Плод веры. Игумен Лука (Степанов). Часть 2

Что заставило променять бурную жизнь в мегаполисе на уединение в полуразрушенном монастыре в Рязанской области? Кто и как помогает возрождать обитель? Рассказывает игумен Лука (Степанов), настоятель Спасо-Преображенского Пронского мужского монастыря, кандидат исторических наук, писатель, телеведущий. 

– Сегодня мы продолжаем наш разговор с игуменом Лукой (Степановым), настоятелем Спасо-Преображенского Пронского мужского монастыря. В прошлой программе, уже в самом конце, Вы сказали очень интересную фразу. На вопрос «что Вас ввергает в уныние?» Вы ответили, что, по сути, ничего, кроме нескольких людей, которые являются недоброжелателями и тем самым нарушают Ваш душевный покой. За что Вас можно не любить?

– Слишком много о них знаю.

– Но это же никак не сказывается на Ваших действиях по отношению к ним?

– Да, но там уже список претензий разрастается каким-то демоническим образом до гиперболических размеров и ужасает потому, что сравним с какими-то адскими пузырями по попущению Божию для моей пользы. Святитель Григорий Богослов говорил: когда в отношении тебя изрыгается злоба, есть два выхода. Первое – то, что может быть небезосновательно, принимать с благодарением для большего трезвения и осторожности в жизни. А жить действительно надо с большой опаской. Как говорит Феофан Затворник, «опасаться же есть чего», имея в виду страх Божий, исправность нашего служения. А второе – то, что в отношении тебя несправедливо, принимать как «целебную грязь» (это тоже слова святителя Феофана). И поношение поносящих Ти нападоша на мя, как говорил царь Давид о неизбежных тяготах на пути подражания Христу и следования за Ним. Блажени есте, егда поносят вам… и пронесут имя ваше яко зло, Сына Человеческаго ради. В этом – попущение Божие, которое имеет целью душевную и духовную пользу.

– Если порассуждать о богооставленности, о которой пишут и Силуан Афонский, и другие отцы, то что это? Как это чувствуется? Сталкивались ли Вы с этим и как это преодолевать?

– Да, со словом «богооставленность» я сталкивался. Могу поделиться одним ярким воспоминанием. У меня есть очень любимый батюшка (многие его знают), чудный старец отец Василий из Вышенского женского монастыря. Когда я был возведен в иеромонахи и направлен в эту обитель, мы с ним вместе служили. Он мне сказал как-то: «Обычно вы сюда приезжаете с веселой многолюдной компанией…» А мы тогда устраивали православные лагеря для московских детей на Выше, в Эммануиловке возле чудного храма преподобного Сергия Радонежского. Это необыкновенные и благословенные места! Мое пребывание там в период, предшествующий моему священству, было связано со множеством забот о детях. Но при этом была и радость от праздников, совместных служб. И отец Василий продолжает: «А вот теперь-то у тебя другое: все разъедутся, придет зима, все засыплет, и такая может возникнуть богооставленность!» Вот это слово он употребил. Но когда все разъехались, ежедневное богослужение возле мощей святителя Феофана, которые были вскоре перенесены в монастырь по благословению патриарха Алексия II (Царство ему Небесное), доставляло столько радости! Я думал: до чего же здорово, что все разъехались! То есть, наоборот, появилась радость от этого уединения.

Тогда я начал читать Феофана Затворника. Это, пожалуй, один из самых главных моих университетов, несмотря на окончание Свято-Тихоновского института тогда еще, теперь – университета. Тем не менее погружение в наследие святителя Феофана рядом с его мощами (я и жил в храме, где они находились, и служил там же) представляло череду радостных открытий. Оно дало опытно познать то, что ежедневный богослужебный суточный круг является опорой монашествующего, обеспечивает его душу необходимой теплотой, которая нужна для «выживания». Когда я занимался легкой атлетикой в юности, бегал 10–20 км. И вот с тобой бегут ребята еще крепче тебя, ты слышишь их дыхание, свое дыхание. За счет чего выигрывать? Побеждать-то все равно надо. Я не был самым прытким бегуном, но тем не менее терпел, не сходил с дистанции. Думаешь, на что поставить, если кросс. Пошире шаг? На финальном этапе, когда последние 100 м остаются, уже включается второе дыхание и беспощадность к себе. Так и здесь: за счет чего выживать будем? А вот, оказывается, богослужение обеспечивает той достаточной и абсолютно необходимой благодатью, к которой все остальное прикладывается, если ты с ней соприкасаешься, в ней находишься.

 Поэтому Феофан Затворник и говорил о жизни в затворе с ежедневной литургией, что выше ее только Царство Небесное. Правда, надо еще учесть и его непрестанную молитву ко Господу. Для нас он прекрасный и недосягаемый пример. Как говорил преподобный Паисий Величковский, толкуя Книгу Бытия, Адам, поставленный в раю делати его и хранити, – это образ монашествующего, да и всякого христианина, который призван возделывать рай, то есть прежде всего участвовать в богослужении. А «хранити» – это поддерживать свое внутреннее перед Богом хождение и непрестанную молитву, к чему надо стремиться. Монаху четки, а мирянам скорби призваны постоянно напоминать о молитве: «Господи, помилуй». Куда ни посмотри, люди жалуются, что в городе искушения, но это как раз лучшее подспорье для непрестанной молитвы. У святого спрашивают: «Кто Вас научил молиться непрестанной молитвой Иисусовой? Сейчас, говорят, нет таких наставников». Он говорит: «Бесы. Они мне досаждали-досаждали, я сопротивлялся-сопротивлялся: “Господи помилуй!” Вот так и привык». Привычку уже не отнимешь. Конечно, это дело особое, и без ревности к нему трудно, как и без наставников.

– Понимаю, что мой приготовленный вопрос о том, что Вы чувствовали, променяв мегаполис на полуразрушенный монастырь, уже неактуален, но все-таки первый раз, когда Вы приехали туда, что увидели, почувствовали, о чем подумали?

– Если говорить о Выше и Пронском монастыре, то вхождение туда было связано с детьми, с устройством лагерной радости. Потом меня уже эти места милостиво приняли как иеромонаха, а затем как игумена мужского монастыря. Пронский монастырь мы тоже начали осваивать как детский православный лагерь для рязанских детей, а потом уже прикипели к нему, и обстоятельства так сложились. Знаете, у меня уход в монастырь был своеобразный. Я не поехал ни в Иоанно-Богословский, ни в Псково-Печерский монастырь. Я бывал в них, когда понял, почувствовал, что призвание у меня не к мирской жизни, и выбирал себе монастырь. Тем не менее, посещая эти великие обители и живя в них недельку-полторы (в Иоанно-Богословском и дольше), я возвращался в Москву, не оставляя при этом желания монашества. Потом в центре Москвы открылось Афонское подворье, и я однажды был послан туда духовником. Батюшка, как всегда, говорил ненавязчиво: «Съездите, Игорь Ильич, взгляните, говорят, открылось хорошее новое место, представительство русского Свято-Пантелеимонова монастыря в Москве при Святейшем Патриархе Московском».

Я туда вошел и как домой попал. Это было недалеко и в центре Москвы. И через два года в этот же день я сподобился монашеского пострига с именем Лука. Если вы помните, я рассказывал про польского друга, который меня, еще неверующего, некрещеного, возил по католическим святыням в Польше. Он потом мне подарил Библию, в которой была одна-единственная закладочка – икона апостола и евангелиста Луки. Логическим образом связать это совершенно невозможно. Настоятель мне признавался, что если моего собрата Серафимом хотели постричь (он был регент,  яркий, послушный, сейчас – иеромонах в нашем Пантелеимоновом монастыре на Горе Афон), то как назвать меня, не знали до последнего. Он уже ножницы занес и назвал меня Лукой по наитию. А это как раз та единственная иконочка, оказавшаяся за год до моего крещения и за восемь лет до пострига в моей первой Библии. Здесь, конечно, пути Господни. Поражает ведение Бога каждого нашего волоса! Так что я ушел не очень далеко.

 Потом, уже будучи иеромонахом (тогда были определенные обстоятельства в жизни Пантелеимонова монастыря и нашего подворья в Москве), по благословению духовника я принял сан игумена. Хиротонисал меня митрополит Симон, чудный наш старец, возлюбленный всей Рязанской земли, не без моего горячего желания. Честно сказать, я не мог и мечтать быть рукоположенным и служить у мощей моего любимого святого. Как уставщик и эконом я следил и за хозяйственной жизнью, и за всеми богослужениями. К нему я возил детей, но чтобы стать священником именно там – это казалось невозможным, скорее мне светил Афон или Москва, Подмосковье: в Москве прошли мои два года послушничества и пять лет монашества.

Получилось так, как получилось, и в этом Промысл Божий. На Вышу я уехал не монахом, а уже иеромонахом. Монахом я был как раз в центре Москвы. Но меня поражает, что столичная жизнь совершенно не мешала нам налаживать жизнь монастырскую. Мало того, не так давно я встретил настоятеля, при котором мне было нелегко на Афонском подворье. Он сейчас на Горе Афон в братии Пантелеимонова монастыря. Я стараюсь чаще там бывать. Святая Гора – это мое любимое место, особенно люблю братию Свято-Пантелеимонова монастыря. Встретив меня, он захихикал и говорит: «Ну конечно, я вас на подворье перегружал». А времени было тогда в обрез. Службы огромные!  А этот настоятель был очень въедливый. Надо было не то что вовремя, а заранее приходить. Кто Афонское подворье посещает, тот знает, что и сейчас там слышны отзвуки тех времен, а тогда, в конце прошлого тысячелетия, богослужения были безразмерными! Вывод, который он сделал: «Но зато некогда было грешить». Я говорю: «Точно, батюшка, так и было». Потому что эти семь лет прошли как одно дыхание. Плотный график довольно жесткой жизни совершенно избавлял от серьезных искушений даже в центре Москвы. Это как довод для тех, кто говорит: мы в городе живем, что вы от нас хотите? И мы жили посреди города недалеко от метро «Таганская». Это чудное подворье! Там сейчас все наши братья, с которыми мы росли на подворье, поэтому особенно радостно бывать там изредка. Можно при достаточной нагрузке всякого рода послушаний и посреди Москвы налаживать монашескую жизнь.

– Как Вы сейчас налаживаете монашескую жизнь в Пронском монастыре?

– Непросто это. У нас прежде всего богослужение. Мы вдвоем с собратом служим. Если я в монастыре, то всегда я служу, а он на клиросе помогает. В соборный праздник вместе служим. Когда я путешествую по разным послушаниям, тогда он служит. Вот это основа. Количеством братии не похвалюсь, хотя последнее время в этом отношении успокоился. Раньше у меня было несколько десятков трудников, но это все очень непросто. Из людей, пришедших по очень разным мотивам и очень часто вовсе не ради монашества, не по зубам мне какую-то братию сформировать. Послал бы нам Господь опытного духовника, который бы по преимуществу исповедовал братию, прихожан, наверное, количество монахов увеличилось бы. Я стараюсь исповедовать наших насельников и прихожан и сам служу как могу, но тем не менее понимаю, что это не тот формат, при котором  молодые и горячие, пламенеющие любовью ко Христу и желающие подвижнической монашеской жизни собирались бы в Пронске. Собираются они на Валааме, в Троице-Сергиевой лавре – в этих великих обителях, потому что там есть духовники. Скорее всего такая мотивация. Мы все призваны исповедовать, вновь оговорюсь, но это все-таки не совсем то, что я вижу в собственном духовнике, в духовниках многоопытных, которые есть в некоторых наших обителях; например, в Пафнутьевом Боровском монастыре. Думаю, что это все-таки главнейшая жемчужина, даже если мы говорим о количественном возрастании братии, потому что таких людей ищут, к ним стремятся, в таких обителях селятся и живут.

Я много поездил по миру и знаю, что вокруг Средиземного моря очень много маленьких монастырей, как на Горе Афон, где по два-три брата, и этого достаточно. Хорошо, когда братия растет, но, как я уже сказал, тут особые духовные условия должны быть. А в таком небольшом формате совершать службу, восстанавливать храмы – тоже немаловажное дело. Мы возрождаем наши монастырские святыни, соборы. Для этого как раз трудники и годятся. Они живут, трудятся в монастыре.

У нас есть еще одно направление – это воспитательная деятельность. С 1 июня до 31 августа, как правило, 70–80 человек детей отдыхают у нас в лагерях и отечественных, и зарубежных, целые православные семьи. В течение учебного года проводятся семинары, педагогические и студенческие выезды каждые выходные. Либо кто-то из Москвы, либо какие-то вокальные лагеря у нас бывают, шведы православные собираются у нас уже три года подряд целым большим приходом вместе со своим настоятелем, волонтеры Рязани, кадеты Москвы. В общем, жизнь у нас довольно активная. При поддержке президентского и патриаршего грантов мы почти каждый год что-то пишем. При поддержке педагогов нашей кафедры теологии реализуем разные образовательные, просветительские, воспитательные программы, в них монастырь всегда очень активно участвует. Почти в каждый крупный проект по реализации президентских грантов мы вписываем и проведение детского лагеря по определенной тематике. Последний в том году был «Цветы на поле боя», по воспоминаниям войны, которые дети записывают от своих бабушек и дедушек и творчески осмысливают. До этого был: «Собираем память по крупицам», краеведческой направленности, по изучению святынь Пронской земли, включая Рязанскую область. И все это дополняется математическими сменами, которые проводятся у нас в обители.

А с православной молодежью, в том числе и из зарубежных стран, уже достаточно устойчивые отношения сложились. В прошлом году представители 11 стран собрались у нас в Пронске на замечательном семинаре «Духом едины». Надеемся в следующем году повторить встречу. Так что вот такая деятельность у монастыря. Может быть, кому-то она покажется недостойной, но есть пример – остров Кипр, чудный остров с различными монастырями. Есть со строжайшим, афонским, уставом, куда женщин не пускают, – Ставровуни, на вершине 1000-метровой горы, там все в лучшем виде, как у великих подвижников. Есть монастыри «помягче», например Махерас. Он тоже среди гор, там также афонский устав, но менее строгий, туда пускают паломниц, а не только паломников. Есть монастыри, которые, кроме своей обычной богослужебной деятельности, специализируются исключительно на иконописи. Например, монастырь под Пафосом, святого Неофита Затворника. Там не более 12 братьев, как установилось издревле, и они по преимуществу занимаются церковным творчеством. Есть великий, наверное, известный всем царский Киккский монастырь. Там и замечательное производство спиртных напитков, и миссионерство, и образовательная деятельность, и благотворительность – чего только нет! Но там иногда можно на братской трапезе и мясо увидеть. То есть уровень поста другой. Этим примером кипрской древней православной земли я воодушевился. У каждой обители свое призвание, своя мера аскетизма, определяемая настоятелем с братией в связи с теми задачами, которые решает монастырь в отношении служения Церкви и служения миру.

– Кого вы ждете, кому будете рады в обители?

– Чем хуже, тем лучше – помочь самым скорбящим, но чтобы не повредиться самим. Недавно заехал один случайный гость, бывший начальник, говорит: «У вас братии-то сколько?» – «Да вот немного». – «А что же так трудников мало?» – «Не всех берем». – «В монастыре должны всех брать». Я говорю: «А Вы были когда-нибудь начальником, возглавляли какую-нибудь организацию?» – «Разумеется». – «Так Вы всех подряд брали? У Вас что в организации было бы? Не развалилась бы она случайно?» Хочется, конечно, оказать милость и помощь нашему студенчеству, молодежи, которая, к сожалению, оторвана от Церкви, от духовной помощи, которая для них Господом приготовлена, а они к ней никак не пробьются. Сейчас у меня ожидается байкерский православный съезд. Мы таким очень рады, тут уже с православным сознанием. Другое дело, когда есть возможность, например, проводить лагеря волонтеров для современной молодежи, в удобном помещении, где кормят, и в программу включено знакомство с монастырем, посещение службы для желающих, ненавязчиво. Мне кажется, из нашего служения это самое трепетное.

Прекрасно, когда чада Церкви, паломники собираются. Они и службу ценят, и радость, мир и покой Пронской земли, ее красоту необыкновенную понимают. Но самое желанное – когда заезжают залетные, кому пока это еще не так близко: ни молитва, ни службы, ни исповедь. А что касается гостей – «иных уж нет, а те далече» – всегда самая большая радость от встреч с духовником. Мы любим архиерейские службы, когда они у нас бывают. Управляющий Рязанской епархии с любовью, вниманием относится к нашей обители. И бывает такая полнота радости духовной, апостольской благодати! Но когда духовник приезжает – это совершенно особое состояние всего монастыря и меня в частности. Приезд батюшки – это всегда высшая духовная радость. Обычно все, кто прослышат о нем, сразу прибегают, и жизнь в обители на несколько дней настраивается на особый солнечный и благодатный лад.

– Спасибо огромное за беседу!

– Благодарю Вас! И телеканалу «Союз» будем рады. Приезжайте, у нас есть где отдохнуть, где помолиться. Храни вас Бог!

Ведущий Александр Гатилин

Записала Елена Чурина