Беседы с батюшкой. Великий пост. Иеромонах Макарий (Маркиш). 8 апреля 2024

В студии иеромонах Макарий (Маркиш), клирик Иваново-Вознесенской епархии.

– Отец Макарий, главная тема на сегодня – это продолжающийся Великий пост. Что может быть важнее в этот период, чем поговорить о том, зачем мы этот период проживаем. И период удивительный, он отличается от всего богослужебного года,  максимально насыщен смыслами. Регулярно Великим постом мы прослушиваем весь цикл Евангельской истории. Усиленно читается Псалтирь, меняются цвета облачений на черные, выключается свет в храмах. Меняется даже последование литургии. Дополнительно мы молимся за усопших три раза за пост. Все это так сконцентрировано, чтобы мы в этот период смогли наиболее приблизиться к тому смыслу, ради которого живем, ходим в Церковь. И настолько много этого смысла, что велик риск его целиком в себя так и не вместить. Каждый день Великого поста особенный. Каждая суббота Великого поста особенная; и каждое воскресенье тем более особенное. Но мы не можем ходить в храм каждый день. Как же нам этот смысл весь уловить?

– Очень точное замечание, и это проблема, которую нам ставят жизнь и Церковь. Каждый из нас ищет правильные подходы к решению проблемы. Проблема состоит в том, что церковный Устав – это устав монастырский. И когда людям это говоришь, у них это в одно ухо входит, в другое выходит. Они этого не понимают. Они не понимают, что такое монастырский образ жизни. Это полный суточный круг богослужений, семь дней в неделю, практически двадцать четыре часа в сутки. И Вы правильно сказали, что Псалтирь прочитывается дважды в седмицу. Это совершенно справедливо. Миряне разве знают, что Псалтирь в период Октоиха читается один раз в седмицу? Они этого точно не знают. Кто-то бубнит кафизмы, а кто-то вообще эти кафизмы пропускает полностью. А кто-то из культурных людей читает Псалтирь дома, хоть по одной кафизме… Но каждый день читает по-церковнославянски, как-то подключается к церковному строю.

А кто-то и по-русски читает, в синодальном переводе. Литургический богослужебный мир – это огромный и во многом неведомый мир для людей. Это нормальные люди, которые ходят на работу, воспитывают детей, снег сгребают с крыши, ходят в гости к бабушке. И, конечно, их образ жизни имеет мало общего с тем, что происходит в монастыре, именно с точки зрения участия в ежедневном богослужении.

Но даже и в монастыре во многих богослужениях не все монахи участвуют. Сплошь и рядом бывает служащий иеромонах, который седмичную череду тянет, а остальные монахи заняты своими делами, своими заботами. И священнослужителям, монахам в священном сане, приходится куда-то ехать, кого-то отпевать, кого-то хоронить, кому-то в институт... И получается, что церковный Устав, как отмечают разумные авторы, даже вне зависимости от поста, но Великим постом особенно, – это идеал, некая цель. Но не та цель, когда я бегу стометровку, добежал, выдохнул: «Какой я молодец, пробежал аж за 15 секунд». А это такой идеал, маяк, ориентир. На далеком острове он стоит, люди, которые правят своими кораблями, держат курс на этот маяк или, по крайней мере, ориентируются в своем движении, опираясь на церковный Устав. Вот что приходится нам признать, из чего исходить во взгляде на великопостное богослужение.

Узнавайте, что такое литургия Преждеосвященных Даров, почему она совершается, из чего  состоит. Участвуйте в литургии Преждеосвященных Даров. А сколько людей говорят: «Узнали, что в Великий пост детей не причащают. Детей можно причащать только в воскресный день, а в будний нельзя…» Открываешь рот, начинаешь объяснять, и уже на второй фразе человек отключается.

Немножко юмора. «Наш священник перешел в Римско-Католическую Церковь! Это очень плохо, но он хитрый, он только по будням свою ересь демонстрирует. А по воскресным дням – нет». Вот Вы смеетесь, понимаете... Потому что по будням в литургии Преждеосвященных Даров поминается папа Римский Григорий. Значит, наш священник уже перешел в католичество…

А в воскресный день, в субботу вечером на богослужениях читается синаксарь, это очень интересный элемент богослужения, который на церковнославянском языке совершенно непонятен. Но есть неплохие русские переводы. Я даже у нас в семинарии переплел эти синаксари, чтобы их читали. У нас на всенощной не слишком много народа, а вот на воскресной литургии, во время причащения священнослужителей, надо, чтобы читали синаксарь Постной Триоди. Хороший русский перевод. Синаксарь – это поучительный рассказ о событии.

В пост служится литургия Василия Великого. Сколько вокруг нее заблуждений, и просто до слез бывает обидно, когда хор, регент, певчие поют, вытягивают песнопения, но ни слова из самой литургии не доходит до прихожан. И они уверены, что разница между литургией святителя Василия Великого и литургией Иоанна Златоуста просто в протяжности пения хора.

– В длительности службы, соответственно.

– Да, надо отстоять, это такое испытание великопостное. Дополнительно отстоять лишние 5–7 минут, сколько тянется пение хора.

Когда я служил сам, певчим говорил: кратко спели, достойно и правильно, – и замолкайте! Читал молитву так, чтобы людям было слышно. И тогда что-то доходит из этой совершенно удивительной литургии Василия Великого. Эта литургия такая же, и Евхаристия одна и та же. Но утверждение о том, что Иоанн Златоуст сократил литургию Василия Великого, оказывается, неправильно.

Это два разных извода, два разных наследия: у Иоанна Златоуста – антиохийское, а у Василия Великого, соответственно, кесарийское. Это два разных географических района, разные Поместные Церкви, говоря нашим языком – разные епархии. Тогда не было Издательского совета, который печатал Служебники, и каждая Церковь имела свою литургию.

– Сейчас тоже многие церкви имеют свои особенности, даже в одной Москве можно найти разные приходские практики богослужения.

– Вы знаете, это неплохо, и это не только мое мнение. Я прекрасно помню, как Святейшему Патриарху то ли на Рождественских чтениях, то ли на встрече с духовенством был задан вопрос: «Ваше Святейшество, почему бы нам в Москве не издать руководство, как совершается литургия у нас по городу, чтобы было единообразно?» На что Святейший Патриарх сказал, что мы этого делать не будем. Именно для того, чтобы не ограничивать литургическое творчество, литургическое развитие.

– И если пытаться литургическую жизнь Церкви загнать в одни рамки, то ведь это единообразие, наверное, можно рассматривать как ограничение свободы Святого Духа? Дух дышит где хочет.

– Правильно.

– А тут мы ему ставим границы.

– Совершенно верно. Эти границы существуют, и эти границы – не что иное, как православные богословские принципы, догмы. Принципы православного вероучения. Все остальное (как, на каком языке совершают богослужение, как поют, какую мелодию ведут или с какой продолжительностью) не относится к православному вероучению.

Еще шла речь не о литургике, а о какой-то общественной деятельности. Тоже был задан вопрос, изложена какая-то программа действий. И Патриарх ответил, что благословения не будет, пока не увидим в процессе такой деятельности, что из этого выходит толк…

– Справедливо.

– И очень для нас поучительно и правильно.

– Кстати, про литургию Василия Великого. Ведь на самом деле, если не ошибаюсь, богослужебный Устав поставил эту литургию в самые знаковые моменты года. То есть это не наказание для людей, чтобы они подольше постояли в храме. Это служба в Рождественский сочельник, Крещенский сочельник, то есть, по сути, это Рождество и Крещение. Это Великая Суббота, по сути – Пасха. Это Тайная Вечеря и воскресенья Великого поста.

– Совершенно верно. И опять-таки современные технологии это позволяют сделать. Возьмите ваш сотовый телефон, возьмите текст литургии Василия Великого. Обратите внимание, это тоже очень важное и интересное наблюдение. Церковнославянские тексты наших богослужений бывают непростые, особенно если вы возьмете Октоих, Триодь, службы великих праздников – это уже поздние сочинения, позднее Средневековье. Возьмите текст литургии, читайте по-славянски и увидите, что вам все понятно. Там практически ничего непонятного нет. Это тексты более ранние. Там нет византийской зауми, простите меня. Ведь что такое наша литургика, главным образом наша Минея или Октоих?

– Октоих – это, по-моему, IX век, времена Иоанна Дамаскина.

– Да. И более поздние богослужения в честь святых. Это поэтика, поэзия. Поэзия – это, с одной стороны, эмоции, с другой – стиль века. Жителям Восточной Римской империи это нравилось эстетически. Вот это они вносили в свои богослужения, которые затем были переведены на церковнославянский язык.

А литургия – это нечто совсем иное. Это молитва, которая восходит прямо к Тайной Вечере. Есть у нас в любом молитвослове на сегодняшний день текст литургии, причем и Василия Великого, и Иоанна Златоуста, и Григория Двоеслова. Читайте, понимайте! Есть книга, написанная Александром Геннадьевичем Кравецким и его женой Александрой Плетневой, о церковнославянском языке в современном его состоянии. Там удивительная цитата из отзывов епархиальных архиереев на предстоящие церковные реформы, это после 1905 года, и совершенно удивительная фраза есть у одного из архиереев о том, что наш церковнославянский перевод должен быть таким же понятным, как литургия, ведь архиереи служат литургию и у них нет никаких проблем. Все лежит на поверхности, но благодаря нашим замечательным певчим до нашего народа зачастую это не доходит.

– И не только благодаря певчим. Все-таки и священники не всегда читают эти молитвы так, чтобы их было слышно. Когда я в детстве слушал литургии Иоанна Златоуста и Василия Великого, наверное, лет до 15, а может, и до 16 я был уверен, что отличие литургии Василия Великого от литургии Иоанна Златоуста заключается в том, что литургия Василия Великого длится дольше; и еще на этой литургии дважды звучит возглашение «Даде святым Своим учеником и апостолом рек», а вместо «Достойно есть» поется тропарь «О Тебе радуется». И больше никаких отличий человек в храме может не видеть.  

– Вот теперь и выясняйте эту разницу, узнавайте литургию, входите в литургическую молитву. Опять-таки низкий поклон Интернету – включите литургию из Храма Христа Спасителя, которую совершает Святейший Патриарх, послушайте, там все слышно, в том числе и тайные молитвы, и видно все, что происходит.

– Кстати, а почему молитвы называются тайными?

– Интересный вопрос. Я говорил на эту тему с одним священником. Может быть, эти молитвы называются тайными потому, что здесь происходит таинство. Я просто боюсь что-то утверждать, потому что точно не знаю. Иконостас в храме выполняет некую защитную функцию, чтобы какие-то нехорошие люди не рассматривали все, что происходит в алтаре. Но кто-то очень хорошо сказал, что иконостас не разделяет, а соединяет алтарную часть и основную часть церкви.

Представьте себе, что было бы, если бы в храме не было иконостаса. Вот пришли люди, а мы с Вами совершаем богослужение. Огромный храм, и никто ничего толком не видит. Отцы что-то там делают, что-то перекладывают, что-то произносят, а в иконостасе, по крайней мере, красивые иконы. И эти хорошо написанные иконы тоже являются каким-то элементом литургического воздействия на людей.

– Да и это созерцание, в принципе, тоже молитва.

– В том-то и дело. Просто во всем должна быть здравая мера. Как-то я навещал одного не очень молодого священника. Под его руководством строился храм, и он показал мне царские врата, которые должны были там устанавливаться. Эти врата были очень низкими, буквально мне по пояс. И он сказал мне: «Видишь, какие царские врата. Я, наверное, не доживу до того времени, когда можно будет служить при открытых вратах».

Священнику и дьякону эти слова понятны, но не все миряне их поймут. Они должны почувствовать это единение: «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся. Тебе поем… и еще приносим Ти словесную сию и безкровную службу, и просим, и молим, и мили ся деем, низпосли Духа Твоего Святаго на ны, и на предлежащия Дары Сия».

Это касается всех нас, стоящих и за вратами, и здесь, в алтаре. А если иконостас – как кремлевская стена, царские врата – как Спасские ворота, то все это затрудняется. Не хочу сказать, что все делается хуже, но этот контакт, это проникновение уже затрудняется. Скажу о себе. Я служу в кафедральном соборе. Согласно решению Архиерейского Собора, служба в кафедральных соборах уже несколько лет совершается только при открытых вратах.

– Да. Кстати, в этом плане есть две тенденции. На последнем епархиальном собрании Московской епархии был затронут вопрос о том, чтобы позволить духовенству служить с открытыми царскими вратами. То есть в этом нет никакого таинственного элемента, это как бы не влияет на совершение таинства, но здесь есть миссионерский аспект – люди, являющиеся участниками богослужения, могут таким образом более осмысленно участвовать в совершении богослужения, Евхаристии.

И есть другая тенденция. Если я не ошибаюсь, в старообрядчестве на Евхаристическом каноне закрываются не только врата, но и завеса, и открывается она только после пресуществления Даров, приблизительно на «Достойно есть». Насколько я понимаю, это связывается именно с благочестием. 

– Без всяких обид для наших старообрядческих собратьев я бы сказал, что это трагедия старообрядчества, потому что благочестие очень легко переходит в псевдоблагочестие и другие неприятные моменты. Вся огромная энергия Церкви, направленная на интеграцию единоверческих приходов, – это очень важно, замечательно и очень хорошо, но трагедия старообрядческого раскола XVII века все равно остается. Потребовалось ровным счетом 300 лет, чтобы Церковь смогла все сказать по этому поводу. Вопрос решен, инцидент исчерпан, но все-таки прошло 300 лет.

– Надо отметить, что митрополит Платон (Левшин) уже тогда признавал, что с этим погорячились.

– Да, уже в XVIII веке это стало ясно, а в дело эта ясность воплотилась только через 200 лет. Я больше скажу, идея служения одной Церкви при двух обрядах принадлежит патриарху Никону, которого многие наши старообрядческие соседи поносят разными нехорошими словами. Кто-то из его оппонентов, из раскольников решил восстановить общение, и патриарх Никон служил вместе с ними литургию по дореформенным книгам, чтобы продемонстрировать готовность принять их обратно в Церковь. Но здесь уже вмешалась политика, и мы знаем, что произошло с патриархом Никоном, знаем о его страданиях и мученическом завершении жизни.

На Соборе 1917–1918 годов были представлены материалы к его канонизации. Митрополит Антоний (Храповицкий) был тогда адвокатом патриарха Никона, но канонизация не произошла в силу того, что Собор был ликвидирован. В наше время, как ни странно, вряд ли можно ожидать канонизации патриарха Никона, чтобы не озлоблять наших старообрядческих партнеров по диалогу.

– Из того, что Вы сказали, следует, что личность патриарха Никона весьма сложная, и, соответственно, его наследие не менее сложное. Обычно такие личности обрастают в истории противоречиями, и через 300 лет разобраться в них непросто. К таким противоречивым фигурам можно отнести, например, Петра Первого, Иосифа Сталина. Мы знаем, что однозначной оценки их личностей нет.

– Да, но здесь мы говорим о церковном деятеле, о патриархе, который, с одной стороны, был мотором церковной реформы, а с другой стороны, причиной неудач этой церковной реформы и прямым носителем раскола. Увы, это та самая трагедия раскола, трагедия старообрядчества, о которой я и говорю.

– Еще мы говорили о благочестии, которое может перейти в псевдоблагочестие. Но ведь это может произойти, да и происходит и в нашей среде. Когда же благочестие становится псевдоблагочестием?

– Когда происходит магизация религии. Есть замечательный термин – «магизация» (или «вторичная магизация»). То есть сначала есть религия, а потом она превращается в магию: «Эта Богородица помогает от зубной боли, а вот эта Богородица – от неудач в личной жизни». – «Но, простите, что Вы несете?» – «Ну как же! Мне одна бабушка сказала». Вот вам и все благочестие. Бабушку, конечно, оскорблять нехорошо, но благочестие на этом заканчивается.

А потом стали думать о скорлупе от пасхального яйца, потом об обертке от скорлупы от пасхального яйца, а потом о сумочке, в которой несли эту обертку от скорлупы от пасхального яйца… Так сказать, людям есть чем заняться. Время от времени пишут, как с чем-то нужно поступать. Вот купили икону, а икона была завернута в бумагу. И что нужно сделать с этой бумагой?

За долгие годы служения я уже определился с ответами на подобные вопросы. Обычно я отвечаю так: «Это ваше дело. Это дело вашей совести, ваших эмоций». К примеру, я получил от мамы письмо, прочитал его. И как я с ним поступил? Бросить его в мусорное ведро к картофельным очисткам и гнилым помидорам я не мог, мне это было неприятно. У меня был специальный пакетик, я складывал в него разные бумажки, которые имели для меня какой-то особый смысл, затем выносил его во двор и сжигал.

Но я делал это не потому, что от меня кто-то этого требовал; или был такой устав или такое требование. Я так поступал по моему собственному благочестию, которое я никому не буду навязывать, даже делиться ни с кем им не буду, потому что это только мое чувство. А Церковь, церковный устав, церковный строй живут не чувствами. Они живут христианским наследием. Здесь же речь идет о вашем чувстве. Но возвратимся к катапетасме, к совершению литургии. Здесь чувства переходят на общественный уровень.

– Да. Вы упомянули об иконах Богородицы. Действительно, подразумевается, что Казанская икона помогает в одной жизненной ситуации, Владимирская – в другой, икона «Взыскание погибших» – в третьей. Но не поощряет ли это сама Церковь, создавая столько разнообразных икон Богородицы?

– Хороший вопрос, но здесь мы должны немного защитить Церковь. Кто может ограничить нас в количестве икон? Иконописцы писали иконы, Церковь их устанавливала, а дальше происходили разные события в истории России, Русской Церкви, русского народа. Эти события запоминаются, фиксируются.

Помню, в городе Рязани была эпидемия то ли тифа, то ли холеры. Прошел крестный ход с одной из икон, эпидемия прекратилась, и люди это запомнили. И что нужно было сделать Церкви? Сказать: «Знаете, ребята, совершенно не так важно, какую икону нести»? Это нехорошо, это неразумные слова, ведь кто-то писал эту икону, кто-то молился перед ней Пресвятой Богородице, Господу, ее несли крестным ходом.

Да, факт, что люди конкретно с этой иконой принимали участие в этом событии. Все это отложилось в памяти людей и вошло в строй народной жизни, хоть в календаре и не отмечено это чудо, которое случилось тогда. Но что произошло дальше? А дальше люди забыли про Богородицу, Христа, Церковь. Они помнили только про икону – раскрашенную доску. Ну, это их проблема. Но здесь Церковь должна подправлять и направлять в нужное русло религиозное сознание людей, что далеко не так просто.

– А протестантизм в этом плане доходит до крайности и отметает все, кроме Христа, отметает даже Богородицу, святых, мощи, иконы…  

– Я думаю, что здесь действует так называемый принцип противоположности – «против кого дружить?» Поскольку все они дружат против папы Римского, а заодно и против нас, то им нужно показать, почему мы не такие. Если взять XVI век, эпоху Реформации, простые немцы были не слишком большими богословами, и Лютеру и его соратникам нужно было этот простой народ вразумить, что папу нужно гнать.

– Нужно было повести их за собой.

– Да, а значит, отбросить все, что не нужно. И Лютер взял и женился на монахине, и действия в таком же духе продолжались. Нужно все это выбросить, и на сегодняшний день останется наследие.

Я имею кое-какие контакты с нашими людьми иных конфессий, и все они – народ культурный, верный, доброжелательный, но иной раз у них можно прочесть: «Православные – это идолопоклонники. Они почитают идолов, и с ними не нужно иметь общения». 

– Но если бы за Лютером не пошли князья, вряд ли его движение имело бы успех.

– Разумеется. Они тут же выдали бы его папе, и с ним случилось бы то же самое, что с его народом и со всеми остальными. А князья пошли за ним, потому что для них это был очень выгодный вариант в политическом отношении, примерно такой же важный, как и для нашего Петра Великого.

– И что же в итоге осталось от веры?

– Знаете, что-то все-таки осталось, и, наверное, немало. Кто из нас без греха? У нас есть замечательный священнослужитель отец Петр (Мещеринов). Он читает превосходнейшие лекции о Бахе. И одна треть, две трети его лекций – музыка самого Баха.

Я всем советую послушать лекции о музыке, истории музыки отца игумена Петра (Мещеринова), в особенности о Бахе. И когда вы их послушаете, вы убедитесь в том, что вера все-таки осталась. Очень высоко ценит Баха и наш митрополит, владыка Иларион (Алфеев), потому что все это создано не на пустом месте.

– В одной из наших передач Вы упоминали книгу митрополита Владимира (Икима) о дружбе с мусульманами. Она называется «А друзей ищите на Востоке». Но Восток – это преимущественно либо исламский, либо буддийско-конфуцианский регион, а Запад – исторически христианский. По идее, именно с Западом у нас должно быть больше общего.

Можно вспомнить забытый эпизод, как к княгине Ольге приехал западный епископ, а она его выпроводила в силу ряда причин, скорее всего, личного характера. Не из-за веры, не из-за религии, а из-за обряда. Возможно, человек оказался нечестным или корыстным. И княгиня Ольга уехала в Константинополь, который был еще и политически более выгоден Киевской Руси. И это было христианство, не ислам, не буддизм.

– Это случилось 11 веков тому назад. Если бы можно было взять и перевести стрелки часов хотя бы немножко вперед, всего-навсего на ХХ век, и вспомнить святого подвижника ХХ века Иоанна Шанхайского, как он с огромнейшей энергией ценил, проповедовал и проводил в жизнь почитание святых Запада…

Недавно на одном из Соборов было принято решение об интеграции, принятии в наш месяцеслов западных святых. Да, никто с этим не спорит, но времена меняются, и меняются люди, их образ жизни. Мы ничего не имеем против западного христианства и против тех основ веры, которые на сегодняшний день сохранил римо-католицизм, но мы много имеем против тех безобразий, того предательства веры, которые совершают эти люди.

Могу процитировать очень интересное замечание известного всем иеромонаха Серафима (Роуза). Американский православный иеромонах Серафим (Роуз) прожил очень недолгую жизнь. Мне уже почти 70, а он умер в 48 лет, буквально сгорев. И вот в одном из своих ранних сочинений, кажется, даже еще до его прихода в православие (но, очевидно, он уже был христианином), он написал, что христианство – это полнота истины, а другие верования – это частичная истина.

Когда индус или китаец теряет веру, он теряет многое, но не все. Когда же теряет веру христианин – он теряет все. Это звучит очень трезво, хоть и написано где-то в 60-е годы XX века, и на сегодняшний день, в 20-е годы XXI века, мы читаем это с некоторой дрожью. Помните: «Блюдися, да не падеши»?

– Получается, что трагедия Запада – это настоящая трагедия в полном смысле этого слова, в том плане, что их (христиан) падение намного жестче, чем падение на Востоке.

– Когда говорится о коллективном Западе, это понятие политическое, но не индивидуальное. И на Западе так же, как и на Востоке, каждый человек остается свободной личностью, и он может и обязан перед лицом Господа исповедать свою веру в той мере, в какую она ему открыта, и оставаться человеком.

– Мне кажется, когда говорят о коллективном Западе, происходит важная подмена в современной риторике, потому что и Христос призывает нас смотреть на ближнего, то есть на человека, а не на какой-то коллектив.

– Разумеется. Мы с Вами вспоминали Четвертый крестовый поход, когда крестоносцы, этакий своеобразный коллективный Запад, разграбили Константинополь. Это факт, и никуда от этого не деться. Кто из этих крестоносцев был хорошим, плохим, верующим или неверующим, мы не знаем. Но, обращаясь сегодня к нашим современникам, мы можем твердо сказать, что дело их спасения и их жизни в их же руках. И никто их никуда за уши не тянет. 

– Но, наверное, и на современном Западе, несмотря на особенности риторики последних месяцев, в Католической Церкви остаются добрые католики, которые верят в Бога, ходят в храм, участвуют в таинствах.

– Да, будем надеяться на это. Опять-таки мы видим кое-кого из римо-католиков или евангелических верующих и здесь, в России. Просто уровень промывки мозгов – это совсем иная тема. За последние несколько десятков лет энергия промывки мозгов, энергия лжи усиленно раскрутилась. Тот самый Интернет, который мы с Вами так хвалили, служит средством оболванивания людей, и очень многие люди на Западе не видят ничего, кроме той лжи, которую льют на них купленные средства массовой информации.

Я скажу вам больше, друзья мои. Знаете, обычно человеку запоминаются какие-то эпизоды из его прошлого, которые потом, в будущем, реализовались очень выпукло и значимо. Так вот, когда я приехал в Соединенные Штаты в 1985 году, в скором времени, буквально через год, я стал большим патриотом этой страны, а местные жители меня немножко осаживали.

В 1986 году, когда до перестройки было еще много лет, я говорил: «Советский Союз – это порабощенная страна, а у вас страна свободная. Какой-то юморист может приехать в Белый дом и начать отпускать шутки про президента. Попробовал бы он в Советском Союзе такое сделать! Это просто невозможно».

И одна очень культурная женщина из религиозной общины квакеров мне возразила: «Да, про президента пошутить можно, но если бы этот юморист стал шутить про владельцев средств массовой информации, у него просто случился бы инфаркт, его бы вынесли вперед ногами».

– И, наверное, нельзя шутить не только про владельцев СМИ, но и вообще про тех, кто имеет деньги.

– Ну, не знаю. Это было более сорока лет назад. Пожалуй, деньги всё же решают не всё. За долгие годы моей жизни я понял, что деньги могут решить многое, особенно там, где их печатают, потому что напечатать их могут столько, сколько нужно власти. И вообще ключевое понятие добра и зла – это власть. Кто-то имеет власть, кто-то желает ее приобрести и не желает потерять, и здесь уже на полную катушку работает сатана. И средства массовой информации – это тоже власть.

– Над умами?

– Да, над людьми. Во времена Акилы, Карла Великого, Наполеона власть была немножко иной, она по-другому реализовывалась, сегодня же власть – это информация.

– А как нам с этим жить?

– Нужно держаться той информации, которую открывает нам Господь в Своей единой Святой, Соборной и Апостольской Церкви. Ведь церковное слово – это, как мы с вами говорили, «кто», но, кроме того, это и «что» – что Господь несет через духовное наследие Церкви. У нас сейчас, слава Богу, вошло в употребление слово «традиция». Традиция – это, конечно, совершенно правильно, но «наследие» – более мощное слово, чем традиция.

– Традиция – по-моему, это процесс.

– Традиция – это то, что передано, и наследие – это тоже то, что передано. Просто традиция – это нечто очень массовое и, может быть, не совсем уважаемое понятие. Например, у человека традиция – как получит получку, сразу напиться. Но традицию никогда не заменить наследием.

– Мы говорили о том, что, заходя в Интернет, можно открыть Евангелие, а можно открыть новостную ленту. Конечно, новости – это очень важно, нам нужно знать, что происходит. Но каждая новость, как ни крути, всегда подается под каким-то углом. Невозможно подать новость так, чтобы она была воспринята без какого-то контекста, дополнительного смысла, который вложил в нее человек, написавший эту новость.

Даже если убрать из новости какие-то негативные формулировки, все равно это работает на уровне смысла. Сама расстановка слов в предложении уже влияет на то, как воспримет это предложение читающий. Как же тогда быть читателю?

– Ну, если этот читатель не совсем оболванен (я надеюсь, что это относится и к нашим телезрителям), он спокойненько даст поправку «на ветер». Мне задавали вопрос, нужно ли читать новостные рассылки – это безобразие из Америки. Да, это безобразие, но врага нужно знать в лицо. Тот, кто способен их читать, у кого глаза не вылезают из орбит, пусть читает, понимая, как они воздействуют на своих людей, как они хотят воздействовать на нас.

Мы не рабы, не придатки к чужому микрофону или к чему-то еще. Мы – сознательные люди. И то, что они говорят в свой микрофон или на камеру, мы воспринимаем через свою способность к восприятию, и мы выносим из этого разные полезные сведения. По-моему, все здесь действует совершенно просто. Но для этого надо быть человеком, надо сохранять человеческое достоинство.

– Нужно иметь некие критерии, которые позволяют все прочитывать через какую-то правильную призму. А что должно быть этой призмой?

– Если мы христиане, я думаю, этот вопрос решен. Вслед за нашей христианской верой идет любовь к Родине, патриотизм, о котором прямым текстом сказано в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви». Мы не можем равнодушно относиться к Родине, мы понимаем, какие задачи стоят перед Родиной, что нужно делать для того, чтобы эти задачи были решены, и что делать не нужно, чтобы не мешать их решению. 

– К сожалению, зачастую за новостью, за ее подачей полностью скрывается сам факт. Мы читаем новости ради того, чтобы узнать какие-то факты, но часто они замыливаются именно оценкой этих фактов.

– Ну, бывает по-разному. Если идут боевые действия и мы видим потери противника, но не видим своих потерь, то мы должны понимать, почему это публиковать не нужно. Мы должны с пониманием относиться к тем, кто эти факты, эти цифры не публикует, хоть нам, может быть, и хотелось бы их узнать.

– Отец Макарий, прошу Вас подвести итог нашего сегодняшнего разговора и выразить пожелание нашим телезрителям.

– Друзья мои! Мы начали с Великого поста и закончим Великим постом. Продолжайте ваше движение по пути Великого поста с опорой на знания. Узнавайте то, чего вы до сих пор не знаете. Опирайтесь на рассудок, который дает нам Господь, чтобы идти к Нему уверенно и прямо.

Ведущий Александр Черепенин, диакон

Записали Полина Митрофанова и Людмила Белицкая