Читаем Добротолюбие. 10 августа. Курс ведет священник Константин Корепанов

Мы продолжаем читать наставления преподобного Иоанна Кассиана о борьбе с духом уныния. Напомню, в прошлый раз мы прочитали 110-й абзац. Смысл абзаца в том, что подвижник, убежавший от уныния в какое-либо утешение, потом начинает убегать туда все время, и враг от него не отступает, пока не выведет его за пределы монастыря, за пределы спасительного пути.

Сейчас очень часто приходится слышать слова о том, что человеку нельзя унывать. Часто эти слова являются перифразом слов, сказанных преподобным Серафимом, что нет нам возможности унывать, ибо мы рабы Христовы. Часто об этом говорят, но смысл того, что сказал преподобный Серафим, и смысл того, что говорили люди об унынии в XIX веке, обычно утрачивается, и именно об этом в 110-м абзаце пишет Иоанн Кассиан.

Дело в том, что, встретившись с унынием, любой человек попадает в тягостную ситуацию, совершенно ему внутренне не свойственную. Потому что вся наша жизнь до времени осознанного нами уныния – это поток каких-то приятных эмоций, переживаний, состояний. То есть нам всегда должно быть хорошо. Мы вырастаем в обстановке, где стараемся, чтобы все было хорошо, чтобы было комфортно внутренне, душевно. Бывают состояния нам навязанные: например, пьяный отец, пьяный муж, ужасная школа, в которой бьют, издеваются. Но человек воспринимает это так: «Да, тяжело, трудно, но это ненормально, и когда-нибудь я вырвусь из этого состояния и буду жить хорошо».

То есть в любом случае человек стремится к тому, чтобы его жизнь была комфортной. Собственно, для того чтобы найти внутреннюю душевную комфортность, он и приходит однажды в храм. Он не может разрешить свои проблемы и приходит в храм. В храме через какое-то время он находит, как ему кажется, это состояние: молитва его утешает, хор поет здорово, батюшка замечательный, его видит, узнает, любит, улыбается, в лавке человек приветливый. В общем, все хорошо; человеку нравится быть в храме. И когда человек неожиданно встречает что-то иное: например, священник поменялся, хор поменялся или его состояние стало иным и ничто уже не радует, он ищет способ, как от этого уныния уйти, что поменять в своей жизни, чтобы уныния не было.

Любой современный человек, встретившись с унынием, не знает, что делать, не понимает, почему у него такое состояние, и хочет от него избавиться. Он ищет причины, почему такое приключилось, и поначалу ищет их, естественно, вовне. Если холодное лето – значит, надо поехать туда, где оно жаркое. Если проблемы с соседями – значит, надо соседей поменять. Если квартира достала – значит, квартиру поменять. Если работа – поменять работу, или человека на работе, или рабочее место, должность. В общем, что-то надо поменять извне, потому что это больше не радует.

Но уныние, как мы говорили, является таким состоянием, в которое входит человеческий дух, при котором вся спасительность жизни вдруг представляется человеку отвратительной, не спасительной. То есть, по сути, человек ощущает (ему так кажется), что все то, что он делает, место, где он пребывает, – не спасительно, бессмысленно и ничего хорошего в этом нет. Поскольку человек начинает видеть вредность, бессмысленность, бесплодность всего того, чем он занимается, он хочет все поменять.

А если поменять невозможно? Не будешь же ты каждые пять лет менять мужей? Или детей? Или жен? Или даже работу? Поэтому человек, понимая, что поменять он ничего не может (другой работы не найти, семью бросить невозможно, в другую квартиру переехать невозможно, район поменять невозможно, школу изменить невозможно), старается утешиться.

То есть первоначальная интенция человека, столкнувшегося с унынием, – изменить окружающие обстоятельства. Если он понимает, что изменить это не может, тогда он хочет просто утешиться. И когда он хочет утешиться, ему это представляется вполне разумным. Иногда при некоторых обстоятельствах, при некотором сочетании обстоятельств это действительно бывает вполне разумным. Но те, кто идет путем утешения, путем развлечения (и об этом говорит в 110-м абзаце Иоанн Кассиан), знают, что утешаться хочется все чаще и чаще. Жизнь кажется все более бессмысленной, более бесплодной, непутевой, и развеять это какими-то утешениями, развлечениями хочется все чаще и чаще. И это желание утешиться и развлечься с конкретным унынием уже никак не связано.

То есть получается такое состояние, как с человеком, начинающим выпивать. Он начинает выпивать, потому что ему тоскливо, а алкоголь дает ему некое состояние эйфории. Понятно, что внешне обстоятельства никак не меняются, но через какое-то время человек начинает пить уже не потому, что ему тоскливо, а само состояние постоянного пьянства вводит его в такое состояние, выход из которого – только выпить. То есть он постоянно должен похмеляться. И человек уходит в глубочайший запой. Началось все с тоски, а закончилось тем, что человек попадает в запой. Хотя изначально он хотел просто поднять себе настроение. Но потом он постоянно находится в таком плохом настроении, что иным способом избавиться от него уже не может.

И это не только с алкоголизмом так, но и с любым утешением: оно действует точно так же, как алкоголь или наркотик. «Мне сейчас плохо, уныло, меня все достало, пойду-ка я сделаю вот это; например, посмотрю смешной ролик». Что плохого-то? Благо сейчас таких роликов в Интернете великое количество. Посмотрел раз, посмотрел два, полчаса посмотрел – настроение стало лучше. Пошел дальше делать свои дела. Но поскольку проблема осталась, человек живет так же, как жил, то через какое-то время ему снова уныло. Он думает: «Посмотрю ролики еще». И проживает рабочий день или тяжкую службу с мыслью о том, что придет и включит веселый ролик, наметив еще позавчера, что посмотреть. И смотрит.

Ты пять лет читал Иоанна Лествичника, шесть лет читал «Добротолюбие», а тут – веселый ролик. И ты смотришь их запоем. Мир возвращается, ты чувствуешь, что горишь, тебе здорово. Но потом начинается однообразие: это ты уже видел, это слышал, ты не чувствуешь радости. Тебе хочется так же взбодриться, но веселые ролики тебя уже не утешают. Ты находишь что-то другое, но это все труднее, времени тратится все больше, а ничего уже не радует. Рано или поздно ты исчерпаешь ресурс, больше нечего будет смотреть веселого, а мысль вернуться к прежней тягомотине тебя мучает, тебе хочется чего-то еще. И ты начинаешь не ролики смотреть, а искать места, где есть веселые люди: ходишь на концерты, хочешь как-то повеселиться, но это не помогает.

Дальше выбираешь либо иную нишу, которая может тебя поддержать в хорошем тонусе, либо начинаешь выпивать, либо сталкиваешься с тем же унынием. Не радостно. Либо надо возвращаться к прежнему, либо искать еще худшее состояние, чем эти веселые ролики. Получается, что ты ничего не добился, не изменил своей жизни, не решил проблему с унынием; по сути, загнал себя в более худшее состояние, выкарабкиваться из которого еще труднее.

Ладно смешные ролики – они просто смешные, иногда пошлые. Но ведь иногда сопровождением идет еще что-то, и ты не удерживаешься только на уровне смешных развлекательных роликов, но впадаешь в какие-то иные области индустрии развлечений, и постепенно тебя это засасывает. Собрать себя на молитву или почитать духовную литературу ты уже не можешь, ты забыл, когда это делал: уже не в прошлом месяце и даже не в позапрошлом году. А когда последний раз ты открывал Евангелие?..

И получается ситуация, как написала одна женщина: ты начинаешь жить двойной жизнью. Ты надеваешь одежду христианского благочестия в воскресенье в церковь, играешь роль ревностного христианина, исповедуешься, причащаешься, а потом снимаешь пиджак и вместе с этим «церковным пиджаком» снимаешь христианство. Ты включаешь ролики, боевики или какие-нибудь фильмы и развлекаешься всю неделю, ища возможность, чтобы уныние тебя не побороло. И так продолжается всю жизнь. Вроде бы ты просто борешься с унынием. Нет, это двойная жизнь. Даже не двойная – в сущности она одинарная: ты любишь мир и хочешь жить в миру, но знаешь, что это не благочестиво и тебе для твоей совести спокойнее раз в неделю надевать пиджак благочестия и утешать себя мыслью: «Я не такой, как все. Я, конечно, живу как все, но я же каюсь в этом».

На самом деле никакое это не покаяние, потому что, стоя на службе в церкви, ты думаешь, какой фильм вечером будешь смотреть, какое развлечение употребишь, как будешь развлекаться, как будешь утешать себя. В результате человек уже не с унынием борется, он просто погружается в мир и, как всякий человек, живущий в миру, ищет, как бы поинтереснее провести свою жизнь. Вот к чему приводит уныние.

Просто подвижник, отшельник сразу чувствует свое увлечение развлечением, утешением. Он, один раз не справившись с унынием, через месяц или через полгода бросает свою келью и возвращается в мир. Для него все предельно конкретно: он больше не желает жить в уединении – для него катастрофа очевидна.

Если монах начинает таким образом утешаться, то распаляется унынием все больше и больше, потому что возможности по-настоящему утешиться нет, и для него возникает конфликт между монастырским уставом и тем, что он хочет. У него трагедия, драма: он конфликтует с собственным выбором, и для него тоже предельно ясно, что уныние его в конце концов побороло.

А вот с мирским человеком не так все очевидно, потому что он, начав подвижническую жизнь, молясь, читая, внимая себе, собирая свой ум, постепенно приходит к тому, что все это становится неинтересным. Но он и раньше жил такой жизнью: он не уходит из семьи, не уходит с работы, он так и ходит по воскресеньям в храм, и для него не совсем очевидно, что он давно уже не живет по-христиански. А жить по-христиански он перестал именно тогда, когда испугался уныния и повернулся лицом к утешению, развлечению, стараясь, как ему казалось, разумно победить это самое уныние. Он же такой умный, такой правильный, сейчас он с этим справится, отторгнет уныние, потому что уныние – это же беда. Пришла тоска – он пошел в ресторан, заказал постное меню, выпил коньячку, водочки, и ему стало хорошо. Он доволен: «Вот как разумно я победил уныние – поста не нарушил, все, что надо, сделал».

Но через неделю ему снова хочется в ресторан. Через неделю – еще. Он начинает ходить туда каждое воскресенье, говоря себе, что так отмечает воскресный день. «Я же поста не нарушаю, ем постные продукты. Могу же я себе позволить сходить в ресторан?» Да, можешь. Он начинает ходить в ресторан, и каждую неделю начинает думать не о том, что в воскресенье его ждет встреча с Богом, а о том, что в воскресенье он может себе позволить сходить в ресторан. И он всю неделю выбирает меню, что он еще попробует, чего раньше не пробовал. Чем это не алкоголизм, чем не зависимость? Но человек не видит этого. Он же не изменяет жене (пока!), соблюдает пост, читает положенные молитвы, ходит по воскресеньям в храм; он верующий человек, просто так разумно, хитро борет уныние. Только он уже не может без ресторана, и у него вызывает отвращение, отторжение все, что связано с христианской жизнью.

Батюшка в храме сказал о подвиге, косвенно, даже не зная жизни этого человека, затронул тему христиан, которые утешаются всякими изысканными яствами, и он думает: «Батюшка какой-то ретроград. Что это он говорит? Христос учил свободе. А батюшка какой-то консервативный, все у него ригористично, наверное, зилот какой-то. Что ж теперь, православный человек не может в ресторан сходить?» Может. Но это не должно стать зависимостью. Это не должно все мысли, все чувства привлечь к себе. Это не должно быть постоянным утешением. Потому что тогда человек просто погружается в мир, который, по идее, должен возненавидеть, как говорит апостол Иаков.

Вместо подвига, который всегда связан с терпением уныния, человек ушел с подвига и этого не заметил. А все остальное он оправдывает тем, что Христос учил свободе, что ничего плохого он не делает. Пока не делает. Очень часто лукавый и не требует большего от человека; ему важно, чтобы человек просто подсел на какую-то зависимость, и чем невиннее эта зависимость – тем лучше. Пусть он утешается какими-то ничтожными вещами, это не страшно. Потому что если это дойдет до смертных грехов, человек, может, испугается и начнет каяться. А надо, чтобы не доходило до этого, чтобы человек любил мир, жил миром, ценил мир и все удовольствия этого мира, но при этом соблюдал все внешние благоприличные нормы христианской жизни. То есть внешне человек вполне нормальный, а внутри никакой любви к Христу не осталось. Вот что нужно дьяволу.

Борьба с унынием – это именно то, что помогает человеку ощутить, познать, примерить себя к Христу, к Его Кресту: а в моей жизни крест-то еще остался? Я какую-то скорбь еще терплю или нет? Я хоть в чем-то себе отказываю? Я плоть свою хоть в чем-то распинаю со страстьми и похотьми? У меня хоть какое-то ограничение осталось? Я что-то ради Христа делаю? Я что-то ради Христа терплю или нет? Я в молитве вижу свою немощь, осуждаю себя за эту немощь или уже вполне собой доволен и во всем себя оправдал?

Люди говорят, что терпеть уныние невозможно. Как невозможно? Иоанн Лествичник терпел и нашел способ борьбы с ним, благодаря чему мы имеем «Лествицу». Иоанн Пророк, сопостник Варсонофия Великого, терпел уныние двадцать лет. И про других отцов мы знаем, что они терпели много, долго. Значит, это возможно. Ведь если мы не будем терпеть, тогда в чем мы спасем свою душу? В терпении вашем стяжите души ваши.

Конечно, бороться с унынием можно, нужно. Иоанн Кассиан скажет один из методов борьбы с унынием: например, труд. Есть другие способы, и надо их узнать, найти, прочитать про них. В следующий раз мы поговорим о том, что есть такие способы и законы борьбы с унынием, которые помогают разумно, трезво выйти победителем в этой брани. Но бежать от нее нельзя ни в коем случае – это возвращение в мир.

Записала Нина Кирсанова