Плод веры. Общественный деятель, писатель и публицист Александр Гезалов. Часть 1

Могут ли общественные организации серьезно влиять на развитие российского общества? Почему помощь нуждающимся объединяет сотни людей? Как найти свое призвание в делах милосердия и благотворительности? Рассказывает Александр Гезалов, руководитель наставнического центра.

– Александр, по доброй традиции мы встречаемся с Вами приблизительно раз в год. Подводим определенные итоги, обозначаем перспективы. В этом году исполнится пять лет Вашему центру, но в общественной деятельности Вы уже больше двадцати лет?

– В этом году будет двадцать семь. Уже 27 лет я занимаюсь общественным служением.

– Иногда возникают сомнения в том, что работа общественников приносит какую-то значимую помощь, значимый результат. Кажется, помогли одной семье, второй… но в масштабах страны это же такая мелочь… У Вас не возникает вопросов? Вы какую-то реальную пользу приносите обществу? Вы это чувствуете? Как Вы для себя обозначаете, что Ваша деятельность действительно полезна?

– Общественная работа – это как книга. Каждый раз, сделав что-то, перелистываешь страницу. Книга уже достаточно большая получилась. Это конкретные судьбы, конкретные проекты и мероприятия. В той же Карелии: я оттуда уехал уже много лет назад, а то, что там сделано, до сих пор стоит. Там построены часовни, храмы, открыт Центр при храме святой великомученицы Екатерины. Есть проектные решения, которые остаются, сохраняются, а есть те, которые проходят. Например, семье помогли – семья восстановилась; помощь оказана – листаем дальше. Книга большая, и чем больше будет людей, которые будут такие книги создавать, тем больше будет результатов в стране. Каждый человек на своем месте может что-то делать, и такие «Книги жизни» (назову их так) реализовывать. И тогда будет результат в каждом месте, в любой точке страны. Надо такие книги созидать.

– Другой стереотип, который существует: почему общественники замещают государство? Нуждающимся должны помогать социальные органы. Почему это должны делать люди? Почему должны собирать погорельцам, семьям, в которых есть больные дети? Почему этим не занимается государство? Закончится ли когда-нибудь то, что на общественниках лежит такой крест?

– На самом деле цель общественной деятельности – это по большому счету помощь государству. Помощь там, где государство не успевает, где тональность деятельности не совсем совпадает с социальным заказом. Например, детский дом – это не то, что необходимо ребенку из семьи. Государство другой альтернативы предложить не может, кроме как поместить ребенка в детский дом, в приют или отдать в приемную семью. Представители общественного сектора, гражданского общества находятся как раз в том пространстве, куда рука государства не достает.

Поэтому мне кажется, что задача гражданского общества – помогать. Само государство состоит из гражданского общества, это его часть. Даже чиновники, которые занимают посты, депутаты, – это представители гражданского общества. Другое дело, что (хотя они облечены властью, ресурсами и возможностями) их подходы к реализации некоторых проектов не всегда совпадают с тем, что необходимо. Поэтому активность граждан, их иной взгляд на проблемы, подходы, технологии, методы помогают качественно менять ситуации, в которые попадают семьи или социальные группы (дети с ОВЗ, люди, находящиеся в местах лишения свободы, бездомные и т.д.). Это те, что выпали из общественного пространства, и у государства просто не хватает ресурсов для того, чтобы до каждого дойти и объяснить, что есть возможность в это пространство вернуться. Таким «ходоком» оказывается представитель гражданского сектора, который приходит к конкретному человеку и помогает ему.

– То есть общественники более гибки в своей деятельности? Потому что государство ограничено определенными регламентами. Те же чиновники, как я понимаю, может быть, и хотели бы помочь семье, но у них нет ни ресурсов, ни возможностей, ни инструкций, как помочь им в трудной ситуации сохранить ребенка. Им проще забрать его в детский дом. Я правильно Вас понимаю?

– У них же поток. У них статистика, регламентные документы, законодательство и т.д. А общественник очень часто выходит за нормы законодательства. Потому что выше закона все же нравственность. Закон присутствует, но в нем нравственного довольно мало. Например, изъять ребенка из семьи – это совсем не нравственно. Но если родители ведут себя не вполне адекватно, государство и законы декларируют жесткие меры – изъятие, санкции. А общественные организации предлагают другие услуги, не карательного характера. Это может быть гуманитарная помощь, юридическая помощь, поиск работы, устройство в садик и т.п. Действительно, у них более гибкий подход в работе с социальным клиентом, я бы так это назвал. Есть разница в менторском отношении со стороны государства и более лояльном, более человечном подходе со стороны гражданского общества.

– То есть вы в каждом случае идете от потребностей, от того, что необходимо конкретной семье. Это тоже складывается в некую общую картину, потому что таких семей много, с которыми вы и другие общественники работаете. Эти тенденции, которые вы выявляете, доносятся как-то до представителей власти? Вы как-то влияете на изменение подходов чиновников к этим семьям? За эти почти 30 лет вашей работы что-нибудь удалось изменить в государственных подходах к решению проблем нуждающихся?

– Люди, которые помогают, будут всегда рядом, всегда будут помогать. Государство меняет свои подходы, методы и технологии, когда, помимо конкретной работы с семьями, находятся площадки, на которых мы это обсуждаем, говорим о том, что нужно изменить подход по отношению к данной социальной группе; например, к бездомным. Это было в 2000-х годах, когда еще на автобусе развозили еду, вообще помогали. Со временем государство увидело, что этих людей можно социализировать; соответственно, появились законы и нормы, санпропускники, места для проживания (тогда даже мест для проживания не было, были дома ночного пребывания, и их было очень мало по России).

Менять что-то можно через результативность деятельности, когда приходишь к чиновникам или депутатам и они спрашивают: а какой у вас результат? Я говорю: мы охватили 100 человек, из них 25–40 вернулись в общество благодаря такой-то технологии. Давайте думать, как это может делать государство, потому что у государства ресурсов гораздо больше. Возможно, просто не хватает «знаний с полей». Эти «знания с полей» и есть тот самый главный механизм передачи информации, который позволяет менять законодательство, методические пособия или технологические моменты. И если есть результат деятельности, чиновники это видят и говорят: мы бы хотели здесь поучаствовать. Та же грантовая политика ориентирована на то, что есть результативные организации, которые гораздо эффективнее государственных структур решают какие-то задачи. Соответственно, эти деньги могли бы уйти государству, а так они уходят в гражданский сектор, общественным организациям, и те эффективно решают задачи.

– Как становятся общественными деятелями? Ведь Ваша судьба еще и посложнее, чем у обычных общественников, которые выросли в благополучных семьях, у которых все было, но они тоже почему-то не стали бизнесменами, а пошли в некоммерческий сектор. Ваша судьба еще более драматична. Ваши братья и одноклассники выбрали совершенно другую дорогу, и это был более традиционный способ развития для таких ребят. Как Вы вырвались из этой среды, кто Вам помог?

– Есть на это, конечно, стандартные ответы. Но я до сих пор до конца не осознаю, как человеку удалось перейти этот Рубикон, отойти от штампа, что ты можешь тоже оказаться в местах лишения свободы, начать принимать наркотики, вести себя плохо, хулиганить. Наверно, какие-то основы были заложены родителями, а может быть, это было что-то мне неизвестное, но в какие-то моменты я останавливался и судорожно думал: куда идти дальше? что делать?..

Детский дом – это была для меня подводная лодка, я «погружался и уходил в походы». И  лихорадочно думал: что делать дальше? И у меня вызрела некоторая стратегия. Эти три года принесли мне серьезную пользу. Если бы я не оказался в этой «демаркационной зоне», которая была буфером, где можно было остановиться и подумать, что делать (ведь жизнь так стремительна и быстра!), я не знаю, что было бы. А там я для себя понял, что буду делать что-то положительное. Почему? Вот смотришь иногда кино, и отрицательные герои притягивают, потому что отрицательное играть просто. А играть положительного человека сложно, потому что положительные качества гораздо богаче, шире. Я – та самая серая лошадка, которая незаметно проскользнула мимо учреждений пенитенциарной системы и аллюром, галопом за 27 лет прискакала к такому результату, который сегодня есть. Это проектные решения, это люди, которые вокруг меня. Конечно, есть люди, которые приходят и уходят, чего-то не найдя для себя. Может быть, они и не были теми самыми серыми лошадками. Возможно, что тут не всегда нужны серые лошадки с точки зрения судьбы, но очень важно то, что они присоединяются.

– Сейчас Вы притягиваете людей, Вы становитесь образцом и примером.

– Ну, не сказал бы…

– Об этом говорят люди, с которыми я общаюсь, которые ездят с Вами и которые с большим, по сути, благоговением к Вам относятся. Люди, состоявшиеся в своих профессиях. У них всё есть, все хорошо, но они почему-то следуют за Вами в тюрьмы, в исправительные колонии и помогают людям. В этом смысле, конечно, Вы их ведете, это объективно. Но кто был таким человеком для Вас?

– Состоявшиеся люди очень часто могут ошибаться, у них в голове есть какие-то мифы, что то, что они делают, – необходимо. А когда приходят в другое пространство (например, приезжают в исправительную колонию) и видят там таких же людей, только в зеленой робе, в косынках, они понимают, что и здесь можно сделать что-то доброе и полезное. Перейти через этот мост от благополучия в то место, где больно и трудно, – это огромный шаг для этих людей на пути переосмысления собственной жизни. Например, та же Яна Иванилова (все время ее вспоминаю), заслуженная артистка России, которая пела в Большом, Ла Скала, Италии, Испании, вдруг едет в колонию. Я потом спрашиваю: «Яна, а почему?» – «А потому, что я еду к людям!» Люди к людям. Так же и Юля Теуникова говорит. Потому что там не зеки – просто люди, которые оказались в таком вот пространстве, исключенные из нашего общества.

А насчет другого – честно скажу: рядом было не так много людей, которые говорили: давай-давай, у тебя все получится, вот тебе план… Все равно это всегда внутренняя работа. С внутренней работой ты только сам можешь справиться. Туда кто-то может привносить что-то идеологическое, но в целом – ты сам. Вот Клара Степановна Лучко, которой в этом году исполнилось бы 100 лет (1 июля был ее день рождения) – одна из таких знаковых людей. Хотя, конечно, был у меня тренер по боксу, Борис Александрович Булыгин, и люди, которые преподавали в училище культуры, куда я попал. Но в целом, если говорить о переосмыслении и выходе на общественную дорожку (или дорогу, или тропинку), – это все равно внутренняя работа. Конечно, хочется благополучия, никуда не ездить, сидеть себе на диванчике и смотреть кино, куда-то ходить развлекаться. И вдруг ты срываешься с места и едешь в тюрьму.

Эта внутренняя работа над собой, конечно, не видна, но к ней подталкивают личности. Этот внутренний диалог с самим собой крайне важен с той точки зрения, что ты переосмысливаешь, что в жизни важно: деньги косить или кому-то помогать? Я как-то перестроился, хотя работал в хорошей международной компании, мог и дальше зарабатывать приличные деньги, иметь рост. Но останавливаешься и думаешь: а что будет дальше, лет через 20, через 30? так и будешь в офис ездить? Поэтому-то у нас сейчас и офиса нет, и склада нет. Всё на колесах, на ногах, в каком-то движении. Так что люди, конечно, влияют, но вся работа находится в тебе, в твоем сердце.

– Дайте краткую ретроспективу Вашей проектной деятельности. В разные периоды Вашей общественной деятельности, очевидно, были разные приоритеты. С чем это было связано? Вы видели, что вот сейчас важнее заниматься этим? Перечислите, что это были за проектные направления.

– Когда я окончил университет по социальной работе, одним из моментов было то, что знакомство с социальной группой происходит достаточно долго. Это анкетирование, тестирование, знакомство, социальный портрет, как люди туда попали (те же дети в детском доме). И оказалось, что мне этого делать не надо было, потому что я как бы сам свой портрет нарисовал. Занимался я в первую очередь выпускниками, воспитанниками детских домов. Открыл общественную организацию «Равновесие» в Карелии, которая там известна. А потом уже по нарастающей: одна социальная группа цепляет за собой другую. Выпускник детского дома стал себя плохо вести, хулиганить – оказался в местах лишения свободы. Стал выпивать, пропадать, потерял квартиру (черные риелторы украли) – оказался на улице. Беспрерывное изменение социальной группы подталкивает идти за ними. Начинал я с сирот, потом вышел на улицы, стали кормить бездомных, среди которых оказались и сироты, выпускники детских домов (в конце 90-х, начале 2000-х годов), потом – следственный изолятор, потом – исправительные колонии.

По ходу движения я стал понимать: чтобы дети не попадали в детские дома (потому что это место достаточно травмирующее), надо работать с семьей. Это был опыт изучения проблем социальных групп, и все эти проблемы возникали из семьи. Бездомные – это отношения с дочерью, с женой, стал пить, уходить, его выписали и т.д. Поэтому семейная обстановка стала моим следующим приоритетом, потому что этих бездомных, осужденных бросать нельзя, а другим надо помогать, чтобы они такими же не стали. Такое получается колесо. У Гавриила Лубнина есть такая песня: «Я покажу тебе колесо». Это колесо изобретается само собой из проектных решений. Это были и сироты, и осужденные, и подследственные. Сейчас я уже много лет занимаюсь теми, кто находится в местах лишения свободы, потому что это уже обратная история: там и мамы, и сестры, и дети. И дети сидят в местах лишения свободы. То есть ничего не останавливается, все течет рекой.

– Если говорить о текущих проектах, что, как Вам кажется, требует наибольшего участия? Что-то Вы делаете сами, но Вы же не можете все тащить? Где Вам нужны сейчас помощники? Какая деятельность востребована? Может быть, кто-то откликнется и захочет с Вами в чем-то поучаствовать.

– Есть несколько возможностей, которые позволяют человеку помогать. Есть люди, которые финансово участвуют в нашей деятельности, потому что у нас большие расходы и по транспорту, и по транспондерам. Недавно одной заслуженной учительнице России сделали операцию на сердце. Ей нужен был специальный аппарат, который замеряет кровь, это достаточно большая сумма, порядка 50 тысяч рублей. Откуда у нее такие деньги? Она на пенсии. Слава Богу, нашелся человек, Алексей Чухукин, который аппарат приобрел. Люди присоединяются: видят, что проблематика правильно подана, есть действительно социальный клиент, который нуждается, и они подключаются.

Есть, конечно, проектные решения, скажем так, немодные и непопулярные, и на них собрать ресурсы очень трудно. Это, например, женщины в местах лишения свободы. Это дети, находящиеся в подростковых колониях и следственных изоляторах. Это мамы, которые находятся в домах ребенка исправительных систем. Но как-то все-таки потихоньку что-то мы собираем, объявляем, правильно подаем, рассказываем, пишем истории. Есть уже команда около 50 человек, которая выезжает туда. И артисты, и специалисты… Конечно, нужны узкие специалисты. Мы опять поедем в августе в колонию, и там нужен, например, окулист, чтобы посмотреть людей. Нужны маммолог, гинеколог, хирург – специалисты, которые могут поддержать систему в рамках осмотра женщин. Такие люди нужны. Артисты тоже нужны, которые могли бы приезжать и радовать людей, хотя это мы делаем ежемесячно. И в мужских колониях тоже. Мы сейчас охватили еще пять колоний, куда выезжаем и что-то там делаем.

В августе будет еще и спартакиада среди осужденных, все осужденные съедутся в одну колонию. Спартакиада будет среди женщин и мужчин. Нужен спортинвентарь, какие-то простые вещи. В общем, есть задачи, которые мы потихонечку решаем. Если кто-то хочет присоединиться – мы открыты, есть сайт, есть социальные группы. Очень часто люди начинают с малого. Вот недавно мы передали большую партию книг, порядка трехсот, в следственный изолятор №6 города Москвы. Кто-то увидел, что мы проводим книжную акцию «Лето», и передал нам большую партию книг. Это прекрасно. Как раз такими нематериальными активами (понятно, что с деньгами у людей может быть сложно) можно помогать: передать памперсы, у нас на попечении несколько женщин-инвалидов, которые лежат в своих квартирах, им не хватает памперсов. Государство дает, но недостаточно. Возможности разные, главное – хотеть помогать.

– Что самое ценное для Вас произошло за это время? Это помощь, какие-то Ваши открытия для себя?

–  Нет, это все уже как бы реализация. Скорее то, что есть какой-то жизненный след, который ты оставил. И кто-то лет через 150 или 300 посмотрит и, возможно, захочет это же сделать. Это понимание, что ты что-то оставляешь после себя. Вот это оставленное, возможно, поможет кому-то, кто окажется в трудной жизненной ситуации. Кто-то, кто находится рядом, увидит этот след и пойдет по этому следу. Важно уметь создавать эти следы.

– Спасибо огромное за беседу! Всегда приятно и радостно с Вами общаться. Удачи! Поздравляю с пятилетием Центра!