Беседы с батюшкой. Музыка и пост. Cвященник Илия Макаров. 22 марта 2024

– Тема сегодняшней передачи: музыка и пост. Мы уже не раз говорили с Вами о музыке, Церкви, своем личном отношении к музыке, о том, воспитывает ли музыка человека и как она может вредить человеку. Тема музыки для нас с Вами уже привычная. Во время поста музыка может быть очень разной. Один вопрос заставил меня по-особому взглянуть на эту тему: можно и нужно ли слушать современную песенную музыку? Музыка же может быть разной. Это может быть этномузыка или что-то типа Билли Айлиш. Людям, в особенности молодым, очень сложно отказаться от привычной музыки. А тут вдруг пост, при этом для кого-то это чей-то пост. В этом случае что делать с музыкой? Вот молодой человек и задал вопрос: «Что мне делать? Могу ли я слушать музыку, которую я привык слушать, или мне нужно наушники положить на полку и достать их уже только на Светлой Седмице?»

– Я думаю, что наушники нужно точно снять. В данном случае я отвечаю конкретному человеку. Наушники точно нужно снять, но музыку слушать. В чем здесь может быть подвох или даже небольшая хитрость? Я думаю, что, задавая такой вопрос, молодой человек, естественно, имеет в виду ту музыку, которая фоном льется в его наушники. Если конкретно разбирать, то она действительно для него именно фоновая.

Если бы он в этих наушниках слушал классическую музыку, у него бы даже не возникло вопроса, можно ли слушать классическую музыку, например, Моцарта в Великий пост. Такого вопроса просто не возникает. Потому что традиционная классическая музыка, как мы ее понимаем, определенные авторы, определенные произведения нисколько не помешают великопостному шествию. Даже, наоборот, такая музыка будет помощницей. Конечно, в классической музыке есть и нечто восторженное, любовное, но не развлекательное. Классика не развлекает.

Там есть страсти, да еще какие! Возьмем, например, оперное творчество того же Верди или Пуччини. Даже Пуччини нам здесь больше помощник. Там есть страсти, но они показаны с точки зрения христианской антропологии: как человек эти страсти может и должен пережить, чтобы они его не погубили. Кстати, Пуччини очень христианский композитор. Может, он писал свои оперы даже более христиански осмысленно, чем Верди. Хотя Верди – итальянский классик и его оперы, в том числе библейские, например «Навуходоносор», – особая страница в истории музыки.

Но я думаю, что этот молодой человек слушает не классическую музыку, раз у него возник такой вопрос. Значит, он понимает, что эту музыку ему почему-то неудобно слушать Великим постом. Значит, в Великий пост с ним должно происходить что-то другое. Я подозреваю, что проблема именно в том, что мы слушаем музыку фоном. Вы сказали, что современный молодой человек не может отказаться от прослушивания музыки, но он много от чего не может отказаться. Он не может отказаться от вейпов. Он не может отказаться от утреннего кофе. Ведь у нас сейчас даже есть целая мода, стиль, что обязательно в кофейне надо выпить чашечку кофе. Кто-то обязательно пойдет в клуб, раз в неделю точно. Это такой стиль жизни, это мода. Так делают многие мои сверстники, мои друзья. Точно так же все слушают музыку. Может, и разную, но они ее обязательно слушают. Вставили наушники и пошли. Что там? Какая музыка? Какие чувства она затрагивает? Насколько она сейчас уместна?

Классику в наушниках походя, фоном слушать не будешь. Это просто невозможно. Она тебя так зацепит, что ты остановишься. А на улице такую хорошую музыку в наушниках лучше не слушать, потому что можно отвлечься от дорожного трафика, и может возникнуть опасность. Поэтому хорошую классическую музыку нужно слушать или в концертном зале, или дома, или взять видеоверсию какого-нибудь концерта или оперы. Потому что она тебя просто цепляет и заставляет думать. Она заставляет тебя чувствовать. Она заставляет анализировать то, что происходит сейчас с тобой, и то, как ты относишься к тому, что ты видишь и слушаешь. Даже если это не сценическая постановка, а просто аудиозапись какой-то симфонии. Она читается как учебник. Это не просто чтиво. Это книга, которая тебя заставляет задуматься. Поэтому слушать классическую музыку фоном опасно.

А вот какое-то, извините, «музло» слушают фоном. Это даже не сленг, а уже термин, который вошел в современную музыковедческую литературу не как что-то высокое, а именно как характеристика той музыки, которая идет потоком. На Западе, у англоязычных авторов это называется «музак». Сама эта форма звучит как-то немножко по-хамски, но она верно передает смысл, что это поток музыкальных звуков. Чаще всего, если это современные исполнители, которые поют в молодежных клубах, затрагиваются темы ниже пояса или темы возбуждения с помощью химических препаратов. Там все такое, что должно нас как-то взбудоражить, влить нам в кровь определенное вещество, от которого мы кайфуем. И всё. Это быстро пройдет, а дальше нужна новая доза. К сожалению, музыка действует так же, как и другие психотропные средства.

– Вопрос телезрителя из Москвы: «Какая вообще музыка лучше: тихая или громкая?»

– Когда мы говорим о музыке и посте, а особенно о музыке Великого поста, о чем мы сразу задумываемся? Мы думаем о великопостных богослужебных песнопениях. Это естественно, потому что это уникальные песнопения. Некоторые из них звучат один раз в год. Они даже в течение Великого поста не все повторяются, особенно это относится к песнопениям, которые звучат на Страстной седмице или в Великую Пятницу. И текст звучит один раз в год, и мелодика, либо это может быть какая-то авторская гармонизация, тоже звучит один раз в год. Есть уникальные вещи! Мы прежде всего думаем об этом.

Если я скажу: «Мелодия Великого поста», – у каждого она будет своя. Это будет любимое великопостное песнопение или мелодия, с которой у человека есть ассоциация какой-то глубокой молитвы, какого-то особенного покаянного чувства или чувства особой близости Божественной благодати. А если я еще скажу: «Мелодия покаяния»? А это мы еще глубже идем, прямо как дайверы – еще глубже погружаемся. Конечно, насколько я знаю, у дайверов есть пределы, поэтому всегда надо быть осторожным. Хорошая, кстати, ассоциация с дайверами.

– Из глубины воззвах к Тебе, Господи.

– Да, отличный пример Вы вспомнили! Просто дайверы расскажут, что чем глубже погружаешься, тем неповторимее ощущения. Они какие-то невероятные. Это тоже можно сравнить с каким-то кайфом, но это все-таки даже какая-то своя культура. Это спорт, это культура. Это уже что-то свое. Там тоже есть свои опасности. Нырять глубоко в великопостное время тоже можно и нужно. Там тоже есть свои опасности, и мы с ними сталкиваемся. Опытные духовники или святоотеческая литература от этих опасностей всегда уберегают. Но если копнуть еще глубже, мы понимаем, что главным лейтмотивом Великого поста должно быть покаяние.

А вот какая мелодия у покаяния? Тут можно говорить что угодно; например, что это шестой глас. Тема богослужебных гласов. Осмогласие – моя любимая тема. Вот шестой глас – это глас покаяния. Очень многие особо значимые песнопения Великого поста, как и отпевание, заупокойные молитвы, связаны с этим шестым гласом, гласом покаяния. Но ведь что есть покаяние? Можно, как в Ветхом Завете, посыпать голову пеплом, одеться во вретище или разорвать на себе одежды, сесть на перекрестке дорог и очень горько плакать. И громко! Чтобы все видели твое рыдание, твое стенание.

А можно иначе. Можно ведь иметь такое покаяние, которое будет тонким, как неуловимый тонкий аромат и которое тебя делает максимально восприимчивым к тому, что с тобой делает Сам Бог в богослужениях Великого поста. Ведь это особенное богослужение, когда и мы настраиваемся определенным образом, и Бог определенным, особенным образом начинает на нас действовать на этих богослужениях. Почему так хорошо бывает на великопостных службах? Не только лишь потому, что они особенные, а потому, что церковный опыт подсказывает, что мы особым образом взаимодействуем с Богом на этих богослужениях.

Вот этот практически неуловимый аромат, когда мы все-таки пытаемся его почувствовать и распознаем, моментально согревает наше сердце, нашу душу такой сладостью, что на устах появляется невольная улыбка. Появляется состояние какой-то тихой небесной радости, а это уже будет третий глас, если говорить языком церковной музыки, и мы понимаем: вот оно. Подлинное покаяние – это не только и даже не столько бесконечный плач о своих грехах: «Ах, я такой... Что же я наделал?» Это может быть начальным этапом или фрагментом вот этого покаянного пути.

А что идет дальше? Дальше идет сладость Божественного прощения. Что есть прощение от Бога? Это дарование нам Его благодати, которая нас поддерживает, вытягивает за шкирку из болота. Это не как Мюнхгаузен, который сам себя за волосы вытаскивал. Сила Бога нас вытягивает. И тогда сладость покаянная совершенно иначе начинает волновать.

Уловить мелодию такого покаяния сложно, но в течение Великого поста эту мелодию можно услышать. Необязательно это будет какая-то реальная звуковая мелодия, состоящая из нот, которую мы слышим на богослужении (может быть, какая-то мелодия нас к этому побудит), но это будет какая-то очень личностная, легко распознаваемая покаянная мелодия, которую именно Бог дает услышать, потому что через эту мелодию Он начинает с нами взаимодействовать, разговаривать.

Ведь не только мы к Богу обращаем наши песенные молитвословия. Почему мы поем? Потому, что это максимально раскрывает наше сердце. Когда мы распахиваем сердце навстречу Богу, мы начинаем петь, иногда даже без слов; то есть музыка звучит внутри нас. Но и Бог к нам обращается музыкой, и об этом нельзя забывать. Что делают ангелы? Они поют.

Кстати, как разговаривал Архангел Гавриил с Богородицей? Мы знаем его слова, они записаны в Евангелии: «Радуйся, Благодатная!..» Сразу же Древняя Церковь эти слова полагает на мелодику. Это, наверное, одно из самых древнейших песнопений, как и «Отче наш». И Христос воспел со Своими учениками на Тайной Вечере. Так вот, Архангел произнес это Богородице в тот момент, когда Она читала Священное Писание (это мы знаем из Предания). Как раньше читали Священное Писание? Его читали нараспев, мелодически.

Представьте, Богородица коленопреклоненно, сосредоточенно, в тишине Своей комнаты нараспев читает Священное Писание (обязательно читали вслух и нараспев), и вдруг неожиданно из ниоткуда появляется архангел. Понятно, что он озаряет светом всю комнату. Трудно представить, что он вдруг монотонно начинает ей говорить: «Радуйся, Благодатная!..» Нет, он начинает подстраиваться под мелодику Священного Писания, которое читала Богородица. И я думаю, он ей эту песню воспел, на что Она ответила, может быть, тоже музыкально.

Поэтому Бог с нами разговаривает музыкой, мелодией, и эта мелодия становится мелодией нашего сердца. В этом созвучии, в этой общей музыкальной вибрации происходит тайна, которую мы называем тайной покаяния, тайной Великого поста, когда наша душа максимально близка к райскому состоянию.

– Вопрос телезрительницы из Гомеля: «Как влияет классическая музыка на душу человека?»

– Прекрасно влияет. Давайте только будем точно формулировать, что есть классическая музыка. Дело в том, что это не просто набор определенных композиторов и произведений. Есть композиторы, любое произведение которых будет стопроцентным попаданием в наше сердце, причем полезным. Это Бах, Моцарт, Чайковский, Рахманинов, Мусоргский…

– Кастальский.

– Вы уже перешли на церковных композиторов. Опять же насколько церковных композиторов тоже можно включать в классическое музыкальное наследие? Скажем так, у церковной музыки тоже есть свой классический период.

Почему классика – это классика? Потому, что она по смыслу классика. Классическая музыка – это тот музыкальный язык, который однажды (уже больше 400 лет назад) был сформулирован людьми. Я думаю, кому-то он был инспирирован. Монтеверди (он, кстати, был священнослужителем) – знаковая фигура начала XVII века, с него начинается эта новая музыкальная стихия, которую потом назовут классическим музыкальным наследием. В XX веке это уже как-то растворяется, и сегодня классиков вроде как и нет. Одними из последних называют Прокофьева, Свиридова, Гаврилина.

Классическая музыка – тот язык, которым до людей доносятся главные смыслы. Однажды музыка выходит из храмового пространства. Вообще искусство и музыка у древних людей были сакраментальными, храмовыми, сакральными, связанными с духовной сферой. Потом музыка выходит за пределы богослужения. Например, в обряде венчания она не только сопровождает сам момент церковного благословения брака, но и то, что связано с празднованием. Вот так музыка начинает выражать не только духовные, но и обычные человеческие чувства. Появляется любовная музыка, батальная музыка.

Например, люди шли в бой, и им надо было напевать какую-то песню. Допустим, пели: «Спаси, Господи, люди Твоя». Тропарь Кресту, который был воинственным гимном. Могли петь и какие-то сугубо военные песни, марши. И так далее. То есть появляется музыка, которая выводит за пределы храма. Но потом музыка настолько далеко уходит от храма, что уже начинает воспевать не только настоящую любовь, не только героизм, но и всякие пошлости.

Такие люди, как Монтеверди (и далее до бесконечности можно называть крупные имена классического музыкального наследия), – практически все верующие. Они необязательно православные, они могли быть католиками и даже лютеранами, но все они верующие. Что они пытались сделать своей классической музыкой? Обратить человека к созерцанию своего духовного мира, вернуть человека от секулярности опять к духовному осмыслению. А это первый шаг к тому, чтобы вернуть музыку в храм.

Ну а в XX веке уже просто открытым текстом философы, богословы и композиторы говорят, что музыка вышла из сакрального пространства, но должна туда вернуться, иначе она погибнет, исчезнет. Поэтому процессы, которые происходили в XIX веке, в XX веке, скажем так, завершаются. После Второй мировой войны случается много чего нового в истории человечества, там уже не до музыки. В итоге мы имеем то, что имеем.

Вся классическая музыка – о духовном. Конечно, тоже встречались, как я бы сказал, шоумены, были и скабрезности всякие... Что говорить про частушки! Подчеркиваю, что это не традиционная русская народная песня; принципиально спорю всегда по этому вопросу, когда пытаются матерные частушки возвести чуть ли не к первохристианским древнеславянским временам. Ничего подобного! Как и мат, это табуированная вещь, и частушки никогда не были значимым элементом словесной, языковой культуры, что бы ни говорили. Говорили, что это часть культуры, что без мата никак нельзя, даже словарь русского мата сочиняли. Если больше заняться нечем, давайте будем этим заниматься. В народных песнях, к сожалению, тоже встречалась похабщина; видимо, люди развлекались как могли. Но классика – это всегда о духовном.

– Когда едешь в трамвае или метро, видишь очень много людей в наушниках. Иногда человек включает музыку так громко, что она слышна людям, которые находятся рядом. Мне вдруг вспомнился библейский сюжет о том, сколько нужно праведников, чтобы спасти Содом и Гоморру. Господь сказал, что не истребит и ради десяти праведников. Так вот, я представил: сейчас огромное количество людей слушает ту самую музыку, «музло». Но есть кто-то, так скажем, десять праведников, которые слушают классическую или духовную музыку. Возникает вопрос: насколько возможно с помощью классической музыки или музыки духовной, церковной исправить ситуацию?..

Вопрос телезрительницы из Москвы: «Святые делали упор на тишину, говорили, что это более полезно для души. Насколько это полезно? Сейчас многие люди не могут в тишине находиться, им все время хочется что-то смотреть либо слушать. Это я и о себе говорю. Это, наверное, плохой признак? Мы как будто разучились созерцать жизнь, смотреть на мир, в себя».

– «Созерцать» – красивое, нужное слово. Я думаю, мы саму тишину немного искаженно сейчас представляем. Ведь тишина – это не отсутствие какого-либо звука. Тишина – это иной звук, я бы так сказал. Представьте, выходим мы в чистое поле, где нет звуков машин, заводов, телевизора. И мобильного телефона у нас с собой нет (потому что даже если он стоит в режиме вибрации, все равно эта вибрация создает какой-то звук). Разве мы там ничего не слышим? Конечно, слышим: и ветер, и листья, и какие-то жучки-паучки летают. Казалось бы, тишина природная, но она наполнена звуками, смыслом.

Были такие пытки, когда человека помещали в абсолютно изолированное помещение, где нет никакого звука, и у человека даже помешательство могло случиться. То есть это ненормальное состояние. Мы говорим о другой тишине – об отсутствии фонового шума. Когда мы от этого фона отказываемся, тогда действительно начинаем слушать тишину. И тишина с нами начинает разговаривать, вот что важно. Тишина не молчит, в тишине мы услышим такие тонкие мелодии!..

Это так же, как мы ангелов не видим во время богослужения, а они присутствуют. У нас есть свидетельства святых подвижников о том, как ангелы во время Евхаристии сослужат священнослужителям. Но мы их не видим. Ангела-хранителя мы тоже не видим, а он всегда рядышком. Не видим потому, что у него эфирное, легкое тело, как сказали бы богословы. Но ведь мы можем не телесным взглядом (и святые это подтверждают) смотреть на действительность, тогда увидим в том числе легкие эфирные тела, сможем увидеть ангелов.

Можем ли мы услышать что-то особенное, что в городской шумихе сделать невозможно? Конечно, можем. Кто-то даже ангельское пение слышит, и необязательно во сне. Это какое-то особенное, восторженное состояние, когда человек способен отключиться от фонового шума и слышать удивительные неземные звуки.

Вспомним Пифагора, который говорил о музыке небесных сфер. Представляете, в космосе есть музыка! То есть движение планет, сияние звезд, все, что во Вселенной происходит, имеет не просто свое звучание, а определенную мелодику или несколько мелодий, которые соединяются в единую музыкальную гармонию. Так древние об этом говорили, и христианское сознание это восприняло, не отвергло. Значит, есть еще та музыка, которую мы не можем услышать.

Пребывать в тишине – это отказаться от фонового шума. Мы уже не можем без этого. У нас всегда рядом мобильный телефон, мы с ним и спим, никогда не расстаемся. Ведь даже если нам никто не звонит, мы все равно потенциально заряжены на постоянное присутствие, вибрацию мобильного телефона. А если полностью от него отказаться? Некоторые это практикуют, когда, например, выезжают за город и обходятся выходные без мобильника. Счастливые люди! Могут себе позволить. По нынешним временам, когда в мобильниках вся работа, отказ от телефона хотя бы на сутки может сказаться на внешней жизни не всегда позитивно.

Это наша зависимость, мы подсели на шум: музыка фоном, радио фоном, разговор на улице фоном. Хорошо, когда есть свой кабинет и свое рабочее место. А сейчас делают офисы (банковские, например), где в одном помещении много столов, которые друг от друга даже не отгорожены, и люди так работают. Когда ты где-то слушаешь лекцию вместе с людьми или пишешь письменную работу на экзамене рядом с другими – это одно, там все молчат. Но если нужно сосредоточиться на своей конкретной работе на компьютере, тогда ведь все остальное отвлекает.

Раньше у состоятельных людей обязательно был кабинет. У преподавателя, композитора, человека любой интеллигентной профессии обязательно в доме был кабинет. Не стояло несколько столов в одной комнате, где работали все: тут и капусту режем на обед, и ребенок в люльке, и писатель сидит и романы пишет. Нет, конечно.

Раньше люди способны были себя поместить в тишину, они ее не боялись, для них это было естественное состояние. А сегодня мы к тишине приходим только в терапевтических целях, когда понимаем, что больше невозможно находиться в этой шумихе. Это проблема современности.

– Научиться слушать тишину, или, как замечательно сказала телезрительница, научиться созерцать – это, как отцы говорят, высшая степень духовных усилий. Созерцание этого мира во многом определяется нашим воспитанным или невоспитанным вкусом к жизни. Если вкус к жизни есть – слава Богу! Но он может куда-то деться, испортиться. Вы (как исполнительный директор Высших епархиальных курсов Иоанна Кронштадтского) видите разных людей. Скажите, люди меняют свой вкус к жизни, свой взгляд на жизнь, посещая епархиальные курсы? И что делать людям, которые не ходят на курсы, не получают образование, связанное с возможной работой в Церкви?

– Это вопрос о том, какая главная цель подобного учебного заведения. Наши Высшие епархиальные курсы Иоанна Кронштадтского – уникальное учебное заведение: оно народное, востребованное. Курсы востребованы среди прихожан, мирян, тех, кто только пришел в Церковь. Люди приходят со своим запросом. И уже 33 года это учебное заведение делает именно то, о чем Вы сейчас спрашиваете, – реально меняет человеческое понимание о церковной жизни.

Приведу пример. Приходит человек, который хочет поспорить и будет обязательно задавать вопросы; он только-только воцерковился и знает, как надо. Представляете, если такой прихожанин будет критиковать проповедь священника после каждой службы? Наверняка кто-то с такими встречался. У нас основной богословский базовый курс составляет три года. Кто-то потом еще идет на повышение квалификации, дополнительное образование. Казалось бы, 3–4 года – небольшой срок, но за это время человек не просто успокаивается, ответив для себя на все вопросы, которые были, но желает деятельно быть задействованным в приходской катехизации; то есть свою энергию от критиканства он направляет к созиданию. Созерцание и созидание – два прекрасных девиза, в Великий пост очень даже полезных.

Поэтому всегда советую получать богословское образование качественное, хорошее, программное (а не только посещать лектории на приходах), тем более в традиционных учебных заведениях, где уже своя атмосфера, свой климат.

Кстати, если возвращаться к музыке, у нас есть курс христианского искусствоведения, в рамках которого мы преподаем богословие музыки, учимся правильно понимать, слушать и слышать музыку. То есть у нас большой спектр вовлечения человека в церковную жизнь: не только через богослужение, но и через созерцание, через слушание, через постижение наших культурных ценностей. Человек начинает с помощью анализа сам мыслить и дальше находит в себе внутренний потенциал быть полезным. Это же здорово!

– Вы мне как-то рассказывали, что пришел к вам человек с ирокезом на голове…

– Сейчас этот человек священник, миссионер, проповедник.

– Поэтому вкус действительно прививается, воспитывается... Заканчивая тему музыки и поста, я хотел спросить вот о чем. Наверняка во время поста можно посетить какой-нибудь духовный концерт, который проводится в церкви или Церковью. Что-нибудь такое будет?

– Знаю, что в Москве проходит Великопостный фестиваль, где именно духовная музыка звучит в исполнении разных коллективов (церковных, светских). У нас пока такого фестиваля нет, но есть великопостные концерты, которые проходят на крупных площадках филармоний. И в этом году в Петербурге будут такие концерты, следите за объявлениями.

– 14 апреля приедет Дивна Любоевич. Я очень надеюсь, что приедет Бит-Хариби.

– Поэтому не только можно, но и нужно слушать правильную музыку (не непременно духовную, но правильную) Великим постом, потому что музыка настраивает нашу душу. Это как инструмент. Дело в том, что мы музыкой молимся на богослужении, поэтому музыка, как настройщик наших струн души, позволяет нам быть в правильном созвучии с Божественной реальностью, к которой мы Великим постом пытаемся приблизиться.

– Я уверен, что мы сумеем этим постом услышать музыку тишины, научимся это делать...

Хочу обратиться к нашим телезрителям с призывом. Дорогие наши друзья, мы очень нуждаемся в вашей особой помощи телеканалу. Мы знаем, сколько любви, внимания, заботы вы проявляете. Но этим постом мы особо просим финансовой помощи, потому что нам это очень необходимо…

– Я присоединяюсь к воззванию, ибо та миссия, которую ведет телеканал «Союз», нуждается в поддержке, и без поддержки телезрителей, наших добрых российских (и не только российских) христиан, обойтись невозможно. Участие, казалось бы, в техническом существовании телеканала – это соучастие в миссии, в проповеди и несении слова Божьего современникам. А мы знаем, что современники в этом нуждаются как никогда. Даже если тебе дадут Евангелие, не факт, что ты его прочитаешь. Но знаю, что люди нецерковные нет-нет да и увидят что-то на православном телеканале.

Ведущий Глеб Ильинский

Записали Таисия Зыкова и Нина Кирсанова