Беседы с батюшкой. Отношение к жизни после смерти в мировых религиях

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает кандидат философских наук, заведующий кафедрой иностранных языков Санкт-Петербургской духовной академии, ответственный редактор научного журнала «Христианское чтение» священник Игорь Иванов.

– Дорогие друзья, в эти дни пасхальной радости мы с вами радуемся тому, что Господь наш воскрес из мертвых и всем нам даровал вечную жизнь и всеобщее воскресение. Как поется в тропаре Пасхи: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». В контексте и свете этого праздника было бы интересно поговорить о том, как относятся к смерти и видят вечную жизнь другие религии, поскольку мы с вами живем в мире и взаимодействуем с другими людьми. И, конечно, этот разговор важен как для расширения нашего кругозора, так и для помощи в возможной полемике.

Сегодня мы с отцом Игорем начинаем цикл бесед, посвященный тому, что мы будем говорить о мировых религиях в сравнении с христианством в контексте вопросов о душе и отношении к жизни после смерти.

Главным сегодняшним нашим тезисом является такой: мы верим в то, что воскреснем из мертвых, восстанем на суд, и верим в то, что нас ждет вечная жизнь. Но все ли религии согласны с этим? Это чаяние христиан, но мир большой, религий много, интересно, как видят этот момент их представители. Но начать хотелось бы с вопроса о том, что такое религия и что такое вера и как их различить? Они означают одно? Или есть какие-то различия?

– В религии важным моментом является структурность: наличие учения, обряда, культа и, соответственно, иерархии, которая совершает этот культ, то есть это большая социальная компонента. А вера может быть вполне индивидуальная и никак не выражаться ни в учении, ни в обряде, ни в культе. Человек может сидеть у себя дома, верить в то, что нечто есть, и на его уровне ему этого будет вполне достаточно. Также он может представлять себе, что душа его не умрет. Эта общечеловеческая уверенность, что душа неуничтожима, есть своего рода базовая вера. А то, что она Кем-то судится, проходит некое нравственное испытание и получает некое воздаяние, – это уже более сложный момент, и самому до него, может быть, и не додуматься.

Хотя здесь должна быть поправка. Как, например, когда мы движемся, должна быть поправка на ветер, иначе нас сдует. Противный ветер дует, и ощущаемое противодействие и в духовном плане, и на личном и социальном уровне мы видим в том, как зло действует и в нас самих, и в окружающих людях, и в событиях мировой истории. Это, конечно, вносит свои дополнительные моменты, затрудняет нам внятное и адекватное понимание и своей внутренней духовной природы, и ситуации с душой: что с ней может быть после смерти.

Базовый момент в том, что вера и религия едины в понимании неуничтожимости души как некой сущности, а дальше уже вопросы интерпретации. Если говорить о том же суде, то из египетских текстов, «Книги мертвых», известно, что душа взвешивается и приходит на суд. А эти тексты имеют древнейшую историю – несколько тысячелетий. Также о суде души можно прочитать в китайских текстах, об этих же моментах говорится в индуистской «Веданте». Единственно буддизм, будучи агностической мировоззренческой позицией, снимает это с повестки дня. Он вообще снимает с повестки дня понятия «смерть», «душа», «Бог», «мир» – получается какая-то невнятность, но зато снимается тревога.

Потому что когда есть четкое позиционирование того, что тебя ждет и что ты должен испытать, это вызывает тревогу. Это та онтологическая тревога, о которой говорил Хайдеггер и другие мыслители XX века, пережившие многие трагические события. Эта онтологическая тревога заставляет человека задуматься о своей судьбе после смерти. Потому что если все кончается со смертью, то жить фактически нет смысла, можно прямо сейчас расстаться с этой жизнью. Но антропология говорит о другом: что душа не имеет столь тесной связи с телом, что она разлучается с телом, но не исчезает, она не есть функция тела. Как Фейербах пытался в свое время свести все наши высшие моменты жизнедеятельности (такие, как разумность, духовность, душевность) к функциям телесным. Но это не совсем корректное сведение: мысли не выделяются в уме так же, как выделяется желчь в печени или сок в желудке.

– Какие религии можно обозначить как основные мировые? Ведь, в принципе, религий очень много, но есть те, которые принято считать основными.

– Есть религии Древнего мира, многие из которых уже не актуальны. И есть религии мировые, которые распространились повсеместно и до сих пор живы в мировоззрении своих носителей. Конечно, имеет смысл говорить об авраамических религиях: иудаизме, христианстве, исламе (если располагать их по хронологическому принципу). Также можно говорить про религии восточного ареала: индуизме, синтоизме, в какой-то степени даосизме и конфуцианстве, хотя в них религиозность минимализирована: там культ предков и жизненной силы, если говорить про даосизм.

Буддизм – специфическое явление. С одной стороны, Будда, как мы уже говорили, отошел от метафизических вопросов, но потом сам стал объектом религиозного почитания.

Таким образом, можно говорить, во-первых, про религии, присутствующие в нашем российском пространстве, – поскольку смотрят нас в основном россияне. Соответственно, про иудаизм, ислам, буддизм. Может быть, имеет смысл сказать несколько слов о шаманизме, его специфических практиках в отношении посмертного путешествия души, провожаемой шаманом в иной мир. И говорить обо всем этом в сравнении с христианством, чтобы, имея во главе угла здравое учение, понимать те отмежевания, разногласия и в то же время и некую общую основу, связанную с той природой, которую в нас вложил Господь и которая никак не меняется: не важно, буддист ты, индуист, мусульманин, иудей или христианин, но сама человеческая природа свидетельствует о правоте христианства. И человек, внятно относящийся к этой своей интроспекции, рано или поздно может понять, что его религиозное мировоззрение не совсем внятно и корректно отражает ситуацию. А в христианстве расставлены все точки и все недоумения сняты, во-первых, простым и четким примером Самого Господа, во-вторых, ситуациями, данными нам в Новом Завете.

Возьмем преображение на горе Фавор, когда явились Моисей, Илия и Господь беседовал с ними. Ситуация вполне реальная, но Моисей явился, будучи умершим, Илия – будучи вознесенным. Один в состоянии души после смерти, другой в состоянии сохранения душевно-телесного единства, но при этом в неком ином мире. И это воспринимается как реальная ситуация в таком контексте, и она дает сразу ответы на все вопросы. Во-первых, самоидентификация и того, и другого была явна и очевидна. Это не какие-то иные персонажи – аватары неизвестно кого, а вполне ясные и четкие личности, обладающие самосознанием, определенным видом, соответственно имеющие возможность общаться на личностном уровне. То есть распада личности не происходит.

Если мы говорим о буддизме и индуизме, то там вопрос о личностной целостности после смерти души очень невнятен. Что такое  душа как потоки дхарм? Получается, что нет никакой целостности, никакого единства, просто какие-то агрегатные состояния. На самом деле, если человек принимает такое мировоззрение, становится грустно. Кто же я такой? И если не представляю собой ничего цельного, только рябь на поверхности воды, то действительно никакого смысла в этом нет. Зачем тогда что-то делать? Лучше ничего не делать – и получается полная апатия и фактически самоуничтожение. Вместо полноты жизни минимализация всех жизненных факторов и фактически медленное угасание, то есть смерть еще при жизни – вот в чем ужас.

– Прежде чем продолжить, сделаю пометку, что вещаем мы, конечно, для россиян, но  не только, поскольку телеканал «Союз» смотрят по всему миру: где-то со спутника, где-то в Интернете. Ко мне даже недавно подошел один американец и сказал, что смотрел передачу, которая совсем недавно была в эфире. На мой вопрос, как он понимает, ответил, что ему переводит жена.

– Значит, нас могут, в принципе, смотреть индусы.

– То, о чем мы говорим, действительно интересно. И слава Богу, что есть такая тема для разговора.

Продолжим. У нас есть Символ веры, и часто люди удивляются. Нельзя сказать, что это молитва в буквальном смысле слова, потому что там нет никаких прошений, покаяния, а есть исповедь своей веры. И в нем есть строки: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь (воистину)». Что касается других религий, каким образом в них представлено отношение к смерти, как воспринимает себя в этом пространстве человек? Чего он ожидает от того, что находится за чертой физического существования?

– Если говорить о ветхозаветном иудаизме, в нем было минимальное представление о загробном бытии души: душа уходила в шеол и томилась там во мраке. Мы знаем, что пафос жизни свойственен ветхозаветному человеку, существует ветхозаветная поговорка: лучше быть живым псом, нежели мертвым львом. Соответственно, обетования, которые были даны избранному народу за соблюдение заповедей, касались непосредственно благополучия здесь и сейчас, на земле, как видимого знака Божьего благоволения.

Тем не менее существует и красочное пророчество о воскресении из мертвых из Книги Иезекииля – повествование о том, как мертвые кости облекутся новым телом и восстанет всякий живущий. И мы знаем, что во времена Христа, с одной стороны, были люди, которые не верили ни в загробную жизнь, ни в воскресение, но были и те, кто исповедовал веру в воскресение, как сестра Лазаря. Когда Господь пришел к Марфе и был разговор о воскресении, она сказала о Лазаре: «Да, Господи, верую, что воскреснет в последний день, как и все». И никак не могла представить, что буквально через несколько мгновений Христос подойдет к усыпальнице и произнесет: «Лазарь, выйди вон».

То есть была общая вера в воскресение, которая для современников Господа увенчалась торжеством победы над смертью. А далее те, кто принял воскресение Господне, стали христианами, проповедовали это событие по всему миру, тем самым еще больше укрепили общую уверенность в жизни души после смерти, даже более того – в восстановлении всей полноты человека в воскресении из мертвых. А те, которые отвергли воскресшего Господа, соответственно, сформировали свою интерпретацию. В чем-то она опиралась на Ветхий Завет, а в чем-то имела какие-то свои традиции.

Процитирую из еврейской энциклопедии: «В Талмуде представлено несколько точек зрения на посмертное существование души. Согласно одной из них после смерти праведника его душа вступает в рай, а душа грешника отправляется в ад. Согласно другому мнению – душа праведника, восходя на небо, пребывает вместе с другими душами в сокровищнице под Престолом Славы, где она находилась до своего вселения в тело». Здесь интересное представление о том, что душа имела предсуществование, прежде чем вселилась  в тело.

Дальше мысль продолжается: «Душа грешника продолжает пребывать в темнице на земле. В Талмуде есть еще и распространение такого старинного верования, по которому связь души и тела не прекращается немедленно после смерти человека, а продолжается в течение некоторого времени. Несколько дней или месяцев душа находится рядом с телом или даже в самом теле».

«Интересно, что в канун субботы еврею ниспосылается добавочная душа, которая покидает его на исходе субботы». Это субботняя интерпретация: поскольку суббота для еврея – день покоя, эта душа для него как некое благословение, скажем так, связанное с этим днем. Еще интересно, что согласно талмудическим представлениям «во время сна душа покидает человека и восходит на небо, где она черпает новые силы». Получается своего рода самодеятельная автономность души, которая может покидать тело, возноситься на небо, черпать там силы и возвращаться обратно в тело.

В любом случае здесь мы видим, что есть представление о самоидентификации души как личной силы и в то же время о некой автономности души от тела. Это тоже очень важно, потому что если мы говорим о полном единстве души и тела, тогда действительно с распадом тела на элементы душа тоже распадается на элементы. Это такой аристотелевский подход – когда душа как энтелехия тела оживляет его, а со смертью тела она, соответственно, исчезает. Платоновский подход заключается в том, что душа существует автономно, попадает в тело, оживляет его как некая идея; с разлучением души и тела, по одной греческой традиции, душа уходит в елисейские поля, где души праведников наслаждаются жизнью; по другой – есть аид, где душа испивает из реки забвения Леты, забывает о самой себе, своей жизни и влачится в мрачной пустыне. И есть третья ситуация: когда души уникальные, те, которые возвысились до созерцания блага, приобщаются к этому благу и пребывают в нем, насыщаясь и питаясь им, – это души философов. Для Платона и его сторонников есть некая концепция бессмертия души философов. Как тогда считалось, их души изначально имеют больший статус, нежели души обычной массы людей, но и после смерти они тоже приобретают блаженство, потому что уже здесь приобщились идее блага. Вопрос только в том, это благо личностное или не личностное.

Когда мы говорим про те религиозные концепции, где Благой, Сущий – это Господь личностный, тогда к Нему невозможно относиться как к объекту: что-то присвоить, что-то употребить – то есть относиться потребительски, а нужно соизмерять свою волю с волей Творца. Если же мы говорим о некой безликой силе, даже нирване, космической силе (как говорят пантеисты, душа после смерти растворяется, приобщаясь к какой-то плероме, безликой полноте), здесь уже несколько иная интерпретация. Многих людей в какой-то степени привлекает вторая ситуация – некое безличностное состояние блаженства, уготованное для души после смерти, где нет никакой идеи суда, идеи личностного общения с Богом, но только наслаждение блаженствами, которые обещаются. В принципе, даже в авраамической религии – исламе идея насаждения телесного зачастую превалирует над духовным единством с Аллахом. Хотя современные богословы интерпретируют вариации блаженства наслаждения телесного как некую метафору полноты наслаждения Аллахом, тем не менее эта метафора не нивелирует сами материальные наслаждения, ради которых души простых людей, может быть, прежде всего стремятся к этим телесным наслаждениям, за ними и идут.

– Интересный вопрос для православного человека, особенно для молодых людей, делающих свой выбор и сталкивающихся с тем, что, может быть, даже многие их друзья и знакомые относятся к категории ищущих и на этой стадии поиска могут проходить даже через самые разные мировоззрения и соприкасаться с самыми разными религиями. Находят для себя что-то понятное, открывая вертикаль веры: религии, концепции, мировоззрения.

Здесь возникает вопрос о том, что идея суда нравится не всем, и это часто является причиной того, что человек говорит: я ваше христианство не понимаю и не хочу понимать, потому что у вас как-то все очень сложно – нужно соблюдать какие-то правила, да еще и суд будет вдобавок ко всему; непонятно, как сложится твоя судьба после смерти. И люди выбирают более удобные формы, например индуизм. Как Вы думаете, какие еще могут быть причины?

– С одной стороны, людей действительно отпугивает идея суда. С другой – в индуизме одно из базовых учений о колесе сансары, когда человек получает несколько попыток. Сама идея реинкарнации европейцем воспринимается как идея позитивная, в отличие от индусов, воспринимающих ее как негативную. Для индуса это как проклятие: он не прошел с одной попытки, не соединился с брахманом и согласно закону кармы обречен еще раз пройти этот путь, полный страданий. И пока он не обретет освобождение от материальной зависимости, в чем и состоит суть перевоплощений, пока не поймет, что его главная задача – соединиться своим духом, атманом, с брахманом – высшим духом, он, соответственно, не получит освобождения от этой цепочки перевоплощений. И сама идея этих многоразовых попыток (и наша любвеобильность в отношении жизни, материальных благ – мы не переживаем жизнь как некое страдание и проклятие, в отличие от индусов) в какой-то степени привлекательна: несколько раз повторить «заходы», «нам за это ничего не будет», как нам кажется (потому что на самом деле согласно карме есть причинно-следственные отношения), и, возможно, в конце будет какой-то хеппи-энд.

Хотя если сравнивать брахманизм с христианством в обрядовом плане, то человек, именно соблюдая все предписания и уставы, вычитывая все полагающиеся культовые тексты, совершая жертвоприношения в храм, как раз надеется получить большее – в его понимании – обожение, чтобы затем соединиться с брахманом. Ведь даже при перевоплощении из касты в касту высшей кастой считается каста брахманов, из которой человек надеется уже попасть в ситуацию освобождения от материальной зависимости и соединения с верховным духом. И здесь, возможно, будет более тяжелая культовая ситуация, чем кажется человеку, относящемуся к индуизму с европейской поверхностностью. Такой человек не участвовал ни в одном обряде, ни в одном культе, не совершал никаких полагающихся по индуистскому уставу действий и, соответственно, не знает, что это такое. На самом деле его не примут, потому что настоящим индусом может быть только человек, рожденный в Индии и принадлежащий к какой-то касте.

Поэтому то, что рекламируется у нас, это квазииндуизм, йогические практики, которые скорее связаны с управлением своей энергией, получением каких-то дополнительных космических энергий. В принципе, это могут быть инфернальные энергии, потому что никакой ангел не будет проводником Божественной благодати, если человек занимается этими вещами. В лучшем случае он просто занимается физкультурой и как-то развивает себя, получая энергии своего же тела, в худшем случае это будет просто какая-то демонизация. Нужно очень внимательно, осторожно, не поверхностно относиться к этому, помня, что полностью включиться в эту традицию и получить все «бонусы», которые она предлагает тебе (попасть потом в нирвану), для европейца просто невозможно.

– «Соединиться с брахманом», «попасть в нирвану» – это тоже своеобразный путь человека, который уже завершил эту  жизнь в своем нынешнем виде. И что он ожидает в результате? Кратко прокомментируйте, что такое брахман и нирвана.

– Существуют две интерпретации. Одна традиция говорит о растворении души в божественном океане. Можно говорить о своего рода душевном пантеизме, когда все души растворяются в этом океане, теряя самоидентичность, уникальность, индивидуальность. Вторая традиция более обнадеживающая для человека, потому что исчезновение не очень привлекает, пусть даже оно связано с божественной полнотой: если я растворяюсь и это не я, то кто этим наслаждается? И вторая традиция как раз говорит о том, что сохраняется индивидуальная душа, которая участвует в вечном блаженстве в лоне брахмана. Здесь можно найти некую параллель, конечно отдаленную, но в каком-то духовном здравомыслии близкую к библейской мысли, что все-таки целью жизни верующего человека является личное общение с Богом. Он создал нас по Своему образу и подобию как личностей, и мы как свободные личности желаем с Ним общаться, подобно тому как общаемся друг с другом, но в той мере, насколько Сам Господь благоволит этому общению, воспринимает нас в Свое лоно.

Бог есть любовь, поэтому наша надежда весьма обнадеживающая: ни в каких других религиях так ясно и открыто не говорится, что Бог есть любовь, Благий, Милосердный, любящий Отец. Соответственно, сама идея суда воспринимается несколько иначе, потому что это суд самой души над собой. То есть мы не претерпеваем какой-то внешний суд, ожидая решения, как в зале судебных разбирательств, какой же приговор произнесет о нас судья, а сами осуждаем себя, свои грехи и только ждем, что наше покаяние будет достойным, искренним и нелицемерным, для того чтобы соответствовать силе любви прощающего нам Милосердного Бога.

– Как ислам смотрит на вечную жизнь? В нем существует некая общая концепция жизни после смерти, того, что ожидает верующего?

– С одной стороны, это учение о джаханнаме – аде, где наказываются все вероотступники, все те, кто не соблюдал законы и установления ислама, все язычники, иноверцы, не принявшие ислам; их там ожидает вечное мучение. А рай, называемый аль джанна, что переводится как «сад», знаком нам по описаниям в книгах, рассказывающих об исламе. Это место блаженства, где посреди этого сада бьет фонтан, растут диковинные плодовые деревья, которыми можно насыщаться, в этом саду есть гурии, с которыми можно телесно наслаждаться, и это блаженство тела имеет очень большую степень насыщенности: несколько тысяч гурий, постоянное вкушение пищи. В принципе, человеку простодушному это сверхудовлетворение может показаться даже мучением: мы понимаем, что излишек не полезен для организма. Вероятно, эта метафора для тех людей, которые развивали учение ислама и верили в него, действительно выражает полноту насыщенности этой загробной жизни, в которой нет никакого предела, ограничения, никакого конца. Настораживает материально-телесное акцентирование.

Если человек здесь привык к таким вещам и надеется получить их там, то, конечно, это тоже некий плацдарм для легкого обращения в ислам. Почему современному человеку потребительского мировоззрения удобно принять ислам? Не по каким-то высоким теологическим основаниям, когда, прочитав Коран, начинают лучше богословствовать, понимать онтологию, антропологию, а потому, что им хочется те же наслаждения, что приятны  здесь, получить и там, только в гораздо большем объеме и, может быть, не очень сложным путем соблюдения всех тех предписаний, которые дает ислам. В нем не так много предписаний, пять столпов ислама (молитва, намаз, пост, паломничество, милостыня, исповедуй веру в Аллаха и Магомета) достаточно для того, чтобы надеяться на получение вечного удовлетворения телесных потребностей.

– У нас остается время, для того чтобы кратко коснуться буддизма. Очень популярное направление туристических поездок – Азия, Таиланд, Малайзия, где очень много культовых сооружений: большие буддийские храмы и статуи. Но если в Малайзии присутствует умеренный ислам, то Таиланд считается в буддизме священным местом, поскольку там много монастырей. И люди начинают интересоваться, что же это такое, почему все так величественно, монахи отреченно сидят и молчат, фотографироваться не любят и т.д. Чего ожидает от вечной жизни буддист?

– Все, о чем Вы сейчас рассказали, это фактически культурно-цивилизационный религиозный парадокс, потому что если опираться непосредственно на учение Будды, который утвердительно не ответил ни на один из метафизических вопросов, невозможно выстроить никакой внятной культовой практики, религиозного учения. Чего ожидать человеку, если ответ на этот вопрос – «не знаю». Тем не менее факт остается фактом – дацаны существуют по всему миру, есть святыни, есть культы, обряды, но они посвящены непосредственно самому Будде.

Будда считается достигшим за свою жизнь нирваны, освободившимся от ненужных оборотов колеса сансары, ставшим бодхисаттвой – просветленным, который возвращается, чтобы помочь своим адептам пройти тот же самый путь и попасть в нирвану через различные воплощения. В некоторых традициях сам Будда фактически интерпретируется как один из аватаров верховного божества.

Конечно, с ответом на вопрос, что ожидает буддиста после смерти, ситуация очень странная. Его ничего не может ожидать, потому что он не знает, что такое нирвана, кто такой брахман, не знает, что такое его душа. Хотя в буддизме есть учение о телесных, психических, интеллектуальных состояниях. Как говорится в одной из буддийских сутр, для того чтобы достичь доступа к пониманию того, что же находится за пределами нашего материального мира, получить хотя бы понятие о брахмане, нужно сначала соответствовать  буддийскому идеалу нравственной чистоты: говорить правильные слова, иметь правильные мысли, правильные чувства, правильные деяния, то есть не оставлять никаких кармических следов, которые могли бы повлечь за собой повторное перевоплощение.

Достигнув этого состояния, человек может надеяться, что он, возможно, что-то узнает. Фактически буддизм – это попытка убрать все условности брахманизма и за одну жизнь достичь нирваны, не тревожась, не беспокоясь ни о каких вызовах, которые причиняют ему страдания. Есть жизнь, буддист принимает ее как таковую; есть смерть, он принимает ее как таковую. То есть стремится все принимать как данность и ни о чем не тревожиться, ни о чем не беспокоиться. Этот покой, который достигает буддист, и есть сама цель. Можно сказать, что согласно буддийскому целеполаганию состояние души после смерти – это некая успокоенность, умиротворенность. Если человек в какой-то степени достигает ее здесь, как эти буддийские монахи, которые ни от чего не приходят в волнение или тревогу, то находится уже в предвкушении того самого покоя.

– Наша сегодняшняя передача является вводной в том цикле, который мы начинаем и который будет посвящен интересным моментам мировых религий. О них стоит знать и для того, чтобы расширить кругозор, и чтобы вести диалог, миссионерство. Недавно вышел фильм «Молчание» о том, как католические священники проповедовали в Японии и как была допущена грубая миссионерская ошибка: будучи совершенно не знакомы с Японией, ее культурой, религией, они пришли и сказали, что их боги бесы, а они правы. Показаны трагические последствия этого, фильм очень трагический и вместе с тем очень поучительный.

Хотелось бы увенчать нашу программу основными моментами нашего христианского учения о жизни и воскресении. Естественно, мы об этом говорили, но для полноты картины можно еще раз обозначить основные моменты.

– Возникла мысль по поводу фильма и показанной в нем ситуации. Действительно, если посмотреть на подвиг всех религиозных мыслителей прошлого, будь то Сиддхартха Гаутама, будущий Будда, Конфуций или Лао-цзы, все они стремились вернуть человека к его исконному благородству. Порча присутствует в человеческой природе и видима в каждом поколении, то есть мы не можем назвать в исторически обозримом времени периоды, где бы не было противоборства добра и зла. И попытка вернуть человека к его достоинству человеческими усилиями даже с желанием приобщиться к какому-то высшему духовному опыту все время дает какой-то сбой.

Вероятно, не случайно Господь вел человечество через благородство, чтобы оно хранило то, что можно сохранить, в том же синтоизме, и на что не захотели опираться католические миссионеры. Опять-таки духовная борьба с духами тьмы очень четко фиксируется в любой религиозной традиции: есть искушающие демоны. Получается, эта ситуация выявилась таким образом для того, чтобы воплотился Сам Спаситель мира, умер за нас, взяв на Себя все грехи человечества... Только задумаемся, что уже совершена победа над смертью, уже совершена победа над грехом и есть надежда, что все праведники, которые двигались по этому благородному пути правды и истины, искали, как приобщиться Благому, Которого они именовали разными именами, но чаяли и жаждали Его, будут выведены Господом. Что Он вывел не только праведников из Своего народа, но всех-всех праведников. Спаситель совершил это и ради будущих праведников. И те, кто приобщается этой победе уже постфактум, идут за Христом, стремясь быть в Его духе и, подражая Ему, совершать те же дела, что совершал Он, насколько человеку вообще возможно приобщиться к Его состоянию.

Мы чаще говорим про Суд, но забываем, что мы сыны Божии по усыновлению и наследуем Царство Небесное, а не осуждаемся на что-то. И это приобщение всех праведников дохристианской эпохи и всех праведников христианской эпохи, наверное, и есть та самая драгоценная жемчужина, которую стремится обрести человек. И, обретая ее, он уже не нуждается ни в чем, не ищет ничего.

– Может быть, Вы подскажете нашим телезрителям, что можно было бы почитать о мировых религиях. Чтобы это были авторы, беспристрастные по отношению к той или иной позиции, или же авторы христианские, которые, познав полноту истины, размышляют о путях других религий, поиске Бога, о смерти и вечной жизни.

– С одной стороны, существует дореволюционная традиция, которая пресеклась в советский период и сейчас восстанавливается. Не так много православных религиоведов, но наиболее активный из них – отец Георгий Максимов, преподаватель Московской духовной академии. У него есть множество брошюр, пособий, в последнее время даже были изданы книжки карманного формата «Православие и буддизм», «Православие и ислам», где для понимания и наглядности приведены аутентичные тексты. Можно найти много информации по любому разделу.

Из дореволюционных времен – многотомный труд преподавателя о религиях мира епископа Хрисанфа (Ретивцева), нашей Санкт-Петербургской духовной академии, который не переиздавали. Возможно, какие-то его положения устарели, в силу того что прошло более ста лет и сейчас мы знаем больше о верованиях народов мира, тем не менее у него имеется сама православная установка и православная методология. По данной теме были исследования философов-религиоведов, например отца Павла Флоренского, можно почитать его книги.

Если говорить о светских авторах, которые пытались занимать нейтральную позицию, то это, наверное, Мирча Элиаде, представитель чикагской феноменологической школы, которая как раз делает акцент на том, чтобы не навешивать ярлыки, а воспринимать религию исходя из ее собственного содержания, изучая феномен таким, как он представлен в священных текстах или религиозных практиках. То есть необходимо правильно описать, выявить характерные черты и особенности, сопоставить, сравнить и найти какие-то архетипические черты. Единственный минус здесь, возможно, в том, что, увлекаясь архетипическими сюжетами, исследователи тем самым нивелируют уникальное содержание той или иной религиозной традиции, пытаясь как-то подвести ее под некий общий знаменатель. Но это методология любой науки – делать типологию, находить общее, видеть различия и строить системные модели. В любом случае, когда мы говорим о какой-то религиозной ситуации, мы говорим о некой модели, потому что жизнь идет, все время происходят какие-то корреляции, возникают новые идеи, в том числе несколько меняется религиозный опыт.

Важно, что существуют все-таки парадигмальные моменты, которые хорошо бы усвоить: например, пантеистическое мировоззрение и теистическое не могут быть совместимы. Как можно быть пантеистом и в то же время теистом? Это невозможно. Как можно верить в Промысл и в то же время говорить либо о жестком детерминизме, либо о волюнтаризме, то есть либо только человеческая воля, либо все предопределено Господом, но при этом нет симфонии человеческой воли и Божественной либо, наоборот, отторжение человеческой воли от воли Божественной? То есть свобода воли здесь не учитывается. Такие моменты имеет смысл прояснять по трудам богословов и религиозных мыслителей, которые непосредственно работали в той или иной традиции.

– Благодарю Вас, отец Игорь, за этот диалог. Конечно же, за одну передачу, да и за несколько, невозможно охватить всего, о чем хотелось бы поговорить. Поэтому надеюсь на дальнейшие встречи с Вами, на то, что они будут интересны нашим телезрителям. Думаю, в следующий раз мы с Вами сосредоточимся на одной из религий (в ее сравнении с христианским мировоззрением) и рассмотрим моменты, являющиеся ключевыми для христианства, которые будут важны для диалога, миссии, полемики и собственного просвещения человека.

Ведущий Михаил Проходцев

Записала Ксения Сосновская