Читаем Добротолюбие. «Исаак Сирин. Приемы вражеской брани». Священник Константин Корепанов

Мы продолжаем читать второй том «Добротолюбия», слова преподобного Исаака Сирина. Сегодня мы начинаем разговор, который у преподобного Исаака Сирина в «Добротолюбии» назван: «Приемы вражеской брани». На самом деле этот заголовок дан не им, это просто слова из его текста, а такой подзаголовок дал переводчик святитель Феофан Затворник. Несколько приемов вражеской брани рассматривает преподобный Исаак Сирин. И здесь святитель Феофан Затворник их систематизирует.

Начать бы мне хотелось прежде всего вот с чего. Есть фильм, лет десять назад выпущенный, называется он «Монах и бес». Этот фильм для меня ценен тем, что там есть замечательная фраза. Эта фраза замечательно смотрится в контексте фильма. Мне представляется, что ради этой фразы фильм и снят, все остальное – некий антураж, некая оправа для этой фразы, потому что в этом случае эта фраза никем не поймется, никем не осмыслится и никогда не будет принята человеческим сознанием. В самом конце фильма бес объясняет монаху, почему он присутствует в его жизни. Поскольку дальше у нас пойдет разговор об искушениях бесовских, это важно: «Я дан тебе для того, что, кроме как борьбой с нами, спастись, стать святым невозможно».

Это очень глубокая, очень правильная, очень святоотеческая мысль. Когда мы читаем слова святых отцов, почти всегда встречаем повествование о том, как бесы искушают человека. У современного человека возникает мнение, что все время они лезут и лезут. Нельзя просто так пожить? Нельзя просто так быть христианином? Просто ходить в храм, просто делать добрые дела, причащаться, исповедоваться, просто жить нормально?

Иногда на эти вопросы отвечают: «Это только у подвижников, они – особые люди». Нет. Они, конечно, подвижники, и они, конечно, особые люди. Но к такого рода подвижничеству, к такого рода избранности призван всякий. Не всякий этим избранным становится, как говорит Христос, много званых, но мало избранных (Лк. 14, 24). Избранничество предполагает брань. И апостол Павел так и пишет, что эта брань в той или иной степени, в той или иной форме, с той или иной амплитудой совершается в жизни каждого человека, который хочет быть избранным, которому избранным быть суждено. И другого способа нет. Только преодолевая искушения, преодолевая то, что случается с нами по проискам, хитрости, коварству, злобе этих падших духов, мы и можем укрепиться, возрасти в вере во Христа. Только благодаря этому мы и можем укрепиться в благодати Святого Духа и принести плоды Святого Духа. Другого способа нет.

Мы часто об этом забываем. Мы часто живем с интонацией просто пожить с верой во Христа. Это невозможно. В данном случае слова преподобного Исаака Сирина не только напоминают нам о необходимости брани, о неизбежности брани, они ее определенным образом структурируют, систематизируют, объясняя нам некоторые важные механизмы этой брани.

Вспомним апостола Павла, который говорит о том, что когда он боролся с ангелом сатаны, он не смог его побороть. Он много чего другого мог: мог мертвых воскрешать, больных исцелять, по водам ходить, мог человека бесу предать, мог на языках говорить. А вот своего собственного ангела сатаны не мог изгнать, потому что Бог сказал: «Терпи его, ибо он тебе необходим, сила Моя в немощи совершается (2 Кор. 12, 9)».

Обратим внимание и на то, что в данных словах преподобного Исаака Сирина речь идет о кознях бесовских, о брани бесовской, а не о визуальном противостоянии врагу. На самом деле визуальное противостояние врагу у подлинных подвижников благочестия бывает редко, и это не противоборство с врагом лицом к лицу. 

Визуальная борьба, когда человек видит бесов в каком-нибудь неприличном, неприятном виде, как бы они ему ни являлись, доставляя разные неудобства шумом, гамом, толканием, пинанием, искушением девицами, предлагаемыми яствами, тоже бывает, но бывает только у подвижников чрезвычайно, чрезмерно высокой жизни – таких, как преподобный Антоний Великий, преподобный Силуан Афонский. Это редкость, и это в виду мы не имеем, это не наша мера и нашей не будет никогда. В этом смысле можно успокоиться и выдохнуть – никогда нам с ними визуально не бороться.

Это вовсе не исключает самого характера борьбы. Они будут бороться, они будут докучать. И о том, как они борются, как докучают, в изложении преподобного Исаака Сирина и написано. Но и великие подвижники (и Исаак Сирин, и Антоний Великий, и Силуан Афонский, и Серафим Саровский) никогда не видели бесов лицом к лицу. А может быть, кто-то и видел, но это лишь то, что позволил увидеть ему Бог, приглашая его к перенесению брани, к перенесению искушений. На самом деле то, что есть бес по существу своему, вся его ненависть и ужас скрыты от подвижников. То, что они видят, – это всего лишь визуализация.

А вот прикосновение к более или менее реальному образу падших духов, бесов, происходит у людей, стоящих на пути очень плохом. Именно они могут прикоснуться к тому ужасу и к той ненависти, которую имеют к ним бесы. Это дается либо для того, чтобы отрезвить, испугать, исправить человека, чтобы он обратился к покаянию. Чтобы, ужаснувшись, захотел изменить свою жизнь. Но и тогда эта амплитуда ненависти и зла, изливаемого от злого духа на человека, находится под контролем. Если же человек увидит падшего духа во всем его подлинном естестве и существе, он просто умрет. Никаких других вариантов быть не может, жизнь в нем просто замрет. И это возможно только по одной причине, когда Бог совершенно человека оставил. Пока хоть на капельку, хоть на микроскопическую частичку Бог защищает и покрывает человека, с ним такого произойти не может.

210-й абзац:

У соперника нашего дьявола есть древний обычай со вступающими в подвиг хитро разнообразить борьбу свою. Употребляя против них разные оружия и соображаясь с намерением лица, изменяет он способ ратоборства. Первый прием вражеской брани. – Которые ленивы произволением и немощны помыслами, на тех с самого начала сильно нападает, восставляя против них сильные искушения, чтоб с первого подвига объяла их боязнь, путь их показался бы им жестоким и неудобопроходимым, – и сказали они: «если начало пути так тяжело и трудно, то может ли кто до самого конца его выдержать многие, предстоящие в нем борения?» И дьявол не долго ведет с ними брань, – но скоро обращает их в бегство. Это оттого, что с сомнением и холодностью вступили они в подвиг Господень. А Бог повелевает вступать в подвиг сей с готовностью умереть ради угождения Ему, обещая увенчать верного труженика честью мученичества. Как они в начале не решились предать себя на смерть, то и оказываются столь слабыми… и во всех бранях не бывают уже они устойчивы, будучи самолюбивы и более всего щадя свое тело. И враг гонит их, как бурею, не видя в них душевной силы, какую обык видеть во святых. По произволению человека стремиться к Богу, и Бог содействует, помогает и являет ему Свое о нем промышление. И дьявол не может приближаться к человеку или наводить на него искушения, если человек не вознерадит или Бог не попустит ему.

У этого первого приема есть хорошая иллюстрация: образ бабушки со шваброй, которая охраняла в свое время вход в Божий храм. Кто приходил в храм в 90-е, в 80-е, знает это. Она обычно наводила чистоту. И всякого, кто приходил в храм, она встречала криками: «Куда лезешь? Не так делаешь! Надень юбку! Вытри помаду! Сними шапку!» И прочие глаголы…

Сейчас таких бабушек в храмах нет. Сейчас нет в храмах и плохого пения, везде все очень хорошо. Сейчас батюшка не произносит с амвона обличительные проповеди против помады или брюк, против коротких юбок или блузок без рукавов. Никто не говорит о том, что люди не постятся и не молятся. Никто никак никого не обличает. Уже никто никого не призывает говеть перед причастием. Да и к исповеди уже не призывают. То там, то там слышишь, что исповедь уже давно отменилась, упразднилась как ненужный институт. И для причащения все чаще и чаще не требуется вообще ничего: ни подготовки, ни поста, ни исповеди, ни покаяния, ни примирения, приходи и причащайся. Все барьеры, так мешающие человеку, казалось бы, исчезают.

Но почему-то Бог от этого не становится ближе. Становится доступнее храм, становятся доступнее таинства, но не Бог. Бог не стал от этого доступнее, потому что расстояние между Богом и человеком – это не расстояние, на котором стоит священник или бабушка со шваброй. Это расстояние моего собственного неверия, это расстояние моей собственной нечистоты, моего собственного греха, это то, что есть в моем сердце. Этот барьер никто не может убрать, потому что воздвиг его я сам.

Даже если я причащаюсь, этот барьер мешает богообщению, ведь причащение есть общение с Богом. Но никто не общается с Богом через Причастие. Люди воспринимают его просто как некий ритуал, который помогает подзарядиться некоей энергией, помогает побороть болезнь или еще что-то, какие-то подпитывать в себе силы. Но актом богообщения, вступлением в общение с Богом во Христе это перестает быть.

Человек не чувствует Бога, не стремится к Богу, не слушает Бога, не ищет Бога во Христе. Для того чтобы началось это общение с Богом во Христе, требуется одно простое действие, к которому приводит наша вера, это действие отречения. Я должен от чего-то отречься, когда подходил креститься, я должен отречься от чего-то, переступая храм, я должен отречься от чего-то, когда иду причащаться. Отречение человека является условием богообщения. Отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мной (Мф. 16, 24), говорит Он Своим ученикам, тем, которых зовет.

Если ты откликнулся на зов, единственный способ действительно идти за Христом – это отвернуться себя и взять то, что дает тебе Бог, и идти, слушаясь Его. Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 4, 17). Покайся, обратись, отвернись, развернись, оставь позади то, к чему ты шел, и иди туда, куда Бог тебя зовет. Этот момент отречения предполагается всегда, без него нет никакого христианства. Нет, не было и никогда не будет, это невозможно ни при каких обстоятельствах.

Слова отвергнись себя и предполагают наличие первого искушения, первой брани, которой борет нас лукавый дух. Чем меньше отвергаются себя люди, чем меньше способов отвержения себя со стороны людей, тем больше приходится работать бесам. Раньше бабушка со шваброй решала много проблем: искушений духовных, искушений всякого другого рода у людей было гораздо меньше, потому что очень много на себя брала бабушка со шваброй.

И человек, который не обращал на нее внимания, а стоял у креста, не очень переживал о том, в шортах он или в сланцах, в татуировках или в пирсинге, лохматый или коротко подстриженный, он пришел сюда к Богу и больше ни на что не реагирует. Бабушка прыгала-прыгала, в конце концов убиралась восвояси, и человек в течение пятнадцати минут преодолевал все искушения бесовские первого порядка. Больше ничего не было, он больше ничего не знал. Он пришел в храм, пришел к Богу, никого не испугался, ничего с ним не случилось. И пост, и молитва, и первые шаги по храму, по церкви, чтение святых отцов давались ему легко, потому что пятнадцать минут танцев со швабрами вокруг этого человека решали проблему многонедельных искушений бесовских, которые испытывает человек в наше время, потому что надо же его как-то посмотреть, проверить, он действительно к Богу пришел или нет.

И всякий, кто любит себя, любит мир, кто приближается к Богу только для того, чтобы Бог дал ему все в этой жизни, отсеивается благодаря этим искушениям. «О, посты! Я их не выдержу. О, молитвы! Это что, их все читать? Я не могу! Да еще каждый день? Каждую неделю в храм? Четыре поста, да еще и среда, и пятница? Еще и милостыню давать? Этим-то, облезлым, вонючим? Да я не могу! Это все не для меня». Человек в течение недели понимает, что это все трудно, благодатной помощи он не встречает, потому что должно как-то оформиться его собственное произволение, а оно никак не оформляется. Он не вытерпел искушений и убежал.

Но удивительно, что в 90-е годы те, кто приходил в Церковь, этого не боялись именно потому, что они искали Бога всем сердцем, и бабушка со шваброй решала все эти проблемы за пятнадцать минут. И все им с тех пор поддавалось. Их не пугала еженедельная воскресная служба, не пугали великопостные шестичасовые службы, не пугал непонятный язык Псалтири, не пугало непонятное пение бабушек, когда порой вообще ничего нельзя было разобрать. Ничего не пугало, потому что они прошли через самый простой заслон, через который, однако, не каждый проходил.

Этот заслон в виде бесовских искушений необходим для того, чтобы определить серьезность намерений человека. Ты точно к Богу пришел? Или ты себя ищешь? Если ты себя ищешь, быстро отсеешься и уйдешь. Если ищешь Бога, то тебя такие трудности не напугают, ты же должен понимать, что ты к Богу пришел; стало быть, все серьезно.

Конечно, человек современный мечтает о том, что Бог должен давать ему все в его жизни. Не так уж он и не прав. Конечно, ему об этом говорят в разных проповедях, он и без этого так думает, что раз Бог есть, для чего Он еще нужен, как не обеспечивать комфортом в этой жизни? И, в общем-то, можно получить от Бога все, но есть одно условие. Он говорит: ищите прежде Царствия Божьего… и все это приложится вам (Мф. 6, 33). Ищите Его воли.

Если человек не готов искать воли Божьей, жить по воле Божьей, тогда, конечно, у него ничего не получится, он испугается и уйдет. Если человек просто пришел попросить в храм здоровья, то никаких проблем, походит раза два-три, и Бог ему даст здоровье, дело-то нехитрое. И деньги даст, не жалко же, ведь просит человек.

Но если человек решил причаститься Богу, решил вступить в завет с Богом (не просто урвать с царского стола укрух, а вступить с Ним в завет, в Крови Иисуса Христа стать частью Его семьи, частью народа Божьего, усыновиться или удочериться Ему, войти в Церковь), тогда надо потерпеть искушения, чтобы понять, что для вступления в завет, для соединения с Церковью, наследования вечной жизни необходимо отвергнуться себя. По-другому не получится.

На практике это происходит просто. Начал человек ходить в храм. Услышал что-то подобное, хочет соединиться с Богом, начал ходить, причастился. И вдруг восстают страсти, которые он в себе даже не знал. Начинает гневаться на жену (мужа), детей, становится раздраженным, с работы увольняют, там штраф повесили, гаишники на каждом перекрестке останавливают, дети не слушаются, с ними какие-то проблемы, немощь навалилась, болезнь какая-то, «молиться не могу», пост не идет, голова болит, вообще все рассыпается. 

Да, такое бывает. Но если человек не испугается, не отойдет, продолжает ходить в храм каждую неделю, исполняет то, что получается исполнить, криво, коряво пытается действительно помолиться, терпя все свалившиеся на него бедствия, не ропща на Бога, то все нормализуется, выстраивается, восстанавливается. Месяц или два, и все прошло.

Так было, например, с Моисеем, когда он пришел по воле Бога в Египет и говорит: «Ну все, сейчас будет у вас все хорошо». Пошел к царю, и стало все плохо. И народ возроптал. Так бывает. Это первое искушение для того, чтобы человек понял: «Все равно идти мне больше некуда. Ты – мой Бог. Да, я плохой, да, у меня ничего не получается, но идти мне некуда. Ты – моя жизнь». И все заканчивается: духи отходят, и человек получает искомую благодать Божью.

Записала Инна Корепанова