Архипастырь. Архиепископ Корейский Феофан

Сегодня мы беседуем с архиепископом Корейским Феофаном.

– Владыка, сейчас Вы являетесь управляющим Корейской епархией и временно управляете Кызыльской епархией на территории Республики Тыва – несете два совершенно уникальных служения. Нам практически ничего не известно о жизни православных верующих ни в Корее, ни в Республике Тыва. Хотя Тыва – это Россия, и, казалось бы, она должна быть нам более известна. Эти две темы хотелось бы обозначить в нашем сегодняшнем разговоре. И начать вот с чего: еще до того, как Вы стали архиереем, в нулевых годах, Вы долгое время, лет одиннадцать, совершали свое служение в Корее. Расскажите, пожалуйста, о том, как Вы там оказались и как прошли эти годы служения еще в сане священника.

– Если говорить о Корее, то у России дипломатические отношения с ней установлены относительно недавно – всего лишь тридцать лет. Так сложилось, что у Советского Союза в основном дипломатические отношения складывались с Северной Кореей, а с Южной не было. Но когда мы оказались в новых условиях, в новой реальности, когда не стало Советского Союза, Россия установила отношения с Южной Кореей, и эта страна стала постепенно открываться для наших соотечественников. Туда стали переезжать жители нашей страны, ученые, музыканты, некоторые девушки выходили замуж за корейцев. Постепенно стало увеличиваться число наших граждан там.

В определенный момент встал вопрос о том, чтобы появилось некое духовное окормление наших граждан. Нужно сказать, что, несмотря на то что миссия на Корейском полуострове началась в 1900 году и продолжила свою деятельность до 1949 года, в Новейшее время там не было ни русских священников, ни русского храма. Православная миссия развивалась под руководством Вселенского Патриархата. Оттуда, от человека, который управлял епархией, владыки Сотирия, поступила просьба в Московский Патриархат, чтобы направили священника для окормления русскоязычной паствы. Эта просьба была услышана, рассмотрена. Как-то так сложилось, что послали туда меня. Я был еще очень молодым иеромонахом. Меня направили в Корею в 24 года.

Поначалу я думал, что это будет кратковременная поездка на два года. Потом ее продлили еще на два года, потом еще на два года – так я служил там и стал потихоньку привыкать. В основном я занимался окормлением нашей русскоязычной паствы. Нам был выделен небольшой храм. Там есть один большой храм святителя Николая и небольшой храм в честь преподобного Максима Грека, где мы совершали богослужение на русском языке. Священником я прослужил до 2011 года, когда меня избрали на новообразованную Кызыльскую кафедру в Республике Тыва.

– Когда Вы попали в Корею, Вы были уже знакомы с корейской культурой, языком, традициями или Вам только предстояло все это освоить?

– Нет, я был очень мало знаком с корейским языком и корейской культурой. Несмотря на то, что я сам кореец, мои родители корейцы, мои предки корейцы. Конечно, что-то я знаю, что-то было в нашей семье, но все равно я всегда себя ощущал русским человеком, поначалу, может быть, советским в большей степени, поэтому языка я не знал. Знал какие-то основы, приветствия, слова, выражения, но языка не знал, никогда его не изучал. Познакомиться с культурой мне пришлось непосредственно в самой стране. Я приехал и сразу же пошел на курсы языка при одном из университетов. В течение двух лет изучал корейский язык. А что касается культуры, менталитета, мне пришлось осваивать это в процессе, знакомиться с этим. Сейчас я могу сказать, что очень хорошо понимаю корейцев, язык знаю, конечно, не в совершенстве, но могу поддержать обычный разговор, чего мне хватает.

– Вы родились в России, поэтому большую часть жизни до переезда в Корею прожили в России. Соответственно, когда Вы столкнулись с корейской культурой, какой Вам она показалась?

– Сначала для тебя это что-то новое, это очень интересно, поэтому я с большим рвением, с большой любознательностью стал изучать корейскую жизнь, но впоследствии, по мере того как ты в это вникаешь, понимаешь, что большая разница в нашем менталитете, но основной вывод, который я для себя сделал: Корея, как все азиатские страны, – это зона влияния конфуцианства, и очень много внимания уделяется какому-то внешнему церемониалу, внешним знакам почтения. Эта культура пронизывает все азиатское общество.

Еще один из моментов, который я для себя отметил: общее превалирует над частным. Если в европейской культуре в центре всегда стоит человек, его мысли, взгляды, его душа, философия, то в азиатских обществах главное, как думает, допустим, общество, как думают работники на предприятии, как думает коллектив, как думает семья. Человек должен подчиниться коллективному решению – это главное отличие. Сейчас я это знаю, а поначалу мне было сложно. Потом, когда я освоился, воспринял эту культуру, понял, чем руководствуются корейцы в своем поведении, в своих внешних выражениях, я стал более комфортно себя чувствовать.

– Я слышал мнение одного выдающегося известного востоковеда, доктора исторических наук, о том, что в Китае преобладает буддизм с элементами конфуцианства, в Японии синтоизм с элементами язычества, но именно Корея из всех азиатских стран почему-то наиболее открыта христианству. Именно корейцы, в отличие от китайцев и японцев, способны наиболее благоприятно воспринять слово Божие. Вы это подтвердите или опровергните?

– Я не думаю, что это некоторая национальная особенность; думаю, так сложилось исторически. Корея сейчас действительно одна из наиболее христианизированных стран Азии. Вообще я бы сказал, что корейцы наиболее религиозный народ из многих азиатских народов. Христианство не было изначально распространенной религией, оно не так активно воспринималось. В Католической Церкви в Корее даже есть свои корейские мученики. Но поскольку там постепенно усиливалось влияние западной культуры, то стали приезжать миссионеры, проповедники. Корейцы более открытые и любознательные, если сравнивать с японцами, китайцами.

 – В духовном плане?

– Вообще в житейском плане. Им интересен мир, интересны люди, интересны разные культуры. Сейчас все это есть. Это очень открытая и дружелюбная страна, и люди тоже такие. Может быть, сложилось так, что протестантские проповедники и католики смогли наладить свою работу, и очень многие люди стали приверженцами, последователями христианского учения в виде католицизма и протестантизма в основном.

– Если не ошибаюсь, еще в XIX веке в Корее появилась наша православная миссия. Известно ли нам что-то о ней? Хоть и находится Корея далеко и времени много прошло, но, может быть, сохранились какие-то сведения о том, как тогда, по аналогии с Пекинской духовной миссией, с деятельностью равноапостольного Николая Японского, в Корее развивалась православная миссия?

– Корейская миссия была открыта значительно позднее, чем китайская и японская, она не столь прославлена, как китайская и японская, но она там была, и была достаточно эффективной. Но еще до открытия нашей миссии на Корейском полуострове корейцы середины XIX века потихоньку переселялись на Дальний Восток России. Если вы сейчас сталкиваетесь с корейцами на территории России, в республиках Средней Азии, то в основном это потомки тех корейцев, которые переселялись на Дальний Восток. Царское правительство только осваивало эти земли и приветствовало переселения. На тот момент это была более развитая земля для корейцев, они с удовольствием переселялись, принимали российское гражданство и вместе с этим принимали православную веру.

Есть свидетельство о том, что десятки тысяч корейцев были крещены, среди них были корейцы-священнослужители. Специально для них были построены православные храмы. Одним из первых, кто крестил переселенцев-корейцев, был святитель Иннокентий (Вениаминов) Московский. Была такая определенная миссионерская работа. Поэтому можно сказать, что предки всех российских корейцев, стран СНГ – это православные христиане, как это ни удивительно звучит. Кстати говоря, очень многие корейцы прежних поколений носили именно православные имена. Например, моего папу зовут Иларион. Часто можно встретить такие имена, как Вениамин, Моисей.

В 1900 году уже была открыта наша миссия в Корее. Инициатором ее выступили как политики, так в том числе святитель Николай Японский в своих дневниках описывал, делился своими мыслями о том, что необходимо и в Корее обязательно открыть духовную миссию. Сама миссия была открыта по представлению тогдашнего министра финансов Сергея Юльевича Витте и по его ходатайству, с благословения царя-императора Николая II. Святейший Синод принял решение об открытии нашей миссии в 1897 году.

В 1900 году наши первые миссионеры во главе с архимандритом Хрисанфом (Щетковским) прибыли в Сеул и совершили первую Божественную литургию на территории российского посольства. До этого была назначена еще одна миссия – команда наших миссионеров, но они не смогли добраться до Кореи, возникли некоторые препятствия. Первым священнослужителем, который совершил литургию на земле Кореи, был архимандрит Хрисанф (Щетковский), а после этого было несколько составов нашей миссии. Она функционировала вплоть до 1949 года.

Надо сказать, что время работы нашей миссии было постоянно связано с различными сложностями. Например, только наша миссия начала свою деятельность, как случилась русско-японская война, а это привело к тому, что миссия была вынуждена выехать из Кореи где-то на два года. В 1910 году произошла аннексия Кореи Японией.

В 1917 году в нашей стране произошла революция, и все ассигнования, вся поддержка миссии были остановлены. Наша миссия прошла через многие сложности, но все ее начальники относились к своему делу очень преданно. Миссия продолжалась до 1949 года. Уже закончилась Вторая мировая война, последнего нашего миссионера заставили покинуть миссию, и, к сожалению, миссия завершила свою деятельность.

– А с чем было связано окончание деятельности миссии? Я знаю, что, например, в Китае ужесточилось религиозное законодательство, а почему это случилось в Корее?

– В Корее произошла гражданская война, и страна была поделена на зоны влияния – на Северную и Южную. Архимандрита Поликарпа, последнего начальника нашей миссии, восприняли чуть ли не как агента Советского Союза, поэтому его просто изгнали. Еще царским правительством в центре Сеула был выкуплен достаточно большой участок земли, но, к сожалению, нашу недвижимость и имущество мы утратили.

– Я знаю, что после революции в России появилось много наших эмигрантов в Китае, и они во многом вдохновили китайскую миссию на продолжение деятельности вплоть до Второй мировой войны. А были ли наши эмигранты в Корее? Может быть, там был кто-то из наших известных эмигрантов?

– В Корее наши эмигранты тоже были, но было их немного. То есть там не было таких поселений, как в других странах, например, как на Филиппинах, где нес свое служение Иоанн Шанхайский. Эмигранты долго там не задерживались. Есть сведения о том, что на территории Северной Кореи было имение наших эмигрантов Янковских и что там даже функционировал домовый храм. Но деятельность нашей миссии прежде всего была направлена на работу с местным населением. То есть эмигранты там были, но они не играли решающей роли, поэтому основной паствой все-таки были корейцы.

– Это интересно, потому что опять-таки в том же Китае работа велась преимущественно с нашими соотечественниками. Например, в Харбине было множество храмов, потому что это был почти русский город. Скажите, Вы являетесь архиепископом и Северной – коммунистической, и Южной – демократической Кореи?

– Да, Корейская епархия включает в себя приходы и в Северной, и в Южной Корее.

– Расскажите, пожалуйста, чем отличается православная жизнь в Южной и Северной Корее.

– Понятно, что это разные страны, несмотря на то что народ один; и условия для совершения служб там тоже разные. В столице Северной Кореи – в городе Пхеньян – удивительным образом построен настоящий православный храм. В 2006 году митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, будущий Патриарх, освятил этот построенный по инициативе Ким Чен Ира храм.

Клирики, которые служат в этом храме, проходили богословскую подготовку в наших духовных школах – в Московской и Хабаровской духовных семинариях. Но нужно сказать, что в Северной Корее основной паствой являются сотрудники дипломатических ведомств, которые там располагаются. То есть там не так много православных людей, и фактически это только наши люди.

– А священники там корейцы?

– Да, корейцы. Они несколько лет обучались в наших духовных школах, были рукоположены и сейчас там служат.

– А как обстоят дела в Южной Корее?

– Наша епархия образована решением Синода в 2019 году, и в этом году мы будем праздновать только пять лет с момента ее образования. В Южной Корее сейчас постоянно проживает достаточно много, порядка 30 тысяч граждан России. Я уже не говорю о многих тысячах людей, приехавших из стран СНГ.

Более того, сейчас власти Южной Кореи способствуют тому, чтобы в Южную Корею возвращались из стран СНГ этнические корейцы, потому что в стране есть свои проблемы; например, демографический кризис, то есть рождается мало детей. Власти приветствуют, когда люди приезжают в страну на заработки или на постоянное проживание, поэтому русскоязычных граждан там очень много.

После образования нашей епархии в Южной Корее открыты два прихода – в Сеуле и  Пусане. Храмов у нас нет, потому что мы не имеем таких финансовых возможностей: в этой стране очень дорогая земля и дорогое строительство. Пока мы просто снимаем помещения, в которых проводим богослужения.

На данном этапе основная наша задача – обеспечить совершение служб для наших прихожан. В целом же там, конечно, очень большие перспективы для развития православия, потому что во многих городах и поселках Южной Кореи живут русскоязычные граждане, даже образовались целые русскоязычные кварталы.

Мне регулярно приходят просьбы из других городов, чтобы мы по возможности открыли и там приходы, и, конечно, хотелось бы этим людям помочь, но все всегда упирается в два основных момента: прежде всего, нужны люди, которые готовы там служить, готовы посвятить свою жизнь делу миссии, и другой немаловажный вопрос – это финансы, потому что все это требует немалых финансовых вложений, которыми наша епархия на данный момент пока не располагает.

– Получается, что на территории всего Корейского полуострова только три прихода?

– Совершенно верно.

– Скажите, пожалуйста, а какие святые почитаются в Корейской епархии? Может быть, у корейцев есть какие-то особо любимые святые?

– Первый состав миссии, который в Корею не приехал, было поручено возглавить архимандриту Амвросию (Гудко), пострадавшему в 1918 году от безбожной власти и причисленному к лику новомучеников и исповедников Российских. Из святых, которые поддерживали миссию и переживали о ней, я бы еще отметил святого праведного Иоанна Кронштадтского, который поддерживал азиатские миссии, а в Корейскую миссию прислал утварь и богослужебное облачение, которое, кстати говоря, до сих пор хранится в музее храма преподобного Максима Грека Константинопольского Патриархата.

Из святых, которые имеют какое-то отношение к Русской духовной миссии в Корее, я бы также назвал святителя Николая Японского, потому что он был одним из инициаторов открытия этой миссии, и какое-то время наша Корейская миссия находилась в ведении Японского архиепископа. Уже после святителя Николая приходами управлял владыка Сергий (Тихомиров), являвшийся епископом Японским и Токийским. А первых корейцев крестил святитель Иннокентий Московский. Это наиболее известные в Корее святые, которые имеют прямое отношение к нашей Корейской епархии.

– Владыка, а богослужения Вы совершаете и на церковнославянском языке, и на корейском?

– Поскольку паства обоих наших приходов – это и русские, и корейцы, богослужения мы совершаем и на русском, и на корейском.

– А переводы богослужебных текстов на корейский язык были сделаны еще тогда, в ходе работы миссии?

– Переводы мы делаем сейчас сами. Недавно мы издали перевод Божественной литургии, сейчас заканчиваем, готовим к выпуску перевод богослужебного сборника наподобие Часослова. Переводами мы занимаемся постоянно, потому что те переводы, которые делали наши первые миссионеры, уже сильно устарели, язык очень изменился, и сейчас эти тексты почти не используются. Мы делаем новые переводы вместе с нашими священнослужителями. То есть все это время, все пять лет, сколько существует наша епархия, мы еженедельно занимаемся переводами.

– Погружение в язык всегда позволяет понять разницу менталитетов людей. Как Вам кажется, насколько с учетом языка, терминов, понятийного аппарата отличаются друг от друга русский и корейский менталитеты?

– Знаете, есть достаточно простые моменты, которые у всех народов понимаются одинаково, а есть русские слова, которых в корейском языке попросту нет. В таком случае нам приходится подбирать близкие по значению слова. Например, мы переводим какие-то тексты из сферы аскетики и сталкиваемся с тем, что в корейском языке нет слова «смирение». Я знаю, что в храмах Константинопольского Патриархата в таком случае используют слово «скромность», но это слово вовсе не означает смирение.

В корейском языке нет слова: Богородица. Там есть, например, слова: Матерь Божия. Есть и другие богословские термины, которые сложно перевести на корейский язык, поэтому порой мы можем очень быстро переводить тексты, а иногда просиживаем над одним-двумя словами целый день и так и не находим подходящих синонимов. Тогда мы подыскиваем какое-то ближайшее по значению, по смыслу слово и договариваемся о том, что оно будет иметь такой-то конкретный богословский смысл.

Конечно, есть еще одна методика – конструирование новых слов из иероглифов, но корейцы этих слов не знают, они были бы для них непонятны, поэтому от этого пути мы отказались. Все-таки мы стараемся делать так, чтобы наши переводы были понятны всем, кто их слушает, читает, поет, потому что очень важно молиться, понимая тексты.

– Вы сказали, что страны две, а народ в них один. Вы совершаете свое служение и в Северной, и в Южной Корее. Как Вы считаете, отличаются ли корейцы в этих двух странах?

– Нет. Я общаюсь с жителями и Северной, и Южной Кореи. По культуре это все-таки один народ. Я не вижу здесь никаких отличий.

– Владыка, во второй части нашей беседы предлагаю поговорить о российской Республике Тыва, в которой Вы также совершаете свое служение уже более 12 лет. Немного нам известно об этой республике и о жизни православных на территории Тывы. Расскажите, пожалуйста, когда Вы впервые были направлены туда в качестве священника и какими были Ваши первые впечатления от этого места.

– Священником в Тыве я не служил. Я был клириком Абаканской епархии, в состав которой входила Тыва как благочиние, служил в Абакане – столице Хакасии. Но в Тыве я бывал. Неудивительно, что мы мало знаем о Тыве, потому что эта республика позднее всех других республик вошла в состав Советского Союза – практически уже в наше время.

Тыва является достаточно удаленным регионом страны, потому что там нет железной дороги. Когда я начинал свое служение, в Тыву даже самолеты не летали, поэтому мне приходилось добираться до соседней республики – Хакасии, а оттуда уже до Тывы на машине через горные перевалы. Но сейчас самолеты уже летают; правда, железная дорога пока не построена. Поэтому неудивительно, что люди знают о республике совсем немного.

Я могу засвидетельствовать, что это удивительный край, в который я влюбился, как только туда попал. Я не перестаю восхищаться и народом Тывы – людьми, которые на этой земле живут и трудятся, и природными ресурсами, и красотой этого края. Я бывал в разных странах и искренне скажу, что не видел в мире страны красивее Тывы, поэтому приглашаю всех посетить нашу замечательную республику.

Особенностью Тывы является то, что 85% ее населения – это тувинцы, которые сохранили свою культуру, свой язык. То есть основной язык общения в республике – тувинский, хотя, понятное дело, большинство населения знают и русский язык, но все-таки первый язык – тувинский. Думаю, в России немного таких регионов, если они вообще есть. Поэтому нашим миссионерам приходится изучать тувинский язык.

Должен сказать, что чем больше я там живу, тем больше люблю эту республику. Когда меня направили в Корею, первоначально мне было немножко тревожно, что придется покинуть эту республику, но сложилось так, что я бываю сейчас и в Корее, и в Тыве.

– Вы говорите, что местная культура очень самобытна в силу некой отдаленности Тывы от остального мира. А когда Вы познакомились с этой культурой, как ее характеризовали?

– Наверное, первое, что я сказал о ней, – это восточная, азиатская культура. То есть все то, что я говорил о Корее, присуще и тувинской культуре. Почитание старших, почитание предков свойственно для всей азиатской культуры, в том числе и для Тывы. Приверженность и любовь тувинцев к своей культуре, к своим традициям, бережное сохранение национальных элементов – все это мне очень нравится. 

– Получается, что православие, православная традиция – это нечто иное по отношению к исконно тувинской традиции? Или все-таки они как-то пересекаются и православие может быть частью этой традиции? Наверное, Вы сталкивались с этими вопросами в начале Вашего служения здесь. Как же Вы на них отвечали?  

– Ну, вообще я бы не сказал, что есть отдельная православная традиция как элемент национальной культуры. То есть она есть, но было бы неправильно транслировать православие как часть только русской культуры, потому что я абсолютно уверен в том, что православие – это родная культура для любого народа. То есть болгары сформировали свою православную культуру, грузины, греки, румыны тоже сформировали свою православную культуру, и это нашло свое выражение в церковном искусстве, зодчестве, архитектуре, иконописи, песнопениях.

Поэтому можно предположить, что если тувинцы будут все больше и больше воспринимать православие, то впоследствии они сформируют свою православную культуру и через призму своего менталитета, своей культуры как-то по-другому смогут ее для себя выражать. Бог, Троица, Богочеловек Иисус Христос, спасение – эти догматы останутся непреложными, выражение же их может быть каким угодно; думаю, что это не так важно.

Кстати, именно по этой причине, занимаясь у нас в епархии строительством храмов, я стараюсь делать так, чтобы православие было представлено у нас несколько разнообразно, что ли. Поэтому мы строим не только храмы в русской традиции или в неорусском стиле, но у нас есть храмы и в греческом, и в балканском стиле. То есть этим я хочу показать в Тыве, что православие – это культура многих народов, а не только народа русского.   

– Получается, что православие не требует, чтобы люди утрачивали свою национальную идентичность, национальные особенности, свою древнюю культуру, но чтобы они как бы пропитали все это православным взглядом на жизнь.

– Совершенно верно.

– И это получается?

– Ну, мы не занимаемся напрямую вопросами создания новой православной культуры. Я не думаю, что это должно исходить от нас, миссионеров, ведь наша основная задача – проповедь Христа. Я считаю, что это должно исходить от самих тувинцев, они сами должны постепенно формировать свою культуру.

Понятно, что часть богослужений мы проводим на тувинском языке. Мы даже пытаемся создавать какие-то мелодии для богослужебных песнопений, сочиняя их прямо там, на месте, то есть пытаемся найти некий отклик в душах тувинцев. Поскольку этот процесс небыстрый, я думаю, что со временем, когда появятся молодые православные тувинцы, они сами все это создадут. А сейчас наша задача – донести до этого народа знания о Христе.

– Много ли тувинцев обратилось в православие в результате этой проповеди за последние 12 лет?

– Я не могу сказать, что произошло какое-то массовое обращение тувинцев в православие. Даже многие из нас, русских, воспринимают православие как элемент нашей национальной культуры. Так и для тувинцев элементами национальной культуры являются буддизм и шаманизм. Это очень сильно укоренено в обществе, поэтому тувинцам не так-то просто взять и поменять свою веру.

Тем не менее миссионерская работа у нас ведется, тувинцы обращаются в православие, и я не вижу никаких отличий между русскими и тувинскими православными людьми. Ежегодно у нас крестится несколько десятков человек. Вообще мы не стремимся к тому, чтобы покрестить как можно больше людей, то есть эта работа всегда индивидуальна. Все желающие принять крещение проходят оглашение, постепенно вовлекаются в богослужение.

Крестим мы их не сразу, а спустя какое-то время, когда они уже изъявили твердое желание быть православными христианами и немножко узнали хотя бы об основах православной веры. Таким образом, за эти годы у нас получилось так, что сейчас половина прихожан нашего кафедрального собора – православные тувинцы. Все это как бы наложилось на некий отток русского населения из республики, и тувинцев среди прихожан постепенно становится все больше и больше.

– А почему тувинцы, будучи укорененными в традиции буддизма, шаманизма, все-таки приходят к православию? Чем они это мотивируют?  

– Знаете, здесь нельзя сказать сразу за всех, у каждого человека история обращения в православие своя, индивидуальная, уникальная. Но у всех у них есть один характерный признак – искание истины. То есть люди, которые ищут истину, размышляют о Боге, промыслительно, удивительным образом встречаются с нашими миссионерами, слышат что-то о Христе, в их сердце что-то откликается, и они приходят в храм.

Но вообще свое глубокое убеждение я бы выразил словами Достоевского: «Красота спасет мир». Мне кажется, любая человеческая душа откликается на красоту. Я наблюдаю и в Корее, и в Тыве, что когда люди видят прекрасные храмы, красивые иконы, красоту православного богослужения, пения, это не может оставить их равнодушными. Люди очень часто откликаются на эту красоту, но главное здесь – все-таки искание истины.

– Владыка, Вы несете свое служение в очень отдаленных друг от друга регионах, хотя для нас, конечно, все эти регионы на Востоке, они как бы рядом. На самом деле расстояния там огромные, особенно в силу транспортных сложностей. Вы видите и корейскую паству, и тувинскую. Скажите, много ли общего и много ли каких-то особенностей в служении для той и другой паствы? Каким Вы видите отношение этих двух народов к православию?

– Общее между ними, конечно, есть. Могу сказать, что мое служение в Тыве помогло моему нынешнему служению в Корее. То есть некоторые моменты я как бы уже прошел в Тыве, когда только приехал сюда и не знал, с чего начинать. Сейчас я уже понимаю, от чего мне можно оттолкнуться в Корее.

Мне кажется, самое главное качество, которым должен обладать каждый миссионер и священнослужитель, каждый причастный к миссионерской работе, – это бережное отношение к человеку, и человек всегда откликается на это. То есть мы не можем как-то невнимательно, грубо отнестись к людям, потому что это будет воспринято очень болезненно. Поэтому мы очень тактично и бережно относимся к каждому приходящему человеку как в Тыве, так и в Корее.

Вообще в Азии люди очень сильно прислушиваются к авторитетным мнениям, к авторитетным людям, поэтому нам нужно как бы поддерживать некую святость в нашей жизни, чтобы они это видели.

А что касается отличий между этими двумя народами, тувинцы, наверное, все-таки более скромные, а корейцы более активные, и это тоже нужно учитывать. Тувинцы более простосердечные, открытые, а корейцы любознательные, живые, активные. И когда ты это учитываешь, то уже как-то по-другому строишь свою работу.

– Да и географически это, наверное, два совершенно противоположных региона – Корея расположена на берегу океана, а Тыва практически находится в тайге.

– Знаете, я сделал для себя вывод, что люди везде одинаковые. Когда я общаюсь и с православными корейцами, и с православными тувинцами, иногда они меня просто поражают. Я могу засвидетельствовать тот факт, что среди корейцев я встречал настолько религиозных, настолько искренних людей, каких не встречал даже в России, и меня это очень вдохновляет в моем служении.

– Владыка, спасибо Вам большое за интересный рассказ о двух таких уникальных регионах. Мы желаем Вам помощи Божией в Вашем действительно непростом служении в регионах, о которых мы практически ничего не знаем. Помогай Вам Бог!

– Спасибо! Прошу ваших молитв.

Ведущий Александр Черепенин, диакон

Записали Людмила Кедысь и Людмила Белицкая