Архипастырь. Воспитание гражданина

В московской студии нашего телеканала на вопросы отвечает епископ Североморский и Умбский Митрофан.

– Владыка, неожиданный вопрос. Североморск, как я понимаю, – это центральный город вашей епархии, а Умба – что это за город, что за место?

– Вообще наша епархия создавалась как епархия северных морей. Наша епархия простирается по берегам Баренцева и Белого морей. Так вот, центр на Баренцевом море – это столица Северного флота – город Североморск, моя первая кафедра. Вторая кафедра – город Умба. Это старинное историческое поселение поморов, с глубокой древности находящееся на берегу Белого моря.

Вы, может быть, помните Эдуарда Хиля?..

– Помню.

– В таком случае, может быть, кто-то из более старшего поколения вспомнит и такую песню: «Умба – город, Умба – лес… Умба полная невест». Наверное, это было примечательной и отличительной особенностью этого поселения: там было очень много красивых девушек-поморок. И Эдуард Хиль пел об этом нашем поселении такие замечательные строки.

– Тема нашей передачи – «Воспитание гражданина». И первый вопрос: что значит быть гражданином?

– Честно говоря, сказать просто «гражданин» – это не сказать ничего. Гражданин находится в каком-то социуме, он гражданин чего-то. Мы о каком гражданине говорим? Если просто сказать «гражданин», то невольно в голове возникают времена Французской революции: граждане республики появились там вместо подданных его величества и так далее. Поэтому мы должны определиться, о чем говорим.

Допустим, были граждане Советского Союза. Или поэт говорил: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». И мы все были граждане. Вопрос о том, как мы представляли себе наше гражданство: мы – граждане чего? Мы были граждане безбожного государства со строгим идеологическим воспитанием. Воспитывался гражданин, который хотел чего? Он ненавидел буржуев, хотел совершить мировую революцию и установить диктатуру рабочего класса. Вот такие мифологемы владели гражданами. Мы об этом гражданине говорим? Я думаю, о таком гражданине говорить не хочется.

В конце XIX – начале XX века у нас появились другие граждане, которые, собственно, совершили революцию, – это граждане мира, так называемая либеральная интеллигенция (начиная с Тургенева и иже с ними; как говорится, не будем тревожить прах усопших). Но это граждане мира – того мира, где кормят хорошо. Европы, например; им там нравилось. А в Россию они не хотят возвращаться и даже вспоминают про Россию как про какую-то совершенно варварскую страну.

Надо сказать, что и сейчас у нас хватает таких людей, которые хотят быть гражданами того мира, где сытно и хорошее социальное обеспечение: пенсии выше и так далее. Они – граждане вот этого мира. Кстати, это нынешнее устройство Европейского Союза. Они сознательно преодолевают границы. Они становятся гражданами чего? Вот этой какой-то аморфной конструкции «Европейский Союз»? Они патриоты чего?..

Я думаю, каждый вспомнит замечательные, мудрые слова нашего президента (дай Бог ему здоровья) такие слова. Он предупреждал: «Вы очень ошибаетесь, вы встали на очень скользкий путь, вы не понимаете, что так нельзя». Нельзя совершенно уникальные, сложившиеся исторически, национальные общности народов со своими индивидуальными качествами, со своими внутренними духовными установками и генетической памятью вот так взять и смешать и назвать: «це Европа». Это ошибочный путь. Они граждане мира, так называемые космополиты. Нужно ли нам такое?..

Мы говорим о другом гражданине. Наверное, все-таки на сегодняшний день у нас есть потребность формирования гражданина как патриота своей страны – вот что такое гражданин для нас. И если мы говорим об этом, то для этого требуется воспитание. Какое воспитание? Откуда возникло это воспитание?

Давайте вспомним дореволюционную Россию. Самый яркий пример патриотизма всегда проявляется в момент опасности. Это война 1812 года, другие войны, где проявлялся удивительный героизм нашего народа. Народ воспитывали? Были какие-то политорганы в армии (замполиты, комиссары), которые каждый день проводили политинформацию «За партию! За коммунизм!»? Да такого и близко не было! А какой патриотичный был народ! Как жизнь отдавали! Что же их призывало? Почему они были патриотами без всякого государственного воспитания? Потому что все были верующими. Сама идея христианства, евангельская проповедь предполагают величайшую степень патриотизма.

Вспомним наших мучеников первых веков. Большинство мучеников, великомучеников были воинами: Георгий Победоносец, Пантелеимон, сорок мучеников Севастийских. Или знаменитые воины Фивейского легиона: шесть тысяч шестьсот с лишним человек, которые все были уничтожены. За что их покарали? За то, что они победили в бою, проявили блестящие качества (это были лучшие воины; христиане всегда лучшие воины) и отказались приносить жертву бесам в честь ими одержанной победы. Какая вообще историческая коллизия! Они все были уничтожены.

Почему они были победителями? Да потому, что христианин – самый законопослушный человек, ему вера не позволяет совершать грех измены, лжи, уклонения от своих обязанностей, нарушения присяги; он не может не выполнить приказ – это грех; значит, для него это табу. Вот о чем идет речь.

То есть гражданин появляется в случае веры в стране. Я об этом говорил с нашими военнослужащими, заместителями командиров по воспитательной работе, они на меня обиделись. Я говорю: «Вы порождены безверием. Вы замещаете человеку чувство веры (христианское чувство), добропорядочности, законопослушности и невозможности совершить грех, вы его контролируете каждый день, то есть вы явились замещающим механизмом отсутствия веры». Если нет веры, значит, надо действовать каким образом? Это должно быть устройство вот такого тотального жесткого контроля, что, собственно, и было в Советском Союзе. Потому как что еще человека без веры сдерживает? Мы же знали, Достоевский конкретно говорит, что если Бога нет, то все позволено. «Мы живем один раз, чего я должен себя как-то сдерживать? Мне надо, как говорится, оторваться в этой жизни. Потом-то ничего не будет, ведь потом ничего нет». А христианину как? Он, наоборот, весь устремлен в жизнь будущего века, и здесь надо прожить так, чтобы ни в коем случае не унести с собой грех. Поэтому идеальный гражданин – это христианин. Если нет христианства, тогда давайте государственную идеологию и аппарат по воспитанию.

– Вопрос телезрительницы: «Владыка, я знаю, что Вы потомственный военный, командовали кораблем, а потом приняли монашество. У меня вопрос: как Ваши родные восприняли этот Ваш шаг, как они это пережили? Спрашиваю потому, что наша семья оказалась в ситуации приблизительно Вашей семьи. Наша дочка, окончив университет с красным дипломом, через три года уехала жить в монастырь. Для нас это было шоком, и мы очень тяжело это переживали, уговаривали ее вернуться. Но вот уже пятый год она там. Я уже понимаю, что она сознательно сделала этот выбор и не ищет дорогу обратно. А мой муж (он военный, сейчас в запасе) до сих пор надеется и ждет, что она вернется в мир, и очень болезненно переживает, что не будет внуков. Как мужа успокоить? Как найти для него нужные слова в утешение?»

– Прекрасный вопрос, затрагивающий очень важную проблему и очень важный аспект нашей нынешней жизни, жизни после XX века, после страшного духовного разорения, которое претерпел наш народ. Я был глубоко предан той идее, которая внушалась нам в училище. Я профессиональный военный моряк и потомственный военный моряк; 26 лет службы на Северном флоте, наверное, чего-то стоят. Я был коммунистом, и все это прошел. И вот эта безбожная жизнь... Собственно, я не могу сказать, что я был каким-то страшным грешником. Как у нас часто звучит на исповеди: «никого не убил, не ограбил, и вроде каяться не в чем». Собственно, я мог бы также сказать: «Я выполнял свой долг, а уж как я себя вел, какие допускал проступки… ну кто ж их не допускает, кто у нас без греха?»

Мое решение оказалось даром Божиим, совершенно не мною заслуженным. Я размышлял о том, откуда это пришло ко мне. Кто в Царствии Небесном из моих предков помолился о нашем роде, несмотря на все благополучие в моей жизни? Семья считалась замечательной, двое детей. Мы были образцом семейной жизни, можно сказать, в наших многочисленных гарнизонах, которые мы меняли. За время службы мы поменяли 18 гарнизонов, 18 мест жительства, переезжая вместе с кораблем, с пунктом базирования в другие пункты базирования. Мы вроде как считались образцовой советской семьей, но жизнь наша и жизнь наших детей оказалась трагической, и она складывалась так, что нам стало понятно, что наш род вообще вымирает – вот какая беда. И безбожный род каждого, если не покается, вымрет – это слова Божественной мудрости, и ничего другого не будет. Не даст плода Господь человеку, если он не покается в своем безбожии, он не достоин жить дальше. Плодить безбожие дальше нельзя, XX век закончился.

Я чрезвычайно рад тому, что у вас появилось такое сокровище – Ваша дочь. Я поздравляю вас с этим событием в вашей жизни. Это такое Божие избранничество! Когда я почувствовал этот призыв в 90-е годы и обратился к мудрому духовному человеку, что это значит, он мне сказал такие слова: «Господь, посмотрев на человека и на род его обратив внимание, находит какое-то звено, потянув за которое, можно вытянуть весь род ко спасению: и ныне живущих, и уже отошедших в вечность, может быть, без покаяния и в безбожной жизни погрязших. Это происходит через одного человека – через избранника, и я оказался этим избранником».

Ваша дочь оказалась избранницей. Я очень за вас рад – это великое счастье, когда появляется в роду монах или монахиня. Молитвы монашеские дорогого стоят, это редкость, потому что человек всецело отрицается от этой жизни и посвящает свою жизнь Богу, он уневестивается Христу, он только Ему принадлежит. Как говорил Симеон Новый Богослов, он миру недоступен, он разговор ведет с одним лишь Богом. И если такой человек появляется, который напрямую говорит с Богом, то уверяю Вас, он договорится и о Вас, и о Вашем муже, и о тех, кто ушел без покаяния в мир иной, и вытянет все звено, и будет у вас иная жизнь.

Что было с моими родственниками, когда они об этом узнали? Во-первых, можно представить моих друзей – военных. Представьте, офицеры, все коммунисты, красные боевые командиры, и я среди них. Все говорили: «Беда – крыша поехала у него. Ну, случается». Это было тогда, к 2000 году, к моменту принятия монашества. Родственники говорили практически то же самое. Дети вообще просто на меня восстали, говорили: «Что это вообще такое? Мы что теперь, в церковь должны ходить, что ли?» Сейчас я им это напоминаю, они глаза потупят и каются. Они были пропащие люди: ночная богемная веселая жизнь, бары, рестораны, смена партнеров. Никаких внуков у меня и близко быть не могло. Приговор всем на все времена. А сейчас? Мы, бывает, собираемся – громадная семья: уже семь внуков. И дальше все развивается, плодится. И мой брат стал священником, недавно его рукоположили. И мой племянник тоже стал священником, теперь непонятно, кого из них старшим называть. Говорим: «Дмитрий старший». А кто старший – тот, кто принял сан раньше, или тот, кто по возрасту старше? И этот процесс будет продолжаться.

Поэтому я чрезвычайно рад за вас. Вы увидите удивительные плоды этого замечательного духоносного решения, которое приняла ваша дочь. Храни вас Господь по ее молитвам!

– Спасибо, владыка. Следующий вопрос – в каких условиях должен быть воспитан гражданин? Какие условия нужны для воспитания гражданина?

– Мы говорим сейчас о воспитании, и я приводил пример о царской России – никто не занимался воспитанием. Человек христианин по определению воспитан – он воспитан патриотом и гражданином. Совершенно идеальные воины приходили из русских деревень, это были чистейшие люди, там созревал золотой генофонд нации. Кто их там воспитывал? Да никто; дай Бог, батюшка проповедь скажет. Воспитывали родители на традициях, на уважении. То есть это было нерушимое преемство поколений. И там генерировались следующие поколения замечательных русских людей-богатырей. Сейчас мы это утратили: деревню разорили; понятно, что та коммунистическая идеология рухнула, в душах наступила пустота, у всех полное духовное разорение, пустыня...

Государство должно этим заняться, мы об этом постоянно говорим. Церковь занимается этим, но Церковь работает с теми, кто пришел в храмы. Мы стремимся в школы, в высшие учебные заведения, даже в детские сады, наши воскресные школы работают, но это, опять же, только те, кто испытал этот призыв. Учителя сопротивляются, директора (как правило, люди старого поколения, такие буревестники революции) не пускают. Или пускают формально: покивают головой, раз в году побывали – и достаточно, до свидания. И их можно понять, для них это совершенно чуждая среда. Поэтому Церковь все-таки работает в своей среде, мы не можем действовать насильно, ведь в Царствие Божие не приведешь насильно. Прежде всего это должен быть отклик человека, все начинается с его шага, а не наоборот. Невозможно искусственно человека привести к вере; первый шаг – человека, а Церковь уже помогает, и Господь подхватывает его и дальше, как на руках, несет по этому удивительному миру Божественной веры.

Значит, большинство людей находятся вне этого мира. Кто же ими занимается? Почему нет системы воспитания? Создавать просто образованных «образованцев» – это будет беда какая-то. Нет идеи, идея не сформирована. Почему? В Конституции до сих пор записано, что в Российской Федерации отсутствует идеология. Простите, а что это за страна такая, в которой нет идеологии? То есть вообще никакой идеологии? Это опять граждане мира? В нынешней ситуации в мире, когда мы требуем к нам уважения и хотим занять в нем достойное место (не на коленях, как мы были в 90-х, и кроме стыда, ничего не испытывали за своих правителей), хотим этого достичь, как же можно жить без ясных указаний?

Вот сейчас отмечается столетие комсомола. И многие уважаемые люди, которые прошли через эту организацию, вспоминают именно достоинство этой системы, которой занималось государство. Организация целенаправленно занималась воспитанием строителей коммунизма. В это вкладывались колоссальные деньги, средства, силы, время, и это давало свой плод – люди чувствовали заинтересованность в воплощении этой грандиозной идеи, к которой их позвала страна. Тем более молодые люди – им бы только дай: либо ехать на целину, либо в космос полететь. И в Афганистан пишем заявления: надо воевать – пойдем воевать; и БАМ построим, только дайте нам проявить себя.

Кому сейчас что дают? Да, хорошо, есть какие-то «Сириусы», еще что-то. Но нет государственной идеологии, мы ясно не обозначили свои цели, мы не понимаем, в чем величие идеи России. А мы видим, что Господь призывает ее к какой-то великой цели, мы видим, что мы не такие, как все. На нас либеральная часть как бы «наезжает»: «Да что вы там из себя изображаете? Какая там великая миссия для России? Давайте мы все...»  Как это «давайте»? Давайте на колени встанем, что ли? Вы же видите, что хотят...

Поэтому, думаю, вот условие – должно государство подключаться: выделять силы и средства. Но для этого надо выработать какие-то ясные критерии: ради чего живет российский человек, есть ли какая-то особая миссия у России в этом мире? А она есть, ее надо назвать. Мы – свет миру или мы такие, как все? Как в «Маугли»: он такой же, как и мы, только без хвоста и голый... Нет, мы не такие, как все. У нас есть идея. Мессианская идея России всегда была, ее надо возродить.

– Скажите, владыка, может ли спорт быть инструментом воспитания гражданина и человека? И расскажите, пожалуйста, о Вашем новом назначении в связи с этим.

– Новое мое назначение, безусловно, очень важное; может быть, я вначале даже не до конца понял весь масштаб предложенного мне поприща председателя Комиссии по вопросам физкультуры и спорта. Комиссия Патриаршая, то есть мера ответственности очень значительная. И, говоря на тему гражданства и патриотизма, конечно, мы примеряем спортивное движение к этому процессу воспитания.

Не секрет, и любой христианин скажет, что отношение к спорту у Церкви всегда было, мягко сказать, настороженное, а чаще всего просто негативное: спорт не принимался и не рекомендовался настоящему христианину. Почему сейчас Церковь обращается к спорту? Что изменилось? Этого никогда не было.

 Мы не говорим о более ранних веках, там, собственно, и спорта сформировавшегося не было, спорт сформировался в языческом мире. И олимпийское движение, и знаменитые Дельфийские игры и прочие игры – все это принадлежность языческого мира. С наступлением христианства это движение как бы умерло, игры прекращены, потому что все они были посвящены языческим богам, были сопровождаемы жертвоприношениями, поэтому это невозможно было дальше терпеть. Тем более стадионы были осквернены кровью мучеников – рядом со спортивными соревнованиями одновременно проходили истязания христиан; все это был единый комплекс хлеба и зрелищ.

До революции то же самое. Церковь находилась в таком состоянии, прямо скажем... ее загнал еще Петр I в «ведомство православного исповедания»; какое тут отношение к спорту?.. Спорт активно развивался особенно в эпоху Николая II: он очень поддерживал спортивное движение, и оно было на исключительном подъеме. И не только Поддубный тогда выигрывал, выигрывали многие наши олимпийские спортсмены. Оказывается,  императорская Россия тоже сделала рывок. Церковь от этого была совершенно далека, как говорится: «свят, свят, свят, это нам не нужно».

 А сейчас этот вопрос стоит остро. Подключившись к этой проблеме, я постарался изучить историю спорта. Сейчас подготовлена к выпуску книга, которая называется «Спорт, его духовные аспекты». То есть я прослеживаю историю этого явления в истории человечества, его место. И нынешнее место, особенно в жизни нашей страны, его  нынешнюю духовную составляющую.

На мой взгляд (и именно так настраивает работу нашей комиссии Святейший Патриарх), нам необходимо воцерковление людей, занимающихся спортом. Надо понимать, что люди, которые посвящают свою жизнь спорту высоких достижений, – это очень самоотверженные люди, и их настрой заслуживает большого уважения. Они действительно патриоты, они выступают за нашу страну, и для них это самое главное. Они выходят на эти громадные стадионы, заполненные десятками тысяч людей, они идут под флагом, они несут флаг нашей страны и демонстрируют наши возможности. И наши возможности в области спорта замечательные.

Понятно, что в Советском Союзе мы тоже стремились достичь результатов – нам надо было доказать преимущество советского образа жизни над капиталистическим, и этой идее все было посвящено («проклятым буржуям мы покажем то самое», что Хрущев обещал показать, выступая на трибуне ООН).

Сейчас все-таки несколько иная идея, речь идет просто о достоинстве нашей страны, о том, что наши спортсмены – очень достойные люди, они положили жизнь свою, по сути, на дело прославления своей страны. И для них поднятие флага, звучание гимна, этот пик их жизни сопряжены точно с идеей патриотизма; это неразрывно.

Поэтому дать этим людям внутреннюю подлинную духовную установку – это задача Церкви чрезвычайной важности. Если мы им объясним, ради чего они это делают, кому  посвящают победы и какое имя призывают в помощь... Мы же наблюдаем спортсменов перед решающими выступлениями: что они только не делают в ожидании своего выхода – и руки складывают, и глаза закатывают, кто-то крестится, кто-то на колени встает. То есть это колоссальное психическое напряжение! Кто им в этот момент помогает? Они сами по себе. А если проиграл? Какая катастрофа! У него все рушится. Он, может быть, до следующих Олимпийских игр через пять лет не доживет, ему будет уже тридцать лет – и он будет уже отработанный материал. Как его поддержать в этот момент, как его утешить? Это тоже задача священника, Церкви – пестование этих людей, которые очень ранимы, очень преданы нашей стране. Это замечательное общество спортсменов высоких достижений.

Что касается второй части нашей зоны ответственности – физкультуры, то это архиважная задача. О чем идет речь? Мы видим, что творится с молодежью. Вот произошла трагедия в Керчи. Как вырастили этого человека? Кто он, этот молодой человек? Это выродок какой-то. Откуда он взялся? Он сформировался в социальных сетях, сформировался в этих обществах ненависти, которая плодится в компьютере. Как вытащить оттуда поколение? Оградить от этого «Синего кита» и всех остальных клубов самоубийц? Что им взамен дать? Просто кричать на них и выдергивать компьютер? Это бесполезно, мы же никуда не денем все эти гаджеты. Что взамен? Ничего взамен нет. А взамен нужно то, что увлекало наше поколение, когда нас с улицы, с какой-то спортивной игры было не загнать. Мы это вспоминаем. Там был азарт, там было интересно, там была дружба, там было товарищество, там формировался характер. Не вот этот характер мальчика в очках, который, кроме своего хакерства, ничего не знает, а характер человека полноценно развитого, знающего принципы дружбы, взаимоотношений, того же коллективизма, необходимого везде. Это все нам необходимо вернуть и показать нашей молодежи другие возможности, дать им возможность оторваться от компьютеров. Вот задача.

– Вопрос телезрительницы: «Уважаемый владыка, после ситуации с Константинополем нам, православным, живущим здесь, как вообще вести себя со священниками их Церкви? Нужно ли брать у них благословение? Мы не знаем».

– Я полагаю так. Если мы прервали с ними евхаристическое общение, то мы с ними совместно не служим и не причащаемся. Другое дело, если у вас есть какой-то непосредственно вам дорогой батюшка из наших греческих собратьев; тогда благословение брать можно. Мы не отрицаем благодать, которая присутствует в Церкви, мы прервали евхаристическое общение: совместную молитву и причащение. Что касается взаимоотношений, мы не должны вести себя так, как Украина ведет себя с Россией, то есть это бесконечное хамство и призывы к каким-то безумным действиям. Мы вполне цивилизованные и остаемся странами, живущими в христианских взаимоотношениях. Прервалось евхаристическое общение, люди остались людьми: добрые отношения, знакомые, дружба остаются. Конечно, дружба омрачается, нам печально от всего этого. Но чаще всего греческие батюшки сами по себе там мало на что влияют, они исполняют свои обязанности на своих приходах и какими были, такими и остались. Поэтому евхаристическое общение, совместная молитва невозможны, а наше христианское отношение остается.

– Скажите, владыка, можно ли говорить уже о каких-то результатах работы вашей комиссии? Каковы они?

– Комиссия, конечно, в стадии становления. Мы собираем вокруг себя наших единомышленников (их довольно много, оказывается) и на наших заседаниях постигаем весь масштаб предстоящей работы. Это действительно неохватное поле деятельности, это целина. Нельзя сказать, что Церковь совершено ничего не делала до нашей комиссии. Есть очень много священников, которые вышли из спортсменов, и весьма достойных и результативных спортсменов. Они в этих обществах как рыба в воде, они продолжают с ними работать и приносят колоссальную помощь и духовную поддержку. Есть священники, которые пришли в спорт уже в сане, они активно включились в жизнь спортивных сообществ, федераций. То есть, оказывается, очень много людей, которые уже составляют костяк нашей комиссии и которые уже работают на местах. Но все должно быть систематизировано.

Мне предстоит встреча с министром спорта в ближайшее время. Затем необходимо подписать соглашение. Думаю, если Святейший Патриарх благословит, то он сам должен подписать с министром соглашение о нашем активном сотрудничестве, то есть мы должны иметь такой документ. Дальше пойдут последующие соответствующие наши шаги. Мы должны знать план масштабных церковных мероприятий, мы должны туда направлять священников, мы должны контролировать и поддерживать все наши серьезные выступления, соревнования, быть в среде.

Что такое вообще наша работа? Это не какое-то канцелярское бумаготворчество. Воцерковление происходит от общения, и другого пути нет. Мы же знаем, откуда берется вера. От слова. А слово откуда? Если мы общаемся, то есть слово. Если священник будет присутствовать со спортсменами, они к нему потянутся, они почувствуют, что от него большая помощь и утешение. И мы должны это показать. Потому что опыт общения с членами комиссии  (а это заслуженные деятели нашего спорта, их мы видим на телевидении, их имена на слуху: это и Карелин, и Исинбаева, и Третьяк) показывает, чего они напряженно от нас ждут. Мы долгое время работали в рамках рекомендаций святых первых веков христианства. Известно, как Иоанн Златоуст отзывался об этом деле, не будем цитировать. Время прошло, наступило иное время, необходимо активно включаться во все стороны жизни общества, в том числе в такую важнейшую, как физкультура и спорт. Поэтому очень прошу молитв всех наших телезрителей о достойной работе нашей комиссии и плодотворной деятельности.

– Помоги вам Господи!.. Гражданин Отечества земного и гражданин Отечества Небесного: как сочетаются эти два понятия?

– Собственно, это и есть все то предыдущее, о чем мы говорили. То есть гражданин в дореволюционной России, будучи воспитан в православии, ощущал себя всегда гражданином неба, гражданином вечности. Почему христианин (кроме того, что он законопослушный, боится греха) еще и лучший воин? Потому что ему умереть не страшно, вот в чем дело. Он не цепляется изо всех сил за свою жизнь, не трясется над ней. Он знает, что нет выше той любви, если кто положит душу свою за друзей своих. Если ты в бою не подкачаешь, не изменишь присяге... Может быть, ты не совершишь великого подвига – не закроешь амбразуру, не пойдешь на таран, но даже если ты просто поднялся из окопа в атаку и тут же, как пел Высоцкий, принял пулю на вздохе, ты уже совершил подвиг, уже угоден Господу. Потому что человек отдал свою жизнь – самое дорогое. Больше ничего у человека, собственно, здесь и нет, только жизнь, и он отдает ее за друзей своих, за Родину, за выполнение приказа – не подвел командира. Естественно, Господь примет этого человека с любовью. И христианин это хорошо понимает. Он знает, что есть рядом батюшка, который потом отпоет душу. А батюшка знает, что перед боем он причастился Святых Христовых Таин, исповедался, душа у него чистая, хоть сейчас готова – вспорхнет, и... «слава Тебе, Господи, я выполнил свой долг».

И совсем другое у человека неверующего – у него ничего больше нет. «Как же так? Я сейчас должен умереть? Да с какой стати? За кого я должен умереть? Да кто это сказал, что я должен отдать душу, жизнь свою? У меня впереди еще столько интересного, я еще столько выпью и столько погуляю!..» Вот в чем дело...

Откуда героизм Второй мировой, Великой Отечественной? Вот у меня тесть, Иван Михайлович, – прекрасный человек, для меня просто образец христианина, патриота и настоящего воина. Он всю войну прошел комбатом и остался жив. Он был везде: в Сталинграде, на Дону, на Курской дуге, он начал с финской войны и прошел комбатом войну. Это человек, который войну знает не как какие-то ветераны, которые таковыми не являются. Он не любил рассказывать про войну, но когда  говорил, то признавался, что, естественно, перед атакой никто ни о Сталине, ни о партии, ни о коммунизме, ни о Политбюро не думал. Все думали об одном: «Господи, спаси и сохрани!» И просили – как в песне: если смерти, то мгновенной.

– Вопрос телезрительницы: «Существуют ли какие-то церковные правила о том, как часто следует причащаться в храме?»

– Таких правил не существует. И быть не должно. Когда в дореволюционной России, особенно в городах, происходило колоссальное ослабление веры, а атеизм стал некой формой бравады среди интеллигенции (считалось очень эффектным произнести: «Я в Бога не верю»; это значит, вы продвинутый человек; видать, с Запада откуда-то приехали; очень импонировало все такое), тогда, мы знаем, Святейший Синод принимал какую-то обязательную меру. Все же по крещению были православными, значит, должен быть установлен какой-то минимум причащений. И был установлен минимум – раз в году на Великий пост.

Например, мы читаем какие-нибудь дореволюционные рассказы наших замечательных, выдающихся писателей, и там часто звучит такое: «Ну что, князь, Вы думаете в этом году попоститься?» – «Да, я недельку выберу, поговею. Надо причаститься в этот Великий пост». То есть поговеть недельку, причаститься – и галочка есть. А почему галочка? Дело в том, что при входе сидит сотрудник Третьего отделения, у него список прихожан, где он помечает, кто приходил на исповедь, кто причастился. Есть галочка – благонадежен. Не приходил – надо бы за ним приглядывать и контролировать его. Вот что творилось.

Поэтому сейчас устанавливать какие-то нормы категорически не надо. Дело в том, что человек, христианин, должен испытывать тягу к этой Чаше, он должен испытывать постоянную потребность, он без нее жить не может – вот какое должно быть состояние души христианина. Как устанавливать ему норму?..  И в небольших приходах все друг друга знают... Допустим, я служил 13 лет в селе. Естественно, там все на ладони, и я рекомендовал всем причащаться чаще. Они говорят: «А как же? Мы только что исповедовались. Это надо опять исповедоваться, а нам и сказать нечего». Я им говорил, что не надо из себя выдавливать какие-то грехи, которые я на самом деле и так знаю. Грехи повседневные – делом, словом, помышлением – мне не надо называть на исповеди, за это каждый вечер на вечернем правиле вы должны просить у Господа прощения, а не на исповеди. На исповеди вы должны исповедать то, что действительно с вами приключилось, что-то такое, что действительно вам мешает подойти к Чаше. Если такого нет, то просто подходите ко мне и говорите: «Батюшка, благословите причаститься сегодня». Я смотрю на человека, думаю: «Вроде бы он не скандалил, не клеветал». И говорю: «Господь да благословит. Иди к Чаше».

Поэтому, на мой взгляд, человек должен стремиться к тому, чтобы это была жизненная потребность, чтобы он не мог без этого жить. А не как в XIX веке: раз в году, может быть, я недельку об этом подумаю.

– Расскажите еще немного, в качестве финала нашей передачи, о необходимости духовной основы в воспитании гражданина.

– Духовная основа нам была дана две тысячи лет назад. Она сформирована в Евангелии, учении Господа нашего Иисуса Христа, и это вечная и незыблемая основа жизни. Человек не может быть воспитанным, если он не привержен заповедям Христовым: этот человек невежда. У нас были и другие времена, я вспоминал уже про русскую интеллигенцию, которая гордилась атеизмом. При этом у человека были, может быть, белые манишки и золотые запонки, возможно, он умел красиво, эффектно стряхивать пепел, и считалось, что у него манеры, что он воспитан. А это позер и фанфарон.

Глубочайшее воспитание дает только вера. Что такое воспитание? Воспитание – это невозможность совершать грех. Вот что такое воспитание. Если в человеке заложено это чувство боязни греха, значит, он воспитан. И большинство людей в России были воспитаны. Несмотря на то, что, может быть, они не знали Шиллера и Гете, но они знали заповеди Христовы и знали то, чему учили их родители, их предки: жить по-христиански. Это и есть быть воспитанным человеком.

Ведущий Денис Береснев

Записала Нина Кирсанова