Читаем Добротолюбие. «Сокрушение сердечное». Священник Константин Корепанов

Авва Дорофей, рассуждая о словах Христа: придите ко Мне все труждающиеся и обремененные… и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем (Мф. 11, 28–29), –останавливается на одном определяющем, фундаментальнейшем элементе гордости. Корнем гордости всегда является непослушание Богу (или своеволие).

Мы ведь не совсем христиане или совсем не христиане, наши модели поведения, наше мировоззрение, наши формы бытия, поведенческие реакции формировались не под действием Евангелия, Псалтири, не от чтения святых отцов. На них действовала культура: может быть, классическая, или советская, или западная XX века, может быть, современная культура. Скорее всего, все это вместе. Но именно под воздействием этой системы ценностей формировался способ нашего бытия, наш мир ценностей, наши поведенческие реакции, мировоззрение, наша цель и так далее.

Когда-то мы приняли, признали, что Христос существует, даже прочитали Евангелие, но прочитали его глазами человека культуры. И поняли Евангелие тоже в контексте собственной устоявшейся системы ценностей, а потому многого в нем не увидели. Мы услышали Евангелие, но покаяния не произошло. Покаяние предполагало, что мы должны отбросить все, что было до Евангелия, до Христа, и начать строить жизнь на основании Христа. Никуда наши прочитанные книги и наработанные ценности, если они истинны, не делись бы. Но мы стали бы вполне христианами. Этого не произошло.

О покаянии нам никто не говорил. Для нас покаяние – это всего лишь воспоминания или перечисление некоторых своих грехов, а не отвержение всего, всей системы ценностей, которые были до Христа. Мы не прошли через крест, мы не погреблись со Христом в смерть; весь мир, который был с нами до Христа, мы не сбросили как грязную одежду, поэтому преображения не произошло. А раз мы живем в такой системе ценностей, для нас гордость – это некое особое отношение к окружающим людям. Вот как мы привыкли воспринимать гордость и в силу этого часто путаем гордость и чувство собственного достоинства. Это неизбежно.

Но важно другое. Важно, что мы привыкли гордость связывать с некоей моделью поведения, высокомерием по отношению к другим людям. А поскольку у большинства нормальных, адекватных людей этого нет, они обыкновенные люди, отнюдь не высокомерные (есть высокомерные, но их не так много, по крайней мере, в церкви), они считают, что они-то люди не гордые, потому что ни над кем не возвышаются, не доминируют.

А на самом деле гордость – это всего лишь непослушание Богу. И корень гордости, и сама гордость проявляют себя в непослушании Богу. Бог говорит: «Делай так». А мы так не делаем, делаем иначе. Это гордость. Хотя, может быть, Он говорит: «Сиди дома и молись». А мы говорим: «Нет, Господи, там погибают люди, я должен идти туда». Ну конечно, я хороший человек, я знаю, что нужно делать, и я иду и помогаю. Какая это гордость? Это милосердие, сострадание, благотворительность – что угодно, но не гордость. Нет, это гордость. Потому что я выбрал свою волю, а не Божию.

Может быть и наоборот. Человеку говорят: «Там человек бедствует, надо ему помочь». А он говорит: «Нет, я лучше помолюсь об этом человеке, Господь как-то Сам ему поможет, а я сохраню свой мир». Кажется, какая тут гордость? Величайшее смирение, человек сидит и молится в уединении в своей келье, надеется на Бога, просит Бога помочь и считает себя совсем не гордым, даже очень уничиженно смиренным человеком. Тем не менее это гордость. Потому что всякий раз гордыня и гордость в том себя проявляют, что человек выбирает свою волю вместо Божьей. А христианство тогда и начинается, когда мы говорим: «Господи, не моя воля, а Твоя да будет».

Может, для святителя Григория Богослова или Григория Паламы это было бы предметом богословских размышлений, но для аввы Дорофея это не так. Для него это не богословие, а практика жизни. И он вводит это все в практическую плоскость, в практическое русло. Проще говоря, если мы, христиане, не обрели покоя в Боге, если у нас сердце не мирное, то, по определению, мы смирению и кротости не научились, а значит – мы горды. То есть это некая практическая черта. Если человек не обрел покоя во Христе, причина только одна – он гордый человек. А если он гордый человек, то есть не смирился, то причина только одна – он непослушный Богу человек. В любой ситуации, понимаете?

Переключитесь с процесса слышания к процессу размышления над собственной жизнью. Каждый человек, сидящий в этот самый момент у экрана компьютера, телефона, смартфона, телевизора, там находится потому, что он еще мир с Богом не обрел. Если бы он обрел мир с Богом, он телевизор бы не смотрел и в компьютер бы не смотрел. Корепанов ему был бы не нужен, и «Союз» ему был бы не нужен. Он обрел мир, у него нет проблем, все вопросы разрешены. Он только во Христе, у него совершенный покой и мир. Он не испытывает недостатка в чем-то.

Раз мы здесь сидим, значит – эта проблема еще не решена. И каждый потому и смотрит это, что  пытается эту проблему решить. Почему я до сих пор унываю, или впадаю в страсти, или раздражаюсь, или осуждаю? Почему у меня ребенок не такой, каким я хотел бы его видеть? Почему муж пьет? Почему жена не слушается? Почему на работе проблемы? У каждого есть некий спектр вопросов, проблем, неудач, которые делают его жизнь скорбной. И он ищет, в том числе с помощью чтения «Добротолюбия», ответы на эти вопросы.

Ищет – это хорошо, правильно. Но ответ всегда один. То есть идет постепенное рассматривание всего спектра. «Вот тут хорошо бы мне не пить, хорошо бы мне не зависать в Интернете, не раздражаться на людей – поборюсь с этим». Все это правильно, замечательно, но, если смотреть в корень, проблема будет одна-единственная. Если мы не обрели мира во Христе, не примирились со Христом, если Его свет не наполняет нас внутри, – значит, мы горды. А гордость наша в том, что мы не слушаемся Бога.

Есть некие известные нам правила, они, может быть, написаны в Евангелии, сказаны нам на ушко. Необязательно Богом, хотя во Христе бывает и это. Как говорит Он Сам в Евангелии от Иоанна, Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит (Ин. 3, 8). Но это может быть просто духовник, посланный Богом и сказавший одно слово: делай так. А мы не делаем. И вот от того, что мы не делаем, не слушаемся Бога, из-за проявляемой нами гордости, непослушания и прекословия все остальное и происходит. Все просто.

Да, можно все сделать сложным, и это правильно, пять томов «Добротолюбия» написано на эту тему. Но сколько бы мы ни говорили, все, в сущности, сведется к одному и тому же. Мы не слушаем Бога. В этом проявляется наша гордость. А раз мы не слушаем Бога, то энергии благодати Святого Духа не могут на нас излиться. Вернее, не могут в нас прорасти, потому что мы непослушны.

Но я сказал неправду. На самом деле самое сложное не это. Или самое важное не это. Самое сложное во всей этой истории, что как только человек слышит, что причина всех его неудач, недостатков в работе, в семье, на душе в непослушании Богу или, еще хлеще, в гордости, он сразу начинает обижаться, внутренне возмущаться. И дальше разговор прекращается, потому что человек обижен: «Как? Я столько слушался, я столько для Него сделал…» Но обида, смущение, возмущение говорят о том, что слова аввы Дорофея попали в точку.

Действительно, гордый. Если бы гордости не было, то человек, услышав обличение в своей гордости, как всякий святой, включая авву Дорофея, сказал бы: «Да, воистину ты угадал всю мою суть. Я гордый, я очень непослушный Богу человек. Я совсем не могу творить Ему послушание, совсем Его не люблю, ибо кто любит, тот заповеди Его исполняет. Раз я их не исполняю, значит, я Его не люблю». Этот человек еще не стал совершенно здоровым, совершенно исцеленным, но он уже находится на верном пути к исцелению. Пациент скорее жив, чем мертв.

Если человек смущается, возмущается хотя бы внутренне, негодует и обижается на обличение в том, что он гордый, то он еще болен. Он еще далек от исцеления, можно сказать, пациент скорее мертв, чем жив. Надежда есть, но надо научиться от Христа, Он кроток есть и смирен сердцем.  

Абзац 4-й:

Авва Марк сказал: без сокрушения сердечного невозможно освободиться от зла и приобрести добродетель. Чрез сокрушение сердечное человек делается послушным заповедям, освобождается от зла, приобретает добродетели, – и потом восходит в покой свой.

Представляется простейшая, понятная схема. Сокрушение сердечное приводит к послушанию. Послушание освобождает от зла. Освобождение от зла приводит человека к добродетели. Всё. Эту схему можно нарисовать, записать, где-то себе изобразить, чтобы периодически просматривать. Не зря же любят авву Дорофея. Хотя он тут ссылается на преподобного Марка Подвижника, тем не менее слова очень простые. Слова понятны, схема нарисована очень емкая: сокрушение, послушание, освобождение от зла и добродетель.

И первое, что мы должны заметить в этой схеме: мы идем к добродетели. Но это ведь совсем не так. Это наша постоянная проблема восприятия. Мы услышали эту схему, что-то успели продумать, а потом возвращаемся к тому, что считаем правильным. Да, добродетель – это хорошо. Надо что-то делать. Так что же мне делать? Например, решил я стать воздержанным, или молитвенником, или милосердным человеком. Буду стараться, с понедельника… нет, с воскресенья. Исповедуюсь хорошо, причащусь и сразу начну стараться быть милосердным. Буду воздерживаться, молиться, буду целомудренным, этих дел больше делать не буду, а вместо этого буду делать хорошие дела, стану постепенно возделывать в себе какую-то добродетель.

И все, что сказал Марк Подвижник или авва Дорофей, не имеет к этому никакого отношения. Почему? А я уже сказал. Потому что у нас голове ценности, модели, поведенческие реакции из другой сферы, из мира человеческой культуры. Они нас сформировали, а не Евангелие, не Псалтирь, не святые отцы. Мы сформированы другой культурой. Да, эта культура в определенном смысле родилась на христианской почве, но это не святые отцы.

Культура двойственна, амбивалентна. В ней есть очень много христианских ценностей и идей. Но есть также и другие ценности и идеи, не имеющие никакого отношения к миру христианских ценностей. И это надо научиться разделять. Не случайно нам отцы заповедали различать духов и не смешивать то, что смешивать нельзя. И культура при определенном толковании может назидать в христианстве, для того она и нужна. Она почти бесконечный источник миссионерской проповеди, миссионерских тем и служения. Но это в устах грамотного миссионера, грамотного проповедника, который умеет выделять подлинно христианское в культуре и как бы игнорировать то, что принесено отнюдь не из христианской культуры.

Но дело не в этом. Мы не о культуре говорим, а о том, почему мы, читая Евангелие, не воспринимаем слов. Почему в реальной нашей жизни то, что мы прочитали в Евангелии, не работает. Почему мы в нашей повседневной жизни руководствуемся другими моделями, мотивами, ценностями – и у нас ничего не получается.

Так же и добродетели. Мы идем к добродетели совсем не так, как предполагает здесь авва Дорофей, а так, как подходили к этому древние греки (они тоже старались быть добродетельными); или в эпоху Просвещения, или в викторианскую эпоху. Эти модели совпадают: греческая и просвещенческая, которая породила новое время. Да, ты должен захотеть стать хорошим; и должен им стать. Ты должен захотеть стать добродетельным, приобрести некий навык добродетели, должен этого добиться. Упражнения переходят в навык – и вот тебе добродетель.

Так все учат, но не святые отцы. Нам кажется, что они так учат. Когда мы читаем их, у нас в голове эта парадигма. Скажем, захотел стать трезвым, бросаешь пить: раз отказался, два отказался, три отказался, четыре отказался – уже привык отказываться. Проходит какое-то время – и вот ты молодец, стал трезвым. Или, скажем, так же принуждаешь себя ходить в храм: принудил себя раз, два, три, четыре – и стал храмовым человеком. И мы думаем, что так и становятся добродетельными людьми.

Но святые отцы об этом не говорят. Они говорят совсем другое. Напомню, что пишет авва Дорофей: сокрушение, послушание, свобода от зла и добродетель. А мировая культура учит: главное – захотеть, потрудиться – и ты стал добродетельным. В этой парадигме получается, что добродетель – плод моих собственных упражнений, моих усилий. И, естественно, это как плод моих усилий приводит меня к тому, что я имею мнение о себе: я не такой, как все, потому что я вижу, что, допустим, стал трезвым, а все остальные – не стали. Я хожу в храм, а большая часть людей – нет. Я молюсь, скажем, по три часа, а люди так не могут. И очевидно, что я не такой, как все, я достиг этого.

Я говорю: «Что сложного? Бросил пить – и всё, я ж смог. Начинаешь ходить в храм – и всё, я ж начал ходить. Какие-то сложности? Ты просто ленивый, не хочешь трудиться». И мне кажется, что я совершенно прав. Ведь я сам сделал себя добродетельным. Кто-то делает себя успешным человеком, но мы делаем себя сами добродетельными людьми.

В сущности, это и есть путь к фарисейству. Ведь формально все фарисеи и были добродетельными людьми, которые усилиями собственной воли, или привычки, или системы воспитания сохраняли основные заповеди Божии. Они не были безгрешными, они это знали. Но они были добродетельными, и это они тоже знали. Просто у них был какой-то свой набор добродетелей, своя система ценностей. Раз они сами себя сделали, естественно, и добродетели выбирали, какие сами могут делать.

И поэтому они убили Христа. Потому что Он обличал их, не хвалил их за то, что они стали добродетельными. А в сущности, ничего плохого в них вроде бы и нет. Просто они презирают тех, кто не может быть таким добродетельным.

Вот и наша ситуация такая. Мы в силу воспитания, усилий воли делаем себя добродетельными людьми, а потом никак не можем искоренить фарисейство, потому что презираем и ненавидим грешного человека. Мы постоянно его обличаем, пилим, недовольны ни миром, ни людьми, ни властями. Потому что мы-то каковы – а они?.. Вот и все, что мы получили.

То есть мы пошли путем, который совершенно запрещен Христом. Берегитесь закваски фарисейской. Это путь ложный. Это путь не туда. Но почему-то мы все им идем. И снова вернемся к авве Дорофею. Он рисует другой маршрут. Сначала сокрушение, потом послушание, потом свобода от зла. И только потом добродетель.