Канон. Поэт-песенник Валерий Калинкин. Часть 1

"Лирика невозможна без патриотизма" - так считает гость очередного выпуска музыкальной программы "Канон" поэт-песенник Валерий Калинкин. В беседе с Александром Крузе Валерий Михайлович расскажет о своем долгом жизненном пути, который привел его к написанию песен в сотрудничестве с известными отечественными композиторами.

– Сегодня мы поговорим о песенной поэзии. Как говорил французский писатель Анатоль Франс, сочинение стихов гораздо ближе к богослужению, чем обычно полагают. Сегодня у меня в гостях поэт-песенник Валерий Михайлович Калинкин.

Валерий Михайлович Калинкин – поэт, драматург, журналист, переводчик, полковник в отставке. Родился в 1942 году на Украине. Его отец погиб на фронте, мама рано умерла. Когда мальчику был один год, его перевезли в Сталинградскую область из разбомбленного детского дома. Как рассказывает сам Валерий Михайлович: «Среди эвакуированных детей в куче тряпья меня откопал друг отца Михаил Николаевич Калинкин, фамилию которого я теперь ношу». После службы в армии он связал свою профессиональную деятельность с военной журналистикой. Долгое время был главным редактором журнала «Армия и культура». В начале девяностых зазвучали первые песни на стихи Валерия Михайловича. Среди исполнителей, для которых писал Валерий Михайлович, была народная артистка России Валентина Толкунова, а также Ирина Шведова, заслуженный артист Валерий Семин. Но главным исполнителем и соавтором Валерий Михайлович считает народного артиста Александра Морозова, с которым он создал более полутора десятков песен.

– Валерий Михайлович, давно известно, что «поэт в России больше, чем поэт». В частности, Вы в первую очередь полковник, военный журналист и только, наверное, потом – поэт. В начале Вашей жизни было все-таки слово или военная карьера?

– Безусловно, сначала было слово, а потом уже военная карьера. Но именно в эту военную карьеру (назовем ее так) я пришел благодаря слову. Моя профессия действительно пожизненная – военный журналист, в которой я, в общем-то, прошел, как это принято говорить, путь от корреспондента окружной газеты до главного редактора журнала Министерства обороны «Армия и культура». Во мне, к слову, до сих пор жив журналист. Когда я продолжил свою поэзию уже как поэт-песенник и пришел к моему любимому композитору, а теперь и соавтору, с которым мы написали около ста пятидесяти песен, народному артисту России Александру Морозову, то первоначально буквально во всех моих текстовых материалах к песне просто клокотал журналист, била публицистика. Постепенно я стал понимать, что публицистика все-таки по большинству позиций уместнее, наверное, на страницах газет и журналов, в радио- и телеэфире, а в песне должна преобладать лирика, хотя тут же поправлюсь: настоящая лирика должна все-таки быть патриотичной, а настоящая патриотика должна быть лиричной. Я не представляю, как можно было писать, например, лиричную по своей направленности песню «Подмосковные вечера», не будучи патриотом ни Подмосковья, ни в целом России.

А разговор я все-таки хотел продолжить не с того, с чего начал, а с того, к чему, образно говоря, пришел. Этот разговор я веду, что мне очень приятно, под звон церковных колоколов за окнами нашей студии. Хотел бы подарить любимому мною, да и не только мною, телеканалу «Союз» свой переизданный сборник «Тост за Россию»; запись спектакля по моей пьесе о жизни современного офицера, поставленного на сцене Театра современной пьесы, сыгранного Любовью Руденко и Александром Цурканом; запись моей песни на музыку светлой памяти композитора Леонида Даниловича «Офицерская честь»; песни незабвенной Вали Толкуновой и недавно вышедший альбом наших песен с известным аранжировщиком, заслуженным артистом России, а теперь и композитором, «бриллиантовым» баянистом, как о нем принято говорить со сцены, Валерием Сёминым.

– Большое спасибо. Давайте теперь обо всем более подробно. Скажите, пожалуйста, в каком возрасте Вы начали сочинять стихи?

– Если это можно было назвать стихами. Я всегда отвечаю на этот вопрос с некоторой улыбкой: начал писать в детстве, продолжил в юности, не хватает сообразительности закончить в зрелости. А если говорить серьезно, если только можно о той поре говорить серьезно, то, как и многие, начал рифмовать с детских лет. В девять лет попытался опубликоваться в «Пионерской правде», поначалу получил добродушную, доброжелательную, но все-таки отповедь самого Самуила Яковлевича Маршака. Кстати, об этом я с любовью написал в преамбуле моей последней книги «Тост за Россию». Маршак написал с присущей ему тактичностью: «Дорогой Валера, стихи твои прочитал. Они мне, по-русски говоря, глянулись, но пока еще для публикации не созрели». Это письмо приходит мне в хутор Грачи (а мне было девять лет), и я читаю. Как это так! Мои стихи не могут быть опубликованы? Когда все друзья говорят, что нигде еще ничего подобного они не читали, когда сам колхозный счетовод сказал, что Валерка Калинкин очень хорошие стихи пишет, и т.д. и т.п.? Всю эту белиберду я выплеснул на бумагу и отправил Самуилу Яковлевичу Маршаку.

– Ответным письмом?

– Да, да. Я до сих пор удивляюсь, но не тому, что я, по-русски говоря, сунулся, и не тому, что получил отповедь. Я до сих пор снимаю шляпу, когда она у меня на голове, перед многотерпением великого поэта. Вот я проецирую ситуацию на сегодняшний день и думаю: ну кто из великих или из претендующих на великость будет так терпеливо объяснять сельскому взбалмошному пацану, почему его стихотворение пока еще не может быть опубликовано? К слову сказать, я все-таки прорвался на полосу «Пионерской правды», мое стихотворение было опубликовано. А самое главное не в этом, а в том, что Самуил Яковлевич рассмотрел во мне пусть не поэта, но человека, склонного к журналистской профессии. Он написал буквально следующее: «Дорогой Валера! Не все в мире занимаются стихами, но есть такая профессия – журналистика. Мне кажется, судя по твоим зарисовкам о жизни твоей школы, твоего класса, о жизни твоих хуторян, ты должен себя в этом попробовать». И я попробовал, сначала в журналистике пионерской, потом в комсомольской, а потом и в военной журналистике, сделав это своей профессией.

– То есть Самуил Яковлевич Вас благословил на этот путь?

– Конечно. А детское свое, условно говоря, творчество, я не могу вспоминать без улыбки. Сколько лет прошло, а у меня до сих пор перед глазами эта забавная картина.

Друг детства Васька Марчуков говорит нашей первой учительнице: «Ксения Ивановна, я не буду учить стихотворение “Мороз и солнце, день чудесный, еще ты дремлешь, друг прелестный…” Я лучше прочитаю Вам стихотворение Валерки Калинкина». И в самом деле подумаешь, что там для Васьки Марчукова Александр Сергеевич Пушкин? Когда есть «нетленка» Валерки Калинкина…

– В один ряд с Пушкиным одноклассники Вас ставили.

– Тем не менее хотел бы сказать, что сегодня я стою на пороге очень важного для меня события, моего творческого вечера, моего отчета за семьдесят пять лет жизни и пятьдесят пять лет творчества. Одиннадцатого ноября сего года на главной нашей духовной площадке, на главной сценической и духовной площадке нашего отечественного православия, в Зале церковных соборов Храма Христа Спасителя, я поведу разговор со зрителем о своем творчестве, о моем видении жизни, о том, чему я симпатизирую и что мне не по нутру.

– Большое спасибо за приглашение. Давайте сейчас покажем нашим телезрителям фрагмент выступления артистов с Вашим произведением.

Валерий Михайлович, Ваша первая основная профессия – военная журналистика – наверняка принесла Вам много впечатлений, которые сегодня преображаются в песни. Можете рассказать несколько историй из Вашей профессиональной деятельности нашим телезрителям?

– Я всегда говорил и работающим под моим началом журналистам, и тем, кто избирает путь военной журналистики, что в словосочетании «военная журналистика» оба слова – имена существительные; прилагательных в этой профессии нет и быть не может. А что касается переплавки, что ли, журналистских впечатлений в стихи, то скажу так: буквально в каждом моем стихотворении, где речь идет о смысле жизни, о верности избранному делу, о верности самому себе, почти стопроцентно мои журналистские впечатления ложатся в основу стихотворных.

– Ваша поэзия, как правило, более патриотическая. Или лирическое присутствует тоже?

– Как я уже говорил: и то, и другое. Я могу повториться, что патриотика тогда патриотика, когда она лирична, а лирика тогда лирика, когда она патриотична.

– Вам, как офицеру в запасе, я хочу задать такой вопрос: сегодня, когда все чаще дуют ветра холодной войны, очень много говорят о патриотизме. А что такое настоящий патриотизм?

– Уж, во всяком случае, не то, что сейчас цитируют из неудачной попытки классика сформулировать, что такое патриотизм. Почему-то многие наши деятели на радио,  телевидении (я исключаю из этого разговора каналы «Спас», «Союз» и другие подобные каналы) уцепились за фразу: «Патриотизм – последнее прибежище негодяев». Но они забыли, что классик-то вложил эти слова в уста героя совсем не положительных начал. Патриотизм для меня (я буду и не нов, и не оригинален), раз это патриотизм (корень слова – «патрио», что значит «родина»), – это преданность Родине, непозволительность говорить о ней в уничижительной тональности. Может быть, и не следовало бы говорить об этом, но вот недавно по радио «Шансон» прозвучала песня (это только подумать!), которую я цитировать не могу в силу приличного воспитания. Строчка там такая: «А мы исходим на…»  (дальше идет буква «г»). А там это полностью – «во имя матушки-России». Я думаю: что же ты не нашел для характеристики своей (нет, тут о любви, наверное, не говорить)… своего отношения к России другого образа? Что же ты рядом со словом «Россия» выплескиваешь эту помойку?

– Если это существует, значит, это кому-нибудь, наверное, нужно? Как Вы считаете?

– Безусловно. Для меня патриотизм начинается там, где начинается духовность, пронизанная любовью, где звучит песня, где идет сценическая постановка или демонстрируется фильм о верности России, о ее духовных исторических началах, не извращенных. И кончается он там, где начинаются совершенно противоположные оценки тому, что нами пройдено, что нами сделано, что нами достигнуто. У меня есть стихотворение «Что такое правда о войне?»

Что такое правда о войне?

Памяти щемящая истома?

Реквием в священной тишине?

Гулкие удары метронома?

Что такое правда о войне?

На земле взметнувшиеся грозы?

Наши, устоявшие в огне

Лучшие солдаты и матросы?

Что такое правда о войне?

Левитан в грохочущем эфире?

Алая гвоздика на броне

Легендарных "Т-34"?

Что такое правда о войне?

Горько, но в семье не без урода…

Полицай на вражьей стороне,

Трус и шкурник власовской породы.

Что такое правда о войне?

Только то, что будет жить веками,

На высокой искренней струне

Нашу память гордо окликая.

Что такое правда о войне?

Пусть о ней расскажут наши деды,

Те, что флаг в берлинской вышине

Над рейхстагом вскинули победно.

Что такое правда о войне?

Тот парад победной нашей славы?

Легендарный маршал на коне

Посреди ликующей державы?

Что такое правда о войне?

Ты, живущий, помнишь ли доныне?

Поклонись березовой стране

За ее железную твердыню.

Что такое правда о войне?

Реквием в священной тишине,

Боль души – щемящая истома,

Фото из семейного альбома,

Легендарный маршал на коне,

Алая гвоздика на броне

И святая память о войне

В гулком перестуке метронома.

 

Вот мое видение правды о минувшей войне, мое – сына фронтовика, мое – сына, продолжившего воинскую дорогу отца.

– Валерий Михайлович, хотел Вас спросить, коль уж мы заговорили о патриотизме. А патриотизм без веры в Бога возможен? Как Вы считаете?

– Я считаю, нет. Я, переживший эру махрового атеизма и переживающий сейчас славное время, говоря словами Святейшего Патриарха, воцерковление нации, считаю, что наши патриотические традиции все-таки коренятся в традициях нашего православия. Не случайно боевой клич всегда был: «За Россию, за Христа, за Христову веру!» Это триединство для меня было, есть и остается фундаментом нашего патриотизма. Может быть, опять я говорю громко, но тихо здесь, пожалуй, не скажешь: не представляю патриотизма, не представляю любви к России без доминирующей веры. Конечно, Россия – это и мусульманская, Россия – это где-то и иудаистская, но все-таки основа России, если даже просто спроецировать на численность верующего населения, – это прежде всего Россия православия, да не обидятся на меня представители других конфессий.

– Валерий Михайлович, а как Вы сами пришли к Богу?

– Я уходил от Бога и приходил к Богу вместе с моей мятущейся страной. Вот я начинал свою школьную дорогу: 1949 год, сельский мальчишка. Село у нас традиционно более патриархально и, конечно же, более верующее. В школе меня принимают в пионеры, а дома моя бабушка Арина (светлой памяти, прекрасная бабушка) срывает с меня пионерский галстук. В школе говорят о наших вождях, а дома мне говорят об их безбожии. И вот я между молотом и наковальней рос. И все-таки, честно надо было признаться, больше, конечно же, был атеистом, иначе было невозможно. Если бы я не был в партии, не был бы в журналистике. Потому что монопартийная система не предполагала нечленство в доминирующей партии, которая была руководящей партией в единственном числе. Она не допускала, чтобы там был человек, во всяком случае, верующий. Но знаете, что мне с улыбкой вспоминается? Мне с улыбкой вспоминается чтение газет той поры. Вот солдат Иванов, Петров или Сидоров пришел верующим, побеседовал с ним замполит, и пелена с глаз солдата упала. Я до сих пор хохочу над этим, при всем моем уважении к замполиту, при всем моем уважении к тому, что я сам где-то в чем-то был политработником. Ну куда там нашему брату снять эту так называемую «пелену»?

Когда я сейчас слушаю образец православной публицистики в исполнении нашего Святейшего Патриарха Кирилла, это высочайшая высота (простите мне тавтологию). Но и те люди, кто служит Церкви, независимо от масштабов, храм это или обыкновенная сельская часовенка, были куда как выше подготовлены (может быть, за редким исключением), чем наш ротный замполит. Тут я нисколько не в обиду ротным замполитам скажу. И нисколько не преувеличивая роль духовного слова.

– Валерий Михайлович, давайте мы продолжим нашу беседу в следующем выпуске программы «Канон». А сейчас, коль Вы вспомнили бабушку Арину, давайте послушаем песню в исполнении Ирины Шведовой, которая так и называется «Бабушка Арина» (муз.: А. Морозов).

Далеких лет сиреневые краски,

Милее нет поры и нет чудесней,

Уснуть бы вновь под бабушкины сказки,

Проснуться снова с бабушкиной песней.

 

Ах, бабушка Арина, ты помнишь, как бывало:

Улыбчиво корила, улыбчиво молчала.

Ах, бабушка Арина, начать бы все сначала,

Ах, бабушка Арина, начать бы все сначала,

 

Цвели сады и соловьи нам пели,

Плескались зори в тихой нашей речке.

Пройдут года, откружатся метели,

А ты в душе останешься навечно.

 

Далеких лет сиреневые краски,

Качает ветер старенькую зыбку.

Уснуть бы вновь под бабушкины сказки,

Проснуться снова под ее улыбку.

 

Ах, бабушка Арина, ты помнишь, как бывало:

Улыбчиво корила, улыбчиво молчала.

Ах, бабушка Арина, начать бы все сначала,

Ты мне – в окошке светом на перекате дней.

Вся жизнь моя согрета улыбкою твоей.

 

(Продолжение следует.)

Ведущий Александр Крузе

Записала Людмила Ульянова