Беседы с батюшкой. Крещение Руси. Таинство Крещения

В екатеринбургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает священник Константин Корепанов, клирик Свято-Троицкого кафедрального собора города Екатеринбурга, старший преподаватель екатеринбургского Миссионерского института, автор и ведущий программ «Читаем Добротолюбие» и «Нравственное богословие».

– Двадцать восьмого июля мы отметим день памяти святого равноапостольного князя Владимира и 1030-летие Крещения Руси, поэтому предлагаю поговорить сегодня об этом историческом событии и побеседовать о крещении как о таинстве Православной Церкви. Итак, крещение Руси. Какое значение имеет это событие в наши дни? 

– Собственно, все наше государство и есть плод крещения Руси. От Балтийского моря до Тихого океана – это плод крещения Руси. Государственность русская – плод крещения Руси. Русская культура (по крайней мере, та часть, которой мы гордимся и по которой нас знают в мире) – это плод крещения Руси. Русская традиционная семья (и, к слову сказать, любая традиционная семья в любой стране мира) – это плод крещения этого народа и плод крещения этого государства. Потому что именно христианство придало правильные формы семье и создало как таковую традиционную семью в тех варварских народах, которые когда-то приняли крещение. 

Все это вместе – азбука, алфавит, русский язык – это плод крещения Руси. Есть такой документ «Концепция духовно-нравственного воспитания гражданина России» – педагогический документ, фундаментальный для воспитательной работы в школе. Там напрямую педагогико-юридическим языком прописаны положения, что православная вера является именно фундаментом, на котором выросла вся русская культура и русская государственность. Поэтому в воспитательной работе проходить мимо этого явления невозможно. 

– В наши дни, наверное, сочли бы какой-то, может быть, дикостью, если бы было какое-то насильственное определение религии для всего населения. Понятно, что большая часть населения принимала крещение добровольно, но все равно часть людей, противных этому, наверное, была. Тем не менее в наши дни есть еще государства, в которых происходит именно так, где насаждается не христианство. Можем ли мы говорить вообще о допустимости такого насильственного привития веры населению, вспоминая события тех лет? Или с нашей колокольни, в современном состоянии, невозможно говорить о тех событиях, о том, что можно было и что нельзя? 

– Если говорить о насильственном крещении кого бы то ни было, то понятно, что евангельское понимание крещения не предполагает вообще никакого насилия, и фактически его никогда и не было. Что касается крещения Руси, речь идет об одном-единственном эпизоде – это крещение Новгорода. Это единственное место, в отношении которого было действительно применено насилие, но не со стороны Церкви, а со стороны государства. И человек, который выступает в качестве крестителя, – это именно светское лицо, оно и обозначено как светское лицо. Не епископ, не священник, не монах это делал, это было светское государственное лицо, которое таким образом просто хотело предотвратить отпадение Новгорода к варягам, к языческому народу. И для того чтобы удержать его во власти Киева (это был очень важный, стратегический во всех отношениях город), было применено такое насильственное крещение именно как государственное мероприятие. 

Государство периодически в истории делало подобные ошибки. Не в отношении крещения кого-либо, а очень часто это было в отношении борьбы с какой-нибудь ересью. Периодически такое бывало в истории Византийской империи. Государство – да, потому что других форм воздействия на народ государство, в принципе, и не знает... Какие-то либеральные модели государственности появились в XVII веке и были даже применены в каких-то государствах, странах, но в целом государство и есть аппарат принуждения, насилия. 

В данном случае была использована для этого религия, могли использовать все что угодно, но это единственный такой момент. А во всех остальных порубежьях, во всех остальных народах: Муром, вятичи, поляне, древляне, Ростовская земля?.. Например, есть замечательное житие Леонтия Ростовского, епископа Исайи Ростовского, и там очень ясно показано, что никакого насилия не было, хотя население этих городов очень категорично посопротивлялось принятию христианства. Есть замечательный эпизод, описанный в житии князя Михаила Муромского и его чад, как они крестили Муромскую землю. Тоже каждый может почитать. То есть, за исключением Новгорода, князь Владимир просто оставил это, надеясь на действие именно Церкви. И Церковь никогда насилия не употребляла. 

Можно ведь сказать не только о языческих племенах; скажем, в отношении татар тоже никогда насилия не было. Недавно, 21 июля, было празднование в честь Казанской иконы Божией Матери. Оно как раз отражает, кроме самого чудесного события явления иконы Божьей Матери, интересный срез истории Казани и истории христианизации Казани. Собственно, явление этой иконы помогло в христианизации Казани, потому что никаких силовых мер не было принято, а в духовных никто не знал, с чего начать. И вот это явление иконы стало точкой поворота, когда христиане Казани, то есть уже обратившиеся к христианству, в этой иконе нашли подтверждение своей вере. А те, кто сомневался, кто искал, колебался между исламом и христианством, увидели явное действие чуда Божьего. Когда на ваших глазах происходит столько исцелений, вы неизбежно поверите. Люди были простые сердцем, они очень мало читали, очень мало думали, они были очень просты и обращались туда, где видели явление Божьей силы. 

Поэтому насилие на самом деле в рамках христианского вероучения – это категорически невозможное явление жизни, но государство действительно иногда его применяет в своих целях. Это не только в России, но и в других странах. Иногда даже более худшие эпизоды встречались, например, в попытке христианизации шведского народа, да и много других разных явлений было. Или, например, 1066 год, нормандское завоевание Англии, достаточно христианского государства (очень давно христианского), но независимого государства: именно папа благословил это завоевание, разрушение сложившейся системы христианского устройства Англии, чтобы подчинить ее римскому диктату, именно диктату папы Римского. Насилие было гораздо более глубокое, именно со стороны Церкви. 

– Празднование дня Крещения Руси пройдет в России на церковно-государственном уровне. И вот если говорить об объединении славян, которые в то время были крещены, то можно ли сказать, что современные празднования в какой-то мере являются поводом для духовного объединения, для такого ощущения, что все мы братья? Конечно, речь идет о Беларуси, Украине – тех странах, которые тоже, в общем-то, отмечают это событие как свое, родное. 

– Если хотите, это почти официальный меморандум. Буквально на этой неделе состоялось мероприятие в Москве, насколько я знаю, как раз посвященное 1030-летию Крещения Руси. И там, в частности, Владимир Легойда заявил об этом, вот эту самую мысль, которую Вы сейчас озвучили: что для народов Беларуси, Украины, Молдавии это является неким связующим мостом. И крещение Руси – это тот фундамент, на котором выросли наши народы. Поэтому это некая фундаментальная общность... Вот на этом фундаменте выросла и состоялась история. В конце концов, государственность этих народов, культура этих народов выросли из того единого фундамента, который заложил крещением Руси великий князь Владимир. Поэтому отрицать это – значит, рубить сук, на котором сидишь, это просто разрушать фундамент, на котором ты сам вырос. Это невозможно. И, конечно, все игры с этим явлением никогда добром не закончатся. 

– Тысяча тридцать лет – это огромный промежуток времени, который нам вообще сложно представить. А вот есть время, которое, наверное, у многих в памяти, – это 1000-летие Крещения Руси, 1988 год, который еще называют вторым крещением Руси, когда, насколько я понимаю, было официально разрешено проводить церковные празднования. И в то время множество людей потянулось в храмы, чтобы в этот день совершить память равноапостольного князя Владимира, вспомнить историческое событие и принять таинство Крещения самому. Как Вы вспоминаете это время? 

– Я сам это время не вспоминаю, потому что 1988 год – это как раз самый пик моего служения в рядах Советской Армии. Я служил с 1987 по 1989 год, поэтому, разумеется, никаких явлений, связанных с крещением Руси, я не знал, не видел. Я только слышал воспоминания людей, которые это событие пережили, будучи верующими. Разумеется, в 1988 году я не был верующим, но первый раз в церковь я попал именно в 1989 году. И как я уже потом понял, сама возможность того, что я переступил церковный порог, подошел к иконе, была обеспечена празднованием 1000-летия Крещения Руси в 1988 году. Потому что еще полтора года назад это бы не осталось без последствий. Молодой человек, ученик советского вуза, секретарь комсомольской организации, демобилизованный из войск Советской Армии, с крестом на шее пришел в храм. Это не могло бы остаться незамеченным, тем более что у меня родители были очень высокопоставленными людьми в городе Верхняя Пышма. И, разумеется, как-то это было обозначено. 

Но это совершенно никаких последствий не имело, и я ничуть этому не удивлялся, потому что (не знаю уж, как может быть по-другому) только потом, уже прожив достаточный период времени, узнав историю, я понял, что это именно последствия, эхо 1988 года. Для меня это оказалось значимым. Это тоже особая тема для разговора, но, как я понимаю теперь, вообще мой путь к воротам храма, мой путь в Церковь оказался чудесным образом коротким. То есть, по сути дела, 1988–1990 годы – это пробуждение каждого думающего человека, все как будто проснулись и бросились что-то искать; и искали это где угодно... 

Я знаю судьбы многих священников, сколько они скитались по разным сектам, общинам, обществам, прежде чем дошли до храма. У меня возникла мысль: как все вообще устроено, я просто пришел в церковь, тогда единственную в городе Екатеринбурге, хотя жил в Верхней Пышме. У нас ничего подобного не было, и мой путь оказался чудесным образом коротким. Только спустя лет пятнадцать я понял, какое это было чудесное явление, и до сих пор очень благодарю за это Бога, что Он просто взял меня за шкирку и прямо поставил перед воротами храма. Я не искал нигде ничего, просто сразу меня в нужное место ткнули. Очевидно, это было очень важно для меня, и я очень благодарен Богу, что это произошло. 

– Спасибо Вам за Вашу личную историю. Я думаю, что таких историй множество и у наших зрителей, которые сейчас смотрят программу. 

Вопрос телезрительницы из Москвы: «Батюшка, Вы могли бы мне объяснить, как понимать свойства Бога: личный, живой и неизменяемый? И в свете этих свойств как строятся отношения человека и Бога? Я поясню, что имею в виду. Я хочу понять: когда человек обращается в молитве с просьбой к Богу и если, допустим, его просьба выполняется – это действие Бога как единичный какой-то акт в отношении человека? Или все-таки это происходит из-за благоприятных изменений жизни и самого человека? То есть человек приближается к Богу или Господь Своим каким-то личным воздействием на конкретного человека помогает ему?» 

– Это вопрос очень серьезный; я вообще думаю, что он не для формата короткой видео-беседы, тем более не для прямого эфира и уж точно не для подробных объяснений, потому что тогда пришлось бы тему сегодняшней беседы просто закрыть. Мне до конца передачи пришлось бы только на эту тему говорить. Я скажу несколько вещей коротко. 

Во-первых, с этим вопросом (тем более Вы в Москве) нужно обратиться в любую духовную школу. В Москве, я знаю, эти духовные школы Русской Православной Церкви имеют разные курсы как раз для мирян, где Вам подробно и очень системно, методично на этот вопрос ответят. 

Второе, что я хотел сказать по основному содержанию вопроса. Вы сказали слово «живой». Я думаю, Вы и сами понимаете, о чем идет речь. Действительно, эта жизненность Бога в том, что Он есть не просто некая идея, или мысль, или принцип, некий Абсолют, совершенно чуждый человеческому восприятию. Живой – это значит, что Он реагирует на нашу жизнь, Он вмешивается, если хотите, в нашу жизнь, Он хочет вмешаться в нашу жизнь. И когда человек дает Ему возможность вмешаться в свою жизнь, то воспринимает это как проявление именно жизни живого, любящего, бесконечно Милосердного Существа. Обычно это пытаются передать, когда говорят о том, что Бог живой, что с Ним именно можно взаимодействовать. Вы это слово, собственно, и употребили. 

И третье. Что первично, что вторично – благодатная энергия Бога, благодатное вмешательство Бога или возможность, то есть некое действие человеческой воли – все это разрешается в известном православном принципе, который называется «синергия» (совместные действия Бога и человека). Бог действует ровно настолько, насколько человек это позволяет. И человек действует настолько, насколько у него хватает благодатных возможностей. Это общий принцип, на самом деле там очень много разных нюансов, но суть именно в том, что это всегда совместное действие и благодати, и человеческой воли. 

Но обычно, пытаясь это явление сделать понятным для человека, говорят, что благодать Божия предваряет человеческую волю, но она предваряет волю, зная, какая реакция, какой ответ человеческой воли последуют на это действие Божественной благодати. Именно так рисует этот процесс апостол Павел в известном своем послании: «Кого Бог предузнал, тех и предопределил быть; кого предопределил, тех и призвал». То есть изначально как бы предполагается действие Божественной воли, Божественной благодати, но знающей, сознающей, четко имеющей представление о том, как отреагирует на каждое действие Божественной благодати человеческая воля. 

Но это, еще раз повторю, некий дробный процесс. На самом деле, когда вникаешь в это в целостности, все значительно проще, но значительно сложнее все это объяснить человеческим языком. Лучше именно системно изучить в данном случае вопросы догматического богословия. 

– Спасибо. Вернемся к нашей теме крещения Руси и второго крещения Руси. Мы говорили о том, что множество людей после 1000-летия Крещения Руси в этот год приняли таинство Крещения, множество людей нашли то, что они искали. Но, к сожалению, были такие люди, которые, приняв таинство Крещения, не нашли того, что они искали, и из ограды храма вышли. И они, может быть, до сегодняшнего дня находятся в таком состоянии... Как быть с этим состоянием, когда ты вроде бы и крещен по факту, но не крещен фактически? 

– Вы сами ответили на этот вопрос. Если бы человек искал в крещении Христа, то, несомненно, он бы Его нашел. Если он искал не Христа, а что-то другое, то опять-таки несомненно, что он этого не нашел. Поэтому он вышел из ограды храма... Это честная, нормальная, хорошая позиция, чтобы определить как-то свое дальнейшее бытие, допустим, как крещеного человека: нужно начать искать Христа. Потому что крещение – это именно переживание образа Христа (мне не нравится протестантское выражение о «личности Христа»), бытия Христа, дела Христа, которое Он сделал. То есть человек встречается со Христом, для него именно Он Сам становится как живой Бог, ставший живым Человеком. Он становится для этого человека самым значимым. Тогда ни один человек не уйдет из Церкви. 

Мне часто говорят о том, что вот эта причина, та и та причина оттолкнули людей от Церкви. Я знаю множество людей и могу сказать про себя: когда я первый раз зашел в храм, меня отругала женщина, которая стояла у подсвечника. Я только что пришел из армии, то есть буквально полтора-два месяца прошло, и у меня была татуировка на руке (я ее потом свел, но в тот момент она была). И она сказала: «Вот из-за этого ты никогда не спасешься». То есть: «перестань ставить свечи и иди вон, это бесполезно, потому что ты обречен на вечную погибель». Но это не вывело меня из церкви, хотя я зашел первый раз в храм и, разумеется, ничего еще не знал и вполне мог бы смутиться. 

И потом в течение жизни я видел и слышал очень много разного, но ни меня, ни множество моих друзей, пришедших в конце 80-х – начале 90-х в храм, это не оттолкнуло, не вывело из церкви. И даже не могло вывести. Потому что любой пришедший в церковь понимает, что есть люди, которые немощны, больны, которые просто мало знают или мало умеют. Или просто у них плохое настроение. Это же не повод, чтобы выходить из церкви, мы же пришли не к этим людям и даже не к этой иконе, мы пришли сюда к Богу. Мало ли кого мы встречаем, придя к Богу. Мы принимаем всех, мы должны принять их всех, мы же пришли не к ним, мы пришли к Богу. Куда нам от Него идти? 

Когда-то Христос спросил Своих учеников-апостолов, когда многие слушающие смутились Его словами: «Может, и вы хотите идти?» Они говорят: «Господи, куда нам идти? У Тебя слова вечной жизни». Вот это любой пришедший в церковь человек должен сказать: «Господи, куда нам идти? Ты здесь живешь, куда я от Тебя пойду? Выйти? И что я буду делать, если Ты здесь живешь?» Но если люди вышли, я считаю, в этом ничего плохого нет. 

Однажды один мудрый священник, которого я очень люблю и очень уважаю, переживал уход одной из своих подопечных. Он ее оглашал, крестил, работал с ней много, а она вот перестала ходить в храм. Он очень переживал, много молился, и долго он был расстроенный. И вдруг однажды звонит мне: «Я думал, она ушла из церкви, а она просто ушла в пустыню». Как Христос после крещения ушел в пустыню. То есть это такой образ, что человек просто переживает действие благодати, данной ему после крещения. Он иногда начинает бороться, искать с сомнениями, с переживаниями, о которых раньше ничего не подозревал, начинает думать, начинает размышлять над разными вещами, читать. 

А вообще-то он становится честным, то есть пытается определить свое собственное отношение к тому, что он узнал, что пережил и что услышал. Раньше он пришел в церковь, потому что это было интересно, потому что это было возвышенно, потому что был хороший священник. И вот его окрестили, и он начинает как-то осознавать себя по отношению ко Христу. Он зачем в церкви? Потому что здесь хорал красивый, потому что хор, потому что иконы, потому что батюшка или потому, что цены дешевые? Или потому, что здесь Христос? И вот этот процесс собственного определения по отношению ко Христу, Который живет в церкви, занимает порой несколько лет у человека. 

Он вышел для того, чтобы подумать, зачем он сюда хочет снова зайти, – и этот некий тайм-аут может быть длиной в целую жизнь. Он вернется, но потому, что он осознал, что здесь Христос. Это гораздо важнее, чем когда человек ходит всю жизнь в храм, так и не пережив Христа: Он просто ему не нужен. Просто здесь хорошие люди, с которыми интересно общаться, он любит это общение. Христос? Какой Христос? Зачем? Да ладно, бросьте… 

У меня был такой опыт встречи с человеком, который прожил в церкви, служа на разных послушаниях, гораздо больше моего, он уже пожилой человек. И вот однажды, когда мы собирались за столом по поводу празднования Преображения, кто-то из нас сказал: «Вот интересно, как это видеть Фаворский свет. Это же на горе Преображения, это же здорово!» Тот махнул рукой и говорит: «О чем вы говорите? Это ж все сказки, никакого Фаворского света не было, да и Христа тоже не было». И это человек, который прожил в церкви более 30 лет, работал даже в епархии. Вот он ушел на пенсию, но он все время был при храме, однако ничего не знает о Христе, он не верит во Христа. 

– Получается какое-то лицемерие. Потому что лучше по-честному признаться себе, что ты пока не готов. Да, я принял крещение, но я возьму время подумать – вместо того чтобы ходить десятилетиями кивать головой, молиться, креститься, делать благообразный вид и забывать обо всем этом, выходя за порог храма. Мы помним евангельскую историю о крещении Спасителя в водах Иордана Иоанном Предтечей, которого Церковь именует Крестителем. Тогда, наверное, стоит поговорить о том, в чем был смысл этого омовения в водах Иордана еще до Пришествия Христа. 

– Именно в ожидании Христа. Это была его первая важная задача, он говорит: «Я послан именно для того, чтобы указать на Того, Кто возьмет грех мира». То есть чтобы Христос не Сам на Себя показывал, а чтобы человек, уважаемый со всех сторон иудейским обществом, безупречный, как свидетель истинный, засвидетельствовал, что это и есть Агнец, берущий грех мира на Себя. А в целом его задача омовений была общей практикой. Мы знаем, например: Елисей посылал Неемана, чтобы он умывался в водах Иордана. 

То есть это обычная пророческая процедура некоторых иудейских обществ того времени, которые именно в омовении через исповедание, через произнесение определенных исповедных формул очищали себя от грехов. Поскольку других таких вот священных рек в этой области не было, все приходили на Иордан. То есть он не делал нечто из ряда вон выходящее, он занимался общепринятой практикой того времени; просто сам он был человеком безупречным, потому что он почти ничего не ел, у него не было вообще никакой собственности. И у него было обличительное и пророческое вдохновение. Поэтому иудеи просто прониклись к нему особым уважением. В этом его главное назначение: он Предтеча, именно тот человек, который должен указать на Христа. 

А крестил он во очищение грехов, то есть это такое священное омовение, которое во многих народах присутствовало. Сакраментальной силы это омовение не имеет. Поэтому, например, в Деяниях апостолов описывается событие, когда пришел некий человек в Эфес, который знал только крещение Иоанна, а крещение христианское не знал. Ему необходимо было восполнить этот недостаток, и апостолы это дело сделали. Акила и Прискилла, кажется, это дело осуществили, помогли ему лучше это понять и принять крещение Святым Духом. 

Как, собственно, и сейчас. Например, есть некая христианская традиция на территории России, так называемые кержаки, хотя там много разных названий. Но суть в том, что это старообрядцы, которые потеряли священников, и за неимением священников они принимают крещение только в воде с произнесением крещальной формулы: «Крещается раб Божий…» Разумеется, читают необходимые молитвы, требники у них есть, но они не знают крещения Святым Духом, не знают таинства Миропомазания. И когда подобный человек обращается в церковь, хочет стать членом Церкви, восполняется это крещение, то есть над человеком совершается таинство Миропомазания. Потому что (по вере Церкви) самого по себе только крещения водой, омовения водой недостаточно для полноты церковной жизни. 

– Стоит поговорить о том, как поменялось то крещение, которым крестил Иоанн Предтеча, и Крещение как таинство, которое сегодня есть в Церкви как некий акт принятия христианства. 

– Смысл крещения Иоаннова был в очищении от грехов, омовении от нечистоты, которую давал грех. Оно не очищало полностью от грехов и не могло очистить, потому что Христос еще не пришел, но вот эту нечистоту, в которой запачкался человек, это крещение помогало очистить, помогало почувствовать себя очищенным. Это не избавляло их от принесения положенных жертв, но давало им пережить ощущение чистоты, потому что многие в Израиле в то время в силу традиционности потеряли веру в обычное жертвоприношение и искали чего-то нового, приходили на воды, чтобы омыться, очиститься от последствий совершенного греха. И это просто давало очищение. 

Крещение, которое принимают в Церкви, есть соединение с Богом. То есть в таинстве Крещения, во всем комплексе делаемых там священнодействий человек соединяется с Богом, он теперь с Богом представляет собой некое единое нерасторжимое целое. Бог живет в этом человеке, и человек живет в Боге, то есть получается некое совершенно новое бытие. Поэтому Христос и говорит: «возрождение», «рождение заново» даже. Человек рождается заново от воды и Духа, он рождается как сын Божий, он рождается от Бога, рождается в Боге, живет Богом и питается Богом. И ничем другим жить и питаться (по существу таинства Крещения) человек теперь и не может. Поэтому Евхаристия, Причастие, становится его повседневной пищей. Именно так он растет и возрастает во Христе. 

– Хотел бы затронуть такой вопрос, как крещение младенцев. С одной стороны, в семьях христиан, которые ходят в храм, исповедуются, причащаются Святых Христовых Таин, когда у них появляется младенец, есть естественное желание, чтобы этот младенец вместе с ними был на службе и принимал Тело и Кровь Христовы. С другой стороны, это все-таки выбор родителей, но не самого ребенка. Истории потом могут быть разные: может быть, ребенок останется в лоне Церкви, будет церковным человеком, а может, и нет. Как думаете, нужно дожидаться того момента, чтобы ребенок все-таки сам созрел для того, чтобы принять таинство? 

– Это, конечно, решают родители, но практика Церкви изначально такого не знает. И, конечно, можно сослаться на житие Григория Богослова, который был крещен в более чем зрелом возрасте. Но та практика, которая засвидетельствована Священным Писанием, предполагает крещение всей семьи. Общая формула Книги Деяний – «крестился он и дом его»: все, кто был в доме. То есть он господин этого дома. Дети, жена, слуги, рабыни – те, кто признает его своим господином, принимают крещение. По-другому было просто и немыслимо. И в этом смысле это некая рафинированная, я бы сказал, практика: вот подрастет, сам поймет. Конечно, иногда можно найти успешные результаты такой практики, но в целом это просто неправильный подход и неправильное решение вопроса. Я русский человек, и мой сын русский человек, и он не выбирает, русский он или не русский. Конечно, он может в 30 лет уехать в Америку, выучить английский язык и назвать себя американцем. Но он все равно будет русским человеком, уехавшим в Америку и забывшим свою Россию. Он, может, будет учить в школе Пушкина, но потом скажет: «Мне не нужен Пушкин, я хочу читать Лонгфелло». Или еще кого-нибудь, Марка Твена; вот настоящая литература… И уехать в Америку читать эту американскую литературу. Но он будет человек, который не полюбил Пушкина, а полюбил Твена, вот и все. 

То есть на самом деле, в конце концов, мы в традиционном обществе, человек рождается мужчиной и должен с этим что-то делать, должен вести себя как мужчина, должен осознать, что он мужчина. И совершенно неважно, кем он хочет быть, он может стать женщиной. Пожалуйста, современные технологии позволяют. Но он будет мужчина, который не сумел стать мужчиной, а предпочел быть женщиной; это его проблемы. Но есть некое призвание, от которого он отрекся. Так и с верой. 

Человек рождается в православной семье, и совершенно органично жить по-православному – семья живет по-православному. Понятно, что есть семьи, где один человек православный, другой неверующий, там этот вопрос они как-то будут решать. Но в православной семье совершенно естественно и органично воспитывать человека в православной традиции, как мы воспитываем его в лоне русской культуры, русской литературы, нашего фольклора, наших сказок и так далее. Мы не ждем, когда он выберет, что читать (скажем, сказки братьев Гримм или сказки про Бабу-Ягу, Марка Твена или Пушкина), мы вводим его в мир мировой культуры как русского человека. 

Мы можем ввести его в мир религий как православного христианина, он вырастет и определится, оставаться ему православным или уйти в другую религию. Это будет его выбор, но мы должны сделать так, чтобы воспитать его именно как православного человека. И это не решение за него, он всегда этот выбор сделает, как его сделал Иуда, например, или как его сделал апостол Петр. Никто не лишает его выбора, но мы даем ему лучшее, что у нас есть. И в этом родительский долг: дать ребенку то лучшее, что есть в мире религий, ту веру, которую мы сами считаем истинной, и у нас есть основания считать, что она истинная. Но проблема именно в том, что люди, крестя ребенка, вовсе не собираются ни воцерковлять его, ни вводить его в мир православной веры, потому что верой этой они не живут. В этом проблема, что православной верой надо жить, питать ею себя и свою семью. 

В наше время это известная проблема, что дети в верующих семьях порывают с верой. Или, скажем, даже дети священников (особенно актуальная проблема) не разделяют пути своих отцов. Но двести лет назад такого не было; значит, проблема не в самой вере, а в том, как мы ее транслируем тем людям, которых любим больше всего на свете. И эта проблема многогранная, но она должна решаться не тем, что мы даем человеку выбор; это просто неестественно, нелогично. С таким же успехом можно сказать: «Вот вырастешь и разберешься, какой язык тебе учить, какие книжки читать, мы тебе ничего читать не будем, говорить тебе ничего не будем, нравственно тебя учить не будем. Может, ты захочешь бандитом стать. Ну, определишься, как-нибудь сам выберешь». Нет. Родитель – это тот человек, который отвечает за все в ребенке. 

Раньше, например, взрослый человек (скажем, в Афинах) обязан был дать своему ребенку образование и профессиональный навык. Он обязан был это сделать. Как уж с этим определится ребенок, это его дело. Но он должен научить его заниматься какой-то работой, это его родительский долг. Вот мой родительский долг научить (точнее – приобщить) своих детей к той вере, которой я сам живу, к тому, что я считаю самым главным в своей жизни и в жизни человечества вообще. Это лучшее, что я могу дать своему ребенку. Примет он это – хорошо, не примет – это его выбор, который я должен принять так же, как тот отец из притчи о блудном сыне, отпустивший своего сына на страну далече. Это его выбор, и я должен его тоже принять. 

– Да, спасибо Вам. Конечно, забота о ребенке – это очень важно. И действительно, не скажешь же ребенку: «Решай сам, пойдешь ты зимой босиком по улице или будешь одет в теплый пуховик». Нет, мы одеваем на него этот пуховик, и ребенок находится в тепле. И если проводить такую простую аналогию с тем, что мы выбираем для него место, где он будет учиться, куда пойдет в садик, в какие секции будет ходить, то это, по сути, тоже в какой-то степени не выбор ребенка, а некое направление родителей. А там уж у ребенка действительно есть своя воля, идти дальше этой дорогой или нет. Спасибо Вам за то, что вот так поставили всё на свои места. 

Вопрос телезрителя из города Тверь: «Все мы знаем, что искушения очень полезны для духовного человека. Для чего мы просим Бога в молитвах избавить нас от искушений? И второй вопрос: как Вы считаете, что полезнее для человека – не поддаться, противостоять искушению, выдержать его или все-таки поддаться ему, а потом покаяться?» 

– Начну со второго вопроса. Есть в нашей православной среде такой бродячий анекдот: самый лучший способ победить искушение – это поддаться ему, потому что оно сразу отступает. Но покаяться просто так не получится, каждый сделанный шаг рождает привычку воли. Воля становится слабее. Если сопротивляться в отношении первого сложившегося искушения трудно, то сопротивляться при втором будет еще труднее, при третьем – еще труднее. То есть, всякий раз падая, мы приобретаем навык грешить все больше и больше. Поэтому, конечно, принцип «я согрешу, а потом покаюсь» не работает, потому что рассказать о грехе мы можем, но покаяние предполагает исцеление от самой возможности поддаваться этому греху. И вот покаяться-то как раз будет с каждым разом все труднее и труднее. 

А что касается молитвы «Отче наш», это очень распространенный вопрос. Но смысл его именно в том, чтобы Господь нас оградил от тех искушений, которые мы перенести не можем, чтобы наша слабость была покрыта Его милостью, чтобы Он не допустил тем обстоятельствам и скорбям, которые превышают возможности нашего слабого, немощного естества, докучать нам. 

Например, человек идет без молитвы, без упования на Бога в какое-нибудь место, скажем в ресторан, и заказывает там все, что необходимо. Он не молится, он просто пришел покушать. Немножко выпил не того, немножко перекушал не того; в общем, там девушки танцуют, какой-то флирт завязался… Дальше не буду продолжать. Ему выбраться из этой ситуации становится трудно, но он сам попал в это искушение. Понятно, что, войдя в ресторан, он подвергает свою душу искушению. Но если он сохраняет упование на Бога, если молитва на его устах, в его сердце, то скорее всего он просто не зайдет в ресторан. Но если все-таки это необходимо, он очень хочет есть и другой возможности поесть у него нет, то он заходит и просит избавить его от искушений. И ничего не происходит, он не хочет выпить, он хочет только поесть, он не переедает, он не видит никаких девушек, он спокойно удовлетворил свою потребность покушать и вышел неуязвимым. 

То есть всякий раз мы обращаемся к Богу, чтобы те искушения, которые подстерегают наше немощное естество, на нас не свалились. Если человек, как Пьер Безухов, слаб по поводу женского пола, то молящийся человек идет по улице молясь и не видит, что вокруг есть соблазнительные девушки. Приходя в офис, он их не видит. Но искушения приходят. Другие. Не те, которые для него очень болезненны. Приходят другие, те, которые ему по силам перенести. И вот именно этого и хочет Бог, чтобы скорби и испытания были, но не те, которые постоянно нам бьют под дых и сваливают нас с пути, которые именно мы перенести не в состоянии… Потому что они бьют в самое слабое наше место. 

Искушение искушению рознь. Человек приходит в общество людей, которые выпивают: ему нет никакого искушения, потому что он водку на дух не переносит, у него нет соблазна, он говорит с ними о Христе или делает то, что необходимо делать, и уходит неповрежденным. Ничего с ним не было. Это искушение? Да. Это испытание? Да. Но совсем другое – говорить с людьми выпивающими, пьющими о чем-то серьезном. Очень трудно. Он это вынес, но ничего подвергающего его душу опасности не произошло. 

Этот же самый человек входит в общество, скажем, девушек, имея слабость в отношении блудной страсти, и он не может ничего делать, потому что он попал в место, которое для него трудно выносить, его со всех сторон встретили искушения, потому что он не помолился. Потому что он не возложил упование на Бога, и от этого искушения, которое он вынести не в состоянии, которое грозит ему душевной гибелью, Бог его не оградил. 

Вот это важно сознавать, понимать. У меня, особенно когда что-то тяжелое встречается в моей жизни, особое вот такое ударение, акцент на прошении: «Господи, избавь меня от искушения». Чтобы именно то, что я не смогу перенести, то, что повредит моей душе, не случилось. Но трудность от этого не меняется; надо идти, надо верить, надо говорить, надо терпеть. Но это то, что я могу вынести. А есть то, что я вынести не могу. 

– Будем стараться, чтобы по нашим молитвам у нас не было таких искушений, которые мы не можем вынести. 

– Будем просить Отца нашего Небесного: пусть не будет у нас таких искушений, которые мы не можем вынести. 

Ведущий Дмитрий Бродовиков

Записала Елена Кузоро