Беседы с батюшкой. Иерархия христианских ценностей. Протоиерей Александр Рябков

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает клирик храма во имя святого великомученика Димитрия Солунского в Коломягах протоиерей Александр Рябков. 

(В расшифровке сохранены некоторые особенности устной речи)

– Тема сегодняшней передачи – «Иерархия христианских ценностей». Казалось бы, есть некая научность в этой теме. Но если сказать просто, мы будем говорить о том, что для нас, христиан, является самым важным в жизни, причем с учетом духовного состояния современного общества.

Буквально вчера в одной из социальных сетей я столкнулся с неким заявлением: человек попытался очень красивыми словами рассказать о своих главных целях и вообще о христианстве. Миряне любят говорить о христианстве. Но там были такие слова, которые вызвали во мне бурю эмоций, потому что, оказывается, Господь кого-то любит, кого-то не любит, и человек пишет, что нужно сделать, как молиться, чтобы Господь тебя любил. 

Иногда мы сталкиваемся с такими взглядами на происходящее, на жизнь Церкви, на молитву, на отношения внутри прихода и так далее. И тема иерархии христианских ценностей из богословской превращается в самую обыденную, больную тему нашей современной жизни. Меняется ли каким-то образом иерархия христианских ценностей во взаимоотношениях с молящимися? Меняется ли Ваш взгляд на современное состояние нашей Церкви?

– Если взгляды на ценности меняются, значит, это не совсем ценности. Тема несколько общая, хотя и животрепещущая, и мы должны определиться, о чем говорим. Под общим названием «ценности» мы можем понимать как добродетели, так и какие-то важнейшие постулаты нашей веры: это могут быть догматы или какие-то надмирные вещи, о которых все мы думаем и к которым стремимся.

Само понятие «ценности» появилось в XIX веке из философии, светской морали, нравственности и заменило древнее понятие «благо». Еще с античных времен  жизнь, любовь, свобода, справедливость считались именно благом, а не ценностями. При этом надо согласиться с тем, что такое понятие, как любовь, например, по-настоящему проявляется только под знаком вечности. Если вечности не существует, то понятие «любовь» всегда будет усеченным, урезанным, ущербным, будет сводиться до каких-то низких, даже низменных вещей, и это мы хорошо знаем по сегодняшней реальности. 

Поэтому, говоря о ценностях, мы говорим о благе. В христианском понимании главное благо – вечная жизнь с Богом. При этом здесь мы тоже можем скатиться к какому-то усечению: мол, вечная жизнь будет потом, а сейчас мы просто живем и надеемся на милосердие Божие. Такое мнение мы очень часто слышим. Чтобы понять, как это благо должно отражаться в нашей земной жизни, мы обращаемся к святым, к примеру их житийных подвигов – другого выхода у нас нет. 

Когда мы говорим о святых, можно вспомнить тропарь всем святым, который поется на общем молебне всем святым. Там есть такие слова: «Иже во всем мире мученик Твоих». Там нет перечисления: преподобных, святителей, блаженных, юродивых, праведных... Видимо, тропарь появился на заре христианства, когда святым был только мученик. Первый святой в Церкви – именно мученик. И мы задумываемся, какая же иерархия ценностей была в нем, что он не боялся смерти.

Конечно, не все выдерживали испытания, но огромный сонм святых мучеников нам показывает, что человек настолько был заполнен Богом, благодатью, что временная земная жизнь не являлась для него первостепенной ценностью. Значит, основное место в душе было занято чем-то другим – вечной жизнью. Если временная жизнь не была для святого человека абсолютной ценностью, значит, вечная жизнь не просто мерещилась ему где-то впереди и он не просто в нее верил.

Сегодня понятие «вера» тоже редуцировано, урезано, несколько понижено в значении. Вера для нас – это, может быть, какая-то идеология, традиция, культурная доминанта, какая-то теория, философия, некая наша партийность, которой мы придерживаемся. Но если это только партийность, отвлеченное философствование, то это не поможет устоять перед такими страшными испытаниями, как арена Колизея, например, когда дикие животные или какие-то экзекуторы сдирают кожу с живого человека.

Получается, что вера для святых людей была именно дверью в Царствие Небесное, которая по-настоящему открылась им уже при жизни. Так Господь и говорит: что Царствие Божие уже пришло в силе. Святые его по-настоящему ощущали, это и давало им силы претерпевать мучения; не то чтобы они не замечали боли, но боль в них затухала.

В житиях святых словесно очень, может быть, по-простецки (и это нас вводит в заблуждение) описывается, как останавливалась кровь или как вместо крови текло молоко, раны моментально заживлялись, раскаленное олово остывало. Мы понимаем эти слова иногда примитивно, магически, что это не жгло, не болело, не причиняло страданий. Нет; причиняло. Просто в человеке настолько присутствовала благодать, Дух Святой настолько наполнял страдальца, что он мог претерпевать то, что мы сегодня не можем претерпеть и даже не можем представить. Человек был наполнен благодатью, дарами Святого Духа и мог не только претерпевать испытания, но и поддерживать соузников, сокамерников, с кем находился в темнице. Мы об этом должны помнить. 

Мы задаемся вопросом: а как это достигается? Сегодня наши современники мало об этом думают, они скорее думают о другом. Мы подходим к вере с какой-то приземленностью; как раз то, о чем Вы говорили: мол, как бы сделать так, чтобы Господь нас любил и был таким добрым дедушкой, который дарил бы какие-то подарки и земные блага. Мы, простые верующие, очень часто можем так относиться к Богу – как к какому-то дедушке, от которого ждем подарков. Мы стараемся себя хорошо вести, а если не очень хорошо себя ведем – стараемся это как-то сгладить, скрыть, чтобы не лишиться подарков. Это уже усеченные отношения, в них нет любви. 

Самая главная ценность – любовь к Богу. И говоря о любви к Богу, мы задаемся вопросом: что же такое любовь, как по-настоящему полюбить Бога? Здесь мы должны извлечь какие-то наработки из своего личного опыта, из истории мира и согласиться с тем, что без веры, без Бога жизнь более трагична, нежели из-за того, что Бог нам чего-то доброго не послал.

– Вопрос телезрительницы из Москвы: «Вспомнила притчу, как монах приходит в храм и видит, что с амвона проповедует не священник, а бес, переодетый в священника. Он все слушал и пытался уловить беса в слове, когда же он скажет не так. Но в итоге все было сказано правильно, по-христиански верно. Потом монах подошел к нему и говорит: «Я знаю, что ты бес. Почему ты все правильно говорил?» А он ответил: «Я говорил без любви». У меня вопрос: можно все правильно говорить, но что-то еще должно быть. В чем эта любовь? Мы ее чувствуем душой или как? Почему действительно бывает такое, что говорят правильно, но это не срабатывает?»

– Сегодня очень большая вера в технику. Вот я сейчас шел на эфир по Невскому проспекту, и уличный музыкант пел интересную песню: проснулся, и что-то не так, пошел в магазин и купил брошюру о том, что у каждого есть гуру, прочитал: «Сижу в позе лотоса: и где же моя Шамбала?» Не важно, к какому сообществу мы принадлежим, мы очень верим в технику. Я говорю не про автомобиль или станок, а про технику достижения благодати, любви. Просто научите меня правильно сидеть в позе лотоса, или стоять, или кадить, или молиться, или дыхание правильно поставьте. Хотя в спорте дыхание, конечно, очень важно, да и в Иисусовой молитве среди афонских подвижников тоже. Но это не самое важное. А самое важное – это ощущение своей нищеты: блаженны нищие духом. Когда я эту нищету ощущаю, тогда и ищу источник богатства.

Любовь к Богу: как мы можем это понять и спроецировать? Это очень непросто. Как я сегодня уже говорил об отношениях с близкими, наши отношения очень несовершенны. С детства в нас иногда закладываются очень ущербные, неверные понятийные вещи, которые мешают нам друг друга любить по-настоящему. Я тебе дам конфетку, если ты будешь себя хорошо вести. Если ты будешь молчать и сидеть спокойно у телевизора, то получишь мороженое. Если сделаешь уроки, я позволю тебе сходить погулять. Если  вынесешь мусор, опять что-нибудь получишь. Постоянно идет подкуп. Все меньше и меньше что-то делается по любви. Мы меньше и меньше воспитываем в детях любовь, потому что, может быть, и сами все меньше и меньше любим. Проще подкупить – и получить результат. Опять же вера в технику: ты должен дать – получишь результат, правильно дышать – получишь результат, заплатить – получишь результат. 

– Нажми на кнопку – получишь результат.

– Да. Я сам с этим часто сталкиваюсь. Например, меня спросил человек не совсем низкого образовательного уровня: «Скажите, какая молитва самая нужная для исцеления? Вы же знаете». Человек говорит с пониманием того, что у священника есть такая молитва (просто он не всем ее открывает, не всем рассказывает): «Действительно, есть тайные знания, я же знаю. Какие есть способы? Скажите мне, между нами: какие тайные знания, тайные молитвы, чтобы получить все – успокоиться, получить богатство или здоровье?» Бог сам по себе тут не нужен. В Нем совершенно нет никакой нужды. Как иногда нам все меньше и меньше нужны наши близкие люди. Ну, так получилось, что мы связали свою жизнь друг с другом, и вот мы живем. «Давайте жить, друг другу более-менее не мешая». Сколько таких семей сейчас? Огромное количество. 

Как мы сейчас можем проецировать эти отношения на Бога? Кого-то так любим, что не можем без этого человека жить, – вот такую примерно нужно иметь любовь к Богу. Поэтому мы можем понимать ее по-другому: вот я нищий, блудный сын из притчи. Он предал отца. По словам владыки Антония Сурожского, который толковал эту притчу своей проповедью, он просто его убил. То есть сын сказал отцу: «Давай сделаем так, как будто тебя уже нет, как будто ты уже умер. Ты зажился, мешаешь моему творческому росту. Давай то, что мне полагается». Он знает, что ему полагается по закону, почему полагается. А законы эти он помнит. Интересно, а на чем основан закон? Любой закон всегда основывается на Боге. Интересно, как у Достоевского один герой говорит: «А если Бога нет, то какой же я капитан?» Смешно, примитивно, а ведь очень просто. Если Бога нет, не только все позволено. Если Бога нет, то ты и сам никто. 

А это мы тоже хорошо проверили нашей историей. Если Бога нет, то и человека тоже нет. Он может стать кем угодно. Лагерной пылью, грязью, винтиком или вообще шлаком. Это тоже потому, что Бога нет, то есть Бога «отменили». Когда блудный сын «отменил» отца своего, по сути, «отменил» Бога (морально убив отца, он в себе убил Бога). И что дальше? Начался творческий рост? Нет, началась творческая деградация. Затем, мы знаем, он все пропил, прогулял и оказался у одного корыта с поросятами. При этом он даже не мог поесть тех рожков, которыми кормили поросят. Наконец-то у него наступает переоценка ценностей. Он понимает, что в поисках справедливости, оторванной от вечности, в поисках свободы, оторванной от вечности, он приобрел рабство, деградацию, унижение и практически голодную смерть. Духовная смерть здесь тоже зашифрована. Когда человек осознает, что он духовно умирает, то разворачивается и идет обратно, ищет отца. Он начинает по-настоящему его любить. Мы тоже можем любить своего Отца Небесного только из осознания, понимания своей нищеты.

– Вопрос телезрителя: «Считается ли грехом ложь во спасение? Человек читает каждый день молитвы архангелам: в понедельник  – АрхангелуМихаилу, во вторник – Архангелу Гавриилу, в среду – Архангелу Рафаилу и так далее. Но когда он умрет, за него некому будет читать, так ли это?»

– Что касается молитв, то когда человек умирает, он не умирает: он может продолжать молиться. Если он так долго молился, то его душа помнит все молитвы, и он будет молиться так дальше, а ангелы уж тем более помогут ему на мытарствах. Здесь переживать не надо. А Церковь молится за всех. В Церкви мы помним одну простую формулу: мы испрашиваем у Бога вечной памяти, потому что мы не обладаем вечной памятью, а Бог помнит о каждом из нас.

Что касается лжи во спасение, этот вопрос непростой. Отвечаю всегда на этот вопрос вопросом, хотя, может быть, это невежливо. Мы все чтим героев-подпольщиков Великой Отечественной войны, «Молодой гвардии». Представляете, спрашивают сначала по-хорошему: скажи, где у вас штаб, где типография, оружие? И что же, надо честно ответить – там-то и там-то?

А второй момент, который я не приемлю. У человека какие-то проблемы; может быть, нравственные. Очень часто в семье делают всё, чтобы эту проблему скрыть, заретушировать, замаскировать даже от самого этого человека. Зачем? Чтобы не было каких-то скандалов, чтобы все было тихо и мирно. Как будто никто этого не видит. Чтобы дети не понимали, не видели. Но они понимают и видят. Вот такая ложь во спасение.

Есть другая ложь во спасение, тоже абсолютно неверная. Когда человек, может быть, сам себя обманывает, но смертельно болен и ему нужно исповедоваться, причаститься, обратиться к Церкви. Но семья считает, что если пригласить священника, то это нехороший знак. И люди ничем не помогли этому больному. Конечно, здесь ложь в погибель. Особенно в погибель, когда это касается нравственных проблем; за исключением ситуации, когда надо ввести в заблуждение врагов.

Но вернемся к блудному сыну. Здесь интересная ситуация. Во-первых, у него происходит метанойя: обновление ума, переоценка ценностей. Даже не переоценка, а когда те же самые ценности (свобода, творчество, сама жизнь) – приобретают совершенно другое наполнение; когда сын понимает, что это все не работает в отрыве от отца, а по сути – от Отца Небесного. Он это понимает, происходит изменение ума, и он разворачивается, чтобы идти обратно.

Мы часто у святых отцов встречаем такое понятие: душа – это зеркало. Это зеркало надо всегда разворачивать к Богу, чтобы в нем отражался Бог. Еврейское слово «разворачиваться» переводится на русский язык как «обращение». И в нашем языке слово «обращение» – это синоним слова «покаяние». В этом слове есть все: изменение ума, обращение, покаяние. 

Сын приходит к отцу и себя хает. Есть этимологическое толкование слова «покаяние», это – «похаять себя». Действительно, похаять себя – значит покаяться. Это немаловажно. Мы в своей жизни не привыкли себя хаять. Но с этим тоже надо быть осторожным. Популярная психология иногда учит нас затушевывать свои проблемы, маскировать какой-то словесной пудрой. Но если мы какую-то болячку просто замазали пудрой, то это не значит, что там нет нарыва. Нарыв остается. 

Сын приходит и вскрывает словесно этот нарыв. Вот почему так важна исповедь. Мне дан дар слова, чтобы я вскрывал нравственные язвы и нарывы в себе перед лицом Бога, Которого я предал. Очень часто светские люди меня спрашивают, почему надо называть себя рабом Божьим? Потому, что я все время возвращаюсь к Отцу Небесному, возвращаюсь как блудный сын. 

Да, может быть, мой уход из отчего дома не был таким далеким и радикальным, как у блудного сына. Но, к сожалению, мои слова, поступки и мысли бывают радикальной изменой моему крещению. Вроде внешне никто ничего не заметил, я ничего плохого не сделал. Мы привыкли каяться только в плохих поступках, особенно если они были кому-то заметны. А зачем я буду каяться в мыслях? Подумаешь – мысли, ничего страшного. Но если уже появились во мне греховные мысли, то какая-то связь с Богом прервалась.

Поэтому самая главная ценность – это любовь к Богу. Этого и надо испрашивать у Бога. И если нет любви к Богу, нет любви к ближнему, тогда и жизнь сама по себе ущербна. У человека может быть все, но на самом деле он будет ощущать и уныние, и отчаяние, и депрессию, которую  будет пытаться чем-нибудь лечить, потому что нет смысла в жизни. Конечно, люди придумывают какие-то смыслы. Но атеизм или неверие в Бога – это страшная мука. 

Я приведу простой пример. Однажды мне попалось упоминание о Ницше. Это известный антихристианский философ, который боролся с христианством посредством словесного творчества. И на пике своего безумия, что очень показательно, он сказал: «я распятый». Это уже не кощунство, а констатация, признание того страдания, которое, в принципе, честный и неглупый человек ощутил как результат своего неверия. 

– Но для этого нужно было попасть в сумасшедший дом.

– Да. Может быть, это признание было своеобразным покаянием. Потому что там он уже ничего не писал, никого не призывал. И не мог никому сказать,  мол, смотрите, я уверовал. Он уже просто не мог этого сделать. Но есть масса примеров, когда люди доходили до дна, отталкивались и всплывали. И потом признавались, что радикально ушли от любви, как ушел блудный сын; именно от любви, потому что мы говорим, что Бог  есть любовь. Человек радикально предал любовь. Если мы радикально предаем любовь, мы оказываемся в страшном положении, в аду при жизни. 

Если я оказываюсь, может быть, по нескольку раз в день в аду при жизни, – я понимаю, что это из-за того, что я предал любовь. Значит, надо возвращаться к Богу, Который есть любовь. Это самая главная ценность. Моя земная любовь к ближнему будет тогда по-настоящему подлинной, когда Бог меня наполнит. 

– Вопрос телезрителя: «Согрешила ли в мыслях Пресвятая Богородица?»

– Она была безгрешна, даже в мыслях. Ее мысли были чисты. Она, конечно, могла сомневаться; даже удивлялась, когда Архангел говорил Ей о том, что Она должна стать Матерью Бога.

– Потому что Она сказала: как будет это, если я мужа не знаю?

– Да. Но греховных мыслей, которые есть у нас (зависть, осуждение, зложелательство, мстительность), у Нее не было. 

Другой момент. Как мы знаем, в Католической Церкви есть догмат о непорочном зачатии Самой Девы Марии. О чем здесь речь? До рождения Христа Она Сама была избавлена от первородного греха. Первородный грех – это наследие от Адама и Евы не только греховных помыслов (расслабленность и болезненность тела), но  еще и расслабленность воли. Хотя Дева Мария настолько святая, что мы называем ее Пресвятая, Преблаженная. Она выше архангелов, ангелов, херувимов и серафимов. Но если бы Она была  изъята из генетической цепочки рождения, то не могла бы передать Христу нашу природу, требующую духовного исцеления.

Господь воспринял в Себя именно ту природу, которую требовалось исцелить. Это тоже очень важно понимать. Почему мы и не принимаем догматы о непорочном зачатии Девы Марии. Хотя в каком-то смысле оно и было непорочное. Не в том плане, что Ей не передавалось наследие Адама и Евы, а в том, что страстность человеческая здесь не играла никакой роли. Пожилые Иоаким и Анна исполняли сами волю Божию. Рождение их ребенка было естественным, но оно было бесстрастным. Это было самое удивительное и самое главное. Это был духовный дар: бесстрастность в этом зачатии. Мы, рождая своих детей, передаем им природный грех, склонность ко греху, но еще и награждаем их своей страстностью. Потому что мы очень страстные люди. 

Что касается ценностей, на примере праведных Иоакима и Анны мы видим, что на первом месте стоит любовь, а не страсть. У большинства людей на самом деле страсть называется любовью, страсть заменяет любовь; страсть поставлена на пьедестал. Это, к сожалению, наша проблема, и мы не должны от нее убегать. 

Любовь к Богу, любовь к ближнему – это главные добродетели или ценности. Но они достигаются постепенным возрастанием. И здесь важную роль играет смирение – главная ценность христианского делания, через него достигается и любовь к Богу, и благодарность к Богу. Смирение, любовь, благодарность – все это в совокупности созидает веру. Потому что вера – это не какое-то отвлеченное умствование, это любовь, которая проявляется в отношении к нашим ближним. Но эта ценность тоже может быть извращена. Любовь к ближнему – очень широкое понятие. И мы знаем, что из любви к ближнему могут страдать отдельные люди, а может, даже и миллионы. 

Это было описано еще до катастрофы XX века у Достоевского в легенде о Великом инквизиторе. Он на самом деле был верующий человек, но верующий не в любовь, а в технику и порядок. Мы тоже многие верим в технику и порядок. Великий Инквизитор говорит Хористу, явившемуся ему: уйди и не мешай мне; ты мешаешь мне наводить порядок, мешаешь делать людей счастливыми. Задача Церкви и самая главная задача, которую Господь перед Собой ставит, – это не насаждать какой-то порядок. Порядок придет после Второго Пришествия (хотя порядок не в нашем понимании – не построить всех в строй).

Мы ставим такую цель, как справедливость, но тоже часто извращаем ее. Преподобный Исаак Сирин сказал: не говори, что Бог справедлив или несправедлив; если бы Он был справедлив, меня бы не было в живых. Значит, главное – милосердие, а не справедливость. Или про такую добродетель, как воскрешение мертвых, святой Исаак Сирин сказал: блажен не тот, кто воскрешает мертвых, а тот, кто видит свои грехи. Потому что тот, кто видит свои грехи, уже на пути воскресения. С ценностями все не так просто. Ни я, ни кто-то другой не должен кому-то рассказывать про порядок ценностей. Это надо спрашивать у себя, проверять, общаться со святыми отцами через чтение их трудов. Справедливость нужна? Вспомните, как преподобный Исаак Сирин говорит про справедливость. Пост строгий нужен? А нам святые отцы говорят, что бесы тоже постятся.

Смирение, которое рождает послушание, есть послушание Богу; доверие Богу. Оно порождает в нас и пост, и молитву. Потому что пост и молитва есть послушание Церкви. А если нет послушания Богу, нет смирения перед Ним, нет благодарности к Нему, то не получается ни поста, ни молитвы, ни добрых дел. Сделаем какие-то добрые дела, но больше для того, чтобы перед кем-то похвалиться, что-то кому-то доказать, кого-то удивить. 

Матерь Божия ответила архангелу: согласна, чтобы Дух Святой вошел в Меня. – И это залог того, что не техника важна, а то, что Дух Святой уже пришел. Христос в мир пришел через согласие Божией Матери, поэтому я тоже могу попросить Бога: приди в меня. Но Он приходит, спасает меня, успокаивает, а потом я сам Его предаю и изгоняю.

Задача Церкви – наполнить каждого из нас благодатью. Но Церковь не обязана нас исцелить от всего, сделать нас богатыми. Это не бюро добрых услуг. Если бы Церковь это все делала, излечивала  от соматических и психических болезней, то не было бы ни психиатров, ни хирургов, ни терапевтов. Церковь принесла бы рай на землю, как и хотел Великий инквизитор у Достоевского. 

Самое главное – Церковь позволяет напитаться нам благодатью. Это самая главная ценность – благодать Божья, которая дает нам ощущение, что такое Божья любовь. Пусть пребывает с нами любовь Божья, пусть никогда она нас не покидает. Господь всегда с нами; главное, чтобы мы Его никогда не покидали.

Ведущий Глеб Ильинский

Записали Анна Вострокнутова и Ирина Обухова