Свет невечерний. Последняя надежда

К сожалению, очень часто в ответ на эти преступления ты видишь, как злость затмевает глаза, ослепляет человека, который, в общем-то, имеет право на праведный гнев. От одной женщины, которая, скажем так, имела право возмущаться обидчиком, я услышал фразу, которая меня смутила: «За то, что он натворил со своими детьми, его нужно по лентам резать и солить, чтобы он мучился подольше».

Одну злость другой злостью не вылечишь. Кроме того, Евангелие нас учит милосердию, в том числе даже к врагам, к людям абсолютно безнадежным. Собственно, одно из главных обвинений, которое звучало в адрес Христа Спасителя, состояло в том, что Он якшается с подонками общества, на ком пробы ставить негде, с мытарями и блудницами. Это ведь были просто отбросы общества, люди, способные на самую последнюю грязь и низость. Тем не менее Господь в них верил, пробуждал в них чувство покаяния, и многие из этих людей позже становились святыми и проповедниками, благовестниками истины Христовой.

В книге воспоминаний Константина Георгиевича Паустовского есть удивительный эпизод, который по своей сути является иллюстрацией к словам Евангелия, к проповеди Христа. Он рассказывает об одном латыше, который ехал с писателем в электричке после войны, курил трубку и задумчиво молчал, а потом вдруг решил рассказать историю из собственной жизни. Он вытащил трубку изо рта и сказал: «Вообще люди иногда очень сильно удивляют. И свидетельство тому – эта трубка и отсутствие двух зубов у меня во рту».

Латыш рассказал, что незадолго до того, как в Ригу вошли фашисты, у него по соседству поселился какой-то вертлявый, оборотистый человек, очень хваткий спекулянт, который наживался на слезах вдов, детей, сирот и ничем не брезговал. Ему под стать была и жена. Они вместе совершали какие-то интересные операции и дела, наживаясь на людском горе. Когда пришли немцы и началась охота на евреев (евреев согнали в гетто), этот оборотистый человек решил открыться соседу, что у него созрел замечательный план. Он на радостях стал рассказывать этому латышу с трубкой: «Я нагружу тележку картошкой (у них в гетто страшный голод), повезу им и буду менять каждую картошину на золотые вещи и драгоценности. Наверняка у евреев всегда есть золото, какие-то серьги, кольца, цепочки. Сделаю хороший бизнес на этой картошке».

Этот латыш, который услышал такой бизнес-план своего соседа, настолько рассвирепел и так крепко сжал зубы, что прокусил трубку и сломал себе два зуба. Он сжал кулаки и хотел расправиться с этим негодяем. Спекулянт это почувствовал, быстро от него отпрыгнул и даже оскалился, как хорек.

Латыш сказал: «Я мог бы его уложить на месте одним ударом, это не составило бы труда, но что-то меня остановило: отделался только двумя зубами и поломанной трубкой».

Этот спекулянт сделал так, как и задумал: нагрузил тележку картошкой, дал взятку смотрителю гетто, охраннику на входе, который, пропуская его, над ним только посмеялся, сказав, что они уже всё с этих евреев вытащили, у них ничего не осталось, поэтому это бесполезно...

Спекулянт стал ездить по кварталу, предлагать картошку, но люди ничего не могли ни купить, ни обменять. Его окружили абсолютно голодные люди и дети, которые едва держались на ногах. Подошла женщина, которая держала на руках уже мертвого ребенка, и пыталась обменять золотое колечко на картошку. Он стал ей кричать: «Ты что, сумасшедшая? Он же уже мертвый! Ты его не накормишь ничем. Что ты мне суешь?»

И вдруг что-то с ним произошло. Он стал высыпать картошку на улицу и запихивать в мешки из-под картошки детей. Еврейские женщины сразу всё поняли. Он сказал детям: «Сидите тихо». Хотя у детей все равно не было никаких сил. Он загрузил свою тележку еврейскими детьми, присыпал их сверху картошкой и вывез, сколько мог, на этой тележке из гетто.

Охранник на выходе только посмеялся над ним и сказал: «Я же тебе говорил, что ты ничего здесь не продашь». Спекулянт ему в ответ только покивал с сожалением.

В течение нескольких часов он шел пешком с этой тележкой, нагруженной детьми, которые боялись пикнуть на протяжении всего пути. Он добрался до леса, нашел партизанский отряд и сдал деток партизанам. Через несколько дней он вернулся домой и своей жене-спекулянтке соврал, что его обокрали, продержали два дня в комендатуре, что он ничего не продал и потерял картошку. Позже он развелся с женой и уехал в другой город.

Латыш, который рассказывал эту историю, говорил: «А если бы я тогда убил его на месте за одну только мысль нажиться на бедных детях? Что было бы? Чем закончилась бы эта история? Были бы спасены дети? Нет».

Я думаю, таких эпизодов в нашей жизни очень много. Человек с сожженной совестью, уже давно потерявший всякую чувствительность, почему-то живет на белом свете, Господь почему-то продляет его дни, несмотря на всю его подлость и, казалось бы, негодность. Господь все равно в этого человека верит. Мы, такие хорошие, добрые и справедливые, перестали верить, хотим с ним расправиться, а Господь продляет ему дни, потому что верит, что какая-то здоровая часть души однажды пробьется через эту толщу порока, злости, алчности и человек сделает в этой жизни что-то хорошее.

Я думаю, что эти спасенные несчастные дети во многом искупили те подлости, которые этот человек совершил в своей жизни. Потому что Господь в него верил. Люди перестали в него верить, а Господь верил.

Думаю, нам, христианам, надо иногда себя одергивать, когда мы разрешаем себе праведный гнев и пытаемся взвешивать сердца людей, которые нам кажутся очевидными негодяями. Пока человек жив, есть надежда, что он исправится, покается и, может быть, даже принесет кому-то пользу. Не судите, да не судимы будете.

Записала Нина Кирсанова