Плод веры. Беседа с профессором Валерием Алексеевым. Часть 1

Профессор Валерий Алексеев, президент Фонда единства православных народов, политический советник Межпарламентской Ассамблеи Православия, размышляет о мировых социальных и гражданских конфликтах, о глобальном неравенстве и возможности новых революционных событий в разных странах мира.

– Я знаю, что в июне 2017 года Вы принимали участие в грандиозном событии. В Риме проходили заседания XXIV Генеральной ассамблеи Межпарламентской ассамблеи Православия, где Вы являетесь политическим советником. И название у этого форума было соответствующим: «Христианское измерение глобального кризиса и пути его преодоления». Собственно о кризисе мы поговорим чуть подробнее попозже, а почему эта конференция проходила именно в Риме?

– Этому есть несколько причин. Прежде всего, мы получили приглашение от наших коллег, депутатов итальянского парламента, что уже являлось веской причиной для того, чтобы провести конференцию в Риме. И не просто в Риме, а в здании нижней палаты итальянского парламента. Хотя в работе нашей конференции принимали участие и сенаторы, члены верхней палаты итальянского парламента. Я думаю, это приглашение поступило потому, что и члены итальянского парламента, и представители нашего движения сошлись во мнении о важности темы, которую мы собирались рассмотреть; она действительно заинтересовала наших итальянских коллег.

В нашей конференции принимали участие не только депутаты двух палат, но и представители правительства, таких крупных общественно-политических движений, как, например, фоколяры или Община святого Эгидия, имеющая большое политическое, общественное значение и соединяющая в себе религиозное и светское начала. Вы знаете, что она занимается миротворчеством, в том числе восстановлением мира в Африке на воюющих территориях, и не так давно представила свой доклад в Совет Безопасности Организации Объединенных Наций.

То есть наша тема сама по себе привлекла большое внимание. С другой стороны, была идея и иного порядка, потому что сегодняшний всеобъемлющий кризис в значительной мере затронул и страны Европейского союза. А в этом году исполнилось шестьдесят лет со времени заключения большого Римского договора. По сути, этот договор явился основой для создания этой новой Европы, так сказать, Европы интегрирующей, то есть Европейского союза.

В нашем движении есть много стран, которые представлены в Евросоюзе и являются его членами. С их стороны поступила инициатива провести эту конференцию именно в том месте, где шестьдесят лет назад получило начало то, что сегодня мы называем Европейским союзом. И через призму исторических событий, дат и фактов посмотреть, что же получилось через шестьдесят лет, каковы некоторые итоги того договора, который привел к созданию Европейского союза и в каком состоянии он сегодня находится. Наверное, эти причины были среди самых главных.

Хотя были и другие основания. Было приглашение со стороны Ватикана, потому что сегодня и католикам очень близки те проблемы, которые мы обсуждаем. Ведь сегодня мир нуждается в защите христианских ценностей. И здесь как раз есть некое пересечение, совпадение точек зрения и католиков, и православных: они одинаково озабочены кризисом христианских духовных и культурных ценностей.

– Давайте напомним нашим телезрителям, что собой представляет Межпарламентская ассамблея Православия. Там представлены депутаты парламентов только традиционно православных стран или не только?

– Организация создавалась двадцать четыре года тому назад, по преимуществу, конечно, теми депутатами, которые сами являются православными и которые представляют те страны, где большей частью проживает православное население. Но сегодня это движение достаточно широко разрослось, и в нем принимают участие и те депутаты, которые сами являются православными, но не представляют большую электоральную часть своих избирателей в парламенте или представляют очень малую часть православного электората; тем не менее православие все-таки присутствует в их стране в той или иной степени.

Поэтому, скажем, у нас всегда по традиции принимают участие депутаты из Польши, если они есть в этом парламенте в данном созыве. Они, как правило, представляют восточную часть Польши, то, что называется Белостокским воеводством, где по преимуществу и проживает православная часть населения. В Польше есть одна из пятнадцати автокефальных православных Церквей, и чаще всего всегда бывает так, что в парламенте ее представляют один или два православных депутата.

Также у нас в движении принимают участие и православные депутаты, скажем, из Аргентины или Уругвая. Там тоже есть православное население, хотя его и немного. В основном это православные люди, которые когда-то эмигрировали из Европы (или это были их родители или более дальние предки). Это, прежде всего, греки, греки-киприоты, ливанцы. Антиохийская Церковь имеет достаточно прочную позицию в Латинской Америке. Скажем, в одной только Бразилии проживает более пяти миллионов ливанцев, и среди них очень много чад Антиохийской Православной Церкви.

У нас есть также депутаты из Австралии, Канады, Швеции, даже из Соединенных Штатов Америки. Их немного, бывает один или два, но, как правило, в каждом составе ассамблеи, на каждом созыве они обязательно присутствуют. Но в основном, конечно, представлены те страны, где православные составляют большинство населения: это Россия, Греция, Украина, Кипр, Сербия, Болгария и так далее.

– Что дает этим депутатам участие в Межпарламентской ассамблее Православия?

– Если еще лет двадцать тому назад для многих политических игроков это казалось некой экзотикой и не каждый представлял в сконцентрированном виде цели и значение этого движения, то сегодня, по мере разрастания и углубления дефицита и кризиса христианских ценностей в современном мире и при крайней востребованности их в политической повестке, в культурной жизни, все начинают понимать, что значение этой организации выходит за рамки чисто уставных задач. Потому что прежде всего эта организация заботится о защите и продвижении в жизнь современного общества высоких христианских духовных и культурных ценностей.

Но также очень важная ее функция – правозащитная, это защита христиан. Вы знаете, что сегодня христиане оказались самым гонимым религиозным меньшинством, скажем, на Ближнем Востоке или в Африке. Вы знаете, что в результате варварской войны, которую вела и продолжает вести такая террористическая организация, как «Исламское государство» (запрещенная в России террористическая организация. – Прим. ред.), первыми жертвами являются христиане. Достаточно сказать, что в результате этой варварской войны в Сирии против коренного населения изгнаны со своих исторических, традиционных мест поселения христиане из Сирии, Ирака, Ливана в большом количестве: по разным оценкам, это от миллиона до полутора миллионов человек.

Это очень большое число с любой точки зрения. И конечно, это создает огромные проблемы для этого региона в целом, потому что христиане – это коренное население. Собственно говоря, само христианство зародилось на этой земле. Мы знаем, что первые упоминания апостола Павла были именно о христианах из Дамаска, в этом городе появилось само наименование «христиане». А вы знаете, какие варварские атаки были предприняты «Исламским государством» именно против христиан, именно против этого города как столицы Сирии? Поэтому сегодня правозащитная тематика, защита христиан от преследований имеет огромное значение и, собственно говоря, эта непростая миссия легла и на плечи членов нашей организации.

– Возвращаясь к конференции, которая состоялась в июне в Риме. Я очень внимательно ознакомился с Вашим докладом, который, как я знаю, стал одним из самых востребованных и цитируемых. Хочу привести несколько цитат, чтобы Вы их прокомментировали. Среди прочего Вы сказали, говоря о современном кризисе в мировом сообществе: «Элиты и правящий класс находятся в растерянности, в поисках выхода шарахаются из крайности в крайность». Чем это грозит и почему Вы даете такую оценку?

– Вы знаете, даже самые последние большие политические события прямо подтверждают этот тезис, который мне изначально не казался неким образцом. Я глубоко убежден, что действительно сегодня самая тяжелая миссия у политических элит ведущих стран Запада при определении тактики и стратегии своей деятельности. И, собственно говоря, последней яркой иллюстрацией этому может служить «G20», большая встреча, митинг, по-английски саммит, где встречаются лидеры государств. Вот эта «двадцатка» собиралась в Гамбурге совсем недавно – и что мы видим? Мы видим, что ни к какому единому мнению лидеры крупнейших экономик современного мира, а стало быть, и крупнейших политических систем, не пришли. И это лидеры современного мира!

Сегодня в мире насчитывается более двухсот государств, но на саммите представлено двадцать, то есть это десять процентов от всей массы государств. Так вот, эти, так сказать, капитаны мировой экономики и боссы большой политики не приняли никакого всеобъемлющего документа, консенсуса, который определял бы перспективы и горизонты развития. Они разошлись в оценке современного мира, а стало быть, и в причинах его кризиса, и не пришли ни к какому консолидированному мнению, выводу, как бороться с кризисом.

Собственно говоря, само отсутствие единого документа, единой резолюции, где каким-то образом были бы сведены к общему знаменателю все позиции и выработано некое согласие, говорит о том, что это кризис. Даже вот этот факт самым убедительным образом свидетельствует о существующем кризисе, о том, что элиты разбежались, они не могут консолидироваться, не могут найти общий подход, они находятся в смятении, хаосе, состоянии некого разброда и шатания. Это и есть отличительная черта современного текущего периода. Это очень опасная ситуация.

 – В своем выступлении Вы также сказали, что «речь вновь идет о мировом порядке глобального неравенства, порождающего острейшие социальные и гражданские конфликты, как это впервые необычайно остро появилось более ста лет назад». Что было сто лет назад, мы прекрасно помним. Стоит ли, исходя из Вашей оценки, ожидать подобных трагических, катастрофических потрясений, в том числе революционных?

– Дело в том, что эти события вокруг нас, они происходят. Революционные или предреволюционные события окружают нас буквально со всех сторон, они нас теснят. Обратите свой взор на любую точку земного шара, на любой регион – и увидите, какая там огромная политическая и социальная нестабильность.

Чуть ли не ежедневные колоссальные митинги, собирающие десятки, сотни тысяч людей в центре Афин, – о чем они говорят? Они говорят о том, что народ недоволен существующей политикой, когда целая православная страна Греция является вопиющим должником Европейского союза. Долг Греции сегодня превышает несколько ее ВВП. Конечно, это доводит жизнь населения до просто катастрофического состояния. А то, что происходит в Венесуэле или более близких нам странах, скажем, на Украине или на Балканах, в Македонии? Это острейшие социальные, гражданские, военные конфликты, которые порой переходят просто в вооруженные столкновения с полицией.

Опять вернемся к саммиту «двадцатки». Антиглобалисты... Да, это очень сложные, противоречивые явления, но ведь что-то заставляет людей выходить на улицы на каждом саммите и производить буквально дестабилизирующее воздействие не только на гражданский мир и порядок в городах, но и в целом на политическую обстановку. Поэтому в ряде стран наш мир, конечно, находится уже в революционной точке кипения народного гнева или же там, где почва начинает постепенно уходить из-под ног. И причиной этого, конечно, является острейшая социальная несправедливость.

В этом году исполняется не только шестьдесят лет Римскому договору, но и сто лет Великой русской революции. И, собственно говоря, я склонен стоять на этой точке зрения как историк, как философ. Я много думал и работал над этой темой, у меня есть научные труды о том, что Великая русская революция не имеет конкретной даты.

Было принято считать, что Октябрьская революция – это 25 октября, это ее решающая точка. Я думаю, что весь семнадцатый год, весь этот кипящий и бурлящий поток революционной лавы, который буквально перекатывался по всей стране, – это и есть вся Великая русская революция, она протекала на протяжении всего этого драматического и противоречивого года. И конечно, в основе всякой революции, особенно такой крупной гражданской острейшей социальной революции, как русская революция, лежали и фундаментальные причины серьезной общественной неудовлетворенности, неравенства.

Сегодня, кстати говоря, существует некая ностальгия по дореволюционной России. Но давайте зададимся и таким вопросом: а мы что, хотим вернуться к сословной Руси? Если мы себе представим, что возвращаемся к периоду до семнадцатого года, значит, должны быть сословия, должны быть низшие и высшие чины. Ведь, собственно говоря, разложение армии в 1916–1917 годах началось именно с того, что стали требовать устранения системы чинов в армии. Высшие чины – это «ваше высокоблагородие» или просто «благородие», а остальные – чернь солдатская? Да, но кто, так сказать, кормил вшей в окопах? Это та самая серая солдатская масса. Это тоже было одной из причин острейшего социального взрыва. Ради каких целей воевали эти миллионы крестьян? Все это было поставлено на острейшую политическую повестку дня.  

Поэтому когда сегодня ностальгируют по некой идеальной дореволюционной Руси, то давайте сами себя спросим: мы этого хотим? Революция была в значительной мере вызвана объективными причинами, не только злой волей какой-то группы людей: политического класса, политической партии. Конечно, и это имело место, но революционеры опирались на какие-то фундаментальные причины, тектонические движения, которые начали себя проявлять. И прежде всего, конечно, питательной средой всякой большой социальной революции является тотальная, фундаментальная социальная несправедливость.

Сегодня мир опять к этому подошел. Плохо ли, хорошо ли, но две политические системы удерживали мир в состоянии некого баланса и под воздействием так называемого социалистического блока капиталистический мир вынужден был идти на значительные социальные послабления, уступки своему рабочему классу, своему крестьянству. Поэтому социалистический блок во многом завидовал тем завоеваниям, которые имели на Западе люди, занимающиеся производством.

Но когда этого баланса в мире не стало, то мы вдруг увидели, что капитализм не изменился за эти столетия, он такой же, и главная его цель – это извлечение сверхприбыли любым путем. Как бы мы ни относились к Марксу, закон прибавочной стоимости никуда не исчез и продолжает сегодня быть главным двигателем, потому что прибыль, сверхприбыль и концентрация капитала – это и есть закон капитализма, который продолжает действовать неумолимо.

Давайте представим себе такую ситуацию. Еще двадцать лет назад я занимался этим вопросом, и в мире было порядка десяти тысяч крупнейших состояний. Прошло двадцать лет – сколько их сегодня? Всего пятьсот! Идет процесс сжатия так называемого ядра, идет колоссальный процесс концентрации капитала. Это главный закон капитализма. Когда он переходит все возможные пределы, происходит взрыв, начинается передел мира. Собственно, так было и сто лет назад. И мы сегодня, к сожалению, очень близко подошли к той опасной ситуации, когда начинается передел мира.

Посмотрите, каким главным водоразделом явились события на последней встрече «большой двадцатки» в Гамбурге. Соединенные Штаты Америки во главе с новым лидером, господином Дональдом Трампом (как бы мы к нему ни относились), впервые выступили за протекционизм, выступили против тех тенденций глобализации, которые мы все тоже, кстати говоря, довольно критически оценивали.

Вот сегодня американцы пытаются выйти из глобализации. Почему? Потому что они хотят защитить свои рынки, свои торговые площадки, свое производство. На первый взгляд кажется, это благо. Почему нет? В Америке тоже свирепствует безработица и надо заполнить свои рынки, свои производства, насытить свой трудовой рынок достаточным количеством рабочих мест.

Но протекционизм – это штука очень опасная. Сначала это защита собственных рынков, а потом это претензия на рынки других стран, потому что, как только насыщаются собственные рынки, встает вопрос о политической и военной аннексии. Поэтому между протекционизмом и большой масштабной завоевательной кампанией проходит очень мало времени. Особенно если это такая крупная экономика, как американская или китайская. Завоевание чужих рынков происходит разными путями, где-то военными, а где-то иными, но экспансия от этого не перестает быть экспансией. Вот поэтому, когда Вы задали вопрос, что же нас ожидает, я говорю, что и с этой точки зрения ситуация в современном мире крайне неустойчивая, очень опасная.

– Вы в своем докладе прямо говорили об угрозе, которая исходит со стороны Китая именно с точки зрения внутренней мобилизации, потенциала, экспансии. А если это территориальная экспансия, то куда она направится? Сразу встает вопрос, чего опасаться России.

– Дело в том, что от искусства политика или политиков, от искусства правящего класса зависит, так сказать, оптимизация этих угроз или же, наоборот, их увеличение. Мы видим, как два политических лидера, два политических класса, Россия и Китай, пытаются минимизировать и свести к нулю риски от этих возможных процессов. Ведь сам по себе процесс может иметь внутри себя и позитивные, и негативные тенденции. Мастерство политика заключается в том, чтобы свести к минимуму все негативные процессы. Ведь понимаете, Китай никому не угрожает, он сам по себе развивается, но это такая огромная единица!

Как-то у Бисмарка спросили, как он относится к России и будет ли она ему угрожать (это как раз происходило в последней четверти XIX века), на что Бисмарк ответил, что его не интересует военная мощь России, его интересует ее потенциал. Поэтому если потенциал огромный, то он сам по себе может вызывать огромное беспокойство у всех соседей. Поэтому, конечно, нужно делать все, чтобы потенциал тех или иных соседей, партнеров, может быть, даже оппонентов был вовремя просчитан и были приняты меры для минимизации возможных рисков и угроз. В этом смысле я вижу, что наше политическое руководство эту проблему хорошо осознает и пытается направить вектор взаимоотношений с Китаем, у которого колоссальный потенциал, в позитивное русло.

Ведущий Александр Гатилин

Записала Екатерина Самсонова