Слово в образе. Иконописец Дионисий

– Сегодня мы поговорим о Дионисии, о человеке, который продолжил знаменитое Палеологовское возрождение в русской культуре. Мастер, на долю которого выпала  сложная эпоха феодальных войн, но и эпоха утверждения Московского царства.

Дионисий был почти полным современником великого князя Ивана III. Когда мы с вами говорим о русских иконописцах, то нам всегда не хватает материала для биографии. Это касается и самой великой, и в то же время самой таинственной фигуры в русской изографии – Андрея Рублева. Много неясного и спорного в бурной жизни Феофана Грека.

Но дело в том, что Дионисий относится к роду Чириковых, а Чириковы – это единственный дворянский род, ведущий свое начало от Петра Савельевича Ордынского, который приехал в Русскую землю и поселился в городе Ростове, приняв, естественно, христианство. Таким образом, в лице Дионисия мы видим одного из представителей чингизидов. Царевич. Как это отразилось на судьбе Дионисия – мы не знаем. Не знаем мы и того, кто учил этого замечательного мастера, как сформировался его замечательный талант. Это поэт фресковой росписи, человек, у которого был безупречный вкус и безупречное чувство композиции.

Его первая работа была создана в 1467 году, это росписи в храме Рождества Пресвятой Богородицы в Свято-Пафнутиевом Боровском монастыре. Он работал вместе со старцем Митрофанием из Симонова монастыря. А кто такой старец Митрофаний? Кажется, кто-то, кто был в одной из артелей Андрея Рублева, но это все неточно, как это всегда бывает, но это удивительно интересно, потому что это позволяет нам проложить прямую преемственность от святого Андрея Рублева – к Дионисию, который завершает золотой век древнерусской иконописи.

Иван III – сын Василия Темного, с детства готовившийся стать государем, и он стал великим государем. Он видел работы Дионисия и Митрофания, и он пригласил, возможно, лично Дионисия приехать в Москву и начать работать в только что воздвигнутом Успенском соборе Московского Кремля – главном храме Московского государства, единого русского государства.

Здесь он будет расписывать иконостас, своды. Но, увы, от этих работ практически ничего не осталось. А что сохранилось в истории, так это плата, которую получил Дионисий за эту работу, она небывалая по своей величине – 100 рублей. Так высоко, так щедро еще ни одного иконописца не оценивали, даже Феофана Грека. И не случайно уже Андрей Васильевич Меньшой, брат Ивана III, просит Дионисия расписать на Кубенском озере Спасо-Каменный монастырь, и это будет сделано. А затем, уже в 1486 году, начинаются работы в Иосифо-Волоколамском монастыре, общение со святым Иосифом Волоцким.

От этих работ мало что осталось. Остались отдельные иконы, «Сретение», «Распятие» и «Одигитрия». Икона, которая навеяна византийскими традициями. Удивительно глубокая по колориту, традиционная и в то же время очень современная, несущая какое-то новое начало.

Во время работы в Иосифо-Волоцком монастыре в «Ведомостях» указывается, что Дионисий работает «со чады» – то есть со своими детьми, сыновьями. И указываются имена этих сыновей – Владимир и Феодосий. С этого времени мы говорим о Дионисии и сыновьях.

С 6 августа по 8 сентября 1502 года Дионисий и его сыновья расписывают собор Рождества Богородицы в Ферапонтовом монастыре. Всего-то чуть больше месяца работы – и живописная симфония на 600 кв. м. Удивительный памятник древнерусской культуры. Тем более удивительный, что он почти полностью сохранился. И тем более удивительный, что его не касалась рука никакого другого мастера с попыткой подновления или изменения, его никто никогда не штукатурил, никто никогда не пытался разрушить. Он сохранился с самого начала XVI века.

Это удивительная роспись в этом очень скромном монастыре, погруженном в природу Русского Севера, в эту нестеровскую красоту. И сам-то монастырь не имеет каких-либо пафосных, выдающихся архитектурных сооружений. Росписи нам дороги своей древностью, естественностью. Они нам дороги тем, что с ними связана наша замечательная история. Это светоносное, цветоносное, золотисто-синее чудо, которое сохранено для радости нашей и веры нашей, для восторга нашего от своей страны и тех мастеров, которые в этой стране есть.

Мы видим замечательные, удивительно спокойные, погруженные во внутреннее миросозерцание образы. Это, конечно, образ Вседержителя, Который находится в центре всей композиции, в купольном пространстве, в окружении архангелов и праотцев. Это, конечно, евангелисты, которые находятся в парусах; это простые, очень доступные и ясные композиции в нижнем ярусе. Это святые воины-мученики, которые покрывают столбы. Такой образ Церкви, которая сражается и побеждает. Побеждает прежде всего верой.

А как удивительны, как благостны образы святого Николая Мирликийского в дьяконнике! И даже Страшный Суд не несет в себе чего-то жутко разрушительного, он ведь тоже – часть этой органической, замкнутой и самодостаточной картины мира. Поразительно то, как эти росписи удивительно скомпонованы, когда ничто ничему не мешает, когда все вроде  традиционно – и так по-новому, задушевно звучит. Когда вы оказываетесь внутри этого пространства, вы словно бы оказываетесь в том самом мире Божием, который промыслен и который мы все никак не можем создать.

Это последняя работа Дионисия. Делал ли он что-то еще? Вполне возможно. В свое время Грабарь, который давал добро на то, чтобы сносились те или иные церкви как не имеющие художественной ценности, был в ужасе, что он однажды дал разрешение на снос одной из церквей (как будто Симеона и Анны в Замоскворечье), а там, оказывается, была фреска Дионисия и сыновей. Вроде бы сделанная уже после работы в Ферапонтовом монастыре.

Когда мы говорим о Дионисии, мы говорим о человеке, который, не мудрствуя лукаво, доверяя своей интуиции, своему ремеслу, своим сыновьям, коллегам, просто работал во славу Божию. Работал не самовыражаясь, а выражая свой восторг и свою любовь к Божьему миру и его Создателю.

Записала Полина Митрофанова