Канон. Главный дирижёр Московского государственного академического камерного хора Тимофей Гольберг. Часть 2

(В расшифровке сохранены некоторые особенности устной речи)

Сегодня мы продолжим беседовать с художественным руководителем и главным дирижером Московского государственного академического камерного хора Тимофеем Гольбергом. Тимофей Гольберг − художественный руководитель, главный дирижер Московского государственного академического камерного хора. Родился в 1991 году в Нижнем Новгороде. В 2014 году окончил Нижегородскую государственную консерваторию имени Глинки. С 2016-го дирижер, а с 2019 года художественный руководитель и главный дирижер Московского государственного академического камерного хора. Занял этот пост по предложению основателя коллектива народного артиста Советского Союза профессора Владимира Минина. Под руководством Тимофея Гольберга прошел ряд мировых музыкальных премьер на ведущих сценах столицы.

− Тимофей, Владимир Николаевич как-то сказал, что хор − это разговор с Богом. Чувствуете ли Вы ту же энергию, что маэстро Владимир?

− Вы знаете, все зависит от конкретного случая. Я обожаю те моменты, концерты, когда хор исполняет, например, музыку Рахманинова, Гречанинова (в акустических условиях и вообще на самой площадке; как мы говорим, в концертной жизни, которая имеет свою историю). Помню, как нас попросили исполнить «Ночные бдения» Рахманинова в Зале Церковных Соборов, где потрясающая акустика сродни храмовой, и самое главное − висят иконы, лики святых, и это создает особенную атмосферу, и это для тебя уже не концерт, а служение. Я это вижу по глазам, слышу в звуке артистов, чувствую внутри. И чувствуешь по тишине публики, что она пришла не на концертную эстраду, а на нечто большее, более глубокое и сокровенное, и это всегда очень здорово ощущается. Или другой пример. Совершенно недавно нами освоена небольшая площадка, это Исторический музей, который имеет Парадные сени, где акустика с невероятной реверберацией. Там совершенно небольшой концертный зал; может, максимум 100 зрителей. Но вот эта роспись: лики святых, царей, всё на золотом, позолоченном фоне... И когда исполняешь духовную музыку, чувствуешь: а ты ли это дирижируешь? Я больше не посмею произнести… Не управляет ли что-то иное или кто-то другой сейчас этим процессом? Вот это касается, конечно же, духовных программ. Именно в них такое ощущение есть.

(Фрагмент выступления.)

− Владимир Минин в своей книге «Соло для дирижера» очень много размышляет о своей профессии. А что Вы думаете о профессии дирижера? В чем ее уникальность, на Ваш взгляд? Почему Вы вообще стали дирижером? Почему не остались певчим или не стали музыкантом?

− Думаю, что дирижер − это некий посредник между композитором, его чувством, идеей и слушателем. И очень уж длинная цепочка проходит. Почувствовал что-то композитор, возможно, 300 лет назад. И сегодняшний слушатель должен именно это в эмоциональном плане, идейном, интеллектуальном перенять, потому что сначала композитор записал эту эмоцию в нотных значках, а они несовершенны (что-то можно написать в нотах, что-то нельзя), потом ты должен как дирижер это расшифровать, затем объяснить музыкантам: словами, руками, глазами, чем угодно. А потом еще музыкант все это должен донести до слушателей. Очень много звеньев этой цепи, и мне всегда виделось это необычайно интересным: как сделать так, чтобы это звучало как волшебство...

− Это ощущение присутствует у Вас, когда из воздуха появляется музыка?

− Более того, даже кажется, что звук между руками находится, как будто более плотный воздух, есть замечательный контакт с исполнителями, будто ты делаешь звук кончиками пальцев. Эта цепочка мне кажется очень интересной, а еще мне очень интересны люди. И, наверное, одна из важнейших задач дирижера: раскрыть в человеке то, о чем, может быть, он сам даже не подозревает, так как недооценивает себя. Вот это тоже очень интересно. Интересна философия, написанная композиторами за последние три века (и сегодня продолжают писать замечательные вещи). И чтобы просто быть причастным к этой философии, это тоже манило и определило путь.

− Вы сейчас описали все то, что доставляет Вам удовольствие, а с чем Вы сталкиваетесь, с какими трудностями? Есть ли трудности в этой профессии?

−  Владимир Николаевич говорил, что удовольствие от дирижирования − это как один рубль из ста, но зато этот рубль золотой. А остальное − это действительно сложности. Например, если хочешь исполнить какую-нибудь зарубежную музыку, сейчас невозможно заказать ноты. Это один процент неудобства. Затем огромное количество технических задач, с которыми ты должен работать не как главный дирижер, а именно как руководитель. Сложности совершенно разного порядка; начнем с того, что нужно иметь всегда сбалансированный состав.

Все певцы, что называется, хотят кушать, и всегда ты должен находить какие-то возможности и средства, чтобы была достойная оплата труда и чтобы твой коллектив был укомплектован базово. Если этого нет, это не позволит тебе исполнять тот репертуар, который ты наметил. Взаимодействие с современными композиторами тоже всегда какая-то задача, иногда даже борьба. Если сочинение заказано, ты не можешь давить, потому что  можешь обрезать крылья творцу, но при этом тебе бы хотелось, чтобы сочинение было именно вот в таком ключе, чтобы оно осталось в репертуаре коллектива и было ему под стать… Бывает, важный концерт, а пятеро заболели, и ты не можешь ничего сделать.

− Это из тех предметов, которые не дают в консерватории дирижерам? А потом понимаешь, что это очень важно, оказывается?

− Да, кто-то сказал из великих, что дирижирование − профессия второй половины жизни. Мне еще понравилось изречение Юрия Темирканова (Царство Небесное), который руководил чуть ли не 50 лет Санкт-Петербургским филармоническим оркестром, заслуженным коллективом. Он сказал, что хотел исполнить «Реквием» Верди. «Вот было мне сорок лет; думаю, надо еще подождать, рано… Потом сорок пять − рано еще, у меня нет внутри этой философии, этой глубины. Думаю, надо после пятидесяти. Исполняется мне пятьдесят − нет, все равно рано...» То есть это профессия, в которой ты обязан что-то большее сказать, чем возможно, как тебе первоначально видится… То есть нужно уметь рассекречивать, расшифровывать тех гениев, которые известны нам, хотя их уже нет с нами несколько сот лет или сто лет. Вот это сложность.

− Чем Вы лично вдохновляетесь в своей работе? Чтобы что-то отдавать людям, нужно быть чем-то наполненным. Чем Вы себя наполняете?

− Знаете, мне Ваш вопрос напоминает некую параллель. «Какое любимое сочинение?» И на него есть ответ. Я сейчас приведу конкретное сочинение. Когда мы готовим «Перезвоны» Гаврилина, где как будто вся судьба Руси, я живу этим произведением настолько, что, когда засыпаю, во мне звучит одна часть, просыпаюсь − звучит следующая. То есть это, что называется, 24 на 7 происходит. И эти переживания не покидают до точки концерта и являются той движущей силой, которая тебя приводит к результату.

− Живопись, книги, может быть, − это то, что музыку дополняет?

− Литература по профессии (музыкальная, книги по дирижированию), конечно, есть, но они достаточно давно прочитаны. Основной базис необходимый: по вокалу, книги по инструментовке (как симфоническому дирижеру это интересно). Обязательны, особенно в зимнее время, музеи (именно живопись) и природа. Вот то, что мне больше всего дает перезагрузиться, как-то очиститься от одного, чтобы вбирать в себя новое и отдавать через дирижирование. Это природа, совершенно любой лес, любой ручей, что угодно. Это для меня творение свыше, которое способно излечить, восстановить...

− Тимофей, как Вы сами чувствуете, в каком направлении сегодня развивается хоровая музыка? Какие впереди горизонты? Какие планы вообще у Вас, Ваших коллег? В каком направлении сейчас двигаетесь? Это больше все-таки акцент на визуализацию наступает, на какие-то элементы шоу? У вас в том числе есть уже какое-то сотрудничество с театральными деятелями. Или все-таки это академическое с папочкой, как раньше было?

− Да, это сложный вопрос, поскольку мне видится, что хоровое искусство сейчас претерпевает не самое лучшее время, поскольку вся визуализация, все дополнительные, скажем так, эффекты (или, если грубее, костыли) − это, что называется, не от хорошей жизни. Возможно, это зависит от нас, тех, кто, собственно, в профессии. Возможно, это зависит от быстрого века, века визуальной информации, клипового мышления, века других ценностей, смещенных, когда слово «хор» становится каким-то немодным, непопулярным.

Поэтому, сохраняя какие-то базовые вещи, базовый репертуар, базовую духовность,  ищешь что-то эстетическое и с художественной точки зрения прекрасное, но отвечающее запросам данного века. Это как раз речь о проектах, где виды искусства совмещаются. И появляются вот такие проекты, как проекты с актерами, визуализацией, театральные проекты. К сожалению, без них сейчас будто бы нельзя, потому что у любого коллектива есть задание по концертам в год…

Все время нужен какой-то баланс, нужна какая-то смена художественной и творческой обстановки. Недавно, в конце прошлого года, в декабре, у нас был концерт в Доме музыки, даже два концерта с киномузыкой. Один концерт с киномузыкой нашего большого друга (Царство Небесное) композитора Эдуарда Николаевича Артемьева, который, кстати, написал гениальную мессу к 90-летию Владимира Николаевича под названием «Девять шагов к преображению»… А недавно, в конце 2024 года, в декабре, мы спели концерт с его киномузыкой. И еще была также в «Доме музыки» программа в декабре с оркестром волынщиков. Вот это совершенно иной пласт…

Наверное, это сейчас какая-то неизбежность. Новые сочинения появляются у современных композиторов, но можно ли их сравнивать с музыкой Свиридова, Рахманинова? Тут уже, что называется, Господь рассудит. И может быть, даже время рассудит. Посмотрим, что из этого останется через 30−40 лет. Мы это увидим и услышим, а если это останется и через 100 лет, значит, я был не прав, осуждая современное хоровое письмо. Но я уверен, что музыка Рахманинова никуда не денется через 100 лет, а может быть, даже еще больше станет известной, популярной, востребованной. Нам нужно, наверное, 20−30 лет, чтобы в первой четверти ХХI столетия дать оценку ситуации в хоровой культуре.

(Фрагмент выступления.)

− В заключение нашей беседы существует традиция блиц-ответов. Давайте  попробуем. Три важные книги в Вашей жизни?

− Герман Гессе, «Сиддхартха»; Ремарк, «Три товарища». Думаю, что и Хемингуэй, «Старик и море».

− Три любимых композитора?

− Рахманинов, Бетховен, Шнитке.

− Продолжите: если бы не музыка…

− …то скучно.

− Больше всего в людях я ценю…

− …доброту.

− Я счастлив, когда…

− …вижу горы.

− Бог − это…

− …всё

− Заключительный вопрос: музыка или слово? 

− И музыка, и слово нераздельно связаны. Я руководитель хорового коллектива.

− Тимофей, я благодарю Вас за эту встречу. Желаю многая и благая лета Вам и вашему коллективу. Продолжайте радовать свою аудиторию новыми находками, проверенными традиционными произведениями. И до новых встреч в нашей программе.