Православный взгляд. Беседа с секретарем Томской епархии архимандритом Иосифом (Еременко)

– Отец Иосиф, сегодня я хотел бы обсудить с Вами тему «Лихие 90-е». Скажите, Вы помните то состояние страны?

– Да, помню, но дать какой-то исчерпывающий анализ происходящего в то время я не могу, потому что в некотором смысле был объективно огражден от всего этого. В это время я как раз учился в Московской духовной семинарии и академии, был в стенах Троице-Сергиевой лавры, в келье преподобного Сергия, и все эти события в некотором смысле прошли мимо меня.

– Давайте тогда немножко порассуждаем о том, что связано с этим периодом. Может быть, Вы сами этот период не застали, но по рассказам своих знакомых, по каким-то телевизионным фильмам и репортажам Вы знаете, что тогда появился некий романтизм криминала. Как такое могло случиться? Ведь, по сути, вчера страна строила коммунизм и человек человеку был братом, другом и товарищем, и вдруг вот это криминальное. Получается, что это глубоко сидит внутри каждого человека и в любой момент может выплеснуться наружу?

– Возможность греха, возможность совершения зла есть в каждом человеке. Когда в годы советской власти пытались строить мир и благополучие без Бога, это всегда заканчивалось плохо. И когда разрушилась великая страна, эта вольница, этот грех выплеснулись наружу, потому что все стало можно – что хочу, то и ворочу. Оказалось, что нет какого-то внутреннего ценза, что ли, и мне кажется, что это пошло от бездуховности.

– А ведь это был период, когда религия, наоборот, начала потихоньку оживать, снова стали открываться храмы. Получается, что это было только внешне, не внутренне, потому что мы еще не успели это в себя впитать? 

– Каждый процесс, каждая перемена неоднозначны. Их нельзя изобразить какой-то одной краской. Да, это было время возрождения Церкви, но возрождение еще не вошло в жизнь людей настолько, чтобы они стали строить свою жизнь на евангельских началах.

– Скажите, не свернул ли кто-нибудь из Ваших товарищей детства в 90-е не на ту тропу? Про товарищей юности не говорю, потому что Вы сказали, что Ваша юность уже была с Богом, Вы были ограждены от каких-то житейских бурь. 

– Нет, такого опыта у меня не было. Может быть, потому, что не только юность была с Богом, но такое было от рождения.

– То есть с самого детства Вы общались только с воцерковленными людьми?

– Нет, я общался с разными людьми, потому что учился в школе... Не знаю, может быть, Господь меня хранил, ограждал.

– Отец Иосиф, мне доподлинно известно, что люди, занимавшиеся в 90-е годы криминалом, иногда жертвовали на храм довольно крупные суммы, и за счет этого храмы ремонтировались, реставрировались. Может ли Церковь принимать такой дар? Или Церковь может его принять, только если не знает, что он имеет какие-то криминальные начала?

– Опять же у меня не было такого опыта, потому что тогда я только начинал служить, это было время начала моего священнического пути. Но не будем судить. Ситуации были очень разными, и священник – не налоговый инспектор. Деньги принимались на возрождение храмов, и было действительно много возможностей для их вложения. Это и социальные проекты, и возрождение старых и строительство новых храмов.

Конечно, не любые деньги во благо, скажем так. Если у людей было неправильное представление, что с Богом можно договориться, то это неправильно. Можно было обмануть священника, но с Богом другие отношения, у Него другие представления о человеке.

– То есть здесь история как с раскаявшимся разбойником не срабатывала? Правильно ли я понимаю, что вначале человек должен был внутренне прийти к этому, а уже потом что-то жертвовать?

– Я уже говорил, что мы не будем об этом судить. Это были отношения того человека с Богом. Может быть, это был акт покаяния. Мы же знаем, что Закхей обирал, обманывал людей, а потом решил не просто отдать деньги, а отдать их с прибытком, сделать больше добра, чем было совершено зла. То время было очень трудным и неоднозначным, поэтому дать полный, исчерпывающий анализ – это, наверное, дело времени и более осведомленных людей.

– Сейчас Вы практикующий священник, все происходит на Ваших глазах. Вы по своей должности вынуждены общаться с абсолютно разными людьми. Как Вы оцениваете духовность нашего общества? Не буду говорить обо всей стране, но, допустим, конкретно на примере Томской епархии.

– Ну, если сравнивать наше время с девяностыми годами, то ситуация, конечно же, гораздо лучше. Воцерковленные люди – это люди высокой духовности, высоких моральных, нравственных принципов. Может быть, мне повезло, но я не сталкивался с другими людьми, если мы говорим о тех, кто что-то может сделать. В этом смысле за их пожертвования я совершенно спокоен, потому что на строительство, реставрацию, поддержание храмов, на социальные проекты, широко сейчас практикующиеся в Церкви, они жертвуют деньги, заработанные честным трудом.

– Я спросил про современное состояние общества, чтобы понять: если вдруг снова случатся какие-то потрясения, перемены, не будет ли повторения картины из лихих 90-х или, не дай Бог, 1917 года?

– Я бы такую возможность не исключал.

– А почему?

– Злое начало есть в каждом человеке... Эта борьба происходит у всех людей, и если вдруг появится какая-то форс-мажорная ситуация, не факт, что все справятся с ней.

– Что же делать?

– Здесь важно сильное государство. Если человек не понимает слов, не отвечает на призыв благоразумия, значит, он должен бояться совершать плохие дела. А если нет этой тормозящей силы, ограждающей людей от каких-то проявлений зла, тогда все может быть. Не дай Бог, конечно.

– Правильно ли я понимаю, что здесь очень важное значение имеет единство самой Церкви? Я прекрасно помню ситуацию, как в 90-х вместе с развалом Советского Союза в нашу страну нескончаемым потоком хлынули так называемые представители разных течений, в том числе и христианских. И вроде бы была свобода вероисповедания, но это было так: кто во что горазд. Единства не было. Может быть, в том числе и в этом причина таких взаимоотношений между людьми?

– Да, но здесь дело не в единстве Церкви. Церковь едина. Когда все стало можно и с Запада смрадным потоком хлынули к нам представители разных сект, это была диверсия против страны, направленная на то, чтобы расколоть общество, чтобы оно перестало быть единым, цельным, потому что тогда легче завоевать народ. Церковь сразу стала говорить об этом, но не сразу услышали, что это плохо, неправильно, что добром это не кончится. И сколько было поломанных судеб…

– Как Вы относитесь к тому, что сейчас происходит в нашей стране? Ведь какие-то секты по-прежнему действуют. Или все это уже не на таком уровне, как было раньше?

– Да, это не на таком уровне. Народ все-таки почувствовал, что там неправда, а неправда не может долго держаться, она все равно сдуется. В неправде нет жизненной силы. Какие-то секты есть, но многие из них запрещены государством как деструктивные, явно экстремистски настроенные. Вот с этим в том числе и борется государство.

– На Ваш взгляд, все, что тогда происходило, это следствие слабости государства или все-таки здесь больше духовного, того, что народ разучился жить с Богом?

– Я думаю, причина и в том, и в том. Никогда не было идеального состояния общества, чтобы все жили хорошо и правильно. Всегда находилось что-то неправильное, какая-то червоточинка, и в какой-то момент эта неправильность выплескивалась. И особенно ярко это проявилось в 90-е.

– На Ваш взгляд, есть ли что-то общее у 90-х годов и у революционных движений 1917 года?

– Там другие декорации, другая ситуация, но мне кажется, что в духовном смысле это тоже возникло не вдруг. Все это зрело, в том числе и бездуховность. Вот она и проявилась. Почему вдруг русский православный народ (правда, не все, конечно) ринулся разрушать храмы, сдергивать кресты, срывать купола?

– Но людей, настроенных против Церкви, было подавляющее меньшинство. В нашей программе неоднократно приводились данные соцопроса, по-моему, 20-х или 30-х годов, когда чуть ли не 90% людей назвали себя верующими. Тем не менее храмы разрушались…

– Это данные переписи населения. Когда к власти пришли люди, настроенные атеистически, у народа не хватило духовной силы противостоять им, хотя не вся масса бросилась в объятия этой мнимой свободы. Были и такие, которые не приняли всего этого, и они оказались жертвами этой репрессивной атаки.

– То есть у людей все-таки не хватило глубины веры? Если мы говорим, что подавляющее большинство людей были верующими, все-таки истинной веры не хватило, чтобы люди были готовы идти за Христа до самого креста, до распятия?

– Думаю, что это так, когда нет внутреннего, глубинного понимания, ради чего жить и ради чего стоит умереть. Именно этого не было. Все было поверхностным. Все привыкли быть как бы православными, а когда щелкнуло, то оказалось, что все это не имеет крепкого корня. Это дом, построенный на песке, и волнами цунами он был снесен.

– Сейчас обстоятельства в нашей стране и происходящее вокруг нее, как мне кажется, как раз способствуют тому, чтобы вера у людей укреплялась. Казалось бы, что еще должно произойти? Мы пережили ковид, началась СВО, а санкции – это уже капля в море по сравнению со всем остальным, но людей в храме больше не стало. Видите ли Вы это не только как секретарь Томской епархии, но и как человек, являющийся ключарем Петропавловского собора?

– Казалось бы, это так. До Великой Отечественной войны народ вроде бы внешне отказался от Бога, но достаточно вспомнить эту перепись населения, послужившую усилению репрессий. 22 июня 1941 года народ пошел в храмы, и власти были вынуждены разрешить праздновать Пасху, потому что духовный подъем был очевиден, храмы были переполнены. Сейчас, к сожалению, такого не случилось. В народе есть пословица: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится».

– Но гром-то грянул.

– Гром грянул, а народ креститься не умеет.

– Видимо, именно поэтому Вы сказали, что повторение 90-х не исключено.

– Не дай Бог, конечно.

– А ведь в начале Великой Отечественной войны Сталин обратился к народу: «Братья и сестры!» Мне кажется, это дало определенный эффект.

– Потому что у Сталина была христианская основа. Все-таки учеба в семинарии просто так не проходит.

– Вы являетесь ректором Томской духовной семинарии, поэтому знаете, о чем говорите.

– Да. 

– Давайте перейдем ко второй части нашей программы и поговорим о Рождественском посте. В этом году он начался даже раньше. Обычно пост начинается 28 ноября, но 27-го была среда, и пост начался с этого дня. Расскажите, для чего нужен этот пост, какие он имеет особенности. Мы постоянно говорим, что пост – это не диета. Но все-таки одно дело, когда это говорим мы, люди светские, а другое дело, когда об этом говорит священник.

– Да. И прежде всего люди хотят знать, что можно есть, а чего нельзя. Нельзя есть мясное, молочное, яйца. Можно есть всё растительного происхождения. Этот пост не такой строгий, как Великий, хотя по продолжительности такой же. В первой половине поста разрешена рыба, а после 19 декабря, дня памяти святителя Николая Чудотворца, меню немножко ужесточается – рыбу можно есть только в субботу и воскресенье.

Но существуют эти гастрономические, уставные правила, а есть еще и жизнь, жизненные ситуации, когда люди объективно не могут держать пост. Это беременные женщины, больные люди, военнослужащие.

– Наверное, еще и путешествующие.  

– Да, и путешествующие. Но сейчас в стране такая ситуация, что любой путешествующий может найти, где без проблем можно поесть постного. Особенно это видно в Великий пост: в любом ресторане, в любом кафе есть постное меню. Так что такая уловка сейчас не работает. Больным людям объективно требуется пища определенного рода. Но все это не главное, и не только в этом заключается пост. 

Рождественский пост – это подготовка к празднику Рождества Христова, к встрече Спасителя, рождающегося в этом мире. Верующие православные люди готовятся к этому, в чем-то ограничивая себя и давая место духовной жизни. Они по возможности больше ходят в храм, дома читают Священное Писание, духовную литературу, ограничивают себя в просмотре не только телевизионных программ, но и всяких интернет-каналов. То есть люди ограничивают себя от всего ненужного, потому что сейчас в жизни много этого ненужного, портящего жизнь.

– Наверное, будет правильно что-то ненужное заменить на что-либо нужное. Ведь если ты от всего себя оградил и просто лежишь на диване, вряд ли это принесет какую-то душевную пользу.

– Да, даже можешь уморить себя голодом, но это не будет постом. Можно думать о своей душе, о правильной жизни своих ближних.

– Меняется ли каким-то образом богослужебный круг во время Рождественского поста?

– Нет, он не меняется, как, например, меняется в Великом посту. Но люди, регулярно бывающие в храме, замечают, что уже появляются рождественские тексты. Мы запеваем: «Христос рождается». Когда человек имеет возможность каждый день быть в храме, он чувствует, что приближается время большого праздника.

– Не у каждого из нас все родственники, друзья, знакомые являются воцерковленными, православными, глубоко верующими людьми. И каждый год люди сталкиваются с одной и той же проблемой – Новый год как раз выпадает на Рождественский пост. Если человек оказывается в кругу хороших знакомых и чувствует себя белой вороной, потому что на столе вообще нет постных продуктов, что ему делать?

– Мы оставляем все это на совести каждого человека… И когда человек правильно воспринимает пост и действительно постится, для него нет вообще вопроса – пойти к друзьям или не пойти. Он занят своим, живет в церковной, православной атмосфере, и для него нет подобных вопросов. А если начинаются такие метания, не нужно себя мучить: идите и радуйтесь. Но это вовсе не значит, что я это разрешил.

– У нас еще есть вопросы телезрителей.

«Как найти крестных, если среди знакомых нет глубоко верующих людей?»

– Крестным становится священник, совершающий крещение.  

– В этом случае крещаемый не будет обделен. В дальнейшем он сможет спрашивать у него совета, еще чего-то. Потому что крестный – это на самом деле великая сила.

– Думаю, он только приобретает, потому что священник действительно будет за него молиться, и это самое главное.

– А батюшка в этом случае обязан согласиться?

– Конечно. Как же он оставит человека? Но здесь мы имеем в виду маленьких деток. А если это взрослый человек, то он может обойтись без крестных родителей.

– «Должен ли верующий принимать успокоительное или ему необходимо приходить в душевное равновесие с помощью молитвы?»

– Молитва, конечно, средство номер один. Это даже не средство номер один, а единственно важное средство в жизни человека. Но бывают ситуации, когда Господь дает нам врачей, а им дает особую благодать. Кстати, не так важно, верующий врач или нет. Мы знаем, что Господь приставляет к врачу особого ангела. И мы молимся, чтобы врач правильно поставил диагноз и назначил правильное лечение. Этим нельзя пренебрегать, иногда нам это нужно, когда сами мы не можем выйти из этой ситуации.

Ведущий Виталий Стёпкин

Записала Людмила Белицкая