Беседы с батюшкой. Творчество и духовная жизнь

В петербургской студии нашего телеканала клирик Свято-Троицкого собора Александро-Невской лавры диакон Сергей Учанейшвили.

(Расшифровка выполнена с минимальным редактированием устной речи)

– Отец Сергий, здравствуйте! Очень приятно приветствовать Вас сегодня в нашей студии. Сегодня мы будем разговаривать о творчестве. О творчестве и духовной жизни.

Отец Сергий, хотелось бы начать с такого момента. Может ли человек быть не творческим? Знаете, бывает такое, что кто-то и пишет картины, и поет, и всё на свете, то есть огромное количество талантов – и они реализовываются и приумножаются. А какой-то человек может посмотреть на это и сказать: как так? Неужели у меня всего этого нет, неужели я совершенно бездарен, у меня нет никаких даров от Господа и я никак не могу реализоваться творчески?

– На самом деле хорошо поставленный вопрос всегда таит в себе ответ. И тут я должен бы уже спросить в ответ: «А что, разве может быть такое, чтобы человек был нетворческим?»

Учитывая, что мы с вами сотворены Творцом по образу и подобию Его, то нетворческими мы по определению не можем быть. Потому что человек, когда он уже имеет какие-то определенные жизненные навыки, будучи еще даже совсем маленьким ребенком, еще только ползая, познавая этот мир через ощущения  (ребенок бросает из своей люльки погремушку и наблюдает за ней, как она падает), совершает действия, он уже что-то творит в этом мире, он что-то меняет. Ему это удивительно. И он познает мир через все то, что его окружает, через все то, что он видит. Так мы устроены: впитываем в себя все это, как на чистый лист бумаги записываем; и уже начинаем что-то творить.

Потом у нас песочница: там мы начинаем творить куличики, смотреть, как делают это другие, перенимать их опыт. «Ага, у этого получается: он постукивает вот так, поднимает, и у него куличик не разваливается. Понятно. Я сейчас тоже так постучу». Не получилось. Второй раз не получилось. В третий раз получилось. То есть уже идет какая-то учеба, даже в песочнице. И идет момент какого-то творчества, творения.

Если подходить шаблонно к жизни, конечно, когда нам говорят: «Это творческий человек», в голове сразу возникают стандартные картины: это либо художник, скульптор, то есть человек, занимающийся каким-то изобразительным искусством; либо это певец, композитор, музыкант, кого мы наблюдаем обычно по телевизору; либо это писатель, поэт, имена которых нам хорошо известны; либо кто-то из тех, кто все время как-то на виду. И почему-то мы считаем, что вот это творчество. А к примеру, я прихожу домой и супруга мне наливает такой борщ, что вся усталость у меня проходит. Я добавляю в этот борщ аджички, потому что по-грузински люблю поострее. И вот ты ешь и чувствуешь, что это какое-то произведение, какое-то поварское искусство. Если женщина или мужчина умеет вкусно готовить, разве это не творчество?

А когда человек умеет общаться с детьми? Дети капризничают, а ты вдруг взял и включился в их игру, но даешь им сделать то, что бы ты хотел, чтобы они сделали. У меня очень часто такие моменты бывают. У меня четверо детей, младшей сейчас одиннадцать, старшей – тридцать четыре. У меня две внучки. И если ты не знаешь, каким образом с детьми общаться, то у тебя могут возникнуть очень серьезные проблемы даже на бытовом уровне.

Как мне рассказывал Виктор Васильевич Семикин, декан психолого-педагогического факультета университета имени Герцена, есть циклы, по которым человек развивается. Это двенадцатилетние циклы. И первые двенадцать лет человек (растущий еще человек) играет, он живет в игре. Потом он уже начинает, выражаясь современным языком (я молодежью занимаюсь в лавре), тусоваться (есть такое слово в молодежной среде), то есть он начинает активно общаться со сверстниками и выстраивать как бы рейтинг: где он в этом рейтинге в общении со сверстниками. Для него главное – общение: подвал, кафе или библиотека (если это люди интеллектуальные); где угодно, но общение. И так далее.

И вот если ты имеешь общение с детьми до двенадцати лет и с ними не играешь, вполне возможно, что они тебя не воспримут. К примеру, Машу собирают в садик или в школу. Маша у меня такая госпожа (Мария даже переводится как «госпожа»), у нее не быстро все получается. И ты не можешь ее заставить. «Давай, Машенька, быстрее одевайся, мы опаздываем», а она все тянется. А потом ты говоришь: «А я сейчас быстрее оденусь, чем ты». И делаешь какие-то резкие движения, начинаешь на себя что-то надевать. Она включается в эту игру: «Нет, я быстрее». И быстро-быстро одевается. Ты специально немножко притормаживаешь, чтобы она успела выиграть в этом соревновании. И мы одеваемся почти одновременно, но Маша выигрывает. «О, Маша, ты молодец, ты чемпион», – и она, довольная, выходит. То есть она включилась в игру, в которую я включился, мы расставили роли, она сделала то, что необходимо, и, в общем, все довольны.

Или Маша, засыпая, ест свою несчастную кашу, которую она не хочет есть. И вместо: «Маша, ешь! Маша, ешь!» – ты говоришь, допустим: «Так, я быстрее съем свою кашу (или свой суп), чем ты свою». – «Нет, я быстрее», – и она быстро доедает. Может быть, я привожу примитивные примеры, но нужно включаться в игру ребенка, занимать там какую-то роль и пытаться просто вывести эту роль на тот результат, который мы хотим получить. Это очень важно.

А когда  подрастающее поколение начинает тусоваться, мы начинаем: «Вот, где ты ходишь? Чем ты там занимаешься? Таскаетесь по вечерам непонятно где, по каким-то клубам, подвалам, подъездам…» В таком случае нужно просто обеспечить им возможность (может быть, как-то подконтрольно, но неназойливо) собираться в таком месте, чтобы мы были спокойны. Это даже может быть дома, но так, чтобы это им не мешало. Это может быть молодежный клуб, как у нас в лавре. Это могут быть какие-то лагеря, походы, поездки – то, что их интересует. Но надо им дать возможность, чтобы они общались, раз это уж им по психологическому возрасту положено. И так далее.

И если вот эти все особенности учитывать и правильно их использовать, то, естественно, это тоже момент творчества, творческого подхода к тому, что Господь нам дал. Нам эти знания даны. Я лично узнал это от Семикина Виктора Васильевича, который занимается психологией, педагогикой. Раньше я этого сам не знал и занимался воспитанием по наитию. Теперь я знаю, как это делать по науке, и с удовольствием другим рассказываю: дорогие родители, здесь играйте с ними, а здесь дайте им возможность общаться, не мешайте и в то же время корректируйте, иначе вы войдете в диссонанс и у нас с вами будут серьезные сложности с детьми. Это тоже ведь творчество.

А педагог, который творит ученика – будущего человека, который будет созидать в этом мире? Ведь хороший педагог так устраивает процесс образования, что ученик будет бежать на уроки. Я учился в 61-м училище вместе с Виктором Цоем, вместе с моей будущей супругой – это был удивительный период в моей жизни. И вот у нас была Белла Ноевна, еврейка по национальности, она преподавала нам геометрию и математику. А мы были довольно ушлые ребята, приехавшие со всего Советского Союза, могли и подъязвить, и подшутить. И вдруг эта математика… Но она умудрялась так нам эту математику преподавать, что мы бежали на ее предметы. И у нас у всех были четверки и пятерки. И когда я сдал экзамен не на «пять», а на «четыре», Белла Ноевна даже удивилась.

И сейчас у меня очень уважительное отношение к евреям, благодаря такой учительнице, которая показала мне, как даже какое-то неинтересное дело можно делать творчески. И я через нее даже целый народ стал уважать, потому что до этого я не сталкивался с еврейским народом, с людьми этой национальности, но слышал какие-то неприязненные разговоры об этом. Но когда я столкнулся, понял, что это абсолютная ерунда по сравнению с тем, как каждый человек может себя личностно представлять и как он может свое дело хорошо и качественно делать. Это был творческий подход человека, который созидал нас как личностей.

Я думаю, что даже инвалиды, которые в колясках сидят и не могут двигаться, могут творить. Я сталкивался просто с феноменальным случаем. Я занимаюсь песенным творчеством и фестивалями, нередко бываю членом жюри разных фестивалей. И вот в Киеве проходил великолепнейший фестиваль, который назывался «Благодатное небо». Алексей Ахаимов, мой сотоварищ по песенному «оружию», его проводил, а я был членом жюри. Митрополит Владимир (Сабодан; ныне покойный) присутствовал на этом фестивале. Он был довольно немощен с виду (у него была болезнь Паркинсона), но с таким удивительным мощным духом, с таким стержнем внутри, что я до сих пор не могу забыть общение с этим человеком – простым с виду, но настолько глобальным внутри!

Он смотрел наш концерт и награждал отдельных людей какими-то орденами Украинской Православной Церкви (я сейчас не помню, что это за награды). И был такой случай: привезли мальчика-подростка, по-моему, с ДЦП, у него практически вся двигательная функция в теле отсутствует. И ему вручали орден за то, что он написал книгу стихов. Человек, который вообще неподвижен, смотрит на этот мир только глазами, не может за собой ухаживать (его кормят и все бытовые вещи за него делают), писал эту книгу не чем-нибудь, а своим носом. То есть он немножечко может двигать головой, и он носиком нажимал на клавиши клавиатуры (она стояла высоко). Корректировали, видимо, кто мог.

Его стихи пронизаны такой любовью, такой чувственностью, такой жаждой жизни, сопереживанием другим, что это просто феноменальная книга! Ее очень красиво отпечатали. Кто-то, видимо, зажегся жизнерадостностью, жизнелюбивым отношением к жизни этого мальчика, что нашлись средства и красиво отпечатали книгу. И за эту книгу этому мальчику вручили орден. Но так как он на сцену не мог выйти, вышла на сцену его мама, и она абсолютно заслуженно (потому что она все это вынесла на своих плечах) получила орден за своего сына. У меня даже комок к горлу подкатился, я думал: человек вообще неподвижен – и так видит мир, так творит!..

Кто-то скажет: «Ой, у меня руки что-то… я не могу». Хотя у нас руки-то есть. Нет рук – носом пиши! Мысли своей головой, и ты сможешь ощущать этот мир. Помните, у Господа апостолы спросили: «Как придет Царство Небесное?»  Он говорит: «Не придет Царство Небесное видимым образом, никто не скажет “оно там” или “оно здесь”, потому что Царство Небесное внутрь вас есть». Так вот, у этого мальчика Царство Небесное внутри. Это такой огромный внутренний мир, который не знаю как в это немощное тело вмещается, что он смог так прекрасно написать стихи, получить за это орден от митрополита Владимира, который сам писал великолепнейшие стихи. И на стихи митрополита Владимира написана масса песен Ольгой Братчиной, Антоном Галицким –  авторами из нашего окружения. И на стихи этого мальчика тоже написаны песни. Как поэт поэта, митрополит Владимир его воспринял и наградил.

А мы жалуемся иногда, что у нас в жизни что-то не так. Руки, ноги есть, дышим, видим, слышим, двигаемся – а где в конечном итоге реализация наших творческих возможностей? Если даже вот такой неподвижный мальчик может писать книги, а мы?..

Вот этот момент творчества – Вы меня прямо за самое живое зацепили! То есть любой человек, родившийся на этой земле, даже если он не обладает какими-то физическими возможностями, даже если ущербен телесно, творческим даром, талантом обладает. И его нужно приумножать – это наше предназначение.

Притча о талантах как раз и говорит об этом: нельзя закапывать – будешь нести за это ответственность. Господь тебе дал ровно столько, сколько ты можешь реализовать. От тебя зависит только желание и начать что-то делать. Потому что просто желать мало. Некоторые говорят: я так хочу стать звездой (или спортсменом, политиком)! Да, очень важно хотеть. Вот я лежу на диване и прямо так хочу, что у меня аж вены на лбу вздуваются, так я хочу кем-то быть. И лежу на диване. И что, разве я стану? Нужно же прилагать определенные усилия, надо себя заставлять, понуждать себя, ленивенького, к движению, и тогда ты, конечно, можешь стать великим.

Как тот же Виктор Цой, с которым я учился. Казалось бы, у него не было никаких предпосылок, чтобы стать великим. Тем не менее человека двадцать шесть лет нет, а его песни не только не забывают, но их перепевают голосистые люди, их поют дети в шоу «Голос», а многие их только начинают познавать. А ведь человек не обладал великим голосом (у него был очень узкий диапазон), не очень играл на гитаре. Все учатся играть на гитаре с песен Цоя, потому что там нечего разучивать: три-четыре простейших аккорда, и голоса не надо великого. И вот Виктор Цой стал таким героем конца XX века, который до сих пор является для наших мальчишек и девчонок каким-то символом, к чему надо стремиться и что дает человеку крылья. Потому что если у человека есть невероятно красивый голос, растянутый на четыре октавы, или он невероятно играет на фортепиано, на каких-то других музыкальных инструментах, все скажут: «Да! Ура!», похлопают, но никого не заставят повторить за ним что-то, потому что все мы понимаем, что это невозможно.

Но когда мы видим, что человек играет на четырех аккордах, без голоса поет и сочиняет, казалось бы, не очень мудреные песни, мы думаем: да и я так могу! Значит, можно без голоса быть звездой, значит, можно без музыкального образования быть звездой экранов и собирать, как собирал Цой (единственный из всех, кого я знаю) «Олимпийский» (он был до краев заполнен, и даже олимпийский огонь зажгли – больше никому такой чести никто никогда не давал). Собрать «Олимпийский» – это сколько тысяч народу! – человеку без музыкального образования, без голоса, да еще и корейцу! Кому скажешь, что Цой – кореец, тебя же еще и побьют, потому что Цой – звезда русского рока.

Поэтому я считаю, что творческий дар, талант в каждом есть. И от нас зависит, как мы его будем поливать, как мы будем за ним ухаживать, как мы будем его возделывать. Или мы просто дадим сорнякам заглушить его, чтобы этот росточек со всех сторон зарос сорняками. Поэтому, конечно, все в наших руках, а Господь поможет.

– Да. Спасибо, отец Сергий! У нас есть звонок.

Вопрос телезрительницы: «Я – педагог со стажем, работаю в начальной школе. Стараюсь быть с детьми современной, думаю, что даю хорошие знания, руководствуясь своим опытом. Но не могу работать естественно и интересно, когда нет дисциплины, и много времени уходит на призывание к спокойной обстановке. Какие Вы дадите мне рекомендации, чтобы избежать вот этого рутинного призывания к порядку и больше времени отводить на творческое развитие детей? Благодарю заранее за Ваш ответ, спасибо!»

– Я чувствую себя опять учеником. Очень люблю своих учителей. Когда я приезжаю в Севастополь, откуда я родом (из поселка Кача), я люблю ходить на кладбище, где покоятся мои родители (Царство им Небесное), мои учителя. И если я туда ухожу, я пропадаю там, потому что пока везде вырву траву, наведу порядок… И вот к своим учителям: и к Вере Максимовне, и к Тамаре Александровне, и к Лизе Михайловне, и к Борису Николаевичу, – я прихожу на могилки и очень им благодарен за тот труд, который они совершили. Хоть я был, честно скажу, не очень хорошим учеником, как, может быть, те ребята, с которыми Вы пытаетесь наладить контакт, но из нас, таких шаловливых, иногда вырастают вполне нормальные ребята, отцы, матери.

Я не педагог, не берусь Вам давать какой-то совет, и, наверное, это было бы как-то даже неправильно, когда ученик, до сих пор еще учащийся дает совет. Мне 54-й год, я все еще учусь: недавно сдал сессию в Духовной академии, пытаюсь расти, насколько это мне возможно. Поэтому давать совет педагогам сложно. Единственное, что есть определенный опыт из общения с педагогами, которые воспитывали моих детей. Мне очень нравился Юрий Григорьевич Санников – преподаватель математики у моего сына. Они тоже были шалуны. Он заходил в класс, они после перемены еще что-то шевелились, и он вдруг резко с ходу начинал у них спрашивать таблицу умножения: «Трижды шесть?» – и указывал на ребенка. Тот от такой неожиданности мялся, отвечал: «Восемнадцать». Еще какой-то примерчик… То есть вдруг вот такие резкие вопросы начинали что-то там включать в их головах, происходил всплеск адреналина, потому что это было что-то такое страшное и неожиданное. Вот он сразу активизировал им мозги, заставлял их как-то встрепенуться, сразу включиться в урок, а потом уже начинал вести урок. Кстати, он очень интересный православный человек, автор и исполнитель, пишет прекрасные стихи, песни. Он всегда, даже преподавая математику, умудрялся говорить какие-то нравственные вещи, касающиеся даже чего-то религиозного, духовного. Для меня он, конечно, феноменальный, удивительный человек из педагогов, которого я знаю.

Поэтому вряд ли могу советовать, как Вам наладить отношения со своими ребятками. Кстати, я даже не знаю, какого возраста дети. Потому что одно дело начальные классы или средние классы, другое дело – старшие, 10-11-е классы, когда ученики уже начинают формироваться как личности и проходит период так называемой «ошалелости». Период где-то с 5-го по 9-й класс учителя называют «период ошалелости». К примеру, мои дети учатся в 11-й языковой гимназии на Васильевском острове. Там начальная школа – это одно здание, а через дорогу находится корпус уже средней школы. Дети отделены друг от друга, что довольно правильно. Но когда они приходят уже в старшую школу и ребята- пятиклассники вдруг видят там одиннадцатиклассников – таких дядь, теть, у них начинается всплеск интереса. Этот период очень оживленный, они начинают постепенно становиться какими-то неуправляемыми, как Вы и говорите. Но этот период просто невозможно избежать, он существует, он есть. Психологически его нужно пережить, как мы, родители, переживаем. Одни дети более спокойные, другие – более активные, но в любом случае они начинают как-то сопротивляться воле родителей, воле взрослых, воле учителей, потому что они начинают формироваться как личности и таким образом пытаются себя осознать и показать.

Но тут уже зависит от таланта учителя и от того, насколько он, в первую очередь, любит этих детей. Потому что, как говорят уважаемые мною преподаватели, наш профессор в Духовной академии отец Григорий Григорьев: любой талант без любви – это грех. Почему мы очень часто видим, что вроде бы люди талантливые, а в конечном итоге они не созидают, а талант разрушителен? Потому что талант без любви – это грех. И если мы работаем с детьми (у нас, допустим, есть этот талант), но делаем это без любви, то ничего хорошего из этого не получится.

Вот мы должны любить свою паству и относиться к ней икономично. Насколько это возможно в данном обществе, в данном жестком ритме жизни, быть максимально к ним милосердными, снисходительными. Но в то же время не распускать до такой степени, чтобы человек считал, что, допустим, в Церкви у него никаких обязанностей нет и все должны вокруг него расшаркиваться. Так и в школе тоже. То есть надо любить учеников своих, входить в их положение, вспоминать себя, каким ты был в этом возрасте, но в то же время не допускать до какого-то полного анархического развала.

Мне вспоминается такой случай из моей жизни. Моя старшая дочка – врач, она окончила Санкт-Петербургский государственный университет, медицинский факультет. Когда она еще училась в 70-й гимназии, я, как один из активных родителей, пришел вешать до начала урока шторы. Вся школа еще «гудела», вокруг стоял шум, и у меня еще было время повесить эти шторы. На доске уже было все написано, дети уже сидели за партами, перед ними были разложены учебники, ручки, тетради, и вдруг без пяти минут забегает какой-то мальчик: «Юлия Евгеньевна, простите, пожалуйста, что-то с транспортом…» Она на него строго посмотрела, даже что-то строгое ему сказала. Он сел, виновато стал раскладывать свои принадлежности к уроку. И только зазвенел звонок, она тут же, с этой секунды, начала вести урок, хотя вся школа еще «гудела».

То есть это был преподаватель довольно суровый и жесткий в смысле дисциплины, но который так много давал детям, что до сих пор они (их выпуск) с ней встречаются, переписываются, дети ее вспоминают. Хотя она была жесткой. Основная масса ребят и девчонок из нашего класса получили высшее образование и довольно неплохо в жизни (сейчас им четвертый десяток лет) реализовываются. Вот этот учитель отдал им свое сердце, делал это с большой любовью, с большой отдачей, но в то же время не сюсюкаясь с ними, а вел себя довольно жестко, стараясь дать им максимально много, надеясь, что они это оценят со временем. Что они и делают, собственно говоря.

Поэтому не знаю, как быть в Вашем конкретном случае. Дай Бог Вам разума и любви к этим детям. Когда я не знаю, как поступать, я обычно молюсь: «Господи, вразуми, пожалуйста, как мне поступить». Вот и сейчас перед эфиром, не зная, как будет развиваться эфир, я тоже молился, говорил внутренним голосом: «Господи, вразуми, дай необходимые слова, управь так, как Ты считаешь нужным». И Господь, безусловно, всегда помогает. На моем примитивном уровне знания педагогики я бы поступал как-то так.

– Спасибо, отец Сергий, за ответ. Хотелось бы поговорить о Вашем опыте с молодежью в лавре в таком ключе. Студенчество, может быть, кто-то постарше – люди ищущие, бывает, получают образование, но ищут чего-то большего: какой-то своей реализации, какого-то приложения в этой жизни. Как Вы разговариваете с такими ребятами, которые находятся в поиске: вроде как у них все получается, но они не удовлетворены своей жизнью и не понимают, в каком векторе, в какую сторону им начать двигаться? Бывают у Вас такие ситуации?

– Безусловно. Во-первых, мне очень нравится наша молодежь – те, кто приходит к нам в лаврскую «молодежку». Это абсолютно разношерстные, разные ребята и по своему социальному статусу, и по возрастному, и по мировоззренческому, и по религиозному духовному опыту, и по образованию (хотя в основном, конечно, это люди либо учащиеся, либо уже имеющие высшее образование; и ищущие). И мне интересно с ними общаться, интересно за ними наблюдать: за их ростом, за тем, как они реализуются в этой жизни. Конечно, бывают и очень сложные вопросы, которые они задают. И мне это тоже нравится, потому что очень важно правильно задать вопрос. Потому что есть масса вещей в жизни, над которыми мы не задумываемся: мы живем по наитию, и у нас не происходит копания, искания ответов по отдельным вопросам, потому что, собственно, никто и не поставил этот вопрос.

Помните, был такой классический советский фильм «Нахаленок»? По-моему, черно-белый, я давно его смотрел. Там босоногий мальчишка, в шароварах (помочи через плечо, чтобы штаны не сваливались), подбегает к дедушке (а дед с такой серьезной бородой, не то что у меня) и спрашивает: «Деда, а деда, ты, когда спишь, бороду на одеяло кладешь или под одеяло?» Дед пожал плечами и сказал: «Не знаю»; он не задумывался никогда об этом. А утром говорит: «Ах ты ж, постреленок, что ж ты со мной наделал! Я всю ночь не спал: на одеяло бороду положу – неудобно, под одеяло положу – неудобно. Так и проворочался всю ночь». Спал себе спал дед, никогда не думал, в какое место бороду класть, а вдруг возник вопрос у мальчишки, и это вызвало такие серьезные неудобства.

Очень часто задаваемые вопросы дают нам с вами возможность тоже расти. А если ты уже наставник,  должен знать ответы на эти вопросы, а ты не можешь знать весь белый свет досконально во всех отношениях, во всех вопросах. И это заставляет тебя тоже образовываться. Слава Богу, что в наше время любой человек, имея в кармане мобильный телефон, так называемый гаджет, или планшет, может заниматься самообразованием бесконечно. Я уже считаю, что современная академическая система образования, которая корнями уходит в XIX век, настолько за последние годы устарела, что образование очень часто бывает некой профанацией. Мы сдаем какие-то отчеты, дергаем что-то из Интернета, потом через «антиплагиат» прогоняем, ретушируем, компилируем и сдаем это как нечто свое, так как надо через это препятствие пройти, потому что такая система образования и нам нужен диплом. А получив диплом, мы уже по месту будем набираться опыта из реальной практики, из общения с другими людьми и из своего желания. К сожалению, так происходит.

Сейчас образовываться можно сидя дома, даже будучи инвалидом, имея выход в Интернет и доступ к информации. Ведь информация – это всё. Если говорить об информации, мы же знаем, что весь наш мир, вокруг нас существующий, материален. Нематериального мы не видим, мы только об этом знаем, догадываемся и слышали, что есть нематериальный мир: мир духовный, мир ангелов, мир падших ангелов, Бог, святые, души человеческие и так далее. Но это невозможно увидеть, об этом можно только догадываться или видеть душу человека через его глаза, через его поведение и так далее. Но есть материальный мир, который мы можем ощущать органами наших чувств: осязать, видеть, ощущать тактильно. Мы видим, что есть неодушевленные предметы и одушевленные предметы. И когда мы начинаем копаться, пытливый ум пытается понять: а где же начинается вот эта самая жизнь? Из неодушевленного предмета, из химических элементов вдруг зарождается жизнь: откуда она берется в человеке, во мне? И вот когда мы начинаем разбирать себя на составные части, мы добираемся (хорошо, что современная наука уже все раскопала)... Но где, дорогие наши телезрители, начинается жизнь? Вы, наверное, получали высшее образование? С какого момента, с какого элемента, мельчайшего существа начинается жизнь?

И вот когда начинаешь докапываться, оказывается, что с клетки – с маленькой клетки, которая является таким заводом, микрогосударством, где все происходит; там уже жизнь начинается. И мы состоим из триллионов этих клеток. И из этих клеток состоят все животные, все движущиеся, все растущие организмы. А откуда в этой клетке берется жизнь? И мы, наблюдая за клеткой, видим, что у самых мельчайших составляющих – белков, которые есть внутри клетки, – есть программа. Им задается программа, им дается некая информация, и они по ней живут. Клетка начинает перестраивать, выстраивать какие-то цепочки. Это удивительно, что все мы с вами состоим из клеток. Но информация в этой клетке уже есть. А кто вложил информацию в эту клетку, каким образом нужно строить все остальное? И мы доходим до того, что самое главное – это все-таки информация. Информация, которая даже на клеточном уровне существует во всем живом и оживляет все это. А эта информация и есть та самая информация, которая называется Слово. В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. И через Него все сотворено, что сотворено здесь, на земле. И жизнь через Него дана.

И вот эта внешняя информация (мы можем таким словом обозначить), этот Бог, есть в каждой клетке и каждой клетке дает информацию, каким образом ей развиваться, жить, существовать во всей этой Вселенной. Представляете? Это же удивительно, невероятно красиво и стройно. И необъятно для нас в своей глубине! И вот эта информация является сутью нашей жизни, нашего существования – информация, которой мы обладаем; информация, которую мы передаем; информация, благодаря которой мы меняем этот мир.

Буквально через день мы будем праздновать дату, касающуюся жизни Федора Михайловича Достоевского, которого я очень люблю. Всегда, проходя мимо его могилы (он покоится в нескольких шагах отсюда), я осеняю себя крестным знамением, вспоминаю этого великого сына русского народа. Он является знаковой фигурой в мире. Когда иностранцы говорят о русской литературе, они называют Толстого, Достоевского, может быть, Пушкина. То есть Достоевский – это один из великих людей, по которому нас идентифицируют другие народы, люди и культуры. И вот Достоевский говорит: «Живи так, как если бы от тебя зависели судьбы всего мира». Представляете? То есть как это важно! Ты живи, ощущая, что именно от тебя зависит, хорошо или плохо здесь: в твоей семье, в твоем подъезде, на твоем рабочем месте, в твоем городе, в твоей области, в твоей стране, на этой планете.

Кто-то говорит: «Ну а что от меня зависит?» Был такой великий сатирик Аркадий Райкин, многие его еще помнят. У него была такая сценка. Человек выходит на сцену и говорит: «А что я мог сделать один?» Выходит другой человек на сцену и говорит: «А что я мог сделать один?» Потом третий, пятый, десятый – их собирается человек двадцать, они маршируют и в один голос скандируют, как строевую песню: «А что я мог сделать один? А что я мог сделать один?» Но все человечество состоит из индивидуумов, из вот этих клеточек, из которых состоит целый организм. И если больна одна клетка, вторая, третья, десятая, то и организм уже нездоров. И очень важно, каким образом каждая из этих клеток себя ведет. И как каждый из людей себя ведет, как он себя отождествляет с тем образом, который он призван на этой земле осуществить по замыслу Творца. И каждый человек может мир менять. Как тот мальчик, который пишет носом стихи, и на его стихи пишут песни, и он вдохновляет других людей. Или, наоборот, как человек, который похоронил все это, положил на себя крест и покончил жизнь самоубийством, имея руки, ноги, все органы чувств, будучи совсем отчаявшимся в том, что он кому-то в этом мире нужен и что-то в этом мире может сделать.

В любом из нас (опять же, возвращаемся к началу нашего разговора) есть этот творческий момент, который мы должны реализовать и изменить таким образом мир к лучшему или худшему, в зависимости от устроения нашего сердца. Когда я эти слова Ф.М. Достоевского примеряю к себе, я думаю: а ведь правда – этот мир плохой, потому что я плохой; он грешный, потому что я грешный. Потому что мир вокруг нас – это большое зеркало, в котором отражаемся всегда мы сами. И если этот мир со страшным лицом и смотрит на нас колючими и недоверчивыми взглядами, это потому, что мы на мир так смотрим, мы такие. Если ты заходишь в помещение и люди сразу улыбаются, идут тебе навстречу, обнимают тебя, ты говоришь им какие-то слова и видишь радость на лицах этих людей, значит ты в этом небольшом пространстве преобразил существование этих людей; ты осветил собою это место, как светильник, который возжигают и ставят не под спудом, а на столе, чтобы все к этому свету тянулись, как Христос говорит. Ведь так же надо и жить. А если ты заходишь в помещение и все потупили взгляды, думают: «Ой, опять этот пришел, сейчас будет выносить мозги или что-то этакое делать…», – значит тебе не рады тут.

Закон жизни всегда был, есть и будет только один: где плохо – оттуда бегут, где хорошо – туда стремятся; с кем плохо – от того бегут, с кем хорошо – к тому стремятся. Вот и всё. Нет другого закона. Если ты хочешь, чтобы из твоей страны люди не убегали в другую страну, посмотри, что в той стране хорошо, почему они туда бегут? Ну, сделай в своей стране так, а может быть, лучше – пускай побегут к тебе или хотя бы не убегают от тебя.

Если из твоей семьи убегает человек (муж от жены или жена от мужа), надо посмотреть на себя: почему он от меня бежит? Чем я так плох, что я такого плохого делаю? И что там, куда он бежит, хорошего? Может быть, подкорректировать себя, свой характер, попробовать себя изменить под этого, любимого тобой, человека? Потому что любовь – это созидание, это жертвенность, это изменение себя и всего мира для этого человека, чтобы ему было хорошо. И если он в ответ тебе отвечает тем же самым – это есть гармония, когда каждый человек живет ради другого и жизнь окружена таинством любви, которую Господь в нас вложил изначально. И ради любви мы пришли на этот свет, в этот мир, и должны эту любовь культивировать вокруг себя. Иначе это страшная жизнь, где нет любви. Где есть всё – еда, одежда, машина, всякие гаджеты, виртуальный мир, – а любви нет, – это страшный мир, и я не хочу в таком мире жить. Я хочу, чтобы мир стал таким, каким бы я его хотел видеть: добрым, красивым, отзывчивым, миролюбивым, жертвенным; чтобы мы друг другу служили и радость нам доставляло не то, что мы себе приобретаем, а то, что мы в этот мир приносим и даем другим, и, видя радость в глазах другого человека, радуемся этой радости.

Вот как бы хотелось мне жить, если говорить о словах Федора Михайловича Достоевского: «Живи так, как если бы от тебя зависели судьбы всего мира». А разве не так? Разве устроение моего дома не зависит от меня самого: в порядке ли мои вещи, на местах ли они лежат, в кабинете у меня все разбросано или систематизировано, в компьютере все лежит в папочках или хаотично разбросано, что невозможно ничего найти? Или посуда не помыта, обувь не почищена, я не занимаюсь зарядкой, тело мое разваливается, я пью алкоголь, и тело мое тоже страдает, и все это видят?

Или: я выхожу в подъезд, а там грязно. Но у меня есть руки: я собрал весь мусор (пачки из-под сигарет и так далее) и выбросил его. Или идешь по своему маршруту до метро,  увидел валяющуюся банку, так ли сложно наклониться, поднять и донести до мусорной урны? Нет. Никто тебе спасибо не скажет за это, и не надо. Потому что это мой город, это мой путь, за который я несу ответственность. Если я уберу эту банку, кто-то не увидит этого безобразия. Может быть, слава Богу, что кто-то эту банку бросил, потому что иначе как бы я сделал доброе дело? Я бы шел – никакого доброго дела. А так я прошел, сделал доброе дело – и на душе хорошо, и где-то в Царствии Небесном какой-то камушек отложился.

Для меня есть такой образ, как в мультике про Мишутку и его мудрого дедушку (в советских мультиках были интересные нравственные закладки). Медвежонок все время шалил, шалил, дедушка его журил, а потом мудрый дедушка ему говорит: «Вот тебе мешок, делай добрые дела и по камушку клади в мешок. Как мешок наполнится, тогда я разрешу тебе делать все, что ты хочешь». Мишка: «Ага, я сейчас», – и побежал делать добрые дела. Он много дней потратил на то, чтобы набрать этот мешок, делал всем добрые дела. А добрые дела доставляют радость, надо только заставлять себя их делать. И когда он уже набрал полный мешок, думает: «Ну, сейчас я тут развернусь!.. Буду сейчас хулиганничать, и дедушка мне уже ничего не скажет». А хулиганничать-то уже и не может, потому что так привык делать добрые дела и такую радость это ему доставляет, что отказаться от этого он уже не может.

Поэтому вот эти образы мне очень помогают в разговорах с молодежью, с детьми. И я представляю себе так: каждое доброе дело, особенно за которое тебе сказали «спасибо», или не сказали, но гипотетически могли бы сказать, – это такой маленький камушек. И ты складываешь, складываешь эти камушки, получается такая горочка до небес, и по ней раз, раз – и в Царство Небесное ты взойдешь. А как только ты делаешь плохое дело, то камушек, как пузырик, лопается, и горочка начинает таять. Хочешь в Царство Небесное – делай добрые дела, складывай камушки, набирай эту горку. Как Варлаам Хутынский носил по шапочке землю и получился огромный холм, на котором сейчас стоит крест.

И для меня очень важен этот момент. Творчество в этом смысле – творить свою судьбу, через свою судьбу творить судьбу других людей; творить атмосферу в своем доме, квартире, в своей семье, на своей лестничной площадке, в своем подъезде, в близлежащих домах, по пути на работу или обратно, на своей работе – везде, с кем ты соприкасаешься. Мы же, по апостолу Павлу, – царственное священство. То есть мы должны собой все освящать – все, к чему ни прикасаемся. А получается наоборот. По-моему, Паисий Святогорец сказал, что все человечество делится на «пчел» и «мух». Пчела даже на мусорной куче попытается найти цветочек; мусорная куча ее не заинтересует, потому что она настроена на поиск цветов, ей нужен нектар, чтобы делать мед, все остальное она не замечает. А муха даже на цветочном поле обязательно найдет кусочек эдакого-разэдокого.

Это взгляд людей на мир: если он созидательный, с любовью, он даже не будет замечать всего наносного, плохого, а будет выделять из всего хорошее. Даже в человеке есть и плохое, и хорошее – мы так устроены. В то же время, если человек нас не любит, он обязательно будет видеть в нас плохое, обязательно будет выносить это на поверхность, писать в газетах, людям рассказывать. Это деструктивный взгляд. И наоборот, если человек любящий, он будет в тебе видеть из всех плохих качеств какое-то хорошее, пусть оно у тебя одно есть, и он будет тебе о нем говорить и через это возгревать в тебе интерес к самому себе, к творению чего-то доброго, к культивированию в себе добра. Конечно, хорошо бы нам быть такими «пчелками», созидающими в этом мире, и вот так видеть мир и его преобразовывать, опять же по словам Ф.М. Достоевского. Потому что каждый из нас может преобразовать этот мир.

Вернусь к тому же Виктору Цою, с которым я учился. Ведь он преобразовал этот мир. Его уже нет физически на этом свете, но продолжает жить его душа. Ходишь по улицам и видишь надписи «Цой жив» (какие-то поклонники-мальчишки «Кино» это написали). Они ведь говорят правду: он жив в своем творчестве, которое постоянно преобразовывает этот мир. И это творчество никуда не девается. Это творчество продолжает жить в этом мире, и через него творится какое-то добро. Но о песнях Цоя я могу сделать какую-то отдельную передачу, и я уже делал это на радио и говорил в прессе. В Белоруссии это вызывало определенный интерес, потому что это до сих пор неисследованная, очень интересная область. Об этом можно действительно говорить часами и найти в этом то христианское, рациональное, удивительное зерно, которое он посеял и которое до сих пор, как горчичное зерно, дает этот огромный куст, где укрываются птицы, как об этом говорит Христос в Своей притче о Царствии Небесном, как оно выглядит.

Так что я на самом деле к нашей жизни отношусь очень творчески, потому что в наших руках есть огромный потенциал, вложенный в нас Господом, и мы должны менять этот мир, мы обязаны менять этот мир к лучшему. Не надо уподобляться тому огромному количеству людей, которые топчутся и говорят: «А что я мог сделать один?» Нас много. Вот, допустим, сидит передо мной молодой человек в 70-80 кг весом. И у него есть зуб, который весит какую-то тысячную, а может, десятитысячную долю от всего его веса. И в то же время, если зуб заболел, ты не можешь ни думать, ни работать нормально,  становишься недееспособен, каким должен бы быть. А это всего лишь маленький зубик, который занимает тысячную долю всего твоего тела. Хотя у тебя и печень работает нормально, и опорно-двигательный аппарат, и сердечно-сосудистая система, и желудочно-кишечный тракт, и мозг работает прекрасно. Только один маленький член твоего тела болит, и ты уже нетрудоспособен, пока его не вылечишь.

Так и все наше общество, вся наша страна зависит от каждого из нас. Если человек – наркоман, то ведь он затягивает в воронку родных, близких, друзей; тянет туда всех, кого возможно. Или алкоголик, или блудник, или вор и так далее. И наоборот, человек, который излучает свет, тянет всех наверх, и они за ним тянутся, потому что к свету хочется. Не хочется в яме пропадать, и от таких людей бегут, а к тем стремятся, потому что с этими хорошо, а с теми плохо. И этот закон работает.

Например, взять мой одноподъездный дом, где я знаю практически всех (живу там уже долгие годы после армии)… Ведь я вижу, как кто-то умирает, кто-то накладывает на себя руки, кто-то спивается, кто-то употребляет наркотики или их распространяет, кто-то разводится, кто-то сходится, у кого-то происходит духовный рост или материальный (машины вокруг дома появляются). Это всего лишь одноподъездный дом; срез нашего общества. И сколько в этом подъезде полных семей? Не так много, единицы. Сколько ребят, которые не пьют, не курят? И так далее. Вот это такой срез общества. Ведь от каждого из нас зависит, какой у нас дом, город, страна и вся земля. Тут, наверно, ответственность с себя не нужно снимать и творческий потенциал, в нас вложенный, пустить в правильное русло и дать ему правильный вектор.

– Спасибо, отец Сергий. На этой позитивной ноте мы попрощаемся с нашими телезрителями. Спасибо Вам огромное за сегодняшнюю беседу!

Ведущий Михаил Проходцев
Записала Нина Кирсанова