В московской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает клирик Крестовоздвиженского храма в Митине священник Константин Кокора.

– Прошло Прощеное воскресенье. Третья седмица поста. Даже есть стихира: «Поста наченше седмицу третию…» Уже можно подводить промежуточные итоги: у каждого есть какие-то успехи и неудачи. В пост обостряются разные чувства и искушения почему-то особенные. Я с возрастом чувствую это все ярче и ярче. Опять же всё это наши постоянные проблемы. Вроде нужно причащаться, примиряться со всеми, молиться и так далее. Но не все получается. Сегодня поговорим о прощении. В Евангелии от Матфея в 6-й главе есть: Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших. Как правильно понимать эти слова?

– Как и другие заповеди Христа, в русле самого евангельского текста очень сложно. Нужно сразу обозначить, что мы стоим перед такой заповедью, которую не исполнить обычными человеческими силами. И вообще когда мы встречаем на страницах Евангелия из уст Христа какую-либо заповедь, это значит, что это не норма. Это уже сверх нормы. То есть Господь не говорит о каких-то простых вещах. Он говорит о вещах, которые обычному человеку, может быть, даже в голову не придут. Из этого разряда и прощение. Даже в Прощеное воскресенье чаще всего мы просим прощения у тех людей, у которых нам удобно попросить прощения, которые, мы точно знаем, нас простят. А тех людей, с которыми у нас реально могут быть какие-то конфликты, нераскрытые вопросы, нерешенные проблемы, мы стараемся обойти, сказать себе: «в другой раз».

И вдруг мы видим эту заповедь, которая не приурочена ни к Прощеному воскресенью, ни к какому-либо особому дню в году. Она является вечной заповедью. Господь говорит, что не надо ждать Прощеного воскресенья, нужно делать это прямо сейчас, потому что есть такая заповедь. И нам стоит воспринять это как некое правило. По крайней мере, задуматься, спросить себя, как мы смотрим на эту заповедь, что вызывают в нас эти слова Христа о необходимости прощать. И в заповеди ведь не просто говорится, что хорошо бы простить, не выдвигаются для этого какие-нибудь условия… Нет, просто взять и помириться, попросить прощения. И, конечно, это выше человеческих сил.

– В принципе, можно договориться с собой и сказать «прости», но от этого ничего не изменится.

– Не изменится, Вы правы. И в Прощеное воскресенье можно сказать «прости», но это не будет симптомом внутреннего перерождения. Поэтому любая заповедь всегда дается Господом для того, чтобы человек не самостоятельно ее решил, но прибегнул к помощи Божией.

В Древнем патерике есть очень интересный рассказ, который на самом деле о каждом из нас. Пришел монах к старцу и говорит: «Отче, я не могу простить человека, который меня оскорбил, обидел. Я испытываю некий дискомфорт в душе. Я хочу отомстить, воздать злом за зло». Нам это понятно. И много ситуаций, когда нам кажется, что мы должны ответить так же. Мы не можем смолчать, или простить, или сделать вид, что нас это не касается. Старец попросил монаха молиться об обидчике. И через семь дней, как говорит патерик, монаха, что называется, отпустило. Обида прошла, его горе прекратилось. Он отпустил эту ситуацию.

Нам стоит подумать о том, что самостоятельно, как Мюнхгаузен, вытащить себя за волосы у нас не получится. В первую очередь мы должны научиться хотя бы поминать своих недругов, тех людей, которые нам неприятны или чем-то нас оскорбили или обидели, в своих молитвах. Может быть, просто поминать в числе других людей. Научиться опускаться на такую глубину человеческих отношений, когда нам станет не все равно, что будет с этим человеком дальше. Ведь мы часто просим прощения, но при этом остаемся равнодушными. То есть мы как бы говорим: «Прости, лишь бы тебя вообще больше никогда не видеть. Пускай все отношения закончатся. Я тебя прощаю, и ты меня прости. До свидания».

– Тоже неплохой вариант.

– Да. Но здесь мы видим разные оттенки прощения. Христос говорит, что нужно простить прегрешение от всей души. Представляете, если спроецировать такое прощение на Бога, когда Он скажет нам: «Слушай, прости, только больше не приходи, на исповеди не появляйся, даже не хочется с тобой встречаться»? Такое невозможно представить. Мы хотим быть принятыми, как в притче об отце, который принимает блудного сына. И перед этим отец каждый день выходит из своего дома для того, чтобы встретить человека, который, по сути, заживо отправил его в могилу. Сын сказал отдать ему часть имущества. А ведь имущество забирали, когда старшее поколение уже умирало.

Как научиться такому прощению? Это главный вопрос. Умом мы можем понимать, что надо просить прощения, надо мириться. Поэтому есть разные способы помимо молитвы; например, поставить себя на место другого человека. Нам нужно понять, что прощение в первую очередь нужно нам. Как говорил Тертуллиан, простить – значит освободить узника и осознать, что этим узником был ты. То есть освободиться от этого, сделать первый шаг. И история людей, которые пробовали так делать, показывает, что человек действительно примиряется в первую очередь с самим собой и дает обидчику шанс понять, что он видит в нем нечто большее, что не заслуживает ни этого греха, ни тех отношений, которые сложились. Другими словами, он верит в то, что тот человек может жить и поступать иначе.

– Должна быть некая внутренняя сила, самообладание, какое-то особое чувство.

– Нужен какой-то другой менталитет. Менталитет христианина. Представьте себе, что мы на человека смотрим с любовью. Легче всего представить самых близких людей, например, наших детей, особенно маленьких. Мы с легкостью прощаем им какие-то вещи. Моментально. Мы просто умиляемся и говорим: «Слушай, всякое бывает». Мы оправдываем их, пытаемся сделать так, чтобы им было комфортно просить прощения, и с радостью их принимаем. Бог на каждого из нас смотрит так же, понимает, что каждый из нас ребенок, что каждый достоин прощения.

Причем интересно, что в исповеди Бог заранее прощает нас. Не в тот момент, когда ты что-то осознал, переродился, поплакал и каешься, а когда ты даже еще не согрешил. Это очень интересно. Феномен прощения авансом, когда ты еще не согрешил или, по крайней мере, не покаялся.

Мы-то хотим, чтобы Господь моментально все нам простил. Люди приходят после исповеди и говорят, что исповедовались в таком-то грехе, может быть, тяжелом, но у них почему-то какая-то душевная туга. «Меня что-то смущает, мне как-то плохо». И приходится говорить, что это такая епитимья за то, что они натворили в своей жизни. Гадко поступили, и теперь приходится с этим жить. Но грех Господь простил. Получается, грех прощен, а последствия остаются. Они могут остаться и у нас. Мы тоже можем не сразу простить всю обиду, но, по крайней мере, в наших силах сделать шаг.

– Как понять, что Господь простил нас за грехи? Это как раз то, что Он пострадал на кресте?

– Да, в том числе. Прощение как некое явление уже свершилось, но в него нужно войти. Ищите же прежде Царства Божия. То есть его нужно искать. Но люди ищут его где-то на Гавайях, в каких-нибудь развлекательных учреждениях, в наркотиках, в любви, в деньгах. Каждый ищет какое-то свое счастье. Но Господь говорит, что счастье – Царство Божие, внутри нас. Прощение уже существует. Вы правы, оно уже произнесено Богом с креста. Оно уже осуществлено Его смертью и воскресением. А дальше человек должен принять это прощение. Он должен попытаться актуализировать его в себе, почувствовать, понять, осознать, принять его. И Господь говорит: прощайте, чтобы и Отец ваш, Сущий на небесах, простил вам проступки ваши. Прощайте, и прощены будете. То есть Он как бы даже ставит это условием.

– Мы приходим и просим у Бога прощения. Но за что?

– Здесь, как мне кажется, не надо мыслить юридически, то есть не в рамках того, что Бог обиделся или Ему неприятно. Мы каким-то образом унижаем наши отношения с Богом, с другими людьми, с самими собой, со своим человеческим и божественным достоинством. Мы рушим эти отношения, не позволяем им подняться на тот уровень, на котором они должны быть. И Богу, конечно, нас жалко. Он сожалеет, что мы не смогли стать другими. Но Его мы никак не оскорбим. Апостол Павел пишет: Бог поругаем не бывает. То есть мы сами себя ругаем. Мы сами унижаемся. Когда человек нарушает какие-то этические правила или культурные нормы, мы говорим: «Тебе самому не стыдно так себя вести?» Я думаю, Бог смотрит на нас как на тех, в ком Он видит потенциал Человека… В Ветхом Завете Бог часто ругает Свой народ. Причем ругает так, по-отечески: мол, что вы опять то же самое, почему не можете по-другому, что вам мешает вновь начать жить по-божески?

– Вопрос от телезрительницы Ирины из Ярославля: «Я читала такое выражение: «Хочешь быть счастлив пять минут – отомсти... Хочешь быть счастлив всю жизнь – прости». Но бывает, что простишь человека, который прощения и не просил, а недоверие остается. Значит, не простил?»

– По-человечески это очень понятно. Это естественно, ведь мы люди, а не роботы.  Встречаясь с какой-то подлостью, с плохим и несправедливым, с нашей точки зрения (и даже объективно), отношением к себе, мы меняем отношение к человеку.

Господь говорит Петру, что надо прощать до седмижды семидесяти раз. Петр, как выразитель еще иудейского сознания, спросил: сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз? В иудейской традиции максимумом было простить три раза. Петр умножает на два и прибавляет еще один. Семь – это как бы некая полнота, дальше некуда. Но Христос говорит, что прощать надо каждый раз.

Но тут возникает вопрос: а если человек не кается? Если он своим поведением, а может, даже словами, говорит, что ему прощение не нужно? Прощение не только в том, чтобы сказать «прости», надо, чтобы оно наступило в сердце, чтобы ты понял, что больше не держишь камня за пазухой.

Прощение – это не всегда то, когда мы именно говорим об этом обидчику, когда доносим до него эту информацию. Много случаев, когда мы уже не можем этого сказать. Очень многие обижены на своих родителей, которые уже умерли. Они приходят и говорят, что не могут отпустить обиды. Причем эти обиды объективные, то есть были деструктивные отношения, насилие – все то зло, которое можно встретить в семье. И, с одной стороны, эти отношения не закончены. Мы можем попросить прощения даже у тех, кто от нас уже ушел, дерзнуть это сделать в Боге, покаяться в том, что у нас есть такие чувства. С другой стороны, в первую очередь мы сами должны это прощение ощутить в своем сердце, то есть примириться с этой ситуацией, найти в себе силы сказать «прости» и внутренне отпустить родителей. Когда они уходят в другой мир, мы понимаем, что там они уже всё поняли, что их уже постигло то раскаяние, которое должно было наступить еще на земле. Поэтому когда даже физически нет возможности простить, мы можем сделать это внутренне. 

Есть еще один прецедент в Евангелии о том, когда человек не кается. Господь говорит: Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним… если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух… если же не послушает их, скажи церкви. То есть здесь мы видим некую попытку исправить человека. Поэтому вместе с прощением мы должны постараться дать человеку понять: то, что он сделал, негативным образом повлияло на ваши отношения. Господь этого не запрещает. То есть мы можем подразумевать, что должны говорить человеку правду. Мы должны сказать, что нас это обидело, задело, что нам это не понравилось, и дальше уже дать человеку возможность больше так не поступать, как-то обновить отношения, дать второй шанс. И здесь очень важно не почувствовать себя ущемленным в правах, потому что нам кажется, что просить прощения унизительно, мы же не виноваты. Но мы должны понимать, что именно Бог имеет привилегию прощать, и Он этой привилегией активно пользуется по отношению ко всем нам. И когда мы прощаем, мы превращаемся в тех, кем Бог хочет нас видеть.

– Вопрос от телезрителя Евгения из Белгорода: «В Евангелии книжник задал Христу вопрос: «А кто мой ближний?» И Он рассказал притчу о добром самарянине. Ближний тот, кто сотворил милость. А если человек сотворил гадость, тогда он не является ближним, а значит, его и не надо прощать. Прощать надо именно ближнего, а Христос конкретно сказал, что ближний – тот, кто сотворил милость. Но Церковь проповедует, что все подряд – ближние, что прощать надо всех».

– В притче в конце концов ближним оказался человек, сотворивший милость. Поэтому здесь мы не в пассивном отношении к милости. Мы ждем ее, а затем на нее отвечаем. Господь говорит очень важную вещь: Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники? Он говорит: Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас. То есть надо поступать противоположным образом и относиться к людям так, как вы хотели бы, чтобы они относились к вам.  

И ближний все же тот, кто действительно оказался ближе в буквальном смысле. Мы сейчас с Сергеем ближе всех, самые близкие люди. Поэтому наши отношения должны строиться как у христиан, как у брата с братом: то, что хочу себе, я хочу и Сергею. И мы отталкиваемся не от того, как Сергей ко мне относится, а как Христос заповедал мне относиться к Сергею.

– То есть на самом деле мы не должны думать о том, как считает другая сторона. Мы должны молиться за проклинающих, сочувствовать им. Грубо говоря, мы играем в свои ворота, не обращая внимания на противоположную сторону. Так?

– Да, в том смысле, что мы хотим дать человеку возможность понять, что готовы сделать шаг навстречу, готовы поступить иначе.

– Сделать жест доброй воли.

– Пойти против логики.

– Уступить в чем-то, показать, что ради примирения готовы на все.  

– Да. При этом мы можем не просто сказать, что забудем об этом, а именно спуститься на ту глубину, где мы ощутим друг друга как людей, заинтересованных в дальнейших отношениях. Часто мы путаем прощение с равнодушием. Мы говорим, что теперь на этом человеке можно крест поставить, нам даже не хочется иметь с ним дело. Я прощаю, и пусть мне больше не звонит. Но все-таки прощение исходит как раз из глубины любви. Я хочу дальнейших отношений и верю: то, что у нас произошло, можно как-то не забыть, а пережить. Это очень ярко подчас происходит в семьях, когда одна из сторон согрешила, например, изменой и потом ожидает прощения со стороны второй половинки. И если человек на это решится, если чувствует в себе потенциал любви, то семья может быть исцелена. Но мы не можем требовать этого. Поэтому  отношение Церкви всегда было такое: человек имеет право сказать, что не сможет этого понести, и никто не бросит в него камень.

– Разрешается развод.

– Да. И уж если сказал о камне, вспомним эпизод, когда Христос оправдывает женщину, взятую в прелюбодеянии. И оправдывает очень интересно. Он говорит, что верит в нее и в то, что она сможет вести себя по-другому. Иди, отныне больше не греши. То есть мы своим прощением признаемся человеку в своей вере в дальнейшие отношения, в него самого и в себя, потому что мы как бы перешагнули через свою гордыню, через свое чувство справедливости. Мы часто говорим о справедливости, но если бы Бог был справедлив, нас бы здесь вообще не было. Вся история закончилась бы на грехопадении Адама и Евы. Бог бы сказал: «Все, эксперимент не удался. Человек провалил свою миссию. Она оказалась невыполнима». Однако это не так.

– Порой прощение дается сложно, на это нужно время, которое лечит. Порой через годы, десятилетия люди возвращаются к исходной проблеме и мирятся. Такое бывает. Как быть в этой ситуации? Мы ждем, когда оттают все эти негативные чувства, а нужно участвовать в таинствах, причащаться. Получается, ты постоянно осознанно несешь на себе этот груз, но при этом надо жить церковной жизнью. Как здесь быть? Как правильно себя настраивать в этой ситуации?

– Очень интересный вопрос. Вы правы, прощение – это исцеление. Причем обоих: и того, кто согрешил, и того, кто хочет простить. И это часто требует времени. Времени именно на анализ ситуации, ее принятие, ощущение помощи Божией. То есть до прощения нужно дорасти, оно должно созреть в сердце. На это часто требуется долгое время. Как мне кажется, мы должны себя испытывать. Как апостол Павел пишет к коринфянам: Испытывайте самих себя. То есть другими словами: испытывайте свою совесть. Раньше, заканчивая исповедь, я постоянно спрашивал людей, простили ли они всех, не держат ли они зла. Сейчас я стал делать это реже.

– А если скажут, что держат, а завтра надо причащаться?

– И здесь возникает второй вопрос: как они сами к этому относятся? Когда я был помладше, я прямо буквально ставил человека перед фактом, что если он держит зло или обиду, то нужно сделать с этим что-то прямо сейчас.

– Доставай телефон, пиши сообщение.  

– Буквально. Вот эта моя излишняя ревность тогда казалась мне правильной. Но постепенно, учась на жизненных обстоятельствах, я понял, что, во-первых, есть ситуации, когда человек не может простить сразу. И я не могу заставить его попросить прощения просто потому, что это нужно для исповеди или причастия. Человек еще не чувствует в себе этого прощения. Он не может сейчас этого сказать, и насильно заставить его невозможно. Во-вторых, есть ситуации, когда объективно невозможно сделать этого сразу, потому что грех, например, с той стороны (любимого человека, коллеги или еще кого-то) еще продолжается. И человек не может просто остановиться и сказать, что все прощает. Ему нужно что-то с этим сделать, как-то это принять. Поэтому я стал спрашивать, как сам человек относится к тому, что не прощает.  Готов ли он начать, например, молиться за обидчика, хочет ли он этого прощения. И вот здесь, конечно, очень важно, что человек говорит, готов ли он начать этот путь. «Я хотел бы когда-нибудь простить. Мне некомфортно в том состоянии, в котором я нахожусь». Или наоборот: «Все хорошо, нормально. Я не собираюсь прощать».

У меня был случай, когда в больнице одна бабушка, которую я исповедовал, сказала, что не может простить своего ребенка, причем по какому-то квартирному вопросу, который был несколько лет назад. И муж этой бабушки ушел в таком состоянии, не простив родного ребенка. Я этой женщине сказал, что невозможно просить у Бога прощения, если мы находимся в таком состоянии. На все мои увещевания она сказала, что не собирается прощать, что ни в чем не виновата и каяться не будет. И я был вынужден сказать ей, что тогда самой исповеди может не состояться. Исповеди именно как мистического акта прощения ее грехов. Она пообещала, что, по крайней мере, приложит все силы к этому. И когда приезжала ее дочь, бабушка делала вид, что спит и не замечает ее. То есть буквально говорила, что дочери для нее уже не существует.

Конечно, прощение просто так не произойдет. Мы должны захотеть пойти по этому пути. Хотя бы из-за того, что Христос говорит об этом. Бог говорит, что надо прощать. Как мне сделать, чтобы это прощение выросло?

У меня был еще очень интересный случай. Пришла прихожанка и сказала, что поругалась с мужем прямо во время литургии. Спросила, можно ли ей причащаться в таком случае. Я говорю, что ситуации бывают разные, но лучше не надо. А она говорит: «Не поверите, я причастилась, и у меня все хорошо».

– В семье люди часто ругаются, и наверно, к таким отношениям уже привыкли, относятся к этому попроще.

– Нет, она не привыкла. Она почувствовала то, что само это Причастие и будет актом в том числе примирения с Богом, с собой и с мужем. Она рассказывает, что когда я вышел с Чашей, она начала пятиться назад. Но ее остановила знакомая и говорит: «Ты куда?» – «Я поссорилась с мужем, не могу причащаться». – «Иди, иди, причащайся». И она причастилась с таким чувством: «Господи, я не ведаю, что творю. Мне никогда не хотелось бы оказаться в такой ситуации. Прости меня!» И рассказывает, что подошла к Чаше, а потом к мужу, и они помирились.

– Это был замысел врага рода человеческого, чтобы она не причастилась. И он не удался.

– Да, главный враг – это же не человек, а именно тот, кто стоит за всеми нашими пакостями, слабостями, грехами, пороками, страстями, – дьявол. Бог говорит, что нужно оставаться людьми, потому что на самом деле за всеми этими вещами стоит другая личность. И, не прощая друг друга, мы закрываем друг другу вход в Царство Божие. Когда мы кого-то не прощаем, то буквально говорим, что не хотим, чтобы этот человек спасся. Конечно, другими словами, но это так. Мы как бы говорим: «Господи, я хочу попасть в Царство Божие, но, пожалуйста, пускай вот этих людей там не будет. Я не могу их простить». Наверное, поэтому Господь и говорит так радикально: Прощайте, и прощены будете. Постарайтесь это сделать. Не закрыть глаза на грех, не сказать: «можешь продолжать делать дальше». Потому что иногда такое прощение становится деструктивным. Это очень важно именно в семейном плане. Человек грешит, и мы должны не просто его прощать и говорить «делай что хочешь», а именно должны остановить грех, показать, что нам не все равно, что если он продолжит дальше, наши отношения будут только ухудшаться.

– Иногда поругаешься с женой, и она вроде бы тебя простила, но ты видишь, что что-то не то. И нужно делать какие-то поступки, чтобы она действительно посмотрела на тебя по-доброму.

– Искупить свою вину.

– Да, то есть проявить какой-то акт любви, хоть посуду помыть. И женщина начинает меняться.

– Вы абсолютно правы.

– Это обычная история. А можно продолжать дальше и дойти до крайности.

– Конечно, люди из-за этого разводятся. Может быть, в семье (именно как в осколке рая) мы и учимся на самом деле преодолевать какие-то свои страсти, свою неуверенность. Учимся прощать. И научившись этому с ближними, с нашими женами, мужьями, детьми, сможем расширить этот круг, легче относиться к тому, что происходит вокруг. Легче не в том смысле, что натренировались, а научимся отделять человека от его поступков.

Мы очень часто говорим об этом свойстве, что надо любить грешника и ненавидеть грех. Чаще всего мы ненавидим и то, и другое. Но научиться этому придется, потому что Господь хочет этого. Он хочет, чтобы мы друг в друге видели людей. И в этом смысле мне очень нравится фраза умершего бывшего сербского патриарха Павла (я думаю, это человек святой жизни, его наверняка когда-нибудь канонизируют). Он говорил: будем людьми. Это значит не опускаться на тот уровень, которого Господь от нас совершенно не ждет, а возвышаться от человеческого уровня к Божественному… Мы призваны к подобию Божию через образ Божий. Это некая норма, на которой нас Господь учит и просит оставаться.

– Вопрос телезрителя: «В Откровении написано: И рассвирепели язычники; и пришел гнев Твой и время судить мертвых и дать возмездие рабам Твоим, пророкам и святым (Откр. 11, 18). Почему не воздаяние, а возмездие?»

– Может, здесь дело в качестве перевода. Но «возмездие», наверное, надо понимать именно в том смысле, который Вы угадали, почувствовали. Речь идет о воздаянии, той хорошей доле, том долге, который они должны были получить. Потому что этих людей мы не можем подозревать в том, что им должны отомстить. В нашем языке «воздаяние» означает «воздать по грехам». Поэтому, думаю, здесь просто само слово требует какой-то корректировки или наше понимание должно быть именно таким. Такие места в Писании есть.

– Тем более это Откровение, там все сложно.

– Да, там символ на символе, очень мистическая книга.

– В ней не все ясно нам до конца. Вопрос про прощение. Допустим, есть некие исторические процессы, за которые нас просят каяться. Там есть термины «коллективная ответственность», еще какие-то… Мы должны покаяться за ГУЛАГ, еще за что-то. Как-то можно это объяснить с христианской точки зрения? Или для нас все понятно: молимся и молимся?

– Такого группового, общественного покаяния, наверное, быть не может, потому что само покаяние, прощение, исцеление от греха происходит на индивидуальном уровне.

– А когда народ отпадает от веры? Например, начинаются гонения.

– Мы не можем здесь мыслить в рамках любого общества, потому что, как и прощение, акт покаяния подразумевает личное созревание и личное желание человека жить по заповедям. Если мы подразумеваем под общественным покаянием именно начаток жизни во Христе, крещение, причастие, покаяние, жизнь по заповедям, то мы должны к этому призывать. Говорить, что так правильно, это нормально, христиане должны себя так вести. Но мы не можем заставить человека это сделать. Принести общественное покаяние не в наших силах, потому что общество состоит из личностей.

Поэтому я могу только за себя отвечать: за свою жизнь, за своих детей, за тот образ, который я несу окружающим, тем, кто рядом со мной, телезрителям – всем тем людям, до которых доходят какие-то мои слова или жесты, мысли. Но я не могу отвечать за людей, которые были до меня именно в том плане, что я не участвовал в том, что делали они. Как и не могу разделить их победы в том смысле, что я не участник этих побед. Я могу лишь радоваться, что приобщаюсь к этому памятью, пытаюсь жить так, чтобы обо мне сказали: это достойный продолжатель священнического рода.

Мы говорили о том, что есть выдающиеся священнические роды, например, Мечевы: у святого отца – святой сын. В христианстве очень часто бывает так, что у святых – святые родители. Но к грехам, как и к подвигам, мы можем приобщиться, лишь когда сами начнем каяться и говорить, что так никогда бы не поступили. Господь говорил: отцы ваши строили гробницы пророкам, но сами же их убивали. Поэтому нам в плане общественного покаяния нужно просто лично каждому задуматься, как не повторить то, что было, как не дойти до того состояния, до которого, к сожалению, дошли многие из наших предков. Ведь это была огромная катастрофа.

Мы часто говорим о новомучениках, о том, как их много, что мы этим гордимся. Но также мы должны и вторую сторону учитывать: сколько нашлось тех, которые замучили такое огромное количество людей… Сколько крови пролилось от того, что люди вели себя настолько безбожно, сколько сил и желания было у людей уничтожить Церковь... Поэтому я думаю, что здесь нужно отталкиваться от личности каждого человека и проповедовать в первую очередь личное покаяние и личные изменения.

– Что Вы посоветуете людям, которые сейчас пытаются поститься, но у них ничего не получается?

– Посоветую, если я вправе это делать, не отчаиваться, найти свою меру, не пытаться быть подвижниками. Потому что очень часто думают, что какой-то подвиг в пост совершат, надрываются, спотыкаются, ошибаются и понимают, что ничего не получается, машут рукой и говорят: ладно, в другой раз. Надо найти именно ту меру, которая будет для нас полезна, со скромностью, со смирением, с должным рассуждением по отношению к себе и окружающим. Когда мы не смотрим на других, как они постятся, а смотрим на то, как нам лично нужно поститься, с чем нужно сегодня побороться, какую задачу перед собой поставить в этот пост, что хотим для себя решить.

Потому что часто бывает, что мы ориентируемся на внешние предписания и примеры других людей, но сами этими болезнями, может быть, не болеем, или эти страсти нас не так волнуют, или даже мы не сможем сделать то, что делают другие люди. И из-за этого мы говорим, что пост прошел зря. Поэтому найдем свою меру. Кто-то откажется от сладкого, кто-то – от телевизора (кроме канала «Союз»), от пустого времяпрепровождения. Но человек должен еще себя к чему-то приучить, приобщить. Пойти в храм вместо того, чтобы смотреть телевизор, помолиться вместо того, чтобы заниматься пустым времяпрепровождением, начать изучать Писание, смотреть программу «Беседы с батюшкой». То есть начать интеллектуально, духовно, душевно и физически развиваться, когда мы заботимся о том, что едим и пьем, в чем участвуем.

– Один диетолог говорил: если ты откажешься от сладкого, то через десять дней у тебя будет хорошая кожа, ум станет ясным, но дней семь будет катастрофа, ломать это будет страшно.

– Да, нужно пережить эту ломку. Время быстро летит, но у нас с вами есть еще пять недель для того, чтобы действительно что-то в себе поменять и, самое главное, остаться потом на этом уровне.

Ведущий Сергей Платонов

Записали Анна Вострокнутова и Елена Кузоро