует сосредоточения, внимания, времени, усилий. Вспомните, что фарисеи, окружавшие Спасителя, были людьми внешне очень религиозными, соблюдающими правила. Соблюдение правил было для них едва ли не главным в жизни – и приводило, естественно, к нарушению нормы, выходу из нормального состояния в какое-то обрядоверие. Пожалуй, обрядоверие и следует сопоставить этим фарисейским обычаям, осужденным Спасителем.

– Где та грань, когда простая живая человеческая речь становится многословием? Как это понять?

– По результату. Я не вижу другого критерия. Узнаем по плодам. Вы говорите с человеком и чувствуете, что уже слишком много сказано, – значит, надо свернуть вашу активность. Вообще любой разговор… Вот даже мы сейчас ведем передачу, говорим вдвоем. Недаром нас двое. Вы же не скажете: «Отец Макарий, вот тебе микрофон, камера – и пошел…» Мы так не делаем. А если бы делали, стало бы скучно, неинтересно, недоходчиво, верно же? Недаром нас двое. А другие передачи у нас бывают втроем – ведущий и двое гостей, получается еще интересней, еще доходчивей. Почему? Потому что грань лишних, ненужных слов легче отсекается, когда собеседников несколько.

– То есть результат беседы является критерием того, многословна она или нет?

– Да, этот результат… Мы с вами сидим в студии, а тысячи или сотни тысяч зрителей – так сказать, на другом конце канала передачи. Но мы, будучи людьми разумными, если позволено будет так сказать, представляем себе, что доходит до человека, какого рода длинноты допустимы, а где уже происходит перехлест. Вы как ведущий, наверное, знаете, видели. Иной раз какой-нибудь гость или участник передачи начнет что-то говорить, а ведущий – раз (стучит пальцем по столу): все понятно, закругляться надо.

– Всегда ли следует делиться своими духовными открытиями? В этом случае не обесценивают ли их слова?

– Скорее никогда! Если вы профессор богословия… Да своими открытиями… Что-то даже ситуацию такую трудно себе представить. А вообще здесь требуется сдержанность, и у здравомыслящих людей она всегда проявляется просто в обычной скромности. А люди менее опытные начинают что-то рассказывать. Вот мне приснилось что-то, у меня было видение… Это, прямо скажем, дурной тон, не надо таких вещей говорить, мы людям это прощаем, но когда дело доходит до исповеди, стараемся этот пыл немного умерить. В практической жизни, конечно, говорить следует то, в чем мы уверены. А уверены мы в том, что дает нам Церковь, а не в том, что я сам вдруг где-то открыл или что мне открылось, не дай Бог. Потому что открыться может все что угодно. Надо здесь проявлять большую осторожность и сдержанность, скромность.

– Вопрос от телезрительницы: «Я работаю с молодежью. Я человек верующий, хожу в церковь. Начинают мне задавать какие-то вопросы – прочитают в СМИ что-нибудь про священников, начинают спрашивать, как это и почему, говорят, что священники должны быть чуть ли не кристальные. Я им объясняю: вы идете к окулисту, а он в очках, почему же он в очках, если он окулист? И как-то мне приходится всегда защищаться, я стараюсь «прикрыться», когда начинаются такие вопросы. Как себя вести в этом случае?»

– Вопрос понятен, и проблема налицо. Проблема эта не нами выдумана, не нами она подчеркнута. Едва ли не все предстоятели Церкви, покойный патриарх Алексий II, ныне здравствующий Патриарх Кирилл и большинство архиереев, которых мы видим и слышим, не устают напоминать священнослужителям, что они, священнослужители, своим поведением, своими действиями олицетворяют Церковь. И говорить подобно тому, как вам приходится защищать Церковь при обвинении ее отдельных недостойных (или не вполне достойных), а иногда и ложно обвиненных пастырей, – да, эта борьба постоянно происходит. Что здесь сказать? Понимаете, опыт приходит со временем. Скажем, когда начинают говорить: священник такой-то оказался недостойным пастырем, украл что-то, пьяный напился, просто оказался лишен сана, – можно вспомнить, что у Спасителя нашего было двенадцать апостолов – людей, самых близких к Нему. Тех самых апостолов, по которой наша Церковь названа Апостольской. И кто же из этих двенадцати был один? Не надо продолжать.

Посмотрите на икону Тайной Вечери, которая находится, как правило, над царскими вратами. Когда все миряне идут к Святому Причастию, они поднимают голову, на амвоне стоит священник со Святой Чашей, со Святыми Дарами в руках, а над ним находится икона Тайной Вечери. На этой Тайной Вечери Спаситель и двенадцать апостолов. Одиннадцать из них, собственно говоря, апостолы, двенадцатый тоже апостол – но Иуда, который предал Спасителя, который принял Святые Дары, подобно здесь находящимся, и после этого оказался предателем. И имя его, и его память несут самую печальную, самую прискорбную коннотацию вообще всей христианской жизни. Что ж, такова человеческая природа.

Но то, что один из апостолов был Иудой, предателем, не значит, что другие апостолы [были предателями], в их числе апостол Петр. Он повел себя недостойно, но тем не менее был прощен, принес покаяние, остался апостолом. Апостольская община осталась тем ядром, из которого выросла Святая Соборная и Апостольская Церковь. Эти вещи надо помнить нам самим и аккуратно доносить до наших слушателей и вопрошателей. Не в виде какого-то конфронтационного нападения на них, оскорбления, не говорить, что другой дурак и ничего не понимает. Не надо. Но достойно и внимательно держаться, рассказывать людям то, что есть.

И еще помнить, дорогие зрители, вот что. Мы говорим, а окружающие люди, вопрошатели  – они ведь все разные. Мы сейчас сидим перед телевизионными камерами, вокруг нас никого нет, но в то же время вокруг нас сидят тысячи, десятки тысяч людей, которые смотрят на экран, и каждый воспринимает наши слова по-своему. Так и вы помните, обращаясь к людям, что обращаетесь вы не к людям в целом, а к каждому человеку в отдельности. И думайте, до кого что дойдет. Какое именно слово ляжет на чью почву, а на чью, может, и не ляжет. Это факт жизни, единообразия тут нет и не будет.

– Я хотел бы уточнить предыдущий вопрос. Следует ли делиться своими духовными, наверное, не открытиями, а достижениями?

– Еще хуже! Это же просто прямое хвастовство! Я не знаю…

– Если человек так воодушевлен каким-то своим небольшим достижением, хочет поделиться им с другими людьми, стоит ли это делать?

– Я надеюсь, что таких неразумных идей у нас не слишком много. Кроме неприятностей и какого-то отторжения такое поведение, думаю, не вызовет иного результата. Избави Бог! Зачем это? Христиане – люди прежде всего скромные. Если человек желает что-то рассказать в этом направлении, пожалуй, единственная возможность для такого рассказа, обмена – это исповедь. В условиях тайны исповеди можно что-то сказать священнику и выслушать от него трезвую оценку того, что происходит. Я уверен, что каждый трезвый священник, выслушав подобный рассказ, посоветует этому лицу: это все конечно, интересно, но язык-то за зубами вы держите, не надо никого просвещать вашими, как вы говорите, духовными успехами. Поблагодарим Господа и оставим это между вами и Ним.

– Еще вопрос от телезрителя: «В связи с работой прихожу домой поздно, ухожу рано, иногда утренние и вечерние молитвы читаю на бегу, в автобусе либо дома, когда уже устал. И не чувствую от молитвы какой-то отдачи…»

– Понимаю, понимаю Вас.

– Телезритель: «Получается, что никак не могу прийти к единому мнению внутри себя – то ли сократить правило, как Вы говорили: не будь рабом правила…»

– Совершенно верно, да.

– Телезритель: «Некоторые молитвы настолько на автомате читаются».

– Идея ваша ясна. Ваше недоумение Вы должны разрешить самостоятельно. За Вас никто и никогда эти недоумения не разрешит. А сами их Вы разрешите путем проб, живых испытаний различного Вашего молитвенного направления, молитвенного подвига. У нас есть Псалтирь, книга из 150 псалмов, есть молитвословы, есть Ваша собственная, личная молитва, Вашими собственными словами, есть обращения к святым людям и так далее и тому подобное. Подбирайте себе способ молитвы, время для молитвы, вид молитвы. В разные дни по-разному. Есть очень хорошее решение. Правда, для человека, который перегружен работой, оно тоже вряд ли подойдет, но если вы находитесь дома, особенно вечером, нужно отвести время для молитвы. Не какой-то перечень молитв, которые вы хотите высказать, прочитать, а дать себе время, особенно когда ваши домочадцы спят. Ну, или вообще в любой другой момент. Поставить таймер. Для ребенка это может быть пять минут, для взрослого – и двадцать, и двадцать пять, и полчаса. По возможности. В течение этого времени Вы говорите с Господом. Что именно – на Ваше усмотрение.

– Телезритель: «Правильно ли я думаю: когда я вычитываю правило полностью (внимательно или нет), у меня наступает внутренне успокоение, я как бы защищен на весь день…»

– Дорогой мой, еще раз Вам повторяю: кроме Вас, никто Вам не ответит. Это Ваша духовная польза, результат воздействия на Вашу душу. Только что я говорил об этом: какую-то коррекцию, обратную связь Вы можете получить от священника на исповеди, но по телевизионному каналу, по краткому телефонному разговору ничего невозможно Вам сказать. Если у Вас есть священник, перед которым Вы регулярно исповедуетесь… Вот у меня есть некоторое количество прихожан, которые иногда обращаются с такими вопросами. Я их знаю не первый год, могу дать какой-то совет. Знаю условия их жизни, интересы, у кого какие-то болезни, трудности. Могу дать совет на основании достаточно серьезного, глубокого личного знания этих людей. А иначе это получается стрельба…

– Телезритель: «Меня интересует небольшое уточнение. Может быть, это какое-то суеверие, когда кратко молишься…»

– Если суеверие – значит, пресекайте суеверие. Поймите, пожалуйста, я прошу у Вас прощения, не нужно продолжать этот разговор. Вы понимаете, о чем идет речь? Человек – сам хозяин своей молитвы. Помощь ему может быть оказана только тем, кто его лично и глубоко знает. А иначе эти обобщения, попытки выстроить серьезное здание на воздухе, без фундамента знаний приносят только вред, приводят к обрядоверию и формализму.

– Люди в быту часто говорят: «Не дай Бог», «Господи»… Не является ли это произнесением имени Бога всуе?

– А надо посмотреть, спросить этих людей: когда вы говорите «не дай Бог», что вы подразумеваете? Что в вашей душе, в вашем сознании происходит? Вы вспоминаете Бога? Если вспоминаете, значит, не всуе. А если имя Божие, слово «Бог» для вас становится неким местоимением, тогда это нехорошо, не надо такого допускать. Точнее сказать, надо добиться, чтобы всякий раз, когда вы вспоминаете Господа, Спасителя, Его Пречистую Матерь, Церковь, что бы то ни было, связанное с религиозной жизнью, чтобы это воспоминание было реальным воспоминанием, реальным соединением вас с той средой невидимой жизни, которая служит нашему спасению. И тогда нечего стесняться. Вот меня просят: Вы будете завтра на записи программы? Я скажу: Бог даст, приду. И я имею в виду, действительно все в руках Божиих, я постараюсь это сделать, понадеюсь на Божию помощь.

– Вопрос о разговорах в храме. Есть ли ситуации, когда действительно можно говорить в храме?

– Опять по обстановке, по результату. Ни для кого не секрет, что священнослужители и алтарники в алтаре, в святая святых, ведут разговоры друг с другом. Они касаются богослужений. Если начинаются разговоры о природе и погоде, это безобразие. Если разговор идет о богослужении, о практических делах, которые необходимо совершить в данный момент, значит, эти разговоры необходимы и полезны. Что касается людей, находящихся в самом храме – примерно то же самое. Если что-то необходимо кому-то указать, сообщить, относящееся к настоящему моменту, значит, люди говорят и делятся этим. Или о клиросе, среди певчих. Или вот в семинарии: студенты и студентки, которым нужно оказывать помощь, содействие или, наоборот, контролировать их поведение, их богослужебные навыки.

А если разговор этот, скажем, неактуальный – это уже вопрос здравого смысла и вежливости. Если человек к вам подходит и начинает что-то говорить во время богослужения и вы видите, что разговор этот можно отложить, он не относится к текущему моменту, далеко не всегда вежливо будет сказать: знаете, Иван Иваныч, замолчите-ка лучше, потом ко мне подойдете с таким разговором. Это невежливо. Вместо этого можно сказать следующее: если Ваш вопрос столь важен, давайте выйдем сейчас из храма хотя бы в притвор (а в теплое время года и на улицу), там с Вами и побеседуем. В половине случаев человек вам скажет: да не надо, успеется. А в другой половине случаев – может быть, он и правда хочет сказать что-то неотложное для него. Не откажите ему в такой любезности, выйдите с ним с территории храма в притвор, в свечной ларек, где разговоры опять-таки неизбежны, и там этот разговор можно кратко закруглить. Вот такие практические рекомендации, с тем чтобы ваше желание избежать разговора в храме не привело к неуместным конфликтам.

– Вопрос от телезрительницы: «Мы с мужем венчаны, но он отошел от Церкви. Ведет разгульный образ жизни, я живу с детками одна. Понятно, что мне нужно за своего супруга молиться…»

– Не очень понятно, он Вам не супруг, если Вы живете одна! Какой же он Вам супруг? Он же Вас оставил, бросил Вас? Или я Вас не понял?

– Телезрительница: «Да, он меня оставил».

– Ну значит, он Вам никакой не супруг. Что ж тут рассуждать? Зачем? Это очень опасная история. Вы живете в мире иллюзий. Если человек Вас бросил, он Вам не супруг. Этот разговор, конечно, надо продолжить на исповеди, но если бы Вы пришли на исповедь ко мне, я бы Вас спросил: Ваш брак жив или мертв?

– Телезрительница: «Мертв!»

– Ну раз он мертв, значит, надо его хоронить. А для этого существует процесс развода, которому Церковь, конечно, не радуется, но признает как печальную необходимость. Вот Вам весь ответ. Если брак мертв, его хоронят. Развод – это не устранение брака, потому что брак создается Господом, добрым началом, благодатью Бога. Если люди утратили эту благодать, если ее убили (или, как в Вашем случае, убил ее Ваш бывший муж), значит, это  существо мертво, его надо похоронить, а не обманывать себя. Это очень печальное качество некоторых людей, как правило женщин, когда они пытаются жить в мире самообмана.

У турок (не тех, которые сегодня населяют Турецкую Республику и с которой мы пытаемся восстановить добрососедские отношения, а у турок средневековых) был такой способ казни, казни преступника, вероятно. Брали живого человека, привязывали его к трупу и оставляли в теплом месте лежать. Вот что происходит с такими нашими несчастными согражданами и согражданками, которые оказываются привязаны к гниющему трупу несуществующего, умершего брака. И эту привязку надо разрушить, разорвать, разрезать. Обращайтесь к священнослужителю с исповедью, с тем чтобы Ваша совесть была чиста, чтобы Вы могли сказать Спасителю: «Господи, я не виновата в смерти этого брака. Если я была в чем-то виновата, вот мое покаяние».

С другой стороны, достаточно часто бывают случаи, когда брак все-таки жив. К Вам это, видимо, не относится, судя по Вашим словам, но часто бывает, когда супруги озлобляются друг на друга, движимы недовольством, но потом все-таки выясняется, что брак жив. Если он жив, тогда его лечат. Ни один врач не будет хоронить живого пациента, но ни один врач не будет и пытаться лечить мертвого. Врач – это Господь, а мы здесь Его лекари, ассистенты, которые смотрят за тем, чтобы медицинские средства, которые дает наш Небесный Врач, применялись по назначению.

– Скажите, как добиться от человека внимания, чтобы слово, которое ты произносишь, было услышано, прозвучало убедительно?

– Это не всегда возможно. Зависит от вашего собеседника.

– А что зависит от человека, который произносит слово?

– Доброта, внимание, участие, вежливость, такт – все добрые качества, которые необходимы нам в нашем общежитии, в нашем общении с ближними.

– То есть эти качества являются залогом той самой силы слова, о которой мы сегодня говорили?

– Залогом – трудно сказать, но некими носителями, помощниками, неким содействием, средствами транспорта, которые доносят доброе слово от человека к человеку. Да, в самом деле, к сожалению, ошибки, грехи присущи людям, но эти ошибки в общении между людьми достаточно распространены, и сплошь и рядом люди не обращают на это внимания. Особенно распространены эти ошибки между близкими родственниками, между старшими и младшими, между родителями и детьми. Родители начинают кричать на детей (на несовершеннолетних и даже совершеннолетних), топать ногами, брызгать слюной, оскорблять… Иногда и наоборот, естественно, сплошь и рядом: за что боролись, на то и напоролись. Все это строго недопустимо, это и есть грехи, беды человеческие, это болезни человеческой личности. Такое качество, как вежливость, требует серьезнейшего внимания, тщательного покаяния на исповеди, перед Господом, и избавления от дурных навыков.

– Время передачи подходит к концу. Хочу еще раз попросить Вас обратиться к нашим телезрителям с напоминанием о помощи телеканалу «Союз».

– А меня, пожалуй, не надо просить, и я надеюсь, что и зрителей-то не надо просить. Просить никогда не вредно. Мы напоминаем всем верующим людям о том, что Церковь живет материально теми средствами, которые дают ей ее трудящиеся, извлекающие доход члены. Когда люди приходят в церковь, в храм, они берут, например, свечи для возжигания или пишут записки о поминовении своих близких или самих себя, передают их в алтарь, при этом вносят пожертвования. Иногда им даже напоминают о некоторых так называемых суммах, а иногда и не напоминают, и люди носят эти пожертвования, и очень хорошо делают. Ровно так же каждому верующему человеку следует вносить пожертвование телеканалу «Союз» на продолжение его очень непростой и очень недешевой работы.

Ведущий Денис Береснев
Записала Маргарита Попова