Беседы с батюшкой. Современное служение и литургия после литургии

На вопросы телезрителей отвечает председатель издательского совета Санкт-Петербургской епархии, настоятель храма святых первоверховных апостолов Петра и Павла в Парголове (Санкт-Петербург) игумен Силуан (Туманов). Передача из Санкт-Петербурга.

– Наша сегодняшняя тема звучит так: современное служение и литургия после литургии.

Понятие «литургия после литургии», наверное, требует разъяснения.

– Да, несомненно. Это явление возникло относительно недавно и, что называется, витало в воздухе. Внезапно Церковь поняла, что ограничивать свое служение рамками богослужения и пребывания в приходском храме уже недостаточно для того, чтобы продолжать преображать общество, продолжать сохранять его христианским. И это явление – литургия после литургии – это служение Богу и людям после того, как завершена евхаристическая жертва. Оно довольно многогранно и включает в себя и миссионерское, и социальное служение, и другие формы проповеди, и в первую очередь это, конечно, забота о преображении своей собственной жизни. Понятно, что когда мы говорим о миссионерстве, то не обольщаемся тем, что, сидя в уютных студиях и рассуждая о чем-то возвышенном, мы уже всё выполнили и все свои задачи исполнили. Мы лишь обозначаем проблемы, некоторые вехи, по которым нам необходимо ориентироваться, чтобы достойно нести свое служение христианина и свидетельствовать о том, что является христианством, а что нет.

Сегодня очень заметно возрождение, некое оживление разных традиций: и патриотической, и националистической, и разных других. И подчас бывает так, что у кого-то эти традиции уж слишком много места занимают в голове, а для Церкви и христианства остается мало места, собственно христианское учение уходит куда-то в сторону. Задача Церкви, в первую очередь, напоминать о том, что является христианским и христианством, а что является неким последствием христианской деятельности: не в том смысле, что одно плохо или хорошо, а в том, что первично, а что вторично. Потому что если мы будем все время требовать от Церкви, чтобы она решала проблемы общества, каких-то социальных структур, чтобы воспитывала детей, сокращала преступность и т.п, в таком случае нам надо и от коровы требовать, чтобы она доилась сразу сливочным маслом, минуя все процессы его приготовления. Естественно, в здравом уме мы этого требовать не будем, но почему-то, когда дело доходит до Церкви, собственно главное дело Церкви – преображение человека светом Христовым – уходит у нас куда-то на второй, третий план и мы сразу ждем плодов этого преображения: давайте сразу будем нравственными, чистыми, светлыми. Но это процесс, и у многих он занимает годы, поэтому задача Церкви – именно напоминание о Христе и создание тех условий, в которых люди могут беспрепятственно прийти ко Христу. А уже потом происходит то, что ждут от Церкви: люди, которые увидели в этой жизни ориентиры, нашли в ней Бога, Христа, становятся миссионерами, потому что они уже в самих себе несут свет Христовой истины. Они действительно подлинно несут социальное служение, потому что делают это не ради корысти, а из любви к Христу. Люди уже живут жертвенной жизнью, руководствуются жертвенной любовью, и это является следствием преображения человека.

– Почему всю эту разнообразную деятельность мы дерзаем называть тоже литургией?

– Дело в том, что литургия как богослужение (также оно называется благодарением, Евхаристией) – это благодарность Богу за то, что Он позвал нас в Церковь, воплотился ради нас. Это особенно уместно подчеркнуть сейчас, в дни начала Рождественского поста, предшествующего празднику воплощения Бога Слова – Рождеству Христову. Поэтому понятие «литургия как благодарение» распространяется также и на все формы деятельности человека вне Церкви: если он достойно принял Христа, осмысленно пришел в Церковь, то в благодарность Богу за тот дар, который Он дал нам (Он дал нам Самого Себя), мы и несем свое служение. Мы продолжаем богослужение уже не чеканными богослужебными формулами, или обрядами, или действиями, а продолжаем свое служение Богу иными формами, так или иначе востребованными в современном обществе. А что сегодня востребовано? В первую очередь, это просвещение: напоминание людям об основах евангельской жизни. Во вторую очередь, но далеко не в последнюю, – социальное служение: служение обездоленным, помощь людям, и далеко не всегда эта помощь заключается только в том, чтобы кому-то что-то подать, налить, принести, пожертвовать. Социальное служение сегодня может выражаться в совершенно неожиданных формах: иной раз это просто улыбка или ободряющее, доброе слово людям. Когда мы говорим о милостыне, почему-то все время подразумеваем копейку, данную нищему. Но при этом у нас в семье может быть кто-то, кто нуждается в нашей милостыне, и не только в денежной; наши подчиненные и коллеги на работе, люди вокруг нас, – и надо заботиться об этих людях, а не думать постоянно о судьбах людей, живущих за многие сотни километров от нас. Именно в этом и заключается наше социальное служение.

Помните образ одной из главных героинь чеховского «Вишневого сада»?

– У меня нет серебряной монеты, ах, вот, возьми золотую.

– Да что же это? Нам самим есть нечего!

– Ну, я так привыкла.

Это постоянное желание быть добрыми для всех очень часто оборачивается трагедией и непониманием в своей собственной среде. Может быть, милостыня – это прибавление зарплаты своим подчиненным или оставление на рабочем месте не особо эффективного сотрудника просто потому, что ему некуда будет деваться после увольнения. И таких форм милостыни может быть очень много. Как это распознать? Очень просто: держать ум открытым и свежим, стяжать ум Христов, как говорят святые отцы, то есть сердце милующее. И тогда наши действия становятся милостыней, будь это доброе слово, улыбка, какая-то поддержка, ободрение, вплоть до денежных пожертвований.

– Мы говорим о современном служении, но, наверное, в каждом десятилетии можно выделить определенные характерные черты, в которых Церковь себя проявляла и, может быть, должна проявлять в будущем: 90-е годы, всем понятные и неопределенные, нулевые годы, нынешние годы тоже носят определенный характер. Сейчас у нас достаточно сложные отношения на политической арене и т.д. Должны ли христиане занимать какое-то особое место и положение?

– Конечно, когда мы говорим о призвании Церкви в то или иное десятилетие, здесь все довольно просто. Мы видим, что сразу после 1988 года (Тысячелетия Крещения Руси), после легализации деятельности Церкви в России начался этап строительства. Сначала – это помещения, где можно собирать людей. Можно сейчас много говорить на тему, что было бы, «если бы мы тогда занялись не этим, а тем», но история не знает сослагательного наклонения: что произошло, то произошло. Это период, когда мы строили стены.

Чуть позже, с 2000 года, начался период более вдумчивого отношения к тем людям, которые приходят в эти стены. И начиная с правления Святейшего Патриарха Кирилла, мы видим, насколько это вдумчивое отношение углубляется, насколько серьезно мы стараемся подходить к тому, чтобы люди приходили в храм не просто так, как захожане, которые пришли и вышли, а чтобы они действительно становились христианами. Мы видим появление особых катехизационных бесед перед крещением. Я очень рад отметить, что в нашем храме это начинание пользуется особым успехом: на эти беседы еженедельно приходит около сорока человек. Кто приходит два раза, кто-то больше, но в любом случае люди приходят, жаждут простого живого слова о Боге, и эта простота их подвигает что-то менять в своей жизни. Именно поэтому сейчас мы можем сказать, что наступает новый период, когда призывы Церкви получают некий отклик. И уже те люди, которые когда-то просто входили и выходили из храма, сейчас начинают активно вовлекаться в работу Церкви, ее служение.

Мой второй храм – святителя Луки Крымского. По четвергам мы там проводим беседы с прихожанами. Они посвящены Священному Писанию, богослужению Православной Церкви, на них можно задать какой-то вопрос, получить ответ, побеседовать со священнослужителями. Я вижу, каким спросом пользуются эти беседы. Храм у нас небольшой, но на эти беседы приходят от 40 до 60 человек: и постоянные, и новые люди. Люди активно вовлекаются в то, что предлагает им Церковь помимо литургии. То есть эта литургия после литургии – попытка сделать всю свою жизнь богослужением – находит отклик у людей, и я очень рад, что мы до этого времени дожили. Конечно же, успокаиваться совсем – рано, мы еще в самом начале пути, но я думаю, что мы идем в правильном направлении – это путь Христов, и дай Бог, те люди, которые сейчас приходят в Церковь, получат именно то, что необходимо получить: не ответы на какие-то просьбы или сиюминутные желания, а самое главное – найдут в этой жизни Бога. Это сразу все преображает в жизни: и несчастья, и печали, и проблемы, и радости – всё становится принципиально иным, и отношение ко всему становится тоже иным. Я очень рад, что мы дожили до времени, когда прославлены великие старцы и святые: святой Паисий Святогорец, святой Иосиф, святой Порфирий. Это удивительные люди, они говорили о радости, которая должна выгонять из жизни печаль. Не борьба с печалью, а умножение радости, которая сама выдавит из нашей жизни боль и горечь. Это трудно, но это очень благодатный путь, и дай Бог, по молитвам этих святых нам удастся по нему пройти без особых ошибок и падений.

– Вы уже упомянули о тех людях, которые путают христианские ценности с патриотическими и национальными идеями. Иногда, особенно в интернет-пространстве, кажется, что люди эти радикальные идеи воспринимают как христианское современное служение, но ведь блаженны миротворцы. Как быть с этим явлением?

– Конечно, блаженны миротворцы, а с другой стороны – «не мир, а меч Я принес вам». Христианство парадоксально, и здесь важно подчеркнуть несколько иное: когда люди используют христианство лишь для маскировки своих подлинных целей, в любом случае ни к чему духовному и спасительному это не приведет. Другое дело, когда люди, исходя из своей веры и своих убеждений, действуют на политическом или социальном пространстве. И здесь уже действительно возможны очень серьезные успехи. У нас много православных политиков: более известных, менее известных, но это люди, которые в основном действуют из глубины своего сердца, от своей веры. И есть люди, которые просто говорят о своем православии, а дела их свидетельствуют о приверженности каким-то другим идеологиям. Конечно, они вряд ли будут иметь какой-то серьезный успех в Церкви.

Мы все время балансируем на грани христианства и язычества. Об этом постоянно надо помнить. Язычество отделить от христианства очень просто. Господь оставил нам молитву «Отче наш», в которой содержится весьма корректное упоминание о земных благах, почти неразличимое. И когда мы пытаемся за счет христианства загнать все человечество в светлое будущее, то неизбежно отходим от этого вектора, заданного Христом. Всякий раз, когда мы пытаемся воспринимать Церковь как нечто такое, где можно выпросить, умолить, выклянчить у Бога что-то, что нам хочется, мы вступаем в поле языческого отношения к жизни и Богу: «вот Тебе свечка, а Ты мне какую-то милость, мне очень надо вот это, вот Тебе жертва». Иногда это вполне проходит, потому что если у человека чистое сердце и он живет вот так, не задумываясь, особо не рефлексируя, в простоте сердца («Трое Вас, трое нас – Господи, помилуй нас») – на самом деле таких людей много, – то это получается: человек приходит со спокойным сердцем в храм, молится, просит Бога – и получает. Но если человек в чем-то прост (скажем, в молитве), а в жизни совсем не прост, то это уже какое-то лицемерие. Если человек пытается увидеть в храме некий магазин духовных ценностей, которые можно купить за эту толстую свечку или вот за это пожертвование, то он просто обманывает себя. Бога нельзя купить, Бога нельзя положить в карман, как об этом говорил Клайв Льюис. Бога нельзя вообще как-то приручить: Он нас позвал к Себе для того, чтобы сообщить нам нечто, что не особо даже вписывается в наш разум. Апостол Павел говорил о том состоянии, в каком он был во время восхищения до третьего неба, что невозможно языку человеческому это описать. То, что нам предлагается, невозможно описать, и в этом парадоксальность Евангелия, и в этом его жизненность: оно не от разума человеческого. Это действительно свидетельство того, то мы призываемся к некоему радикально иному состоянию жизни. Именно поэтому неудивительно чудо существования Христовой Церкви уже более двух тысяч лет. Империи разрушаются, философские системы сменяются одна другой, а Церковь Христова как стояла, так и стоит.

– В Москве, Санкт-Петербурге, других крупных городах духовенство и миряне привыкли к тому, что каждую воскресную литургию или на большие праздники храмы наполняются людьми, которые причащаются. Но в провинции или более удаленных городах по-прежнему еще существует стереотип о том, что литургия и Причастие – это вещи отдельные, то есть можно участвовать в литургии, не причащаясь. Можно ли говорить о литургии после литургии, если человек не подходит к Чаше?

– Очень хороший вопрос, и ответ на него не прост. Потому что если мы скажем, что непричащающийся человек не может участвовать в литургии после литургии, то на это мы можем задать множество других вопросов, которые просто приведут нас к бездеятельности в Церкви вообще. Вопрос о причащении из того же разряда, что и вопрос о проповеди в миссионерской деятельности. Ведь по большому счету проповедь в миссионерской деятельности сводится не к каким-то предписаниям, схемам, наработкам, а к исправлению своей жизни. Если есть что предложить людям – в первую очередь, любовь («по тому узнают вас, что вы Мои ученики, если имеете любовь между собою»), – предлагаем, и это и есть проповедь. А если нет? Что же – не проповедовать? А если в этот конкретный момент у нас нет достаточной любви или какого-то иного благочестивого чувства, умолкнуть и вообще ничего не говорить? Но тогда храмы опустеют. И священнослужители не всегда находятся на высоте горения. Не может же священник сказать в такое время народу: «Вы знаете, у меня сейчас на сердце мало молитвы, давайте соберемся через неделю». Это будет неправильно. Мы призваны к определенному служению, и, несмотря на то что мы не дотягиваем до высокого уровня, который нам предлагает Господь, тем не менее стремимся к нему. И именно это стремление важно: к исполнению заповедей, к причащению.

Если человек не причащается каждое воскресенье, потому что считает себя недостаточно готовым к этому, мы вправе улыбнуться и сказать: «А когда ты считаешь себя готовым вообще?» Но, с другой стороны, мы понимаем, что человек поступает так из серьезных побуждений: боится осквернить святость причащения недостойным вкушением, боится подражать праматери нашей Еве, которая без должного благоговения отнеслась к заповеди Божией и дерзновенно простерла руки к запретному плоду. Позиция такого человека – это тоже стремление к святости, благочестию. Если человек воздерживается от Причастия по этим соображениям, то его литургия после литургии, конечно, свершится. Другое дело, если человек просто не хочет лишний раз исповедоваться, читать молитвенное правило, накладывать на себя бремя поста под предлогом своего недостоинства. Мы так часто говорим о своем недостоинстве как о чем-то таком легоньком, как будто в кафе сидим с чашечкой кофе. Недостоин – это плач покаяния, это ужасное состояние души, когда мы вдруг понимаем, насколько мы далеки от своего призвания, это слово, которым опасно бросаться. И когда мы так легонечко говорим: «Ой, я сегодня недостоин», – это неправильно.

– Завтра буду достоин…

– «А завтра буду достоин». Ну, что это такое? Вопрос о причащении всегда требует искренности, честности от каждого конкретного человека, здесь нет каких-то всеобъемлющих, глобальных советов – с каждым конкретным человеком надо работать. У кого-то надо воспитывать это ощущение недостоинства, а у кого-то немного приглушать, когда человек уже готов впасть в бездну отчаяния от осознания того, насколько он ничего не может выполнить. Особенно когда человек приступает к посту, старается направить свою жизнь в христианское русло и вдруг понимает, как мало от него зависит. И здесь важно напомнить, что невозможное человеку возможно Богу. Если мы чувствуем себя слабыми, нужно помолиться в простоте сердца, попросить у Бога быть христианином – и Господь подаст. Господь подает именно эти дары, и именно для этого существует Церковь, и именно к этому Он нас призывает. Церковь – это не просто милое культурное сообщество, которое занимается патриотизмом и улучшением нравственности подростков, Церковь – это сообщество жаждущих Бога людей. Если это есть в членах Церкви, тогда есть и литургия после литургии, и освящение всей жизни, превращение ее в богослужение.

– Вопрос телезрительницы из Екатеринбурга: «В 50-м псалме есть такие слова: «во гресе роди мя мати моя». Здесь идет речь о первородном грехе? Получается, что при зачатии Господь дает душу, а дьявол забирает ее, поскольку в этой душе поселяется семя тления, страстности, смертности. Правильно я понимаю или нет?»

– Тут Вы и правильно рассуждаете, и не вполне верно. Потому что Господь дает душу каждому человеку и вкладывает ее в тело, поврежденное грехом. Не то чтобы дьявол что-то отбирает, просто тело, которое мы наследуем от своих родителей, по цепочке рождения восходит к Адаму, который поврежден в своей природе и, уйдя от Бога, распался на тысячу частей, как говорил святитель Василий Великий. Именно поэтому те недостатки, о которых Вы упомянули, свойственны природе человека от рождения. Мы их преодолеваем приобщением ко второму Адаму – Христу, Который в Себе Самом все это преодолел и сообщает нам Себя для того, чтобы мы могли и в себе это преодолевать. Поэтому мы и причащаемся Тела и Крови Христа Спасителя, чтобы преодолевать в себе греховное повреждение человеческой природы, выражаемое в постоянной склонности к греху и злу. То есть нам надо прилагать немалые усилия, чтобы быть добродетельными. А чтобы грешить, особых усилий не надо.

– «Литургия» переводится как «общее дело». И когда мы собираемся в храме, то это особенно понятно. В большинстве храмов, к сожалению, нет сплоченных общин, и добрые дела после литургии совершаются врозь, каждым человеком по отдельности. Насколько эти дела являются литургией после литургии?

– Человек постоянно живет в Церкви в двух измерениях: в индивидуальном и в общественном. У нас постоянно индивидуальная молитва соприкасается с общественной. Мы молимся дома – как эта молитва связана с молитвой других людей? Никак. Но когда мы приходим в храм, все наши векторы движения к Богу соединяются в один. Точно так же и здесь: что бы мы ни делали поодиночке ради Бога и во имя Христово, все это соединяется воедино в общественной молитве во время Божественной литургии. Именно поэтому так важно регулярно бывать на Божественной литургии, регулярно сообща молиться, регулярно причащаться Святых Христовых Таин. Благодаря этому все наши дела становятся законными, Христовыми и приносятся в жертву Богу.

В одном из художественных фильмов главный герой молится так: «Господи, если я сделал хоть что-то доброе в течение сегодняшнего дня, прими это как жертву Тебе». Удивительная молитва и удивительное смирение! Как хорошо, если с таким настроением мы приносим Богу все то, что делаем. А что такое жертва? Это значит мы что-то отделили от своей жизни, от своего времени, от своих сил души. Нам хочется посидеть и почитать книжку, а мы едем в другой конец города, чтобы в чем-то помочь другому человеку. Нам хочется в воскресенье остаться дома, подольше поспать, а мы просыпаемся и едем в храм, хотя и устали, и сил нет, и, может быть, не все понимаем, что в храме происходит, но едем и жертвуем Богу это время, свои силы, свой сон. Все эти мелочи приносим в жертву Богу, и в глазах Божиих это уже не мелочь, а вектор нашей жизни. Поэтому, конечно, необходимо все наши индивидуальные усилия освящать общей церковной молитвой.

– Сейчас начинается Рождественский пост. Строго говоря, по Уставу он мало чем отличается от Великого поста: теоретически должно петься «Аллилуйя», и молитва Ефрема Сирина тоже должна звучать, но так сложилось, что у нас это ушло из богослужения. Как Вы считаете: насколько напряженным должен быть этот пост? К чему он должен понуждать?

– Это тема для отдельной длительной беседы, потому что издревле Церковь знает один пост – это Четыредесятница, пост перед Святой Пасхой. Четыредесятница выросла из семидневного поста Страстной седмицы. Собственно, это и есть пост. Пост – это десятина года, как говорит святитель Иоанн Златоуст, поэтому 30 – 40 дней условно – это десятая часть от года. Но если мы сейчас посчитаем все наши посты, какие у нас есть (и строгие, и нестрогие), то получится, что не десятина года, а больше половины года отдается в жертву. Это, конечно, неплохо, но теряется смысл десятины, смысл Божьей заповеди. И, может быть, в этом причина того, что литургически все обрядовые тонкости, свойственные Великому посту, несмотря на то что они предписаны Типиконом, не укоренились в богослужении Русской Церкви, и не только в ней. Церковь до сих пор интуитивно ощущает, что тот самый пост – это пост перед Пасхой, десятина года. А все остальные посты – это как бы наши личные благочестивые стремления к воздержанию, смирению своей плоти. Поэтому отсюда и вопрос о строгости и нестрогости поста. Это наше личное стремление.

Кстати, по строгости Рождественский пост не приближается к Великому посту: многократно разрешена рыба, растительное масло, – он скорее приближается к Петрову посту, а к Великому приближается Успенский пост. Говоря о постах, мы все время упускаем из виду, что это установление, данное конкретному монастырю. Это не значит, что надо сразу бросать поститься и говорить: «Замечательно. Раз это монастырский пост, то нам ничего не надо». Это определенный образец, который Церковь восприняла, подражая жизни определенного монастыря: у разных монастырей были разные уставы, как мы знаем из истории. К этому надо относиться разумно: понимать, что в уставных указаниях нам дано не жесткое предписание, соблюдая которое мы спасемся (мы же не иудеи), жесткое соблюдение всех обрядов без всякого движения сердца не гарантирует спасение ни в малейшей степени. Самая главная жертва Богу – это дух сокрушен, как говорится в 50-м псалме. Поэтому это постное бремя предписывается нам с определенным уровнем строгости, а мы уже, глядя на свою жизнь, решаем, приближаемся ли мы и насколько к этому уровню строгости. Если нам удается в своей жизни соблюсти его, мы этим поможем своему здоровью, разгрузим организм от тяжелых продуктов питания, но важно помнить, что цель поста не в этом, а в том, чтобы достойно подготовить свою душу к принятию праздника Рождества Христова. Именно поэтому на богослужениях в это время постепенно начинают петь рождественские песнопения: в праздник Введения во храм впервые будет спета катавасия «Христос рождается», в праздник святителя Николая вместо догматика будет спета особенная стихира, посвященная Рождеству Христову, и так далее.

Если мы будем соблюдать диетическую сторону поста, а в храм ходить не будем, для того чтобы вслушаться в слова молитв, осмысленно помолиться и подготовиться к принятию Рождества Христова, то я не вполне понимаю, чего мы достигаем в таком случае. В конце концов, мы помним, что самый усердный постник – это сатана, который вообще ничего не ест: ни рыбы, ни масла, ни мяса. Но он и не молится Богу. Кому мы подражаем в таком случае? Вот если мы постимся, но не молимся – мы подражаем сатане. Если мы, постясь, молимся – это настоящий христианский пост. И потом надо помнить грозные слова пророка Исайи, который говорил, что настоящий пост – это накормить голодного, утешить сироту и вдовицу, отдавать долги и т.д. Пророк говорит о том, что пост, угодный Богу, это когда мы ведем себя по-человечески, а не когда лицемерно пытаемся восхитить себе достоинство ангелов. Мы еще не вполне люди – вот к чему надо стремиться. И об этом пророк Исайя прямо и говорит. А мы уже воображаем себя равными великим подвижникам древности, отцам, у которых была большая борода и которые многие десятилетия ели по корочке хлеба в пустынях. Но у этих отцов была любовь, молитва, стремление к Богу, жажда Бога – а у нас она есть? Вот в чем вопрос перед всяким постом и даже перед всяким праздником. Это продолжение темы: является ли наша жизнь литургией после литургии, является ли вся наша жизнь богослужением. Вот о чем необходимо думать, входя в пост.

– Для многих возникнет масса вопросов по поводу диетической стороны поста. Это неизбежно. И каждый раз встает один и тот же вопрос: нужно ли на каждое послабление поста брать благословение у священника?

– Я бы все-таки советовал брать. Во-первых, так легче будет на душе. Во-вторых, решение человека становится в таком случае не его самоличным, а является в некотором смысле частью церковного решения. Поэтому если по каким-то показаниям человек не может соблюсти диетическую часть поста (по болезни, например), то, конечно, необходимо подойти к священнику и взять благословение.

– Вопрос телезрительницы из Архангельска: «По поводу Причастия говорилось, что желательно причащаться каждое воскресенье, а в нашем соборе батюшка мне сказал, что только через две недели можно причащаться, то есть нечасто. Как мне быть в этом случае?»

– В этом случае Вам надо причащаться так, как батюшка Вам сказал, потому что если Вы отнесетесь к совету батюшки со смирением, то Вы посрамите гордость праматери нашей Евы, которая без смирения, в недолжное время прикоснулась к запретному плоду. Конечно, любая литургия подразумевает, что мы на ней причащаемся, и даже если мы приходим на нее в любой будний день, то мы вправе причаститься на каждой службе. Другое дело, что это не должно быть чем-то обиходным, бездушным, не связанным с нашим горением веры. И священник, который рекомендует причащаться раз в две недели, возможно, не просто так это советует. Я, конечно, не знаю всех обстоятельств, связанных с внутренней жизнью архангельского собора, но более чем убежден, что батюшка руководствуется искренней заботой о духовном спасении всех прихожан. Поэтому если он дает такой совет, примите его как совет от Бога и в смирении ему следуйте. Я убежден, что Господь призрит на Ваше смирение и обязательно поможет Вам в Вашей жизни.

– Так или иначе это индивидуальный вопрос.

– Конечно. Но слава Богу, что у нас Церковь не подразумевает массовости: у нас нет таких вещей, которые мы можем всем сразу посоветовать. Все церковные советы – это как лекарства, которые могут подойти одному человеку и быть губительными для другого. Поэтому я очень рад, что в основном есть возможность общения паствы с пастырем. Я с радостью подчеркиваю, что в нашем приходе каждый четверг в 19.00 проходят беседы, люди приходят после работы, всегда можно что-то спросить, на что-то получить благословение, что-то уточнить, и такое общение пастыря с паствой существует на большинстве приходов. Поэтому, я думаю, проблема с индивидуальным подходом к каждому человеку, конечно, существует, но не в такой степени, в какой иной раз кажется. Не бойтесь искать священника, задавать вопрос, и даже если когда-то вы получаете отрицательный опыт, не смущайтесь, возможно, это тоже часть промысла Божьего о вашей жизни.

– Мы видим на экране ваш храм. Думаю, многие задаются вопросом, что это за храм. Насколько я помню, это собор, входящий в памятники ЮНЕСКО.

– Насчет ЮНЕСКО это уже слишком, но он является памятником культурного наследия и находится под охраной ГИОПа. Естественно, это одна из жемчужин Санкт-Петербурга. Кто-то радуется, кто-то, наоборот, соблазняется готическим видом нашего храма. Сейчас он выглядит не так, как на экране, прошли ремонтные работы и крышу поменяли на историческую – ту, которая была прежде из того же материала. Сейчас на ремонте находятся боковые венцы, храм преображается, обновляется. Этот храм – памятник человеческой любви, потому что графиня Шувалова построила его в честь своего мужа, в память о любви к нему. Открыт он был тоже из человеческой любви – в память воинов, погибших в Афганистане. Этот храм всегда был православным, и в этом есть очень глубокий смысл. Православие не сводится к той или иной культуре, тому или иному стилю. Отец Александр Шмеман как-то говорил, что неправильно мыслят и поступают те люди, которые сводят всё свое православие к подражанию Византии, Древней Руси, пытаются найти в стилистическом подражании какой-то исторической эпохе суть христианского служения. Конечно, это неправильно. Христос ныне и вовеки Тот же. Этот храм, который по своему виду является неправославным (наша архитектурная традиция никогда такой не была), тем не менее изначально построен как православный и никогда не был ни обновленческим, ни инославным. И в этом я вижу гимн, манифест свободы Церкви, свободы и открытости к разным культурам, разным философским течениям. Христос преображает все, лишь бы только это все не относило Христа на второе место. Если Христос на первом месте, тогда все это имеет смысл, и даже очень глубокий, и доброе предназначение.

– Сравнительно недавно вышел фильм, посвященный архиепископу Луке. Вы являетесь также настоятелем храма в честь этого святого.

– Это уже другой храм, у него классическая русская архитектура.

– Напомните нам, где он находится.

– Он находится на улице Сикейроса рядом со станцией метро «Озерки», стоит на видном месте недалеко от школы. Храм наш пока маленький, вмещает около 70 человек. Если Бог даст, построим более вместительный храм. Сейчас, благодаря благородному содействию руководства 2-й городской многопрофильной больницы, которому мы выражаем искреннюю и глубокую благодарность, у нас проводятся работы по оформлению этой земли в храмовое пользование. Думаю, что мы с Божией помощью построим хороший храм, который бы свидетельствовал о любви жителей Санкт-Петербурга к великому святому нашего времени святителю Луке Войно-Ясенецкому, небесному покровителю всех русских врачей.

– Святитель Лука – это, наверное, один из эталонов литургии после литургии.

– Абсолютно верно. Его житие полностью подтверждает то, о чем мы говорили до этого: когда вся жизнь человека становится богослужением, все его действия приносят пользу в том числе и людям, но первично – богослужение, и все остальное появляется вследствие этого. Именно поэтому святитель Лука всегда подчеркивал, что он в первую очередь священнослужитель, а уже потом врач-хирург. И мы видим, как Господь помогал святителю в его подвиге, несмотря на огромное давление на него, и даровал ему силы для достойного исповедания и служения Богу и Отечеству. Поэтому житие святителя Луки, его действительные, а не приписываемые ему высказывания – это золотой фонд Русской Православной Церкви и очень яркий образец того, как надо выстраивать свою литургию после литургии.

– Промыслительно, что святитель Лука был врачом, то есть занимался тем, что непосредственно является служением людям. А как быть тем людям, профессиональная деятельность которых иногда находится даже на грани добра и зла?

– Читать Евангелие, в котором Христос вопрошающим Его ответил: «Каждый оставайся в своем чине, но только не превышай меры своих полномочий, не обижай людей». Я думаю, что если человек искренне желает следовать Христу, он обязательно найдет те пути, те границы, оставаясь в которых он и свои должностные обязанности будет соблюдать, и при этом будет достойным христианином. Понятно, что трудно оставаться добродетельным на должностях в органах безопасности, в вооруженных силах, в прокуратуре. Человеку здесь очень трудно совместить свою должность со служением христианина. Но я знаю многих чиновников, судей, прокуроров, которые искренне служат Богу, и при этом их гражданское и общественное служение вполне соответствует их религиозному исповеданию. Поэтому если человек желает, то сможет найти границы, оставаясь в которых он будет христианином.

– Хорошая, добрая семья требует очень много сил, и часто есть соблазн под благим предлогом занять себя чем-то вне семьи. Как быть с такой подменой?

– Это как раз бегство от своего жизненного креста, от литургии после литургии. Конечно, не мне как монаху рассуждать о семье, но я думаю, что одно дело, когда человек немного устает и ему необходимо переключиться (нельзя все время держать человека в напряжении), а другое дело, когда человек не желает нести свой жизненный крест, отходит от него, бросает семью на произвол судьбы, а сам устраивает свою жизнь, карьеру или просто пьет. Это прямой уход от исполнения заповедей Божиих. Если тяжело, необходимо как-то расслабиться в разумных пределах. Помните, преподобного Серафима Саровского спросили:

– Что делать, если меня обуревают помыслы?

– Завернись в мантию и спи, – ответил он монаху.

Казалось бы, как же так? Надо усилить молитву, пост, прочитать еще одну кафизму, нет – «завернись в мантию и спи». Мудрый совет, потому что тело не обманешь, оно нуждается в отдыхе. Именно поэтому очень часто семейные проблемы могут быть просто следствием усталости тела, когда человек изо дня в день не высыпается, вынужден так или иначе вступать в конфликт с домашними по каким-то мелочам. Эти конфликты неизбежны, потому что мальчики и девочки вырастают в каких-то своих условиях, со своими мечтами и заблуждениями, и семейная жизнь – это именно притирка друг к другу, насколько я это вижу. В этом процессе усталость естественна, надо просто брать тайм-аут время от времени, помолиться Богу и попросить, чтобы Он посоветовал, как это лучше сделать.

 

Ведущий: диакон Михаил Кудрявцев
Расшифровка: Елена Кузоро