Беседы с батюшкой. Терроризм

В екатеринбургской студии нашего телеканала - доктор психологических наук Ю.А. Токарева и протоиерей Сергий Вогулкин, доктор медицинских наук, профессор.

Сегодня у нас в гостях протоиерей Сергий Вогулкин, доктор медицинских наук, профессор, и Юлия Александровна Токарева, доктор психологических наук, профессор Уральского федерального университета.

– Сегодня непростая тема – терроризм как явление. Причем терроризм в лице одного человека, то есть террорист-одиночка. Отец Сергий, первый вопрос к Вам. Террорист – это вообще кто?

Сергий Вогулкин:

– Это человек, который покушается на чужую жизнь, причем без всяких оснований. То есть он не имеет к человеку ничего личного, какой-то сугубой ненависти, иначе он был бы просто убийцей. Террорист убивает совсем из-за других целей: он убивает другого человека ради себя, чтобы стать известным, чтобы о нем говорили в СМИ, чтобы его имя было отмечено в какой-то религиозной или террористической организации. И они очень быстро на это реагируют, моментально делают такого человека своим членом после того, как все уже совершено.

Террористы-одиночки – сейчас очень частое явление не только в России. Сейчас поднята большая волна осуждения: осуждают полицию, росгвардию, школу, правительство и так далее. Мы готовы осуждать всех. Правильно ли это? Конечно, неправильно. Это сигнал лично каждому из нас.

Мир лежит во зле, и так было еще во времена Иисуса Христа; ничего с того времени не изменилось. Другое дело, что мы сейчас сами приобщились к злу. Мы живем так, что количество зла в мире не уменьшается. Мы ведем себя так, что зло и соблазны доставляют нам удовольствие. Более того, люди стали малочувствительны к чужой боли. Да, сейчас в Казани погибли дети, и мир всколыхнулся. Но если посмотреть статистику всего мира, то террористические акты случаются по нескольку раз в неделю в разных странах. Это происходит во Франции, США, странах Африки, Европы. Даже в Норвегии, где, казалось бы, спокойные люди, бывают страшные теракты. По сути, практически каждый день в мире совершается тот или иной теракт.

Если брать Россию, то мы слышим про нападения, стрельбу, аресты в одном городе, другом, третьем. О чем это говорит? О том, что появилось новое явление – террорист-одиночка. Предупредить системный, так скажем, структурный терроризм намного легче. Потому что люди должны перезваниваться между собой, устанавливать контакты, встречаться, передавать оружие и так далее. А здесь ничего этого нет. Недаром этот терроризм называют кухонным. К примеру, есть некий человек, тихий, учится (или хороший работник), соседи считают, что он спокойный человек, а он на кухне потихонечку делает бомбу. Посидит в Интернете, найдет нужную информацию и потихонечку делает бомбу. Как его можно вычислить?..

Поэтому обвинения всех и вся – совершенно пустые. Этот упрек должен быть направлен на каждого из нас. Мы живем рядом с этими людьми и должны быть более внимательными. Если бы мы были более внимательны к другим людям, то заметили бы что-то, какие-то проявления, потому что есть определенные особенности в поведении таких людей. Но предупредить такой кухонный терроризм практически невозможно.

– Юлия Александровна, террорист-одиночка – это новое явление для психологии или такое понятие уже существовало?

Юлия Александровна Токарева:

– Сочетание «террорист-одиночка» – с психологической точки зрения новое. Обычно психология относит таких людей к категории с расстроенной психикой. Если выразиться грубо, это больные люди. Это люди, травмированные чем-то, какими-то обстоятельствами. Они посмотрели на какие-то обстоятельства своей жизни так, что это глубоко засело в них в качестве навязчивой идеи фикс: отомстить, проявить, отдать ту агрессию, которую они получили.

Категория больных людей была всегда. Сочетание «больной человек, проявляющий жестокость» тоже было всегда. Новое для психологии – когда жестокость идет не только по отношению к обидчику, но к абсолютно непричастным людям. Отец Сергий сказал, что эти люди совершают какой-то яркий, на их взгляд, поступок, чтобы выделиться. Психология смотрит на них так, что они идут убивать тот комплекс, ту проблему, которая в них существует.

Поэтому если на этого террориста смотреть как на травмированную личность, то по отношению к нему должны быть применены классические, традиционные формы выявления тех или иных особенностей, связанных с личностной деструкцией.

– Отец Сергий сказал, что если быть чуть внимательнее к людям, можно увидеть что-то необычное в поведении. Возможно ли простому человеку, обывателю, чуть внимательнее присматриваясь, увидеть какие-то подозрительные процессы, проявления в человеке?

Юлия Александровна Токарева:

– Если взять обывателя, то, наверное, это непросто, потому что болезнь проявляется по-разному, и больные люди затираются в массе схожих людей. Просто посмотреть на человека и заметить, что он террорист или потенциальный террорист, – сложно. Но есть ситуации, когда такой человек может себя так или иначе проявить, и это проявление будет напрямую связано с будущим жестоким поступком, который он собирается совершить (либо уже совершил, если это постфактум). Здесь нужна наблюдательная позиция, когда мы видим, замечаем изменения в этом человеке.

Например, мы знали человека какое-то время и вдруг замечаем в нем изменения, не совсем характерные для него, которые с точки зрения нахождения рядом не вызывают чувства безопасности. Возможно, этот человек вдруг перестал здороваться, смотреть в глаза. Или, например, мы не стали его видеть: раньше в определенное время он выходил, общался, а теперь перестал это делать. Или, например, он неожиданно появился в социальных сетях, хотя раньше его там не было, да еще не со своими фотографиями, а с символами, образами, которые психологи могут расшифровать и понять, про что они. Пусть отдаленно, но эти символы могут подсказать о каких-то скрытых бессознательных намерениях.

Поэтому если мы говорим о распознавании, то, конечно, необходимо чуть более внимательное, неравнодушное наблюдение за людьми, которые рядом и которые вдруг стали вести себя не так, как мы к этому привыкли.

Сергий Вогулкин:

– Решающим звеном в этих вопросах (особенно что касается подростков) является, конечно, семья. Семья ни  в коем случае не должна отторгать человека и в любом его состоянии, наоборот, должна сплачиваться вокруг него, выяснять и понимать, почему он изменился. А когда мы его выбрасываем из семьи, это может стать последним моментом к тому, чтобы он совершил свой поступок. Потому что ему не на кого опереться, не на кого надеяться, не с кем общаться, не с кем поделиться, поскольку у него нет самых близких людей. Поэтому все начинается с семьи.

Дальше – школа. Знают ли учителя своих учеников? На кого они обращают внимание? На хороших учеников или на совсем плохих – вот на эти две категории. Одних спросишь – всегда пятерка, других спросишь – всегда двойка. А середина? Есть молчуны, тихони, которые нигде не участвуют, им неинтересны занятия в каких-то школьных кружках. Они кое-как делают свои уроки, может быть, получают даже неплохие оценки, но мы о них практически ничего не знаем.

Та же самая ситуация в колледже. Та же самая ситуация в институте. Мы видим массу наших студентов, но знаем ли мы, педагоги, каждого из них? Конечно, не знаем. Один из моментов, который толкает их на такие преступления, – на них никто не обращает внимания. А им надо, чтобы на них обращали внимание. Как этого добиться? Своими необыкновенными познаниями такой человек блеснуть не может; необыкновенной силой – тоже не получается. Тогда чем? И он берет в руки оружие. Вот так он добивается известности: СМИ в деталях, иногда с совершенно ненужными подробностями описывают его «подвиг». И у него находятся последователи. То есть он поднимается за счет этого, водружается на вершине как герой. Героев кто-то ненавидит, кто-то любит. Тут ненависть и любовь соединяются вместе, и огромная масса людей о нем говорит. Все это очень устраивает такого человека.

– В чем причина такого поведения в последние годы? Это существовало в нашей истории? Или как-то изменилось наше общество, наша реальность, поэтому такие проявления стали возникать? Примеры этого есть в разных городах и разных государствах.

Юлия Александровна Токарева:

– Это было всегда в истории. Такие «герои», как назвал их отец Сергий, совершали подобные поступки, но в таком количестве и с таким уровнем жестокости и фанатизма их не было, это явление современности. Психолог Александр Асмолов, занимаясь этой проблемой, поиском психологических причин таких ситуаций, говорит о том, что это ответная реакция на поощрение агрессии. Мы очень часто учим отвечать на обиды, оскорбления. Мы несколько неправильно преподносим позицию лидера, неправильно преподносим позицию человека яркого, харизматичного, очень справедливого, деятельного. Рядом с этими ролями мы обязательно говорим об агрессии, давлении, недопущении диктата в отношении себя. И люди, мало занимающиеся дополнительным информированием, принимают эту информацию так, как она выдается каким-то конкретным человеком.

Многие молодые люди в агрессии, проявлении жестокости, нетерпимости видят определенную линию самозащиты, может быть, даже какой-то самодостаточности: я не дам себя в обиду, не позволю себя обижать и оскорблять. Эта красиво звучащая фраза распространяется в СМИ, на телевидении, в тренингах личностного роста. Тренер не знает, как эта установка в отношении самозащиты дальше отразится в поведении человека, а она может привести к той самой агрессии в виде теракта. Потому что человек может для себя решить, что его действительно никто не принимает, не понимает; он не может увидеть единомышленников, считает себя одиночкой. И тогда зачем все эти люди вокруг? Они недостойны того, чтобы быть, жить. И так далее. Так он думает. И вот этот образ агрессора – для него достаточно патриотичный. А все может начинаться как раз с таких нефильтрованных фраз: защищай себя, отстаивай свою точку зрения, борись (не уточняя, с кем бороться и какими средствами).

Для психологии подобные проявления – сигнал к тому, что нужно быть более внимательными к тем программам, установкам, которые мы передаем подрастающему поколению, к тренинговым коррекционным мероприятиям, которые предлагаем. И нужно уделять внимание таким качествам, как толерантность, понимание, гуманность, эмпатичные человеческие черты, которые на сегодняшний день становятся непопулярными.

Сергий Вогулкин:

– Нередко агрессия к другим начинается с агрессии к себе. Человек слаб, чтобы из-за своей какой-то проблемы сразу взять и кого-то убить. Сначала человек перестает любить себя, а потом уже перестает любить и всех остальных за то, что они его не любят.

Насколько мы все-таки невнимательны! Ведь дети, подростки дают нам сигналы, что у них что-то неладно. Например, татуировки. Это же больно! Но они специально идут на то, чтобы что-то изобразить на теле (чаще всего это агрессивные рисунки) и испытать боль. Протыкают себе носы, языки, пупки. Все это свидетельствует о том, что у человека есть проблема. Почему мы не обращаем на это внимание? Если девочка пришла в школу и у нее что-то выколото на руке – надо с ней немедленно разговаривать!

У меня был случай, меня потрясший. Тихая девочка-студентка; не отличница, но успевающая, всегда хорошо слушающая. И вдруг я заметил, что в носу у нее кольцо. После лекции я подозвал ее и говорю: «Знаете, я обратил внимание, что у Вас кольцо появилось в носу». Она говорит: «Ну и что? Это модно». Я ей говорю: «Понимаете, кольцо – это причинение себе боли, это говорит о какой-то внутренней проблеме, очень серьезной. Вы за что-то себя не любите». Как же она плакала! Это был поток слез. С ней никто до этого не говорил об этом. Она уже повесила этот знак, что у нее есть проблема, но никто на это не обратил внимания.

Поэтому я и говорю, что люди сейчас стали крайне невнимательными, безразличными. Мы столько слышим о всяких терактах, убийствах по телевизору, что как-то привыкаем к этому, становимся безразличными. Безразличие бывает просто вопиющее!

Буквально на днях ехал я по шоссе, смотрю: горит лес, пламя – выше деревьев. Сотни машин проезжают мимо. Я отъехал в место, где появилась связь, позвонил в МЧС. Говорю: «Наверное, у вас уже было много звонков». Отвечают: «Нет, нам никто не звонил». Как так? Уже целый участок выгорел, километр остался до деревни, и никто из сотен людей, проехавших мимо, даже не соизволил позвонить. Просто вопиющее безразличие! И так, к сожалению, во многом. Люди стали крайне невнимательны друг к другу, особенно к своим детям.

– Проблема не только в безразличии общества. Ведь эти люди за что-то идут бороться, они что-то хотят доказать. Может быть, есть определенный психологический портрет, который подталкивает людей к таким действиям?

Юлия Александровна Токарева:

– Если мы говорим, что это клинический случай, то это борьба за какие-то больные принципы и правила. Вообще в нашей современной жизни все решаемо. Сейчас психология, органы социальной поддержки, социальной работы обладают необходимыми инструментами, и мы готовы помочь любому обратившемуся. Можно решить любую ситуацию, связанную с чьим-то несправедливым или жестоким поведением. Отец Сергий сказал, что достаточно задать вопрос.

Я не стала бы выстраивать какой-то психологический портрет террориста, потому что это психологический портрет человека больного, травмированного, несчастного, одинокого, который абсолютно разочаровался в жизни, в людях. Если мы говорим, что такая категория людей увеличивается, то задача – быть максимально контактными, максимально участливыми в том, что происходит с нашими близкими людьми. Я не за то, чтобы выносить сор из избы или лезть в жизнь абсолютно чужих людей. Я за то, чтобы мы присмотрелись к тем, кто рядом с нами.

Абсолютно согласна с отцом Сергием, что нужно начинать с собственных детей, семей, родственников, которые находятся рядом. Если вдруг нам показалось, что кто-то выглядит очень странно, напряженно, то это уже первый звоночек к тому, что что-то не так. Обратите внимание на человека до того, как кольцо появится у него в носу, до того, как он пойдет в школу и будет обижать там сверстников или совершать какие-то иные поступки.

Нет портрета человека, который способен на подобный поступок. Это личность, нуждающаяся в поддержке. У этого террориста есть те, кто его поддержал. Это те, кто находится в похожей ситуации: их тоже, как им кажется, обидели, травмировали, и другого выхода из ситуации, кроме как пойти и рассчитаться с кем-то, они не видят. Они его поддержали, и теперь этот террорист не совсем одинок, у него есть те, что тоже вместе с ним в одной лодке и говорят: «Правильно, нас тоже обижают. Я бы обидчиков точно так же уничтожил».

– В Интернете некоторые видео в различных пабликах были удалены, потому что наряду с тем, что большая часть людей говорит, как это плохо, были и абсолютно противоположные комментарии – с поддержкой, положительными эмоциями. То есть для кого-то это логично, понятно и вполне имеет место в жизни.

Юлия Александровна Токарева:

– Мне кажется, таким людям надо предложить немножко другую роль – родственников того, кого расстреляли. Теперь вы тоже поддерживаете этого террориста?.. Мне кажется, когда мы не резонируем с тем, что происходит, мы хладнокровны, нам легко рассуждать. А когда это касается нас лично, тогда уже по-другому отзывается.

Конечно же, современное общество нуждается в том, чтобы научали людей любить.

– Отец Сергий, вопрос к Вам. Такие люди-одиночки тоже у кого-то учатся? Может быть, у них есть наставники? Или это как-то само рождается внутри человека?

Сергий Вогулкин:

– Сейчас идет большой спор, одиночки ли они. Оказывается, не совсем так. В каком плане? Дело в том, что организованный терроризм получил очень серьезные удары: после сентябрьских событий в Америке американцы сделали серьезную зачистку. Наши в Сирии уничтожили много потенциальных террористов, именно организованных групп. И постоянно мы слышим, что они отслеживаются, арестовываются, уничтожаются. Так вот, эти организованные группы сейчас изменили тактику: они активизировали одиночек. Они им сказали: решение проблемы вашего одиночества – в славе, которую вы получите.

В Интернете прозвучало обращение: львы-одиночки, живущие во всем мире... То есть мировое обращение. Лев – это вообще-то мощный зверь, мощный потенциал. Сейчас Интернет настолько многообразен, что отследить все эти сайты совершенно невозможно; одни уничтожаются, тут же появляются другие или из одной формы переходят в другую. По сути, убрать это невозможно. Одинокому человеку стоит только выйти в Интернет – там уже все готово. И ведь призыв-то какой прозвучал! Не про то, что готовьте, мол, массовые взрывы; нет. Берите нож, берите топор и идите убивать...

Если ружье еще надо купить, бомбу надо сделать, то кухонный нож или топор – всегда под рукой. Вот таким образом они активизировали огромное количество одиноких людей, призвав их стать львами. То есть будешь жестоким львом, и все о тебе узнают.

Поэтому какая-то идеология здесь, конечно, сработала. Другое дело, что противопоставить нам нечего. Что мы можем сказать против этого идеологического давления на наших детей, людей? Это очень трудно. В данной ситуации единственное, на что можно надеяться, – это Православная Церковь.

– Юлия Александровна, задам немножко провокационный вопрос. Все-таки у такого человека должны быть какие-то идеалы, нравственные взгляды; может быть, искаженные, совсем другие, но они должны быть. Если подойти к такому человеку и спросить, любит ли он свою мать, свою Родину, он скажет: нет, я не общаюсь со своей матерью, не уважаю своего отца, никогда не был с ними в хороших отношениях; меня травили, били, уничтожали, но у меня другие идеалы. Есть у них что-то другое?

Юлия Александровна Токарева:

– Конечно, есть; чем-то же они руководствуются. Думаю, это не про то, о чем мы говорим: семья, Родина, мать и так далее. Это совсем другие ценности, сосредоточенные на себе: ведь это он травмирован, ему плохо. Если подойти несколько научно, то основная ценность такого человека – он сам, ему хотелось бы быть только с самим собой, чувствовать себя хорошо. До всех остальных, в том числе до среды, в которой он находится, ему нет абсолютно никакого дела. И как раз единомышленники попадаются ему в социальных сетях и предлагают жить собственными интересами, не оглядываться на других. Ценность – только в самом себе.

Такие люди ощущают одиночество, но с точки зрения тех, кто похож на них, таких, как этот террорист-одиночка, достаточно много, просто не каждый проявляет себя в таком ключе. Есть форма суицидного поведения – тоже теракт, но против себя. Есть форма социального терроризма. То есть таких людей достаточно много.

Абсолютно согласна с отцом Сергием, что наше цифровое общество не успевает создать те фильтры, которые распознавали бы таких людей. Очень быстро растет поколение людей, которые начинают использовать разные цифровые вещи для того, чтобы просто поэкспериментировать; за результат они не отвечают, им просто интересно. И здесь огромный риск с нашим будущим – к чему приведет такое бесконтрольное дозволение кому-то пробовать новые пути знакомства, общения? У нас уже была как-то передача по поводу того, что растет количество цифровых онлайн-сообществ, в которых люди не видят, не знают друг друга, но безумно друг друга любят. И они считают, что именно эта онлайн-группа – самая лучшая в мире...

– Что именно там собраны самые близкие люди...

Отец Сергий, у человека православного все-таки таких проблем не возникает. Приход, жизнь в семье, с детьми, родителями...

Сергий Вогулкин:

– Православные семьи находятся в такой же опасности, как и все другие. Этот террористический акт может затронуть любую семью: православную, мусульманскую или семью атеистов. Страх за своих детей одинаков для всех. Но есть одно «но». Если бы мы были неверующими людьми, могли бы мы защитить своих детей вот от такого террориста-одиночки? Нет, не могли бы, потому что не знаем, когда это может случиться.

Православный человек полагается исключительно на Господа Иисуса Христа как основного Защитника, доверяет Ему своих детей, и уже Господь защищает их по молитвам. Православный человек точно так же боится за своего ребенка, но он понимает, что у него есть надежная защита. В этом отношении православному легче, чем неверующему, который мечется и не знает, что ему делать: не отходить от детей, купить ружье или носить с собой гранату.

Единственное, что надо делать, – положиться на Господа, потому что Он – самый великий наш Защитник; Он обладает такой любовью ко всем людям, какой мы не обладаем даже к своим детям. Сейчас необходимо погрузить наших детей в эту любовь – это самая реальная защита.

И, конечно, надо смотреть вокруг себя. Мы, особенно православные люди, должны понимать, что многое зависит от нас лично: от нашего добра, от нашей любви к своим ближним. Только православная, добрая жизнь уменьшает количество зла на земле. Значит, мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы хоть немножко, хоть на йоту внести в мир свою лепту добра, любви, чтобы зло уменьшилось. Это единственный выход, другого выхода нет. Мы не можем своих детей собрать в какие-то лагеря, огородив их какими-то башнями, и отстреливаться. Но есть совершенно надежная защита, на которую православный человек всегда может положиться.

– Когда человек видит такие примеры, понятно, что он боится, тревожится. Особенно если у него есть дети. Но через какое-то время наступает успокоение, и мы вновь входим в обычный ритм жизни. Может, и не стоит сильно переживать, думая, что завтра что-то может произойти?

Юлия Александровна Токарева:

– Я хотела бы по-другому описать ситуацию. Нужно ежедневно, постоянно, систематически заниматься тем, чтобы меняться к лучшему. Те переживания, чувства, страхи, которые возникли, конечно же, нивелируются спустя какое-то время. Но это совсем не про то, чтобы мы забыли о причине того, что вызвало этот теракт, эту агрессию.

С 90-х годов в каждой школе, в каждом образовательном учреждении работают педагоги-психологи. Мне кажется (может быть, и не мне одной), что на сегодняшний день эта работа только лишь декларируется. Прямое назначение специалистов, которые работают с обучающимися, – как раз уделять внимание особенным, отличающимся детям. А у нас получается так, что семья такого ребенка отвергает и говорит: мы не будем им заниматься. Школа говорит: убирайте этого ребенка, мы не хотим с ним работать. Какие-то другие учреждения или социальные службы говорят: давайте нам, это наш ребенок. Но это не тот подход.

Зачем тогда нужен психолог в школе, если он собирается выпроводить ребенка, с которым не умеет работать? А где те навыки, которые он приобретает, обучаясь? Где работа с семьей, нахождение каких-то путей установления связи родителя и ребенка?

Чтобы решить эту проблему глобально, на сегодняшний день нужно поднять вопрос компетентности в этой сфере, в сфере диагностики, в сфере правильных тренинговых технологий. Наверное, стоит сменить фокус обучения лидерству, борьбе и агрессии на фокус толерантности, любви, принятия. Слишком много мы обучаем тому, чтобы общались в цифровой среде. Мы перестаем общаться непосредственно. Встречаясь, мы не знаем, что сказать, как разрешить какой-то конфликт, и тогда, вместо того чтобы договориться на словах, в ход идут ножи, кулаки и так далее.

Мне кажется, это сигнал к тому, чтобы практическая психология, которая есть на сегодняшний день, максимально сфокусировалась на том, чтобы использовать свои ресурсы для уменьшения количества детей, попадающих в категорию риска, страдающих от одиночества. Родители же не умеют поддержать ребенка и не считают, что это неправильное поведение.

Сергий Вогулкин:

– Я расширил бы сферу тех, кто нуждается в повышении квалификации. Например, в медицине мы считаем, что медицинская сестра, фельдшер, врач должны быть обязательно еще и психологами (пусть не на высоком, на своем уровне). Иначе как разговаривать с больным человеком, как с ним общаться?

А разве педагог не должен быть психологом? Разве его не учили азам психологии? Конечно, когда в школе восемьсот детей, один-два психолога не решат проблемы каждого, но у них должна быть информация о том, что такой-то ребенок, студент вызывает опасения. Кто должен это сказать? Педагог. Но для этого к каждому ребенку надо подойти. Ты ведешь свой предмет – обрати внимание на тех, кто тебя слушает. Обратись к ним, расскажи что-нибудь доброе, интересное и посмотри, кто тебя поддержит, кто улыбнется, кто адекватно отреагирует, а в ответ еще и какую-то свою историю расскажет. Или найдется тот, кому это совершенно безразлично?

Педагог еще и артист: он должен вызывать эмоции у своей аудитории. И по ответной реакции на эти эмоции он, конечно, должен заметить какую-то странность в поведении, реакции, какое-то неприятие хороших, положительных эмоций. Вот и всё.

То есть вопрос не в том, сколько психологов. Педагогов в тысячи раз больше, и если бы они помогли в этом разобраться, активно подключились, нашли настоящий контакт с аудиторией и людьми, которые их слушают, это было бы по-настоящему хорошо.

– В заключение программы не могу не задать вопрос: будет ли конец терроризму?

Юлия Александровна Токарева:

– Я – позитивный психолог; я за то, чтобы мы в будущее смотрели позитивно. Я считаю, что конец терроризму будет. Я верю в общество, которое, наигравшись в онлайн-общение, в какие-то процессы мести, все-таки придет к тому выводу, что чувство любви и чувства другого гораздо важнее. Мне кажется, уже на подходе то поколение, которое действительно ценит жизнь, ценит людей, ценит немножко другие категории. Поэтому я смотрю в будущее позитивно.

Сергий Вогулкин:

– Я тоже считаю, что все должно быть хорошо, но это будет не скоро. Я вынужден закончить тем, с чего начал: мир лежит во зле. Это не мой взгляд, это факт. Мы только должны понять, что любое зло побеждается любовью. Если любовь будет возрастать в мире, если люди будут приобщаться этой любви (а она идет только от Господа; у нас просто нет сил любить так, как Он любит нас) и направлять ее в мир, тогда зло будет побеждено. Любовь всегда побеждала зло.

Ведущий Тимофей Обухов

Записала Нина Кирсанова