Учимся растить любовью. Детям о блокаде

В этом году мы отмечаем 80-летие со дня освобождения Ленинграда от блокады. Уходят свидетели тех дней, и все чаще встает вопрос: как говорить с детьми о блокаде? Волнует он и родителей, и педагогов, и музейных сотрудников. Почему важно снова и снова обращаться к страшным, но героическим страницам нашей истории? Почему к современным детям нужно искать новый подход? С какого возраста начинать этот разговор? Как сделать, чтобы беседа не стала формальностью? Будем разбираться в очередном выпуске.

В этом году мы празднуем очень важную дату – 80 лет со дня полного снятия блокады Ленинграда. И сегодня мы будем говорить о том, как разговаривать на эту тему с детьми. У нас в гостях кинорежиссер Ольга Шульгина.

– Ольга, Вы очень давно работаете с детьми, в том числе с детьми с особенностями, проблемами. У Вас очень серьезный и важный киноопыт, и, насколько я знаю, скоро будет премьера Вашего фильма, который посвящен блокаде, неочевидным ее страницам. Поэтому именно с Вами мы и поговорим на эту тему. Но прежде чем перейти к нашему главному вопросу, я хочу сделать небольшое вступление.

Кажется, что у современных родителей и педагогов очень много инструментов для разговора о блокаде. Во-первых, это прекрасные книги. Хочу отметить, что есть книги и для детей, и для взрослых. Например, графические романы, которые многие родители отрицают как комиксы. Но на самом деле это чуть ли не единственное, чем можно заинтересовать современных подростков, и многие из них очень глубокие по содержанию. Во-вторых, это фильмы. Разумеется, есть прекраснейшие фильмы, за 80 лет их было снято очень много.

Начнем нашу беседу с фильма «Жила-была девочка». Будем говорить не о фильме, а о том феномене, который с ним связан. Фильм снимался еще в блокадном городе, когда прорыв блокады уже произошел, но полного снятия еще не было. Начали съемки в 1943 году. Декорациями был разрушенный город. Героини фильма – две девочки семи и пяти лет. Сейчас этот фильм, который мы смотрели в детстве, под маркировкой 18+. Это говорит о том, что современные дети несколько другие, они иногда не готовы воспринимать информацию так, как воспринимали ее мы. Так ли это на самом деле? Вы работаете с детьми, соприкасаетесь с этой темой. Скажите, есть ли такая проблема, что с современными детьми надо говорить о блокаде и о таких сложных темах каким-то другим, новым языком?

Ольга Юрьевна Шульгина, руководитель киностудии «Жираф», режиссер фильма «Доноры блокадного Ленинграда»:

– Да, это так. Понимаете, когда мы росли, мы были намного ближе к тому моменту, к тому времени. Я помню, у меня было ощущение, что война, блокада – это совсем близко, вот здесь. К нам все время приходили на уроки блокадники, ветераны, что-то рассказывали. Это было частью нашей жизни, мы это ощущали чуть ли не событием своей жизни. Поэтому нами это воспринималось совсем по-другому. И фильмы были другие. Но время шло, и живых людей, которые могут рассказать о блокаде, остались единицы; в основном это дети блокады либо это уже воспоминания по воспоминаниям.

Современные дети более восприимчивые, более ранимые. Может быть, потому, что они растут в других условиях. Может быть, у нас происходит некий культ ребенка, мы детей своих залюбили, перелюбили, слишком их опекаем, не даем им правды жизни, с которой они скоро столкнутся. Точек зрения много, но факт остается фактом. Язык, которым нужно детям об этом говорить, должен соответствовать тому, как дети это воспримут; в противном случае можно нанести им травму.

Когда мы смотрели кадры хроники блокады и видели людей, что по улицам города везут саночки, на которых лежат сверточки, мы понимали, кто в этих сверточках. Современный ребенок про это не знает и, когда видит, ужасается. Потому что в его картине мира смерть близкого человека – это такое горе, такая беда! Может быть, он с этим еще никогда и не сталкивался, и не слышал, и не знает. Поэтому мы не можем неподготовленного ребенка шарахнуть вот этими кадрами.

Ведь есть разная хроника блокады. Есть хроника, где показаны концерты в Мариинском (тогда Кировском) театре, как выходят на сцену артисты (пусть истощенные) и поют, а истощенные ленинградцы пришли на этот концерт. И есть ужасные кадры хроники, когда с грузовиков высыпают тела умерших в яму. И то было, и то было. Но начинать разговор с ребенком, конечно, нужно не с ужаса, потому что он просто закроется психологически, у него закроется восприятие.

– Не означает ли это, что мы вообще должны говорить только о положительной стороне? Ведь есть такой опыт, когда о блокаде говорят только как о подвиге. Это правильно, конечно, но говорят только о положительных примерах. Например, о том, что работали театры. Кукольный театр имени Деммени ставил постановку «Юный Фриц», с которой выезжал на передовую; более 600 раз артисты выступили перед бойцами. И так далее. Таких эпизодов очень много, и они, конечно, говорят о героизме. Но если мы будем говорить только о героизме, у детей, наверное, будет повышаться патриотическое чувство, любовь к собственному городу, к своей стране, но они не будут знать о тех страшных страницах, которые тоже были. Нужно ли о них говорить? Если говорить, то как?

Приведу один пример из жизни. Знакомому ребенку рассказали совсем не страшную, а, наоборот, очень оптимистичную историю. Эта история действительно имела место, и она описана в какой-то классической книге (сейчас не могу назвать автора). История такая. В одной семье, переживающей блокаду, дядя настаивал на том, чтобы съесть семейного кота и спастись от голода. Но однажды он увидел, как этот кот, уже еле волочивший лапы, прорвался в клетку к попугаю, который жил в этой семье и тоже еле выживал, и вместо того, чтобы съесть этого попугая, прижался к нему, и так они сидели, прижавшись друг другу и спасаясь от холода. Тогда дядя прозрел и понял, что если даже в животных есть что-то человеческое, он не может больше посягать на кота.

Кажется, что эта история должна была научить тому, как важно оставаться людьми. Но ребенок из этого извлек только одну мысль: есть такие дяди, которые хотят съесть котов. И никакие разговоры родителей не помогли. А там очень вдумчивые родители, они пытались объяснить, как голод делает человека неадекватным и что все-таки этот дядя не съел этого кота. Но разговор не вышел к той теме, к которой родители хотели подвести ребенка, – к теме милосердия, человечности и бытового героизма простых людей.

Кажется, возникла какая-то пропасть между взрослыми и детьми, которую все равно придется преодолеть, какие-то мостики надо строить. Какие у Вас предложения на этот счет? Вы сняли фильм, расскажите о нем. Какова идея фильма? Является ли он таким мостиком?

– Этот фильм я задумала в 2012 году, и он был снят совсем не для того, чтобы проложить мостик; меня поразила сама история. В 2012 году я снимала фильм к 75-летию Института гематологии и трансфузиологии ФМБА России, который находится на 2-й Советской улице. В рамках съемок мне попались в руки документы о том, что, оказывается, Ленинградский институт переливания крови (ЛИПК), как тогда назывался этот институт, заготавливал кровь для фронта; тогда, в годы блокады, его называли «фабрикой крови». Меня поразило это промышленное слово «заготавливал». Как он ее заготавливал?

И в моей голове сложился образ: блокадный темный город. Зима. Мы знаем, что зимой день короткий. Нет освещения, холодно. И каждый день через разрушенные здания, через эти обломки, которые валялись на улицах, по снегу пешком шли доноры со всех концов города, чтобы сдать кровь для раненых бойцов.

Когда в моей голове сложилась эта картина, я поняла, что об этом нужно снять фильм, об этом нужно рассказывать. В 2012 году об этом очень мало было известно. Это потом стала появляться какая-то информация, и люди стали об этом говорить, а тогда об этом не знали. Я пришла к коллегам, думала, может, это я что-то упустила, и эта информация прошла мимо меня, но мои коллеги – телевизионщики, киношники, родители детей, с которыми я занимаюсь, – тоже ничего об этом не знали. Когда я им что-то рассказывала, у всех были такие глаза! Говорили: «Да ладно! Такое было? А как это возможно?»

Люди об этом не знали. Я сначала подумала, что, может быть, это связано с «Ленинградским делом», что-то замалчивали какое-то время. На просторах Интернета можно было найти информацию, но ее было мало, это были крохи. Тогда я подумала, что нужно об этом снять кино.

Время шло. У меня проекты, глухие дети, мы снимаем с ними кино. Гранты, самофинансирование, поиск денег, съемки – вся эта круговерть меня немножко закрутила. И в 2017 году вышел фильм Дмитрия Каралиса «Блокадная кровь». Я двояко восприняла эту новость. С одной стороны, подумала: «Ну вот, кто-то уже снял». С другой стороны, порадовалась, что кто-то подошел к этой теме. Я посмотрела этот прекрасный фильм, но там взят научный аспект: рассказывалось про блокадную кровь, какие у нее были свойства, какими качествами она обладала; там была какая-то и мистическая составляющая, что эта кровь особым образом воздействовала на бойцов; и священник там об этом говорил. А о людях, о донорах, которые изможденные, голодные, холодные шли по осажденному городу, чтобы сдать кровь для раненых, отдать частичку своей жизни, было очень мало сказано. Да и как в одном фильме можно все рассказать?

– Ольга, Вы нашли этих людей?

– Да, тогда я нашла этих людей. В настоящий момент живых доноров уже просто не осталось. Дорогие зрители, если вы знаете, что где-то еще жив человек, который был донором в блокадном Ленинграде, обязательно сообщите. Мы тут же приедем, снимем его историю, расскажем о нем, чтобы об этом знали и помнили.

Тогда, в 2012 году, я сняла удивительного человека – медсестру. Все сотрудники Института переливания крови были донорами. Она была медсестрой и донором. Всю блокаду она прожила в Ленинграде, она делала забор крови (брала из вены кровь). Так вот, она рассказывала нам такие подробности, которые и легли в основу фильма. Все остальное – это уже рассказы по воспоминаниям блокадных детей.

В музее, который сейчас создан в Институте гематологии и трансфузиологии ФМБА России, хранятся удивительные письма, переписка доноров и бойцов. Представляете, тогда на каждой ампуле писали не только медицинские нюансы (группу крови и прочее), но обязательно была бирочка с порядковым номером, по которой можно было узнать донора. А на многих ампулах или бутылках была написана фамилия, и бойцы могли написать этому человеку. Если не было фамилии, писали письма в Ленинградский институт переливания крови (ЛИПК), и письма передавались донорам. Вот так возникала переписка. Есть даже романтическая история.

Сейчас мы понимаем, что фильм получился. Мы сделали показ. У нас была фокус-группа 60 человек, где присутствовали пять различных целевых аудиторий: блокадники, доноры, представители общественных площадок, в том числе школ, библиотек, а также подростки, дети. Мы поняли, что фильм зашел; каждый находит в нем что-то свое. И он интересен именно тем, что он разноплановый: там и наука, и любовная история (боец писал девушке и потом приехал к ней). Конечно, у нас есть и страшные кадры, но мы показываем их очень аккуратно. Мы не показываем тела умерших, но есть моменты, когда идут люди и на саночках тянут сверточки. Ребенок этим заинтересуется, спросит, а родитель должен найти слова, как объяснить, что это было и как это было.

– Давайте посмотрим трейлер, а потом продолжим обсуждение.

(Трейлер из документального фильма «Доноры блокадного Ленинграда».)

– Вы сказали, что на этом показе были дети и подростки. Меня, конечно, интересует их реакция, потому что сегодня мы обсуждаем, как говорить о блокаде с детьми. Вы увидели ту реакцию, которую ожидали?

– Это были дети 12+. Так мы определили нашу возрастную категорию. Потому что это документальный фильм, и младшим детям он будет просто неинтересен. Фильм смотрели подростки. На мой взгляд, все сработало. Они смотрели, были задумчивыми. Те, кто постарше, стали интересоваться, где можно сдать кровь. То есть тема, что, сдавая свою кровь, ты можешь кому-то помочь, сработала.

Мы показали в фильме и сегодняшних доноров. У нас есть интервью с девочкой, у которой редкая группа крови (по-моему, вторая, резус отрицательный). Ей позвонили, сказали, что срочно нужна кровь, и она побежала. Потом ей стало плохо, у нее кружилась голова. Но она говорит: «А я всегда в обморок падаю». Мы не взяли это в монтаж, это не вошло в фильм, потому что это как-то тащило нас в другую сторону. Но это очень светлая история: девочка побежала сдавать кровь, потому что кому-то это надо. Понимаете?

Это мостик, который мы перебрасываем из современности в прошлое. Мы смотрим в это прошлое вместе с современными донорами и современными зрителями, пытаясь понять, что двигало этими людьми. А мы такие же или другие? Подростки ответили на этот вопрос; они задумались.

Несмотря на то, что мы не задумывали этот фильм как способ начать разговор о блокаде, мне кажется, Господь так управил, что можно начать с него этот разговор, если тема сейчас стала такой актуальной.

– Вы уже сказали, что многие кадры не вошли в фильм, другие подавались очень аккуратно. То есть Вы думали о том, как сделать так, чтобы не запугать чувствительную современную молодежь в том числе. Может быть, у Вас еще есть какие-нибудь советы? Потому что среди всего многообразия фильмов, книг, информации, исторических справок родители будут выбирать, что и в каком виде дать детям. Может быть, работая с этим материалом, Вы выработали какую-то схему, которой можете поделиться? На что обращать внимание? Что оставлять на более взрослый возраст? Поэтапно ли давать информацию? Поделитесь, пожалуйста, своими соображениями на этот счет.

– Знаете, мы шли больше интуитивно. Во-первых, конечно, не хотелось показывать всякий трэш. С одной стороны, молодежь, подростки, дети очень чувствительные и нежные, но, с другой стороны, мы знаем и совсем другие факты. И мы не хотели одних поранить, а другим дать пищу для чего-то такого, что может в них пробудиться. Поэтому мы ничего не припудривали, но старались давать кадры аккуратно.

По поводу того, как говорить об этом с детьми, мне кажется, начинать надо не с ужасов. Начинать надо с каких-то трудных, но положительных моментов, а потом уже переходить к тому, чего это стоило. Например, Кукольный театр или Мариинка (тогда Кировский театр). Вот артисты выходят на сцену, дают прекрасный концерт. А потом рассказать, почему хор сидел. Потому, что стоять они не могли. В этих историях нет пафоса, нет ничего ненастоящего, ненатурального. Все, что было, содержит реальный героизм. Заводы работали, спектакли ставились, но каким трудом? В каких условиях это все происходило? Какими силами это делалось? Тогда, мне кажется, будет понятнее.

И, конечно, не рассказывать про то, что ели кошек и собак. Как отнесутся к этому современные дети, особенно те, у кого дома есть питомцы, или те, которые мечтают завести собачку или кошечку? Ребенок, который первый раз с этим сталкивается, конечно, ужаснется.

– Понимаю, полностью с Вами согласна. Мне кажется, еще важно действовать поступательно. Советские книги – тому хороший пример. В «Денискиных рассказах», которые юмористические, есть один рассказ, посвященный войне и блокаде. У Юрия Германа есть детская повесть, которая посвящена блокадным дням. Есть прекрасная книжка про девочку и бегемотика, и она годится для самых маленьких детей, из нее мы узнаем о подвиге сотрудников Ленинградского зоопарка. То есть можно найти очень много положительных примеров того самого героизма.

Остается вопрос, нужно ли родителям, педагогам и всем нам какое-то понимание сверхзадачи? Зачем это? Только для того, чтобы помнить? Только для того, чтобы эту память подогревать? Или еще для чего-то? Что мы хотим от ребенка? Мы же хотим не просто сохранить память, но что-то вложить в детей. Что именно можно вложить, открывая такие страницы истории?

– Сверхзадача, которую мы закладывали в свой фильм, выполняется полностью. После фильма дети задумываются: «Чем я могу помочь? Где моя точка приложения доброты? Где мое милосердие? Где оно рождается, как я могу это выразить?»

31 января в 16 часов в историческом парке «Россия – моя история» будет премьера фильма. Вход свободный. Можно прийти с детьми 12+. Приходите, посмотрите, и, может быть, именно с этого фильма, через подвиг доноров блокадного Ленинграда, можно будет начать разговор о блокаде.

– Спасибо большое, Ольга. Я благодарна Вам за то, что Вы сняли такой замечательный фильм. Надеюсь, он действительно может стать поводом для очень серьезного разговора.

Автор и ведущая программы Марина Ланская

Записала Нина Кирсанова