Беседы с батюшкой. Протоиерей Геннадий Шкиль. 5 ноября 2023

Сегодня у нас в гостях настоятель храма во имя преподобного Серафима Саровского города Голая Пристань Херсонской епархии протоиерей Геннадий Шкиль. 

– В Вашем Telegram-канале я увидел, как какая-то женщина танцует в Трапезном храме Киево-Печерской лавры. Ужасное зрелище. Я, как и многие паломники, был в этом храме. Что же все-таки произошло? Ради этого забирали лавру? Может ли это быть каким-то концом света? Какое-то безумие XXI века, когда говорят о свободе вероисповедания, забирают лавры и начинается такое кощунство. Это происходит специально?

– Вот есть Торжество православия, а это торжество сатанизма. Слуги дьявола постепенно вытесняют Церковь Христову с Украины. Это праздник их торжества. Та женщина, которая называет себя ведьмой (или что-то в этом роде), совершает в Трапезном храме чуть ли не какой-то свой ритуал. Ну, не ритуал, но торжество.

Церковь мешает нынешнему обществу, оно больше настроено на волны, которые посылает князь мира сего. И именно потому такая сильная атака идет на Православную Церковь, где-то кого-то подминают, как подмяли под себя одного из известных патриархов.

А где-то Церковь стоит как айсберг посреди этого бушующего океана и пытается все-таки его успокоить. Однако это не нужно миру. Мы видим ценности, которые предлагаются с той стороны. И это не ценности, а обесценивание всего человеческого. И, соответственно, потихонечку находятся какие-то слабые места, когда можно отколоть какой-то кусочек от этого айсберга, попытаться его утопить и так далее. В данный момент этим кусочком, который пытаются отколоть от общей Церкви и уничтожить, является Украина. Ни к чему хорошему это не приведет.

– Как Вы это проживаете? Что чувствуете в этот момент? Еще два года назад все было по-другому.

– Да не было по-другому два года назад. Это началось с четырнадцатого года. Я еще тогда говорил о том, что к этому идет. Я это понимал, несмотря на то что у нас есть такие люди, которые называются феофановцами. Они думают, что еще можно вырулить, что-то исправить, войти в хоть какую-то симфонию с властью. Нет. Так не получится, потому что дело не в киевской власти, а совсем в другом. Глобальный сатанизм, имеющий влияние на многих сильных мира сего, которые продвигают его в этот мир, поставил себе цель если не уничтожить Церковь, то, по крайней мере, сделать так, чтобы она пропагандировала те вещи, которые ему удобны. То есть чтобы она прекратила быть Церковью Христовой, а была каким-то придатком князя мира сего.

– Конкретно на этой территории?

– В данный момент на этой территории. Если мы посмотрим на историю, то очень многие события военного или революционного характера происходили там, где сильна религия. То есть в мусульманских странах, которые защищают семейные, традиционные ценности, или в Югославии, Грузии, Украине, то есть в странах, где сильна православная вера.

– Причем веками.

– Да, веками. Поэтому князь мира сего пытается этот айсберг расколоть, чтобы в конце концов осталась одна Русская Православная Церковь. Тогда с ней будет легче бороться. Он надеется на это. Вот так. Эта была не просто пляска, это реальное проявление сути происходящего в Украине.

Абсолютно пустой Трапезный храм. Хотя в нем всегда были люди, даже когда не было службы: кто-то молился, кто-то ставил свечки. А сейчас пустой храм, и посреди него танцует ведьма. Это финал, к которому киевский режим ведет всю Украину.

– Сейчас на этой земле некий апокалипсис происходит.

– Да, в некоторой степени можно так сказать.

– Это не пропаганда и не слова. Но ведь страдают простые люди. Я знаю женщину, которая сейчас живет на территории Украины. Она спрашивает меня, в какой ей храм ходить. А я не знаю, говорю ей, что в тот, где более-менее поминают Патриарха. Она говорит, что нигде не поминают. Как быть? Многие люди не погружаются в какие-то очень тонкие богословские вопросы, но в то же самое время у них есть некие точки, которым они обязательно следуют. Это поминание Патриарха, поминание блаженнейшего Онуфрия. Если это есть, все нормально.

– Мне тоже задают такие вопросы и в стримах, и лично. Поскольку я все-таки законопослушный священник, то отвечаю таким образом: пока Синод не назвал происходящее с Украинской Православной Церковью расколом, все таинства там действительны. Даже в самом Киеве все-таки есть храмы, где поминают Патриарха. Есть сведения, что и во Львове, и на Западной Украине остаются храмы, которые…

– …хранят верность.

– Да. Если уж так принципиально, то можно найти храмы, где поминают. Но если они далеко, то исповедоваться и причащаться можно в храмах Украинской Православной Церкви. Так сказал Патриарх.  

– Эта ситуация как-то развивается: что-то в руках русского солдата, что-то в руках сильных мира сего. А что делать простым людям? У меня складывается такое впечатление, что именно простые люди, то есть мы, способны разрешить этот конфликт. Мы можем помолиться все вместе, совершать какие-то подвиги, и тем самым Бог изменит эту ситуацию, ведь мы знаем, что Церковь не может быть поругаема, потому что она нечто большее.

– Да.

– У людей должна быть какая-то ответственность.

– Если люди будут молиться и будут верными Церкви, Христу, если мы будем терпеть… Претерпевший же до конца спасется.

Но я здесь придерживаюсь немножко другой линии. Как историк могу сказать, что историю творят все-таки люди…

– Вот ополчение в Нижнем Новгороде: три дня все постились, даже младенцы.  

–  При всем моем глубоком уважении к митрополиту Онуфрию я думаю, если бы он сказал, что завтра все выходят на акцию протеста, то вышли бы сотни тысяч людей. Даже больше, чем на Всеукраинский крестный ход.

Скажу такой пример. Я ездил на Почаевский крестный ход. Мне он очень нравился. На таких крестных ходах, когда идет много людей, можно почувствовать Церковь изнутри. Но на крестный ход в Киеве на празднование Крещения Руси я не ездил. Но когда с Почаева из Святогорской лавры пошли две колонны и их начали встречать угрозами, пикетами, я сказал: «Ну нет, я дома сидеть не буду». Сначала с одним крестным ходом прошел, вернулся домой, послужил литургию в воскресенье и пошел с другим крестным ходом. То есть это, наоборот, мотивирует людей. Но не для того, чтобы принять мученическую смерть или что-то такое. Если люди этого не боятся, то они будут согласны пойти. Но для этого нужен тот, кто позовет. Увы, пока в Украине этого нет. Поэтому простые люди могут сделать только одно: молиться. Молиться и просить Господа.

– Это единственное, что мы можем сделать?

– На данный момент в Украине, думаю, да. Если бы действительно массово вышли сотни тысяч людей, тогда киевская власть ничего не смогла бы сделать. А поодиночке их ломают. Мы знаем и случай с Яном Таксюром, и с другими, которых задерживают: владыка Ионафан (Елецких), который меня рукополагал, владыка Феодосий (Снигирев).

– Владыка Ионафан сейчас в заключении?

– Да.

– И не домашний арест.

– По-моему, в заключении, точно сейчас не скажу.

– Но он же старенький совсем.

– Понимаете, ведьма танцует в Трапезном храме, какое может быть сочувствие к пожилым людям, к сану митрополита? Причем обвинения по надуманным, подкинутым листовкам. Это только за то, что он делает, как и владыка Феодосий, то, что должен делать: обличает раскол.

– Это еще с 1990-х годов. Кстати, он же один из немногих, кто тогда и начинал...

– Вы правы, он один из немногих, которые остались верны Церкви.

– Еще при Филарете в начале 1990-х годов.

– Да.

– Есть замечательный фильм «Анатомия раскола», там все это рассказывается.

– Да. А остальные молчат, но я уверен, что если бы такой человек, как митрополит Онуфрий, сказал бы: «Начнем сопротивляться власти, потому что она уже перешла все красные линии», – то, как в Черногории, это было бы массово.

– Я правильно понимаю, что совсем недавно запретили Украинскую Церковь?

– Вчера было первое чтение законопроекта, но тенденция такая, что запретят.  

– А как это будет выглядеть? Вот советская власть отделила Церковь от государства, были какие-то декреты, изъятие церковных ценностей, много всего, целый пакет. Но Церковь как-то существовала, кого-то сажали, кого-то выпускали, было какое-то взаимодействие. А что сейчас будет с Церковью?

– С юридической точки зрения это полный нонсенс, потому что такой организации, как Украинская Православная Церковь, не существует. Это двенадцать тысяч приходов, каждый из которых зарегистрирован как отдельная юридическая организация. Я настоятель такого прихода.

– А почему так?

– Я не знаю, почему так, но каждый регистрировался отдельно. У нас орган управления в Киеве – митрополия, и она зарегистрирована отдельно как Киевская митрополия. Поэтому невозможно запретить Украинскую Православную Церковь с юридической точки зрения.

– Потому что ее как бы не существует?

– Да. И это в правовом государстве. Для того чтобы закрыть Церковь, надо возбудить двенадцать с чем-то тысяч исков, которые докажут причастие к Русской Православной Церкви…

– Процесс затянется...

– Нет, мне кажется, здесь совсем другая история.

– Это получается уже какой-то символ, показать всему миру или кому-то…

– То, что показать своим хозяевам, это одно. Здесь символ для тех, кто этого ждет. То есть сейчас на местах уже никто разбираться не будет. Сейчас во всех газетах, во всех средствах массовой информации будут заголовки: «Запретили Украинскую Православную Церковь!» И сейчас в сельских советах председатели пойдут забирать храмы, скажут: «Вы уже вне закона, вас запретили». И попробуй что-то доказать. Это не правовое государство, невозможно вызвать полицию или что-то еще. Никто не будет на твоей стороне. Даже если приедет какой-то адекватный полицейский, ему скажут: «Ты что? Они вне закона, их запретили. Ты чего сюда приехал? Ты что, не подчиняешься законам Украины?» И наваляют ему. Выгонят людей из храма, те соберутся дома молиться, так они придут и будут рушить дома, будут всё крушить, потому что те будто бы вне закона.

– На священников воздействуют и физически.

– Практически это призыв к физической расправе, к физическому уничтожению Церкви. Теперь они будут действовать как бы с точки зрения закона. Сейчас на Западе поднимаются правозащитные организации, которые начнут все эти процессы, скажут, что так нельзя делать. Но те ответят, что запретили Украинскую Православную Церковь. Впереди нас еще ожидает процесс, когда каждый приход будет по отдельности это доказывать. Но простые люди в эти тонкости вникать не будут, они будут просто крушить, ломать.  

– Так и было, так и есть.

– Но теперь они будут делать это с криками: «Вы вне закона! Вы не подчиняетесь законам Украины? Вас запретили!» А доказать что-то толпе было и раньше невозможно, а теперь уж, как говорится, их руки полностью развязаны.

– Какая у нас короткая историческая память… Я интересовался тем, что было в 1991 году в этих западных областях, когда униаты захватывали храмы. Это были первые весточки.

– Да, униаты начали первые.

– Они же забегали в храмы и рвали антиминсы. Обряд один и тот же, один и тот же уклад, одно и тоже богослужение, святыни тоже. Но ведь в антиминсе мощи мучеников, и это попиралось. Это невероятно. И это было 30 лет назад. Как быстро всё забыли.  

– Да, сейчас то же самое. Идут мужики с болгаркой…

– Страшно. Вспоминаешь девяностые... Казалось бы, атеистическое государство, вроде все под контролем. Как быстро все это случилось. Почему так происходит? Как так быстро мы забываем? Как Бог это попускает? Нельзя же все сваливать на дьявола и сатанизм. Мы же тоже несем какую-то ответственность. У нас есть воля.

– Вчера была встреча участников международного фестиваля «Вера и слово». Перед нами выступал Святейший Патриарх, и ему был задан вопрос по поводу чтения литературы. Он очень глубоко об этом сказал, что человек, который читает литературное произведение, является соавтором писателя. И это соавторство возникает не без последствий. Человек, читая литературу, учится мыслить, анализировать, создавать в себе какие-то ассоциации…

– Учится всесторонне развиваться и даже грамотно писать.

– А сейчас людям навязывается клиповое мышление. Какие клипы будешь прокручивать перед людьми, ту информацию они и будут воспринимать. Спрашивают: теперь россияне с украинцами будут все время врагами?

 – Мне кажется, нет.

– Я говорю: нет. Сейчас украинцам в голову вложили такую кашицу... Они ее глотают, и мыслить не нужно. Зачем? Все уже готово.

– Это же проблемы не только умственного развития человека. Мы говорим еще о духовных проблемах. Получается, что душа и тело находятся в совершенно разваленном состоянии.  

– Все равно, как бы там ни было, у большинства людей на первом плане материальное.  

– Деньги?

– Вообще материальный мир. Когда этот материальный мир вступает в противоречие с духовностью (ведь «душа человека по природе своей христианка»), заглушается голос совести. Здесь более-менее все понятно, а что такое там, когда-то, какой-то рай и Царство Божие? «Из телевизора или Интернета мне подсовывают вот это…» Да ты разберись сначала, кто и что, подумай, просто включи свой мозг. Но человек привык пользоваться этой кашицей.

А когда в головы людям будет поступать нормальная информация, то, думаю, очень быстро люди перестроятся и поймут, где истина и правда.

Человек более тянется к материальному, и этим умело пользуются… Ведь никто особо не возмутился тем, что ведьма плясала в Трапезном храме.

­– Может, она не ведьма, просто кликуша.

– Факт в том, что это осквернение святыни. Все говорили, что надо забрать святыню у Московского Патриархата и отдать Украинской Церкви. Ну, кому вы отдали? Видите, что творится? Если ликуют сатанинские силы, то вы сделали абсолютно не то, пошли не в ту сторону. Потому что сатанинские силы всегда злобствуют, если православные поступают правильно. А если они делают ошибки, происходит такое ликование.

– У нас же особое отношение к святыням, мы даже боимся поговорить в храме, сделать лишнее движение. А тут получается, все можно.

– Никто особо не возмущается. Когда молилась девушка возле лавры, а вокруг плясали, разве возмутилось украинское общество? Нет, все нормально.

– В истории была Византийская империя, многие другие христианские святыни, и даже сейчас в Газе разрушен древний православный храм…

– Пятого века.

– И Господь это попускает, происходят такие исторические эпизоды. Даже в православном Крыму есть храмы, от которых остался только фундамент. Раннехристианские святыни. И надо еще доказать, что это был храм. По каким-то свидетельствам, хроникам это все как-то находится. Такое ведь за что-то дается. Я склонен обвинять не только украинский народ. Мне кажется, и на нас лежит огромная ответственность за это, поэтому мы сейчас об этом и говорим. Как все-таки правильно к этому относиться? Пропаганда твердит, что все виноваты. А мы-то что?  А наше участие какое?

–  Вы знаете, не хотелось бы углубляться в тему политического характера.

– Давайте попытаемся без политики, духовные причины. Семь миллионов абортов в год – причина?

– Да. Полупустые храмы. И в Украине, кстати, я вообще поражался: началась СВО, они стали еще более пустыми.

– Так и у нас не особо пришли.

– Сейчас, конечно, очень много делается и Синодом, и Святейшим для того, чтобы изменить ситуацию. Вот после 1990-х годов, когда Церковь была, так сказать, официально разрешена, был всплеск, храмы были переполнены людьми, туда все ринулись. А теперь какое-то успокоение. Человек думает, что уже походил в храм и хватит.

– Да, оказывается, путешествующим можно не поститься. Мы немножко разбаловались, попустили что-то.

– Решили, что все спокойно. У меня родственник жил в Крыму, был на хорошей должности. А мы жили в 80 км в Херсонской области. У нас старинный храм взорвали, но на его месте стоял домик, приспособленный под храм. И он не закрывался в советское время, там были постоянные службы. Практически со всей округи там крестились, венчались и так далее. И этот родственник приезжал детей крестить, у него трое было, и венчаться. Приезжал к нам, чтобы не узнали в Крыму.

– Классическая история тех времен.

– Это был даже какой-то адреналин. Была какая-то тяга.

– Было трепетное отношение.

– Да. Это как ситуация с крестным ходом. «Ах, вы запрещаете? Тогда я поеду». Как у меня и произошло. «Запрещаете? А я все равно покрещусь». Сейчас это все обыденно. Слава Богу, сейчас появились огласительные беседы перед крещением. Хотя в Украинской Православной Церкви я этого не вижу, и это было бы трудно сделать.

– В России это повсеместно в храмах.

– Это меня радует. Я уже несколько раз встречал на крещении, что хотя бы один из крестных знает наизусть Символ веры. Или не наизусть, но бегло читает. Это меня очень радует. Я просто даже в восторге от этого.

У нас Символ веры всегда читал я, и огласительные беседы не проводились. Но здесь причина немножко в другом: если мы скажем, что будем крестить только после огласительных бесед, они пойдут к раскольникам. А там за ваши деньги – любой каприз. Поэтому у нас в городах, где много раскольничьих храмов, разрешалось венчать и в субботу. А иначе пойдут к раскольникам. Народ-то не разбирается в этом. То есть были какие-то в этом отношении попущения, так скажем, в целях икономии…

– Чтобы люди шли к нам.

– Чтобы они были в Православной Церкви… Допустим, когда был Майдан, у нас были священники, которые ходили и с оранжевыми шарфиками. Ко мне приходили и говорили: «Смотрите, он такой-сякой, он поддерживает…» Я всегда говорил: «Зато его прихожане остаются в лоне Православной Церкви». Может, для этого он и есть в нашей Церкви. Правда, к сожалению, пару месяцев назад он перешел в Православную Церковь Украины вместе со своим приходом. Я думал, что он уйдет еще раньше, сразу после томоса, но ушел только сейчас. По крайней мере, до этого времени люди оставались в православной вере.

А здесь мы немножко успокоились. Все нормально, нет никакого преодоления. Надо покрестить? Покрестим. Для чего – никто не понимал. Так всегда было заведено. Может быть, где-то виноваты и мы, духовенство. Разные священники есть среди нас, которые по-разному ведут свою пастырскую деятельность. И если не очень соразмеряют ее с пастырским богословием, то народ это видит.

У меня была одна певчая, дети которой ходили в храм, а потом, когда выросли, прекратили туда ходить вообще. И она меня спрашивает, почему так вышло. А я, немного зная ее, сказал ей: «Они увидели несоответствие между тем, к чему Вы их хотите привести, и Вашим внутренним состоянием. Это несоответствие их оттолкнуло». Когда человек немного фальшивит в этих отношениях, стоит в первых рядах, крестится, бьет поклоны, но в жизни другой, дети эту фальшь очень хорошо понимают. И потом их трудно переубедить, что это не так.

Так и со священниками. Если человек решил стать священником, потому что не состоялся где-то в другом месте, люди чувствуют фальшь. Это не массово распространено, но тем не менее такое бывает. Очень много таких деталей, по которым мы можем сказать, что упустили тот момент, когда Церковь должна была стать тем основным стержнем, на котором зиждется наша духовная жизнь. Сейчас, слава Богу, все идет к улучшению. Церковь в России движется к тому, чтобы занять это место, чтобы вокруг нее сплотились люди. Но пока она еще в пути; надеюсь, что дойдем до этого.

– Особое отношение к смерти на украинской стороне. Мы обычно, когда человек умирает, как-то прощаемся с ним, хороним его, говорим какие-то речи, вспоминаем о нем и, как православные люди, надеемся, что в будущей жизни с ним встретимся. Как-то это все достаточно размеренно и спокойно проходит, несмотря на большое горе. А там какое-то странное отношение к смерти. Когда они хоронят своих солдат, появляются какие-то ритуалы, песни, какая-то вселенская скорбь. Это тоже проявление сатанизма или каких-то скрытых смыслов смерти? Такое ощущение, что им всем нужно там умереть.

– Это вообще новодел. Такое никогда не было традицией на Украине. Я сам от этого в недоумении. Но скорее всего это проявления неоязычества, которое широко развито на Украине из-за таких организаций, как «Азов» и прочие.

– У нас тоже этим балуются.

– Да, но они у нас не являются героями.

– Слава Богу.

– Это есть везде, и эти движения подымаются, потому что там все очень просто.

– В них есть некая романтика.

– Да, а если еще добавить перчика в их ритуалы, то это вообще очень круто, с точки зрения современного человека. Сатана умеет привлекать людей, давно знает, за какие струнки их задевать.

Этого всего не было. На Украине всегда хранили традиционные обряды. Я вообще не люблю отпевание, честно говоря, потому что несоответствие этого события тому, что происходит вокруг, у меня всегда вызывает диссонанс. Священники даже служат в белых одеждах на отпевании, потому что произошло эпохальное событие: человек прекратил мучения в этой жизни. Он был прикован к своему телу, ублажал его, а сейчас его душа предстала пред Господом.

– И какая радость, когда мы знаем, что человек ушел после исповеди и Причастия.

– А вокруг все рыдают, потому что он умер. Я в таких случаях всегда говорю: вы жалеете не его, а себя, потому что вы теперь не будете с ним общаться. Наши слезы во время отпевания именно такого характера.

На Украине всегда было так же, как и здесь, в России. Никаких особых традиций. Если они где-то и были, то это были национальные этнографические особенности. Мне рассказали одну историю про священника, который попал на новый приход. По окончании отпевания ему подносят рюмку водки. Он спрашивает: «Зачем это?» Ему говорят: «Вы должны сейчас выпить. Мы открываем ворота, Вы бросаете туда стопку и говорите: понеслась душа в рай». Он опешил. Оказывается, до этого там был священник, который очень любил выпить (его за это и сняли). Он ввел такую традицию (служил он там долго), народ привык и считал, что так должно быть.

До всех этих событий я побывал практически во всех уголках Украины, бывал и на похоронах. Каких-то особых отличий в традициях не было: везде закрывали зеркала, чтобы усопший потом не отражался в них, пытались после выноса покойника закрыть сразу двери или ворота, чтобы душа не возвратилась назад. Все эти нюансы не имеют никакого отношения к погребению, тем не менее они уже веками устоялись.

– Мы будем биться с этим вот здесь, в наших эфирах, чтобы люди понимали, что православие – это вера думающих людей.

– Элементы язычества живут в нашем народе.

– Это напрасная трата времени, молиться надо в этот момент.

– Да, помолились, погребли – и народ идет выпивать. А не нужно этого делать, нужно побыть в одиночестве, немного поразмышлять: так ли я живу, не случится ли и со мной вскоре то же самое? Нужно всегда помнить о смерти. А для людей каждая смерть – это лишнее напоминание о ней, и они тут же заливают его алкоголем, чтобы не думать об этом.

И на Украине сейчас это ввели как элемент особого почитания. Я не знаю, насколько это правда (не интересовался этим), но говорят, что обряд становиться на колени идет еще с австро-венгерских времен на украинских землях. Когда там умирал пан, то его крестьяне должны были становиться на колени и провожать его так, пока его не похоронят. Я не буду утверждать, что это именно так, но такая версия существует, что становились на колени в знак особого почитания умершего.

– Сегодняшний разговор был достаточно интересный и полезный, потому что все, что происходит на Украине, может быть и здесь. И в этом будем виноваты мы, если будем неправильно жить, не слушаться священников, будем абсолютно равнодушно относиться к богослужению, Священному Писанию и таинствам. Все это может прийти в наш дом. Далеко ходить не надо. Уже набат звучит, и не знаешь, как объяснить эту ситуацию. Дай Бог, чтобы все было хорошо.

Ведущий Сергей Платонов

Записали Алена Вострокнутова и Елена Кузоро