Беседы с батюшкой. Эфир от 29 июля

В московской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает настоятель храма святых первоверховных апостолов Петра и Павла в Ясеневе (Московское подворье Оптиной пустыни) архимандрит Мелхиседек (Артюхин).

– Не могу не отметить, что мы всегда рады видеть Вас в нашей студии, тем более во время летних отпусков… 

– Спасибо, тем более что я все время на скамейке запасных. (Смеется.) 

– Ни в коем случае; Вы у нас «основной нападающий, основной игрок». Мы Вас никогда не забываем, всегда ждем... 

Прежде чем поговорим об очень важной теме, которая, пока мы общались перед эфиром, заставила задуматься о многих очень важных вещах, поговорим вот о чем. Вчера был большой праздник – 1030-летие Крещения Руси. Я думаю, что с этого и надо сегодня начать. 

– Во-первых, всех поздравляю с этой великой датой, событием. Этот путь выбрала Россия через благодатного святого великого равноапостольного князя Владимира, которого простой народ начал потом называть Красное Солнышко. Интересно, я сподобился быть свидетелем так называемого второго Крещения Руси. Я учился в семинарии в 1988 году, когда праздновалось тысячелетие Крещения Руси, это вообще уникальная дата... О Церкви не было никаких репортажей: ни по телевидению, ни публикаций. Если и бывали когда-нибудь в «Московском комсомольце», то они могли себе что-то позволить… Но положительного просто ничего не было… 

– Время такое было. 

– Время такое, и вдруг государство накануне тысячелетия Крещения Руси поворачивается лицом к Церкви, появляются репортажи, публикации… 

– Фильмы снимать начали. 

– Да, вспоминаю фильм выдающегося режиссера Карпова (может быть, кто-то помнит этот фильм); по-моему, он так и назывался – «Тысячелетие Крещения Руси». Потрясающий! Была снята Москва, Киев, Минск, Одесса; питерская, московская и одесская семинарии (их всего три тогда было). И народ вдруг почувствовал: Церковь существует. Оказывается, у нас христианство; оказывается, мы православные. И что было удивительно, я сам наблюдал этот процесс, видел, как всколыхнулась эта мысль, сознание. Люди задумались о своем прошлом. И вдруг какое-то веяние свободы! Раньше, даже когда крестили ребенка, надо было его записывать, были данные родителей, пятое-десятое; потом какие-то проблемы возникали на работе, прессовали и прочее. И вдруг в будние дни священники в мыле (я был в Москве и это все видел): по тридцать-сорок человек крестилось, не говоря уже про выходные дни. И было уже такое словосочетание – «второе Крещение Руси», то есть такой был всплеск! Я вспоминаю те годы, прошло уже тридцать лет. Для сравнения: в Москве (не знаю, как в других городах) было сорок восемь храмов тридцать лет назад, а сейчас, через тридцать лет, – около семисот. И еще двести строящихся храмов. Это плоды тысячелетия Крещения Руси и отношения государства к Церкви, осмысления своего жизненного пути, своей истории, своих корней. Слава Богу. 

Вчера я служил в нашем Покровском храме в Ясеневе. Потом был дома и увидел этот репортаж. Конечно, порадовался. Патриарх Александрийский, духовенство, президент Владимир Владимирович Путин... Кстати, у него был потрясающий текст, не общие фразы... Я бы даже сказал, что подписался бы под его фразой о христианском выборе и о смысле жизни, о роли православия в жизни России. Это и искусство, и архитектура, и песнопения, и живопись, выдающаяся культура, которой восхищаются все думающие люди в мире. 

Великие святые, великие мыслители, художники, поэты – все дала христианская Россия миру. 

– Я вчера тоже участвовал в этом торжестве, мне довелось петь в огромном сводном хоре – белые рубашки, красивые девушки… 

– Все это торжественно, конечно. 

– Да, была большая подготовка, спевки. Я был крошечной частью этого большого торжества. И я хотел бы заметить такой факт: на Соборной площади Московского Кремля в момент службы «Милость мира… Тебе поем…» звонит колокол Ивана Великого. Это чувство преемственности тех поколений, уже забытых эпох, которые так стирали из нашей памяти…Когда-то, двести-триста лет назад, звонил этот колокол, его слышали люди, была Русь православная. И сейчас она торжествует. Это очень трепетно, удивительно. 

– Конечно, кто мог подумать… Мы были семинаристами в восьмидесятые годы, Успенский собор был музеем. Украдкой перекрестишься на иконы, посмотришь… Приложиться не приложишься. Так, посозерцаешь. Никто не мог даже представить, что мы когда-то потом будем служить, что все храмы будут открыты для богослужений в свое время, в престольные праздники. Конечно, это было удивительно. А чтобы на Соборной площади служба была, чтобы во всеуслышание «Милость мира», «Херувимскую» пели, такого, конечно, и представить не могли. Мы в уникальное время живем, уникальное время созидания… 

– Да, но как часто приходится слышать, что где-то все равно расслабились, недорабатываем... 

Сейчас хотелось бы поговорить об интересной теме, которая в наше время с экранов телевизоров, в СМИ звучит очень редко. Эту тему задали Вы еще в «Фейсбуке», когда предложили своим подписчикам ответить на вопрос, что такое благородство. Вы задали вопрос Вашим друзьям, подписчикам. Так что же такое благородство и как это можно объяснить? Важное замечание: почему так редко мы встречаем это понятие в нашей обычной жизни? 

– Перед нашей передачей несколько дней назад я был в Оптиной пустыни. Я поехал, потому что в Оптиной появился избранник Патриарха и Синода – новый наместник епископ Леонид. День-два был в дороге, и была возможность почитать и перечитать старца Паисия Афонского, которого я имел счастье видеть на Горе Афон в 1993 году, за год до его блаженной кончины. И читаю пример, о котором он сам говорит. Казалось бы, греки, православная страна (Конституция Греции начинается со слов: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа»)... Кстати, сейчас надо о них сугубо молиться: такие бедствия, столько несчастий, горя... До премьер-министра Ципраса каждый премьер-министр приносил присягу на Евангелии, и его благословлял архиепископ Афинский на это служение. Ципрас впервые от этого отказался. Речь не об этом, но смысл в том, что до него даже сама инаугурация была на Священном Писании, на Евангелии. Настолько в плоть и кровь этого народа вошло христианство и православие. И, несмотря на это, старец Паисий пишет: «Глядя на современную жизнь молодежи, простых людей, я вижу, что понятие благородства из нашей жизни уходит все больше и больше». 

И приводит пример одного благородного поступка, пытаясь это донести до нас, чтобы мы каким-то образом это увидели, услышали и восприняли в свою жизнь. Он говорит: «Однажды я выехал с Афона по болезни, был у врача, решал какие-то проблемы. В одном из храмов принимал народ, чтобы ответить на какие-то вопросы, решить проблемы. Об этой 

встрече узнала медсестра из Афин (а я был в Фессалониках)». Афины и Фессалоники – это как Санкт-Петербург и Москва, две столицы Греции. Между ними почти такое же расстояние, где-то 750 километров. И эта медсестра, имея маленькую зарплату, чтобы успеть к старцу, летит на самолете из Афин в Фессалоники. Какая-то у нее была проблема… Она встала в очередь к старцу. И потом рассказывали свидетели старцу Паисию, что вдруг какой-то мужчина попросился и сказал: «А можно на пять минут?» И эти пять минут превратились в час. А у нее был билет уже в обратную сторону. Когда настала ее очередь, пишет старец Паисий, она подошла и сказала: «Отче, я, наверное, уже не смогу, там люди, у меня уже самолет. Благослови меня на обратный путь и помолись обо мне, чтобы моя ситуация разрешилась». 

Она уехала, а Паисию рассказали, что она пропустила человека вперед. А он даже об этом ничего не знал. И он говорит: «Какая благородная душа! Она не сказала: мол, он без очереди и почему так долго; разве он не знает, что я тороплюсь!.. Ни одного слова возмущения. И я помолился: „Господи, благослови эту благородную душу, чтобы все у нее в жизни устроилось“. Думаю, что за ее благородство, за ее смирение, долготерпение Господь благословит ее». Старец Паисий пишет в этой же книге (это третий том, называется «О добродетели»): «И тут же мне вспоминается другой случай. Приходят на Афон отец с сыном. Отец говорит: „Отче, помолись, сыну 14 лет, врачи ему диагностируют потерю зрения, шансов почти нет. Предлагают операцию, но не дают никаких гарантий“». Отец весь в слезах, тем более в слезах юноша: в 14 лет потерять зрение… Под старость бывают и глаукома, и катаракта, но люди как-то к этому не то что готовы, но все-таки возраст располагает к долготерпению в отношении своих болезней. Я удивляюсь мудрости пожилых людей. Спрашиваешь: как самочувствие, как здоровье? Некоторые мудрые бабушки говорят: по возрасту. И этот юноша в слезах. Отец просит помолиться о них. Тогда старец Паисий как бы в сердцах говорит (может быть, это было преувеличение, такой благородный порыв): «Если бы у меня была возможность, я бы тебе свой глаз отдал, лишь бы как-то помочь твоему горю… Но сугубо о тебе помолюсь». И они уехали. Старец о них молился. 

Приезжают они через год или два. Старец их узнает: сын вроде сам идет, без темных очков, отец его не ведет. Они говорят: «Отче, тебя благодарим, операция прошла, долгое было лечение, и твои молитвы, и помощь врачей – все общая синергия, соработничество». Паисий говорит: «Ну, я за тебя рад, слава Богу, что все обошлось». И вдруг этот юноша, который сам об этом сказал, как все прошло, говорит ему: «Отче, а ты же мне обещал дать глаз». Паисий не понял его шутку: «Так ты же видишь, все обошлось». – «А я хотел его получить как благословение». Старец говорит: «Я думаю: „Господи, что же это за душа, что за устроение – он видит, но ему нужен мой здоровый глаз!“ Я перевел разговор на другую тему и подумал: что-то у него с головой и душой явно не в порядке». Посмотрите, одна летит на самолете, чтобы решить свой вопрос, пропускает другого вперед и без возмущения просит святых молитв, оставаясь человеком со своим духовным внутренним миром, устроением. А у другого и так все обошлось, а ему мало: дайте глаз как благословение. 

Конечно, такие случаи выходят за рамки нашей повседневной жизни. Тогда я, прочитав это, подумал: я много по жизни встречал благородных людей... И хотел об этом людям рассказать на проповеди. В алтаре в нашем храме у священника спрашиваю: «Отче, расскажи какой-нибудь пример благородного поступка». Он мне отвечает: «Я сразу не могу, дай подумать». Проходит некоторое время, нам уже выходить на полиелей, потом проповедь после него. И священник тогда говорит (а он мне очень близкий человек, искренний, я бы сказал, благородный): «Слушай, а что такое благородство? Как несколькими словами это понятие объяснить? Я сам не знаю». И потом началась эта тема между нами, с прихожанами, с друзьями. Вот не скажешь одним словом. Честность, порядочность, ответственность за свои слова, жертвенность, любовь, долготерпение, высокая нравственность. Как у Ожегова: высокая нравственность – умение держать свое слово. И честность, порядочность. Но честность – это честность. Порядочность – это порядочность. А благородство – это благородство, ведь это понятие существует, и за ним должно стоять что-то конкретное, что отличает его от других понятий. 

Интересно, как сегодня в разговоре, в общении и в совете рождается истина. Старец авва Дорофей говорит: спасение во многом совете. Сегодня я задал близким знакомым этот вопрос: как вы понимаете, что такое благородство? И тогда они говорят: благое родство. Но не по крови, не по происхождению; как, помнишь, до революции – «Ваше благородие», «Ваше высокоблагородие»?.. 

– Сословное… 

– Да, и мы сейчас не об этом говорим. Как раз мне подсказали мысль: благое родство. К человеку относиться с благом, как к родному. А к родному мы относимся так: чем-то жертвуя – своим временем, своим положением, досугом, своими обстоятельствами. И жертвуя как? Без надежды на какую-то благодарность, взаимность. Просто так, от души, потому что это родной человек. Вот это алгоритм для нас, как мы должны относиться друг к другу: как к родным. А есть у нас это в жизни? Нет. Сейчас из жизни ушло это понятие. Раньше, я вспоминаю, это было. Обращались друг к другу: «брат, сестра». А сейчас просто по имени. Как называли? Братья и сестры. А сейчас мы так обращаемся только к верующим людям (хотя должны были бы и ко всем). Со словами обращаемся, а глубинное понятие, отношение стоят ли за этими словами? Или это чисто формальное выражение, за которым ничего не стоит? К сожалению, у нас даже эти слова из жизни потихоньку уходят. Поэтому нам всем, конечно, надо об этом задуматься: у нас благородство в жизни есть или нет? 

Я начал вспоминать: а эти поступки были? Вспоминаю: были. Несколько лет назад был в Грузии, служили в Батуми, был прекрасный храм, прекрасные отцы священники, приняли с большой добротой. И вдруг мне потом наши паломники говорят: «Батюшка, мы были удивлены и приятно потрясены, были в восторге от отношения прихожан батумского храма». А что такого особенного? Вроде бы мы так и должны… Когда мы и так гости, мы все братья и сестры, что такого особенного?.. А они говорят: «Когда мы стали подходить к причастию (а это был воскресный день), все прихожане, узнав в нас гостей, отошли в сторонку и пропустили нас вперед». В наших храмах есть постоянно прописанные завсегдатаи, старожилы; те, у кого есть свое место… Я несколько раз слышал, и меня это коробило: «Вы встали на мое место». Я потом популярно объяснил, где чье место и какое место будет у тебя впоследствии, если ты будешь так выражаться и так считать, что это твое место. Встал человек там, где ему угодно и где заблагорассудится; вот это и стало его место. 

– Он, может, в первый раз пришел, откуда он знает… 

– В том-то и дело. Ну встань в сторонку; что значит «мое место»? 

И паломники говорят, что их начали пропускать вперед. Они этим удивлены, понимаешь? Чему здесь удивляться? Это нормальное человеческое отношение, а они удивлены, потому что это не норма, а исключение. И я тоже считаю это благородным поступком. Гость! Мало того, в Грузии есть такое понятие, такое отношение: гость – от Бога. 

– Есть даже песня знаменитая: «нам каждый гость дарован Богом, какой бы ни был он среды, хотя бы в рубище убогом…» Неважно, царь или простой… 

– Песня называется «Алаверды». 

– Да, конечно. 

– Да, там есть такие слова. Замечательно. Я думаю, что надо это искать, искать, как можно быть полезным, какое маленькое доброе дело можно в жизни сделать, кому чуть-чуть жизнь сделать ярче, добрее, светлее. Даже то, что ты уступил, – уже людям приятно. 

– Место бабушке в автобусе – разве не благородный поступок? 

– Нет, это не благородный поступок. 

– Или это обязанность? 

– Это элементарный поступок, нет в этом никакого благородства, это прямая обязанность. 

– Вот так. 

– Вот, кстати, чем отличается благородный поступок?.. То, чем отличается благородство, выходит за нормы обязательного. Это вовсе не обязательно. 

– Это что-то сверхъестественное? 

– Нет, это сверх обязательного. 

– То есть ты мог пройти и не сделать этого, но сделал. 

– Ну конечно. Вот когда я комментировал понятие благородства, мне вспомнился армейский случай. Я служил в армии в 1982–1984 годах. Нас смотрит много женщин, которые вообще понятия никакого не имеют об этих двух годах службы. В нашем полку был такой обычай. Когда выходил приказ министра обороны о демобилизации, после приказа тебя могли уволить в любое время. Он выходил обычно в апреле. Могли уволить на второй день, на третий, но этого обычно никогда не было. А последний срок был – 30 июня, когда по закону тебя уже обязаны были из армии отпустить. Сейчас закон такой: увольнять день в день. Тридцатого призвали – тридцатого увольняют. Я, например, переслужил два месяца. Меня призвали в конце апреля, а уволили в конце мая, то есть два месяца переслужил, но это было нормой. Так вот, когда выходил приказ о том, что мы уже кандидаты на увольнение, то старослужащие нашего полка кусок масла отдавали молодым бойцам. 

– Это сто дней до приказа? 

– Нет, после приказа. 

– Сейчас уже таких понятий нет. Я помню это, когда масло мне отдавали, но это было не так, потому что год служили, а там два года, все-таки был срок… 

– Конечно, тебе уже скоро домой, а солдаты, особенно молодые, вечно голодные. И тогда это был уже такой жест, такая поддержка. Во-первых, это не было обязанностью. 

– Это такая традиция. 

– Нет, секундочку. Она не была всеобщей. Кто-то это исполнял, а кто-то нет. 

– Ну да, но в этом что-то было такое романтическое, особенное – отдать масло. 

– Во-первых, в этом был даже какой-то аскетизм, в том смысле, что ты не есть и пить сюда пришел, ты можешь себя в чем-то ужать, а более слабому человеку помочь. Мало того, уникальные были времена, 1982–1984 годы. Из молочных продуктов в армии в течение двух лет не было и стакана молока, ложки сметаны, йогурта, куска сыра и ложки творога. Не 

было ничего в течение двух лет. Ни о каких подносах, как сейчас в армии, ни о каком шведском столе речь вообще не шла. Единственный молочный продукт, который был, – это кусок масла в 20 граммов на завтрак. Никакой сгущенки, ничего. Сейчас я смотрю по телевизору какие-то новостные передачи, сюжеты; и говорят: у нас сегодня два первых, два вторых… Конечно, это приятно удивляет. Ну и потом, год – это все-таки не два. Поэтому обязательно считаю, что любой христианин, любой мальчишка должен в армии побывать, потому что это школа мужества. О ней, кстати, святитель Феофан однажды сказал: «Армия для того нужна, что она выправку дает, с нуждой знакомит и мужеству научает» (святитель Феофан Затворник Вышенский). Кстати, я слышал, ты в армии тоже был? 

– Да, конечно. 

– И, наверное, не жалеешь. 

– Нет, ни в коем случае! 

– В семинарии в наше время… 

– …Я три года учился в семинарии, ушел в армию и вернулся. Один большой минус – у нас там реформировалась семинария, со специалитета на бакалавриат попал… 

– А я вспоминаю: в наше время в семинарию принимали только после армии. Это было чрезвычайно важно. 

– Мне мой папа рассказывал: он тоже служил в армии, а когда пришел в семинарию, то лишь единицы не служили в армии, и они их берегли как детей, даже боялись обидеть. Они были как дети, хотя младше лишь на два-три года. Такое было отношение. 

– Ну, куда-то мы в армию «заехали»… 

– Да, мы говорили о благородстве, но благородство – тоже часть армейской жизни. Тоже есть некий кодекс чести в армии. 

– Слово офицера. 

– Да, конечно. 

– Кстати, мне сегодня в «Фейсбуке» ответили насчет этого. Были времена, когда люди в подтверждение истинности своих слов говорили: «Честное, благородное слово!» 

– «Честь имею»… 

– Вот я сейчас такого подтверждения что-то не слышу. 

– Если говорить о благородстве, наверное, любое доброе дело считается состоявшимся, если ты сделал его и забыл о нем. Но часто мы совершаем поступки, порой даже добрые, благородные – помогли кому-то, что-то сделали сверх обязательного – и тут же жалеем об этом, потому что порой благородство воспринимается как слабость. Наверное, это порок нынешнего времени. Как правильно это совершать? Может, смиряться с чем-то? 

– Ну, это не то что слабость… Но иногда такие не будут спорить (например, в монастырях). Кстати, об этом тоже старец Паисий пишет – есть в монастырях благородные души, которые на послушание и благословение не скажут: «А почему я? Я вчера мыл посуду, я вчера убирал в храме, я вчера исповедовал, крестил, то-то и то-то. А почему он (они) вчера не был там, там и там?» И вот старец Паисий считал, что на таких людях держатся монастыри. Благословение на монастырь приходит через такие благородные души, которые, имея силы, возможности, не говорят: а почему я? Так надо, так пал выбор, ты умеешь это делать, а он не умеет, он что-то другое делает, потому что монастырь – как огромный лайнер, корабль. Кто-то в трюме, кто-то электрик, кто-то повар, кто-то матрос, капитан, инженер и прочее. Это же огромный организм, механизм, и каждый в меру своих сил и возможностей принимает участие в том, чтобы лайнер не пошел ко дну, но почему-то это больше такие безотказные люди, которые не будут спорить, доказывать, упираться, ссылаться на болезни, обстоятельства… 

– …Просто возьмут и сделают. 

– Возьмут и сделают. К сожалению, неблагородные души начинают ими пользоваться, душами благородными, потому что добра и добрых людей в мире больше, но зло наглее и организованнее. Поэтому простым человеком, если он благородный, из-за того что он все тихо и спокойно возьмет и сделает, ничего не доказывая, слабые люди начинают пользоваться. Считают их слабыми из-за того, что они безотказные, а на самом деле это сильные души. Кстати, кто-то из мудрых людей сказал, и это чрезвычайно важно, правильно и истинно: слабый ищет виноватых, сильный ищет Бога; слабый мстит, сильный прощает; мудрый забывает. Простить – одно, важно еще и забыть, что простил. Поэтому благородство, конечно, никакая не слабость. 

Пусть сегодня все люди, которые смотрят нашу передачу, подумают, можно ли к нам и к ним отнести понятие «ваше благородие». Кстати, как раз у военных и было это понятие, это отношение было. Старец Паисий говорит: из нашей жизни уходит это понятие, этот образ жизни, поведения. Нам надо постепенно этот образ жизни в нашу повседневность вводить. Подходит одна раба Божия и говорит: «Батюшка, молодежи свойственны такие амплитуды, колебания в духовной жизни, так вот не знаю, как спасаться. Человек десять лет в Церкви, ей тридцать лет, и она не знает, как спасаться. То есть такие вопросы тоже бывают. 

– Смотреть наш телеканал, ходить в храм… 

– Да, правильно. Телеканал «Союз», Евангелие, старец Паисий, епископ Игнатий, Феофан... Я говорю: «Ты знаешь, спасаться очень просто. Священное Писание что нам говорит, какой алгоритм, какой фундамент, какой вектор дает? Уклонись от зла и сотвори благо. Вот об этом и думай. Зло вокруг нас, но оно не должно касаться нас и тем более не должно исходить от нас. Оно нас касается, но мы не должны с ним сочетаться, срастаться. Тем более зло не должно исходить от нас. Но нам, христианам, мало, чтобы мы не делали зла. Этого очень мало. Уклонись от зла и сотвори благо. 

Кстати, об этом зле, которое вокруг нас. Мир во зле лежит, апостол Павел сказал. Мы с вами часть этого мира. Мы внутри его, никуда мы не денемся. Многие говорят: а так все поступают, так все живут, так у всех. На днях были студентки молодые, мол, замуж хотим, пятое-десятое… Понятно, все это нормально, правильно, естественно. И они говорят: а как нам быть? Группа, где мы учимся, приглашает на день рождения в ресторан, а там выпили, закусили, дискотека, как-то чувствуем: что-то не то. Но если я не буду куда-то ходить, кто меня увидит, кто узнает? И мне вспоминаются слова покойного схиархимандрита донецкого Зосимы, великого человека. Он девчонкам говорил: «А вы не переживайте. Был бы огонек, а мотыльки налетят». Огонек чего? Веры, целомудрия и чистоты. Все мужики ищут доступных, а жениться хотят на недоступных. Им доступные не нужны. Кстати, откуда этот провал в семейных отношениях? Потому что слишком много появилось доступных. Поэтому и недоступные не нужны, ведь можно пользоваться доступными. А если бы все были недоступные? Тогда извини, дорогой, все только через женитьбу, через брак. 

Мне вспоминается один интересный случай. Покойный схиархимандрит Аверкий, в монашеском постриге архимандрит Анастасий, подвизался в Одоевском монастыре (это под Тулой), прекрасный священник, духовник. До ста лет прожил. Служил в Америке, поэтому понятно будет, почему такой был у него ответ. Служил в Америке, потом оказался у нас в России. А монастырь Анастасов. И мой друг отец Парфений, игумен этого монастыря, увидел его в Москве и спросил, как его зовут. А он говорит: «Анастасий. Вот с Америки приехал, не знаю, как дальше, где в России служить». Игумен говорит: «Батюшка, мы с Вами увиделись… Вас Анастасий зовут? А я из Анастасова монастыря!» И он даже не стал ничего спрашивать. Когда тот сказал, что с Анастасова монастыря, отец Анастасий к нему поехал и еще примерно шесть лет у него прожил. 

Так вот, приходит к этому старцу девушка и говорит: батюшка, так и так, хороший мальчик, христианин, чуть ли не семинарист… Он говорит: «Ну, я за вас очень рад». – «Мы хотим семью создать». – «Очень рад, но как-то дружите пока, потому что сколько ты знаешь-то его?» – «Где-то месяц». – «Мало». Кстати, отец Иоанн (Крестьянкин) говорил: «Годик святой дружбы: дружите, не переходя границ дозволенного. Потому что если в основание, в фундамент вашей семейной жизни будет положен грех, то чего-то доброго потом от этого брака невозможно ожидать». И она ему говорит: «Батюшка, вот дружим; пообщаемся – и он целоваться лезет. Что мне делать? А он мне нравится, и упустить как-то неохота…» Ну, понятно, молодость, прагматизм. Он тогда отвечает: «Знаешь что сделай? В следующий раз, когда целоваться полезет, ты ему скажи: Nooo! Все потом!» Не знаю, как закончилась история, скорее всего благополучно поженились, христианская семья. В этом тоже благородство, если ты не надкусываешь яблоко, которое не собираешься есть. Не надо бояться быть самими собой, бояться не быть как все. 

Я бывал в школе, там уже креативные такие, чуть-чуть разболтанные… 

– Современные… 

– Кстати, я заметил: 10–11-е классы – серьезные люди. Девятый, восьмой, седьмой – еще они не взрослые, уже не дети… И вдруг мне там одна с задней парты заявляет: «А мы хотим все попробовать!» А мы с ними беседовали про это. Я тогда говорю: «А ты попробуй – сохраниться до брака, остаться девочкой, остаться в чистоте, целомудрии, не пить, не курить, матом не ругаться, за свои слова отвечать. Попробуй не быть как все, остаться собой. Ты вот это попробуй». И смотрю: села, а сказать нечего. 

– Вопрос телезрительницы: «Мы выписывали Ваши книги, и нас интересует книга «Проповеди Великого поста»; будет она еще издаваться или нет?» 

– Знаете, Вы потом дозвонитесь еще раз, свой почтовый адрес сообщите оператору, и мы попробуем персонально прислать. Если нет в продаже… 

– Телезрительница: «В храме отвечают, что нет». 

– Нет, я заново напишу тогда. 

– Телезрительница: «И второй вопрос: каково Ваше мнение о записках на проскомидию за живых и умерших, которые были крещены, но не ходили в храм? Мнения священников по этому вопросу очень разные. Как тут поступить – не навредить и поступить с любовью? Или это решение какой-то синодальной комиссии? Мы надеемся, что Вы донесете как-то нашу проблему до вышестоящих церковных властей, а нам скажите, как правильно поступать». 

– А я не знаю никакого разного мнения священников по этому поводу. Таких священников, кто говорит о том, что на проскомидию мы подаем только за людей, которые ходят в храм, только за людей воцерковленных, я в своем окружении не видел, не слышал и не знаю. Потому что ни у одного священника нет такого прибора, харизмометра, который бы измерял степень воцерковленности, благодатности человека. Для нас критерий молитвы на проскомидии и молитвы за усопших и живых только один – крещеность и пребывание в Церкви. Потому что бывают исключения: бывает, люди были крещены, но потом ушли в раскол, из Церкви, осознанно приняли другую веру или стали сектантами. Вот человек крещеный и остался в Церкви, а ходил он в храм или не ходил, мы уже такого расследования не проводим. Для нас достаточно, чтобы человек был крещеный. 

Если мы не будем молиться, если Церковь не будет молиться за таких людей, кто тогда будет молиться, в чем тогда предназначение Церкви? Предназначение Церкви – людей тащить из болота, из ада на небо. Кто этим будет заниматься, если не мы? А единственная возможность, что ему можно хоть протянуть руку, та, что человек крещеный. Крещеному человеку можно руку протянуть. Для некрещеного есть домашняя молитва, в которой мы и таких не оставляем без нашей любви, но мы их уже поминаем дома, не подавая за них записки в церкви: за некрещеных и за тех, которые отпали от Церкви. А если он крещеный, то это для него милость Божия, что Церковь за него молится. 

Если вдруг Вы задаете этот вопрос, значит, у вас разные мнения есть. Я считаю, что священники, которые благословляют своим сотрудникам за свечным ящиком принимать записки только за тех людей, которые ходят в храм, не правы. Ведь, бывает, человек, который может в храм прийти один раз в год, гораздо благодатнее, святее, чем мы, которые из храма не выходим. Так что это еще не показатель. Тогда надо у батюшки спросить, за кого можно записку подавать. Если человек раз в год на Пасху ходит, за такого можно? А если два раза – на Пасху и на Крещение? А если один раз в два года? Пусть тогда батюшки выпишут техническое задание, сколько раз в год достаточно в храм ходить, чтобы за него записку подали, а сколько раз в год недостаточно. Ну конечно, это полная ерунда – ходит или не ходит. Желательно, конечно, чтобы все ходили, все молились, все жили благочестивой, благородной жизнью, о которой мы сейчас говорим. Поэтому Вы лично (и Ваше окружение, Ваши близкие) спокойно подавайте за всех своих безбожников, всех своих бестолковых, нечестивых родственников, которые крещены, но не просвещены. И пусть благодать Божия их коснется. 

Кстати, отец Иоанн (Крестьянкин) советовал прочесть такую молитву. Во-первых, он благословлял за них молиться и подавать записки. И еще: мы все с вами по природе своей – сообщающиеся сосуды, в мире действует капиллярная система от Бога. Благодать распространяется по большим магистралям, по маленьким, а потом доходит до каждого из нас. И все, что между нами происходит, все на нас действует: мы сообщающиеся сосуды. Поэтому отец Иоанн (Крестьянкин) советует: «Читайте главу Евангелия, а после этого помолитесь за родных и близких такими словами: „Спаси, Господи, и помилуй (называйте имена), даруй им телесное и душевное здравие и просвети их светом Евангелия Твоего!“» Они крещены, но пока не просвещены. Кто просветит? Наши слова не слушают, телевизор с православными передачами не смотрят, с людьми нормальными, адекватными, православными христианами, которые являли бы пример благородной христианской жизни, не столкнулись. Что-то для таких людей возможно – спасительная благодать Божия, которая привлекается на них нашими молитвами, сердечным расположением. «И просвети их светом Евангелия Твоего». Если не мы, то кто? Поэтому нам надо, как десантникам, тоже так к этому относиться: «Никто, кроме нас». Никто, кроме Церкви, им в этом не поможет. Поэтому для меня удивительно, что есть какие-то споры: ходят или не ходят… С любовью за всех молимся. 

– Вернемся к началу разговора про Крещение Руси. Многие историки говорят, что Русь была крещена, но не просвещена. Разные исторические процессы происходили, все это было постепенно. Но сейчас та же самая ситуация по сути. У нас много храмов, мы получили свободу – по-моему, Церковь не знала такой свободы, которая сейчас есть. Еще много работы… 

– Шансов сейчас огромное количество. 

– Но все равно много людей, которых еще не привели к вере, и это наша задача сейчас. 

– Сейчас как раз-то это все гораздо ближе, гораздо доступнее – христианская жизнь, образ православной жизни, понимание этого пути. Я вспоминаю, поступал в семинарию, о которой как раз и говорил, закончил ее в 1988 году, в год 1000-летия Крещения Руси. Когда поступал, было четыре книги на руках: патриархийный молитвослов, авва Дорофей, Иоанн Лествичник и Евангелие. Всё. А сейчас вообще все на планшете, вся академическая библиотека может быть на планшете. Вот сейчас какие возможности – с семинарскими лекциями, конференциями, все что угодно. Что надо? Руку только протянуть, взяться за руку Христа и пойти по этому пути. За тебя идти никто не будет, делать за тебя никто не будет. 

Но куда идти – этот алгоритм сейчас расписан чрезвычайно, все действия поэтапно. Как в «Икее»: покупаешь стул, открываешь инструкцию – двенадцать действий. Собрал, все. Голову не будешь ломать, как табуретку собрать. Посмотрел инструкцию – мало того, даже без слов, по картинкам. Вот сейчас, я думаю, в благодатном времени свободы и просвещения, образованности мы живем, наше время уникально. Только надо не лениться и не менять фантики на золото. Потому что отеческие книги, Евангелие – это золото, а фантики – Интернет, дешевые сиюминутные новости, в которых мы бездарно проводим и тратим время. Там, конечно, уже истину, Христа не найдешь. Новости – найдешь, интересные, увлекательные сюжеты, кто как с ума сходит – найдешь. А как спасаться, этого там, конечно, уже не найдешь. Кроме того Интернета, который нам говорит об отеческом пути, в котором есть книги, телепередачи. Это, конечно, уже другой Интернет, со знаком плюс. 

– И не надо забывать о том, что нужно ходить в храм, общаться со священниками, участвовать в таинствах. 

– Безусловно. Но мы сейчас говорим именно про алгоритм повседневной духовной жизни, причем, что интересно, для всех возрастов. У нас раньше увлекались «Добротолюбием», но это уже был 9–10-й класс, люди сразу хватались за «Добротолюбие», и важно было от самой Церкви выпустить 10-й класс, чтобы понимали, до чего дотягиваться. Но только перед этим не было ни первого, ни второго, ни третьего класса… Что должны были пройти? А сейчас постепенно дошли уже и до детей, этот алгоритм духовной жизни уже и для детей есть, эта литература. Поэтому спасайся, только не ленись, вникай. Как апостол Павел говорил: вникай в себя и в учение. Занимайся сим постоянно, ибо, делая так, спасешь себя и слушающих тебя. Испытывайте, в вере ли вы, самих себя испытывайте, говорил апостол Павел. 

Вернемся к теме – мир во зле лежит. Мы внутри этого мира. Мне интересный человек подсказал одно наблюдение. Океан и море – соленые. Если мы достанем рыбу и ее разрежем, она будет несоленая, хотя плавает в соленой воде. Разрезанную рыбу брось в океан – через несколько минут она просит чтобы оно, нас касаясь, в нас не проникало. И не дай Бог – от нас не исходило. Мы имеем такую возможность. Поэтому не надо сваливать на время, что все вокруг так живут, все так делают. Все делают – а ты так не делай. И еще кто-то из мудрых людей сказал: корабль, когда плывет по воде, не тонет. Когда вода начинает попадать в корабль, тогда он начинает тонуть. Поэтому гораздо важнее, что происходит внутри твоего ума, твоего сердца, твоей души. Это гораздо важнее того, что происходит вокруг тебя. Вот за этим и надо следить, чтобы вода греха, вода зла не проникала в твой корабль. Тут же задраивай, не пускай, за этим следи. Без конца инвентаризация, профилактика, прокрашивание трюма, лодки снаружи. Без конца, чтобы, не дай Бог, зло не проникло внутрь нас. 

– На этом вынужден закончить нашу программу, время уже вышло. 

– Ну, до новых встреч. 

– Мы обязательно встретимся еще раз. 

– Еще пожелание всем нам: «Красиво жить – не просто звук пустой. Лишь тот, кто в мире красоту умножил… красиво прожил». 

И вот это и будет благородство нашей жизни, когда мы будем красоту этого мира умножать молитвой и добротой. В этом наш христианский долг и истинное благородство нашей жизни. 

Ведущий Сергей Платонов 

Записала Маргарита Попова