Православный взгляд. Беседа с митрополитом Томским и Асиновским Ростиславом

– Мы сейчас находимся на пороге празднования памяти святых равноапостольных братьев Кирилла и Мефодия. В преддверии этого праздника в Томской области уже очень давно и традиционно на широкую ногу отмечаются Дни славянской письменности и культуры. Я бы хотел об этом с Вами сегодня поговорить.

– Действительно, 24 мая по новому стилю – день памяти святых просветителей славян, равноапостольных учителей Кирилла и Мефодия, поэтому не только в России, но и у других славянских народов в этот день – большой праздник, когда эти народы имеют возможность вспомнить о своих духовно-исторических корнях, духовных истоках.

Помню, когда я был еще ребенком и в Советском Союзе господствовала тотальная атеистическая идеология, до нас доходили сведения о событиях в Болгарии, тоже социалистическом государстве. Меня поражало, что в Болгарии день памяти святых Кирилла и Мефодия отмечался даже тогда на государственном уровне. И мне, еще подростку, было очень горько за нашу страну и за наш народ. Но прошло время, и, слава Богу, этот праздник прочно вошел в жизнь нашего народа и стал достоянием не только постоянных прихожан храмов, которые знают все праздники церковного года. Дни, которые окружают память святых просветителей славян, теперь наполняются множеством мероприятий, цель которых, конечно, одна: вспомнить о наших корнях. Глубоко заблуждается тот, кто с уверенностью смотрит в будущее, выбивая из-под своих ног тот фундамент, на котором только и можно это будущее возводить. И когда мы вспоминаем наших святых первоучителей Кирилла и Мефодия, мы как раз и говорим о наших духовных первоосновах, о фундаменте, на котором выросли и наша государственность, и наша культура, наша ментальность, или то, что мы называем духовно-нравственным кодом нашего народа. Ведь он не был изначально ниспослан нам с небес, он сложился в процессе исторического культурного бытия нашего народа. И здесь, конечно, огромная заслуга святых братьев.

Некоторые, даже празднуя День славянской письменности и культуры, не всегда понимают, кто же были Кирилл и Мефодий и в чем заключалась их миссия. Иногда на примитивном представлении создается иллюзия, что их заслуга лишь в том, что они составили славянскую азбуку. То есть, по сути, обеспечили русский народ некоей книжностью. На самом деле их подвиг был куда более глубоким. Прежде всего, они были апостолами, просветителями верой Христовой славянских народов. Они шли к этим народам не с целью обеспечить всеобщую грамотность либо еще что-то – они несли Евангелие, свет веры Христовой. Они хотели приобщить славянские народы к той духовной христианской культуре, которая в то время уже процветала в Византии, на Западе, потому что проповедь Евангелия открывала доступ к тем истокам христианской культуры, которые тогда существовали в европейских странах. Поэтому с проповедью Евангелия, с проповедью о Христе приходят сюда святые братья, чтобы для славянских народов стали понятными богослужение, Священное Писание и творения святых отцов. Они, а затем их ученики начинают не только проповедовать Христа, но и вводят на славянских землях, где они проповедуют, богослужение на церковнославянском языке, переводят, создав славянскую азбуку, богослужебные книги, книги Священного Писания: сначала Псалтирь, Евангелие, а потом и другие. Благодаря книжности славянские народы, в том числе и русский народ, получили доступ к той богатой христианской культуре, которая бережно хранилась с апостольских времен во многих странах, в частности в Византии. Поэтому миссия Кирилла и Мефодия очень и очень глубокая и ценная, и мы не должны об этом забывать.

– А церковнославянский язык, которым Церковь пользуется для своих богослужений сейчас, отличается от того, который привнесли в свое время Кирилл и Мефодий?

– Современный церковнославянский язык, хотя и отличается от того (любой язык со временем немножко видоизменяется), эти отличия не столь существенны. Если мы посмотрим церковнославянские книги домонгольского периода, то там увидим некоторые отличия от современного богослужебного языка. Но это тот же самый церковнославянский язык. Когда мы говорим об отличиях, то, думаю, стоит говорить не об отличии церковнославянского языка Кирилла и Мефодия от современного церковнославянского, а об отличии церковнославянского языка от разговорного, бытового языка того времени. На церковнославянском языке когда-то говорили наши предки, но со временем он изменился, и кто-то считает, что мы должны от него отказаться, поскольку теперь этот язык – такой, которым мы пользуемся в настоящее время в быту. На самом деле это не так. Церковнославянский язык никогда не был языком разговорным, бытовым. Это всегда был особый язык – возвышенный, язык проповедей, язык Священного Писания, богослужения. Он не был подвергнут влиянию низменных тенденций, он чужд сквернословию, греховной страстности. Ведь Кирилл и Мефодий, по сути, пользуясь той азбукой, которую они составили, попытались просто переложить книги Священного Писания, богослужебные книги на церковнославянский язык. Поэтому душой и стержнем этого языка были богословие, Священное Писание, молитва, богослужение. В этом плане он наиболее глубоко отображает дух и букву подлинных текстов, в отличие от каких-то интерпретаций Священного Писания при переводе на наречия и языки более позднего периода.

– Владыка, поправьте меня, если я ошибаюсь, но церковнославянский язык, на мой взгляд, очень похож на языки, которыми в повседневности пользуются люди других национальностей, славянские народы: болгары, поляки, украинцы. Как Вы думаете, может быть, имеет смысл Церкви поставить вопрос об изучении этого языка в школе как языка межнационального общения?

– Задача Церкви – проповедь слова Божия, проповедь Евангелия. А когда встает вопрос о межнациональном общении, о достижении не столько духовных, сколько (пусть и хороших, возвышенных) земных целей, Церковь ли должна ставить такой вопрос? Церковь крепко держится за церковнославянский язык в богослужении, хотя и среди людей церковных, в том числе иерархов, иногда раздаются возгласы: а не стоит ли перевести богослужебные тексты и Священное Писание на русский язык? Но на какой русский язык мы будем это переводить? Язык времен Державина? Но это будет не современный русский язык. Язык Пушкина? Уже сегодня его язык считается немного устаревшим. Помните «Сказку о царе Салтане»? «Кабы я была царица…» Кто сейчас говорит: «кабы я…»? Никто так не говорит. И многие обороты, которые встречаются у Пушкина, сегодня уже не употребляются. Значит, это должен быть язык не XIX века, даже уже не XX века. А на какой тогда язык переводить? Язык XXI века? Но лет через 20 или 30 и он будет устаревшим. То есть мы должны каждые пять лет переводить священные тексты на какой-то новый язык? Церковь должна гнаться за этим меняющимся, иногда в тартарары несущимся миром? Конечно, нет. В этом мятущемся, быстро меняющемся мире должны быть какие-то отголоски вечности, постоянства, того, что не подвержено сиюминутным веяниям. Я видел переводы некоторых художественных произведений на современный язык; в частности, оды Державина «Бог» – одного из его лучших произведений. Ну, просто исковеркали прекрасное произведение. Да, звучит понятно, но это просто примитивизация.

Церковнославянский язык является общей платформой для всех славянских народов. Особенно это чувствуешь, когда приезжаешь на Святую Гору Афон. Когда посещаешь греческие монастыри, естественно, что там служба на греческом языке. Но это тоже не разговорный греческий язык. Греческое богослужение проходит не на том языке, на котором говорят современные греки, который используется в магазинах и на базарах. Это совершенно другой язык, – язык Священного Писания, богослужения.

Паломники из России посещают славянские монастыри, например болгарский (а болгарский и русский языки очень близки, они оба славянские), и когда мы видим печатные тексты на болгарском, их довольно легко понять, а на слух понять болгарскую речь не так просто. То же можно сказать и о современном сербском языке: несмотря на значительную близость к русскому языку, на слух он малопонятный для нас. Но вот мы приходим на богослужение в болгарский монастырь Зограф: богослужение там совершается на том же церковнославянском языке, на котором оно совершается во всех храмах Русской Православной Церкви. Приходим мы в сербский монастырь Хиландар – и там богослужение совершается на том же самом церковнославянском языке. Конечно же, это тот язык, которы й нас всех объединяет.

И культурологически он тоже нас объединяет. Кроме того, этот язык несет в себе некую смысловую нагрузку, которая дает нам почувствовать наши корни, наши истоки, поэтому изучение церковнославянского языка в той или иной форме в школах было бы, мне кажется, очень полезно. Должна ли Церковь ставить этот вопрос? Мне кажется, здесь вопрос открытый. Это нужно не только Церкви, потому что Церковь и так трепетно относится к церковнославянскому языку. Это нужно обществу, стране, это нужно молодежи (а я думаю, чтобы стать действительно глубокими людьми, необходимо бережное отношение к церковнославянскому языку). В тех славянских странах, где отказались от церковнославянского языка, в том числе и в богослужении, специалисты говорят, что, к большому сожалению, наблюдается некая примитивизация и богословской мысли, и ответственного отношения к слову.

Когда сейчас кто-то поднимает вопрос о том, что богослужение на церковнославянском языке не совсем и не всегда бывает понятно, это вопрос об упрощении до примитивности нашей церковной, духовной, культурной, государственной жизни. Отказываясь от нашей традиционной языковой духовной культуры, мы становимся на путь, который ведет нас не к росту, а к деградации, в том числе не только духовной, но и ментальной.

Другое дело, что какие-то выражения церковнославянского языка со временем становятся совершенно непонятными. Некоторые выражения, которые имели одно значение в древности, сейчас иногда приобретают совершенно иное значение. Поэтому, конечно, замена отдельных слов на другие всегда имела место в церковнославянском языке как некая альтернатива. Если в некоторых местах употребляется другое слово вместо ныне совершенно забытого и вышедшего из употребления, такая корректировка богослужебных текстов вполне возможна. Хотя это тоже не такой простой вопрос. Кто этим будет заниматься? Например, в Москве мы соберем ученых и скорректируем это. А примут ли такую корректировку в Сербии, в Болгарии? В любом случае это будет иметь какое-то местное значение. Иногда некоторые предлагают отдать вопрос о том, на каком языке совершать богослужение, на откуп отдельным общинам. Если где-то, в каком-то месте, скажем, на Чукотке, община считает, что удобнее совершать богослужение на чукотском языке, то и пусть, раз прихожане так считают. Если не все богослужение, то, по крайней мере, Евангелие пусть читают на местном языке. Но на самом деле ведь в храм приходят не только постоянные члены этой религиозной общины. К ним приходят люди из других общин. А если они не знают чукотского языка? Они выпадают из этой культуры. А церковнославянский язык нас всех объединяет, роднит.

Я помню, еще во времена Советского Союза, когда не так много было действующих монастырей и в паломничестве их все посетить было не так сложно, я совершал паломничество в Почаевскую Успенскую лавру и другие монастыри. Приезжаешь туда – там богослужение на церковнославянском языке, таком же родном и понятном, как и во всех других местах. Причем церковнославянское богослужение совершалось на Украине всегда, еще до воссоединения так называемой Украины с Россией, при Богдане Хмельницком. Некоторые считают, что церковнославянский язык – это некий устаревший вариант русского языка, а украинский язык – непонятно откуда взявшийся и непонятно как сложившийся. Если мы посмотрим богослужебные книги либо времен Киевской Руси, либо когда Церковь на Украине представляла из себя западную митрополию под омофором патриарха Константинопольского, то все они были именно на церковнославянском языке. Когда книгопечатание появилось, они были изданы, были читаемы, и первая славянская Библия, которая стала основой для издания и первой Московской Библии, и Елизаветинской Библии, где была напечатана? В Остроге, это территория Западной Украины, в княжестве князя Константина Константиновича Острожского. И какой язык в Острожской Библии? Конечно же, церковнославянский.

– Давайте перейдем ко второй части нашей программы: 25 мая Русская Православная Церковь чтит память патриарха Московского и всея Руси Гермогена. Хотелось бы, чтобы Вы рассказали об этом патриархе. Почему его причислили к лику святых?

 – Церковь причисляет угодников Божиих к лику святых не за что-то, это не поощрение: не почетный титул или звание, не кубок, не приз. Это – свидетельство Церкви. Когда речь идет о канонизации святых, это же не значит, что вчера этот человек не был святым, а сегодня Церковь своей властью присвоила ему звание святого. Нет, святость – это Божественное свойство. Свят только Господь. Но когда Господь сотворил человека, Он сотворил его по образу и подобию Своему. Каждый человек имеет потенциальную возможность уподобляться Богу в меру сил и возможностей. И те люди, которые уподобляются Богу в исполнении Его заповедей, стяжают Божественную благодать Духа Святого и становятся носителями Божественной святости. Вот кто такие святые. Именно поэтому они святые. Когда Церковь в ком-то разглядела эту святость, она решила об этом объявить: вот человек святой.

Поэтому Церковь засвидетельствовала святость священномученика Гермогена, который возглавлял Русскую Православную Церковь в сложное время, вошедшее в историю под названием Смутного. Тогда наше Российское государство было на грани гибели, поскольку пресеклась династия Рюриковичей на царском престоле и в России начались нестроения. Многие боярские роды и династии стали претендовать на царский престол: Годуновы, Шуйские и другие. Этим воспользовались самозванцы: Лжедмитрий I, Лжедмитрий II. За самозванцами всегда стояли давние недруги России на Западе. Один Лжедмитрий стал ставленником польских властей, которые поставили задачу не просто политически подчинить себе Россию, но и, что самое опасное, лишить русских людей православной веры, навязав им западный вариант христианства, обратив русский народ в католичество. К сожалению, определенная часть русской элиты готова была идти на сговор с польско-литовскими интервентами, такие стали предателями. Поляки захватили Москву, Кремль, то есть, по сути, государство Российское оказалось на грани гибели. Одним из немногих, кто сохранял верность православной вере и отстаивал независимость нашего государства, был Святейший патриарх Гермоген, который за это был низвержен со своего патриаршего престола, заключен в темницу Чудова монастыря на территории Кремля и замучен поляками до смерти, то есть принял мученическую кончину. Но даже находясь в стесненных обстоятельствах, патриарх Гермоген сумел направлять свои послания и грамоты к русскому народу, который всегда был защитником свободы и независимости нашей страны и защищал православную веру от всех, кто покушался на нее. И здесь снова к русскому народу обращается патриарх Гермоген. Эти послания патриарха, как и послания защитников Троице-Сергиевой лавры, «троицких сидельцев», как их тогда называли, или монахов лавры, доходят до слуха и сердец русского народа.

В Нижнем Новгороде, который тогда не был захвачен поляками, начинает собираться ополчение со всех русских земель, что еще не завоеваны врагами, и с Казанской иконой Божией Матери это ополчение, возглавляемое Мининым и Пожарским, идет к Москве. Враг изгоняется с территории нашей страны, во главе нашего государства встает первый царь династии Романовых, Михаил Федорович. И наступает новый период в жизни нашего государства. Период, который позволил России стать одной из ведущих стран не только Европы, но и всего мира. Конечно, таким стойким защитником православной веры и государственности был и остается Святейший патриарх Гермоген.

Теперь у нас 4 ноября отмечается государственный праздник День народного единства, посвященный этим событиям; так вот, вдохновителем этого единства был как раз патриарх Гермоген. Поэтому в Александровском саду в Москве, у стен древнего Московского Кремля, когда мы отмечали 400-летие завершения этого смутного периода, был поставлен памятник священномученику патриарху Гермогену, как раз напротив старого корпуса МГУ. Памятник очень величественный. А у нас в Томске есть одна бесценная святыня – частица мощей святого священномученика Гермогена. Мощи его обретались и переносились из Чудова монастыря в Успенский собор в 1913 году, когда митрополитом Московским, который и организовывал мероприятия, связанные с канонизацией, был томский подвижник святитель Макарий (Невский). И когда мощи святителя были обретены, то частицу его мощей, а именно фалангу одного из пальцев, он поместил в особую капсулу, которую вделал в икону священномученика Гермогена, и прислал нашей земле в благословение. И, находясь в Москве, он возносил молитву о сибиряках, об Алтае, о Томске. Здесь, в Томске, тогда проживала одна из его духовных чад, Субботина, которая возглавляла женское епархиальное училище, и ей для храма при этом училище и передал эту реликвию святитель Макарий (Невский).

С тех пор произошло много изменений в духовном ландшафте Томска, многие храмы и монастыри были закрыты, разрушены в годы советской власти, но эту икону томичи уберегли. И когда после Великой Отечественной войны в Томске открылась Троицкая церковь, эта святыня была принесена верующими туда и в настоящее время является одной из главных святынь не только Троицкого храма, но и всей нашей Томской епархии.

– Один блиц-вопрос: «Уместно ли дарить драгоценности? С одной стороны, это – безделушки, с другой – они всегда в цене».

– Не зря говорят, что лучший подарок – это внимание. А как это внимание реализовывается?.. Всегда стоит вопрос: для чего мы что-то делаем? С какой целью мы совершаем тот или другой поступок? Если наше ювелирное украшение служит человеческой гордыне, разжиганию каких-то страстей – конечно, тогда это нехороший подарок. С другой стороны – это ценная вещь, которая всегда является аккумулированием средств человека, и он всегда, в случае нужды, сможет ими воспользоваться. Почему бы и нет? Если подарок от чистого сердца и не разжигает никаких человеческих пороков и страстей, мне кажется, вполне уместен и такой подарок.