Свет невечерний. Возраст истины

Например, братья говорили: «Авва, мы слышали, что ты пьяница». Он отвечал: «Да, так и есть, даже еще и страшнее, чем вы думаете». – «А мы узнали, что у тебя есть женщина». – «Я не буду отрицать». – «А говорят, что ты обжора». – «Так и есть». – «Слух прошел, что ты жадина страшная». – «Ну что ж поделаешь, да, я немощен».

Старец принимал любые укоры в свой адрес. Но когда братья сказали: «Мы слышали, что ты еретик», – он резко стал суровым, посмотрел на них и сказал: «Нет, никогда такого не было». Для этого старца было очень важно сохранить верность истине.

После этого искушения братья спрашивали: «Авва, а почему остальные укоры ты принимал спокойно и не оправдывался?» Он говорил: «Все это касалось моего внутреннего устроения; семена всех грехов в нас посеяны. Но ересь – это бунт против истины, это смерть духовная. И на это я никогда не соглашусь».

Ересь и раскол – это то, что является подлинной духовной смертью для человека. Эту историю не всегда получается правильно понять до тех пор, пока мы не войдем в возраст истины. Входя в Церковь, услышав призыв Господа, мы чаще всего заходим вратами красоты или добра. Есть три универсалии, которые еще в античности были обнаружены мудрецами: истина, добро и красота. Наши русские философы вернулись к этим универсалиям и ухватились за них как за путеводную звезду для понимания духовной жизни (евангельской жизни прежде всего). По мысли Владимира Соловьева и других русских философов, истина, добро и красота – это отражение троичности Господа.

Чаще всего мы приходим в Церковь, очарованные красотой, тронутые добротой. Например, я пришел в Церковь, прочитав житие преподобного Сергия Радонежского. Меня тронула, дойдя, как говорил апостол Павел, до разделения составов и мозгов, красота облика этого человека. Хотя для античных греков красота и добро сливались воедино; у них даже был термин «калокагатия». То есть «добрый» и «красивый» – фактически одно и то же. Видя добро, то есть нравственное совершенство, нравственную доброкачественность человека, мы видим в этом красоту, явление красоты.

Для большинства людей первые шаги в Церкви – это всегда опыт красоты или евангельской доброты. Например, с моим приятелем была такая история. Он пошел исповедоваться потому, что все пошли исповедоваться. Дело было в тюрьме. К ним пришел тюремный батюшка, и мой приятель тоже пошел исповедоваться. Чем же в тюрьме заняться? Он стал рассказывать священнику о своей непростой жизни и вдруг почувствовал, как на затылок его бритой головы капают слезы. Батюшка слушал и молча плакал над его жизнью. И эти слезы на затылке тронули его настолько, будто прожгли ему совесть. Это было откровение подлинной евангельской доброты.

Если мы внимательно присмотримся к своему пути в Церковь или пути друзей, то чаще всего будут эти две дороги: красота (богослужения, святости, хорового пения) и доброта, которую мы увидели в старцах, в христианах, почувствовали в церковной атмосфере как откровение подлинной евангельской дружбы. Но чтобы дойти до третьей универсалии, бывает, проходит не один десяток лет церковной жизни.

Это хорошо видно по выбору чтения. Чаще всего в библиотеках церковных читают жития подвижников, поучения старцев. И очень-очень редко человек по своей воле, своему желанию, своему усердию снимает с полки тексты великих каппадокийцев: например, святителя Григория Богослова, или Василия Великого, или великого богослова Иоанна Дамаскина, или преподобного Максима Исповедника. Это сложные тексты. Сложные потому, что вы там не найдете поэзии богослужения или красоты житийной; она, конечно, там присутствует, потому что это писали святые люди, но как будто умышленно отведена в сторону, а на первом месте – очень сложные богословские догматические слова. Непонятно, зачем они писались с такой страстностью. Тексты святителя Афанасия Великого или Василия Великого отличаются удивительным темпераментом. Это чувствуется, просто мурашки бегут по коже. Когда читаешь текст, думаешь: «Стоило ли так волноваться? Подумаешь, еретики поменяли какую-то букву в слове или как-то переиначили Символ веры. Ничего ведь в этом страшного нет, лишь бы человек был хороший».

Старцы, великие святители Христовы, которые вошли в возраст истины, понимали, что истина прежде всего. Они понимали, что это то, чем нельзя играть. Это единственный путь спасения. И если ты идешь мимо этого пути, то просто погибаешь. А если ты еще ведешь за собой людей, то становишься причиной гибели огромного числа людей.

Войти в этот возраст истины не всякому человеку сразу удается, не всякий сразу оценивает подлинный вес этих текстов, подлинную ценность этих удивительных произведений. Поэтому они стоят в библиотеке, пылятся; или их читают студенты, потому что их к этому обязали. Например, студент учится на богословском факультете или оканчивает семинарию, академию и ему нужно написать дипломную работу.

Но надо просить Господа, чтобы Он ввел нас в этот возраст истины, чтобы мы по-настоящему пережили правду Божию, истину Божию и, может быть, даже обрели пугающую современного человека евангельскую нетерпимость ко всякой ереси, расколу. Это то, чем отличались наши старцы, великие каппадокийцы, которых мы, вслед за их современником святителем Николаем Чудотворцем, называем образцом кротости. Это были очень добрые люди, они отличались добрым, кротким нравом (как старец из египетской пустыни, о котором мы упомянули), но при этом, когда речь заходила об истине, о правде Божией, они становились как кремень, их невозможно было сбить. И мы не должны ни в коем случае отступать от евангельской правды.

Эта правда запечатлена в Символе веры. У известного духовного писателя Вениамина (Федченкова) есть рассказ о том, что, будучи молодым иеромонахом и даже епископом, он никак не мог понять ценность Символа веры. Есть такой момент на литургии, когда храм поет Символ веры: «Верую во единого Бога Отца, Вседержителя…» А епископ кладет голову на престол, и священники веют воздухом над его головой. Владыка Вениамин, будучи молодым епископом, заметил, что у пожилых епископов, когда они поднимали голову после пения «Верую», лицо залито слезами. И он все время недоумевал: есть же более трогательные моменты в литургии, когда поют «Достойно есть», или поминают усопших, или поют трогательную Херувимскую. А здесь Символ веры – простое перечисление каких-то фактов.

И только в конце жизни он понял, насколько важно быть верным истине, какое это великое сокровище – быть причастным к такому великому произведению духа, мысли и евангельского размышления, как Символ веры.

Когда мы уже достаточно «обжились» рядом с двумя универсалиями – добротой и красотой, нужно Господа просить, чтобы Он позволил нам приходить в возраст истины. Потому что без этого мы можем оказаться в очень опасной ситуации, особенно в наше время, переполненное соблазнами. Верность истине нужно подтверждать и доказывать. И не бояться идти путем истины, не бояться взрослеть в евангельской истине.

Записала Нина Кирсанова