Читаем Добротолюбие. Выпуск от 19 августа

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Сегодня мы начинаем читать некоторые наставления аввы Евагрия, монаха Понтийского, историю которого мы рассказали в прошлый раз и о проблематике слов которого мы уже говорили. Но еще раз подчеркну: здесь, в «Добротолюбии», собраны такие слова аввы Евагрия, которые никогда не вызывали вопросов, недоумений, соблазнов в среде монахов-аскетов, в среде святых отцов-подвижников.

«Добротолюбие» тем и характерно, что это не академический труд, это не патрология Миня, это не антология святоотеческой или просто монашеской письменности. Это именно сборник таких изречений подвижников, которые принимаются, проходят рецепцию у целого собора, собрания святых отцов-подвижников. Этот кодекс, этот список, эти тексты собирали, формировали и форматировали те люди, которых мы сейчас считаем святыми отцами, будь то Никодим Святогорец, или Феофан Затворник, или Паисий (Величковский). Они сами были святыми отцами, они были наследниками монашеской, аскетической традиции, и они выбирали такие тексты, которые в этой традиции так или иначе находили себе место. Хотя мы и не будем разбирать всех слов аввы Евагрия, даже помещенных в первый том «Добротолюбия», однако все равно надо иметь в виду: что бы мы ни говорили, ни свидетельствовали об авве Евагрии, здесь собраны именно те изречения, которые соборному подвижническому опыту представляются истинными и не представляются неправильными. Поэтому эти слова можно принять к сведению. Ну и, надеюсь, мы увидим, что действительно очень много замечательного опыта можно почерпнуть, читая слова аввы Евагрия.

Первый абзац его наставлений о подвижничестве:

 Христианство есть закон – Спасителя нашего Иисуса Христа, совмещающий, что касается жизни, познания вещей и Боговедения.

В этом отрывке много разных аспектов затронуто. Но, разумеется, это выражение, эту фразу ни в коем случае нельзя считать определением христианства, она на это не претендует и таковой не является. И хотя она носит привычную нам форму определения «христианство есть закон», но на самом деле это выражение аввы Евагрия говорит о другом.

Он пытается сказать, что христианство состоит (выразимся пока так) из трех частей, включает в себя три элемента деятельности человека. Или можно сказать так: целостность христианства, полнота его определяется жизнью, познанием и боговедением.

Во-первых, нужно понять, что, собственно, здесь хочет сказать именно авва Евагрий, а не то, как мы сейчас употребляем эти слова. Очень часто в нашем словоупотреблении (вообще человеческом и даже в современном христианском) все эти слова значат совсем не то, что они значили в то время. Нужно постараться не как-то понять эти слова по-своему, а именно попытаться понять, что хотел сказать этим сам авва Евагрий.

Под жизнью он понимает собственно нравственное поведение, нравственные поступки, то есть определение себя в отношении к людям, в жизни среди людей. Закон – действительно есть такое правило поведения, которым человек должен руководствоваться в повседневной своей жизни или просто в отношениях среди людей, где бы ему эти люди ни встречались: в монашеском общежитии, в пустыне, городе, селе.  У него есть определенные правила, которыми он должен руководствоваться в отношении к людям. Это все и будет христианской этикой.

И в целом (не точно, а в целом и общем) эта христианская этика совпадает с евангельскими заповедями, она определяется и описывается евангельскими заповедями. Хотя любой понимает, что слова Иисуса Христа («как хочешь, чтобы с тобой поступали люди, так и ты поступай с ними» или «не делай другому того, чего не хочешь, чтобы сделали тебе») общие для всех традиционных этических систем. Поэтому эти слова Иисуса Христа роднят нас в целом вообще с традиционной общечеловеческой этикой. Понятно, что есть заповеди, которые выходят за пределы этой этики. Но в целом мы можем сказать, что поведение в соответствии с христианскими, евангельскими заповедями будет поведением, жизнью христианской. Определяется это главным образом отношением к людям.

Вот это представление Евангелия как закона жизни очень понятно. Очень распространено такое выражение, очень часто встречается: Евангелие как норма жизни, Евангелие как закон жизни. И, по сути, жизнь по евангельским заповедям представляется очень многим авторам как закон христианской жизни. И с этим мы часто встречаемся именно как с законом жизни христианина.

Но и в более поздние времена по отношению к авве Евагрию (и частично у его современников; например, у Макария Великого) есть несколько другое понимание. Мы про это говорили, в частности, читая преподобного Макария Великого. Там именно заповедь предполагается не как закон, который мы исполняем; заповедь предполагается как сила, в которую мы облекаемся, то есть человек, исполняющий заповедь, облекается во Христа. И эта же мысль встречается у более поздних авторов, особенно у поздневизантийских. Но в целом в Новое и Новейшее время тоже все-таки значительно более часто встречается понимание именно евангельских заповедей как закона жизни христианина: ты должен это исполнять; если ты это исполняешь – правильно делаешь, не исполняешь – неправильно делаешь. Такое представление понятно и сейчас, оно воспринимается и транслируется и сейчас. Повсеместно мы говорим о том, что заповедь Божья, заповедь евангельская – это некая норма закона, которая должна определять наше поведение как некое предписание, как некое требование, некое положение, это статья закона: ты должен делать так, а если ты так не делаешь – иди и кайся, что не сделал. В некоторых рассуждениях нужно какое-то покаяние принести за это, какую-то епитимию принести, или ты будешь наказан за то, что не выполнил эту заповедь, не исполнил ее как заповедь закона.

Вот это понимание сейчас очень распространено: христианство как моральный кодекс, христианство как социальная норма, как норма, которой должно определяться поведение человека в социуме, христианство в целом, вообще это как норма человеческого бытия. Хотя сам авва Евагрий вовсе не утверждает, что это и есть христианство, он только говорит, что это часть христианства, это христианский закон. Само осуществление заповедей, правильное отношение к людям для него лишь часть христианства.

Но именно эта часть христианства в итоге-то стала целым, и в первую очередь в нашем собственном сознании. Это очень печально; наверно, даже пагубно, потому что это вольно или невольно возвращает нас к фарисейскому восприятию христианства. И мы очень много об этом говорили, когда читали последний раздел изречений преподобного Марка Подвижника, который, как мы видели, и был посвящен тем людям, тем мнениям, той области человеческого сознания, которое воспринимает христианство как оправдание делами, тем, что я все сделал правильно.

Сейчас в нашем восприятии смысл христианства заключается в том, что мы должны идти и исполнять заповеди Божьи: любить, прощать, жалеть, миловать, помогать, исцелять, заботиться, служить, делать добрые дела, строить, реконструировать и прочее. Все это действительно необходимо делать. Это правда нужно делать.

Но, по мнению корпуса святых отцов (не только аввы Евагрия, а  по совокупной, соборной мысли, выраженной древнейшими столпами христианского опыта, христианской жизни, христианскими авторами), это только часть христианства, это не есть собственно христианство, это только некая часть, а есть еще и другие части. И, по сути, то, что мы сейчас называем христианством, это своего рода усеченное христианство, редуцированное, урезанное, купированное христианство.

Если мы задумаемся над этим, то поймем, что, по сути, христианство вырождается просто в этику, просто в нормальные человеческие отношения между людьми. Вот, оказывается, в чем христианство – надо просто делать добрые дела. Но ведь тогда христианство ничем не отличается от этики, скажем, исламской или от этики, выраженной Конфуцием, или Лао-Цзы, или древнейшим корпусом индуистских текстов. В религиозной составляющей они отличаются очень сильно. Но именно с точки зрения этики, именно с точки зрения отношения человека к человеку. Евангельская этика (по крайней мере, на первый взгляд и не очень даже поверхностный взгляд) представляется продолжением в целом всей традиционной этики: прощай, помогай, будь справедливым, будь честным, не кради, не убивай, не завидуй, не присваивай, чти отца и мать, уважай законы государства и так далее.

Конечно, в некоторых своих заповедях Евангелие очень сильно противоречит общечеловеческой этике. Например: «кто любит отца или мать больше, нежели Меня, недостоин Меня». Или: «возлюбите врагов ваших, благословляйте гонящих вас, молитесь за обижающих вас». Это если и не противоречит, то, по крайней мере, очень сильно не походит на то, что мы слышим в положениях традиционных систем этики или, по крайней мере, так, как мы их понимаем и поверхностно знаем. Но в любом случае даже если мы все-таки впишем такие исключительно евангельские требования в контекст этики, все равно это очень-очень редуцированное христианство, и мы должны быть внимательны к этому.

Нам, конечно, очень не хватает доброты, нам очень не хватает любви и милосердия, нам на самом деле гораздо больше не хватает из всего перечисленного справедливости и честности. У нас очень много проблем с нашей нравственной жизнью, с нашим собственно человеческим уровнем жизни и общения, мы не дотягиваем до просто хорошего человека очень часто, а не то что до христианина и евангельского христианина. Но при всем при этом, даже если бы дотянули, это вовсе не христианство как оно есть, это только часть, без которой христианин и христианство невозможны. Только часть.

И второе, что является неотъемлемым требованием христианства, – это познание вещей. Мы не будем об этом много говорить. Собственно это видение того, что происходит в мире, понимание явлений жизни, понимание причинно-следственных связей, понимание того, как происходят события.

У нас в большинстве случаев сейчас этого понимания нет. Мы, например, видим, что какой-нибудь больной человек, инвалид добивается того, чтобы ему создали условия, чтобы он мог нормально включиться в жизнь общества. Он борется, чтобы ему было обеспечено то, что должно быть по Декларации прав человека, и то, что предписано законами и Конституцией. Его требования по закону правильные. Он борется и, скажем, добивается этого. То, что он добивается, приводит к каким-то возмущениям вполне здоровых людей против того, что он добился, потому что им обидно, почему инвалид добился, а мы не добились, чем мы хуже его?

Можно просто рассматривать этот социальный срез как некий казус. Но человек, имеющий ведение, видит в этом огромную, очень большую проблему, проблему отношения к больному человеку, проблему больного человека, инвалида с ограниченными возможностями, проблему общества, проблему государства. Он понимает, насколько на самом деле большая, застарелая, сложная эта проблема, уходящая очень далеко в какие-то ментальные структуры нашего коллективного сознания или коллективного бессознательного. Он начинает видеть это и понимает, что это всего лишь вскрываются тектонические напряжения, разрывы, которые в конце концов приведут наш народ к большой духовной катастрофе. Это ведение, это понимание и, разумеется, плач об этом –  это удел человека знающего.

Авва Евагрий всегда очень много говорил об этом ведении. Еще и до него началась эта практика разговора о том, что рассуждение является едва ли не высшей добродетелью христианина. Человек, имеющий благодать от Бога знать все, такой факт прозорливости – это одно. Рассуждение – это именно ведение, это понимание правильности вещей, и это очень часто не совпадает с нашими неофитскими порывами, очень часто не совпадает даже с тем, что мы считаем благочестием. Потому что мы давно потеряли рассуждение, мы давно потеряли навык изучения жизни, изучения вещей в этом мире, мы не ведаем вообще ничего в этом мире. И, собственно, сама христианская наука, как она поначалу возникла (от которой потом отпочкуется собственно наука, оторвавшись от христианских корней), это ведь именно изучение жизни, постижение жизни, внимание к жизни.

Особенно ярко об этом говорится у преподобного Максима Исповедника. Он более всего радуется тому, что наблюдение за жизнью, внимание и всматривание в жизнь, чтобы получить ведение о жизни, является очень важным для нормального существования Церкви. И Церковь может свидетельствовать о том, что является заблуждением, что ведет к духовным катастрофам, что является неправильным, что правильным, поскольку она есть столп утверждения истины. Это служение Церкви предполагает, что в Церкви есть возможность ведения тех вещей, которые существуют в мире, тех явлений, которые в мире происходят.

И третье, о чем говорит в этом отрывке авва Евагрий, третья необходимая часть христианства – боговедение. Это та часть христианства, которая всегда и безусловно утверждается всеми святыми отцами, без этого нет христианства, по мысли святых отцов. Они-то сами никогда не считали, что христианская этика и есть христианство. Они всегда говорили: при том, что это необходимая составляющая христианства, христианство же (и суть его, и цель его) в том, чтобы знать Бога, чтобы иметь возможность боговедения всегда и везде. И это то самое, что мы категорично не принимаем сейчас, не понимаем и не пытаемся это как-то осуществить. Мы, по сути, становимся просто христианами по форме, людьми, которые хотят жить по христианскому закону, не зная Бога.

Записала Инна Корепанова