Читаем Добротолюбие. «Притча о доме». Священник Константин Корепанов

Мы продолжаем читать наставления преподобного аввы Дорофея из второго тома «Добротолюбия». Мы читали 93-й абзац, в котором авва Дорофей говорит: возводится же душевный дом ровно и стройно со всех сторон таким образом. – Сперва надлежит положить основание, которое есть вера: ибо «без веры невозможно угодити Богу» (Евр. 11, 6). Дальше он продолжает рассматривать образ дома, мы к этому еще вернемся сегодня.

Мы говорили, что вера является основанием всего, без веры Богу угодить невозможно. И  что бы мы ни делали, сколько бы ни пытались строить дом, мы кладем его не на основании, потому у нас ничего не получается. Мы приводили разные примеры. Вот человек начинает ходить в храм (и правильно делает), вот он начинает всех любить, служить людям, заботиться о них или начинает всем уступать, молчать, выбирает смирение, начинает молиться, читать духовную литературу. Всё это хорошие дела, это камни, из которых можно построить дом.

Но поскольку он берет эти камни и кладет просто на землю, не на основание, то ничего и не получается, дом не строится. Мы привыкли понимать веру как некое убеждение, мировоззрение в рамках Символа веры. А то, что отцы подразумевают под верой, то, что Священное Писание подразумевает под верой, совсем иное. Поэтому у нас ничего не получается. Убеждения-то у нас тоже правильные и мировоззрение правильное, истинное, православное, а дом не строится, плода нет, плод Святого Духа не приносится, потому что вера у нас не та.

Самое близкое слово, помогающее понять, о какой вере идет речь, слово «упование» («надежда»), то слово, которое использует Псалтирь. Приведем другой пример, который тоже всем хорошо знаком, тоже своего рода символ веры, то, что мы слышим и говорим всякий раз, когда собираемся причащаться: верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога Живаго, пришедый в мир грешные спасти, от них же первый есмь аз. То есть мы веруем, что Христос пришел в мир спасти грешников, сколько бы их ни было на земле. Он пришел искупить наши грехи, простить наши согрешения и соединить с Собой благодатью Святого Духа, являя нам постоянно Свою любовь.

Опираясь на этот символ веры, мы, безусловно, всегда веруем и утверждаем себя на основании того, что Бог нас любит, что грехи Он наши простил, что нет никакой преграды, которая разлучала бы нас с Богом, кроме нашего неверия, и что точно так же, как Он любит меня, Он любит и всех остальных людей. Поэтому мне не над кем превозноситься, некого судить. Как Он спасает меня, так спасает и каждого.

Поэтому я не боюсь, у меня нет отчаяния, нет уныния. Если даже есть, я знаю, как
это перетерпеть, потому что сверх любого уныния, сверх любого отчаяния есть вера, свет
веры, что Бог все равно меня любит, ибо умер за меня на Кресте. И вот эта вера совершенно преображает любое мое делание.

Вот я начинаю ходить в храм. Не потому, что так сказали, что там
мне нравится, там мои друзья или замечательный хор, не потому, что этот храм старинный или, наоборот, современный, там хорошее звучание. Я хожу туда потому, что так повелел Бог, это место, в которое Он повелел мне ходить, чтобы здесь мне
открываться в Своей любви, чтобы здесь причащать меня, соединяя с Собой. Это то
место, на котором Он велел мне спасаться, те люди, которых Он мне повелел любить,
считая их братьями и сестрами, теми людьми, которые составят мою
новую семью. Как Он спасает в этом месте меня, так и спасает всех тех, кто приходит на это место. Вот мне братья, вот мне сестры, вот дети, которых дал мне Бог, вот эти люди, с которыми я должен жить в Вечном Царстве.

Я принимаю этот храм, не выбираю, где лучше, не бегаю из храма в храм, не
злюсь на тех людей, которые мешают мне молиться, чистить подсвечники или петь… Это и есть те люди, которых я призван любить, призван принять. Это те
люди, которых привел сюда Бог. Так же, как меня, чтобы я утвердил, пережил и сохранил веру в то, что Христос пришел в мир этих грешников спасти, из которых я первый.

Или, например, начинает человек смиряться перед обстоятельствами (перед начальником, коллективом, жена перед мужем, которого дал Бог, муж перед женой), перед чем-то считает нужным смиряться, терпеть все и слушаться. Без веры это только убивает человека. Но человек должен верить, что это именно воля Божья, что Бог повелел ему
смиряться перед другим, Он привел его к этому человеку и повелел все принять
от этого человека, но по вере во Христа. Так повелел Бог, не злые обстоятельства, не собственная глупость, не злые люди, а воля Божья привела и поставила его в послушание этому человеку. А раз это воля Божья, она спасительная, Бог так хочет его спасти, а он будет все терпеть с молитвой за обижающих его, за тех, кого вынужден терпеть, за тех,
перед кем вынужден смиряться, ибо такова заповедь.

Если человек примет любого другого как волю Божью, если будет за него по заповеди и по вере во Христа молиться всем своим сердцем, не просто поминать в череде других людей, а именно молиться за этого обижающего, оскверняющего, терроризирующего его другого человека, то, несомненно, все изменится и здание его духовной жизни будет построено.

И так про все можно сказать. Вера преображает и определяет смысл всего, без веры
ничего не получится. Само по себе терпение, само по себе смирение, сама по себе любовь,
само по себе хождение в храм (потому что так сложились обстоятельства) ничего с
человеком не сделают. Всякий раз человек должен это делать потому, что такова воля
Божья, такова заповедь Божья, что Бог через эту заповедь являет и явит еще в будущем
любовь и заботу. И, таким образом, если по вере исполняешь это, произойдет твое
преображение и дом будет закончен.

Но кроме этого фундамента, как мы читаем дальше, необходимо еще одно условие.
Абзац 94:

Строящий дом на каждый камень кладет известь; ибо если он положит камень на
камень без извести, то камни выпадут и дом обрушится. Известь (в душевном созидании) есть смирение, потому что она берется из земли и находится у всех под
ногами. А всякая добродетель, совершаемая без смирения, не есть добродетель. О сем
сказано и в Отечнике: «как корабля нельзя построить без гвоздей, так и спастись нельзя
без смиренномудрия». – В доме обычном есть кровля. Кровля дома душевного есть
любовь, которая составляет совершенство добродетелей… как и кровля дома
есть завершение дома. – Кругом кровли идут перила, чтоб, как говорит закон (Втор. 22,
8), дети не падали с кровли. Перила в здании душевном суть – трезвение, внимание и
молитва; а дети – помышления, бывающие в душе, которые хранят трезвение
и молитва.

Если фундаментом для дома является вера, то цементом, связывающим камни в единое
целое, или известью, как здесь говорит авва Дорофей, является смирение. Все кирпичи –
это добрые дела (или добродетели) в своей совокупности, ибо добродетели складываются
из постоянно совершаемых добрых дел.

И вот эти добродетели, добрые дела, что мы делаем по вере, всё это не может быть целостным, не приведет к созиданию дома, если смирение не связывает воедино все эти камни. Без смирения, как здесь говорит авва Дорофей, все эти добродетели ничего не создают, кроме Вавилонской башни. Если кирпичи добрых дел мы кладем один на один без цемента смирения, мы можем построить только Вавилонскую башню. Мы созидаем собственное фарисейство, собственное самомнение, собственную гордыню, чего мы упорно понять не хотим.

Трудно сказать однозначно, с чем это связано. Но если человек понимает, что
добродетельным быть надо и добродетельный человек – это хороший человек, то при чем
тут смирение? Вообще человек трудно понимает, куда это смирение приклеить. Для нас
ценностью является именно сама по себе добродетель, без веры, без Христа, без смирения.

Непьющий человек – хороший человек, честный человек – хороший человек, молящийся человек – хороший, человек, жертвующий собой, – хороший, врач, спасающий людей, – хороший, учитель, который воспитывает детей в школе, – хороший, чиновник, который не ворует и заботится о благосостоянии народа, – хороший, музыкант, играющий музыку и все свои гонорары отдающий бедным, – хороший человек.

С каждым разом сердце наше будет играть все радостнее и радостнее, улыбка будет все шире и шире: «Да, да! Вот такое должно быть общество, такими должны быть люди! Так все должно быть хорошо! Мы за это!» И тут приходит Христос и отворачивается от этого музыканта, учителя или врача и обращает внимание на какую-нибудь блудницу, пьяницу, вора, преступника, идет в какую-то зону, там с кем-то разговаривает, идет в детдом, где малолетние бандиты, преступники, занимается маргиналами, отбросами общества, людьми недобродетельными. А от добродетельных требует, чтобы они свой гонор убрали и занимались тем же самым: любили бы эти отбросы общества, помогали им. Кому это понравится?

И сразу сердце наше сжалось, улыбка наша пропала. Мы не понимаем, насколько, в сущности, мы, называя себя христианами, очень далеки от Живого Христа. Если бы Он сейчас пришел к нам, мы бы тоже ждали, чтобы Он вошел в храм и сказал: «Сколько здесь Моих добрых детей!» А Он придет с плеткой и будет нас выгонять. Мы, ожидая Его, думаем: «Он сейчас придет, нас похвалит, мы даже молитвословы приготовили, акафистники. Смотри, Господи, мы вот это читаем, вот у меня икона есть XVIII века, даже XVII века. Смотри, как я о Тебе забочусь». А Он вместо этого обращает внимание на какую-то соседку, которая попивает каждый день, у нее мужики меняются каждую неделю, а Он прошел к ней и говорит: «Я тебе дам воды, чтобы ты никогда не жаждала. Хочешь?» Она говорит: «Хочу! Знаешь, Господи, ко мне никто не заходил просто так, все только для того, чтобы взять от меня что-то. Я хочу этой воды». – «Вот, возьми». И родилась новая равноапостольная жена.

Мы живем в каком-то придуманном, очень зашоренном, очень неадекватном восприятии
Христа, а все потому, что добродетель у нас есть и добродетели мы ценим. Но ни веры, ни
смирения у нас нет. Эти добродетели положены в спешке, торопливо, друг на друга. Мечи из печи всё, что там есть, что-нибудь да пригодится. А цемента-то связующего нет, да и зиждется все-таки эта добродетель не на вере, а потому что мы хотим, чтобы нас уважали, мы хотим уважать сами себя, хотим иметь чувство достоинства, гордиться собой. «Я не такой, как все. Благодарю Тебя, Господи! Я никогда в жизни не употреблял спиртных напитков, только на венчании кагора выпил. Мне больно смотреть на всех этих алкашей и пьяниц, просто ужасно. Как Ты всех их терпишь? Мне это невыносимо».

Или: «Я в жизни никогда копеечки не украл, а эти воры тащат миллиардами. Господи, я не знаю, как они живут, как Ты их терпишь? Но благодарю Тебя, Господи, что я не такой, как
они». Или: «Я своей жене никогда не изменял, даже в сторону не смотрел. Она для меня
всю жизнь любимая. И как живут все эти негодяи, которые изменяют своим женам, тем более те, у кого жен-то никогда не было, только сожительницы, а детей полно? Бедлам какой-то. Господи, как Ты на это смотришь? Как Ты не попалишь, не истребишь это пламенем Своего огня? Благодарю Тебя, Господи, что я не такой, как они!»

Беда в том, что мы искренне говорим это. Не только думаем, но говорим это, не понимая,
что мы цитируем того самого фарисея, который это сказал. Мы привыкли
строить дом свой и не на вере, и не на смирении, кладем камни и не задумываемся ни о
чем.

Решил человек, что воздержание – это здорово. Я не видел людей, которые воздержанием превзошли бы не то что Моисея, но хотя бы какого-нибудь буддийского монаха, те гораздо более воздержанные, чем мы, но благодати у них нет, потому что у них нет смирения и нет веры во Христа, как мы только что говорили. Или вот человек решил молиться. Молиться православные люди умеют, молятся много. Могут молиться Иисусовой молитвой, могут Псалтирь читать, акафисты…

И куда приводит их молитва? Разве они начинают проливать слезы? Разве они начинают
видеть свой грех? Нет. Чем больше они молятся, тем больше видят грехи людей. В
худшем случае в своей молитве они доходят до такого состояния: «Господи, забери меня отсюда, я устал жить с этими грешниками, с этими негодяями. Это невыносимо, Господи, забери меня отсюда».

Конечно, Он не забирает, но тем не менее сам по себе результат молитвы очевиден. Ведь молитва должна приводить к любви, ведь именно любовь завершает строительство дома, любовь мы должны получить в конце, без любви все напрасно. Если человек любви не имеет, а себя в жертву Христу принесет, нет в этом никакой пользы. Если любви не имеет, а все раздаст и продаст, нет в этом никакой пользы. Если любви не имеет, но умеет пророчествовать и будущее предсказывать и всяческие знания имеет, без любви все равно все мертвое. А любовь – это итог. Это не то, с чего начинается, это то, чем заканчивается строительство духовного дома человека, завершается его созидание. А человек без смирения дом свой не достроит, третий-четвертый ряд каждый раз будет рушиться, а потому крыши так и не будет, любовь все равно не появится.

Бывает, человек много-много молится, а результатом этого является презрение к грешникам, нежелание быть с этими грешниками ни одного дня больше. И человеку кажется, что это и есть подлинный результат, невыносимость присутствия в этом мире. Но нет. Результат подлинной молитвы – любовь.

Как святые писали, как апостол Павел говорил: лучше бы мне в аду гореть, лучше бы мне Христа никогда не знать, только бы братья мои спаслись. Моисей так говорит, и преподобный Силуан Афонский так же говорил, что лучше умереть за этих людей, чем видеть, как они ошибаются или грешат. Такая боль за них, такое желание заслонить их собою, поместить себя в ад вместо них, только бы они жили.

Любовь действительно завершает строительство дома, если он созидается смирением.
Люди обычно рассуждают о смирении в каком-то общем, философском смысле. На самом деле у смирения практический смысл, как здесь и говорит авва Дорофей: любовь именно тогда будет кровлей, когда все будет на фундаменте смирения.

Всего-то нужно всегда думать, что эту добродетель, это доброе дело я сделал не своей силой, а силой Божьей, я познал что-то не сам по себе, а Бог мне это открыл, я совершил это не потому, что я такой добрый, щедрый или заботливый, а потому, что Бог мне это дал. Я сделал что-то хорошее потому, что Он меня поддержал, укрепил, вразумил, дал эту силу к совершению добродетели. Так бы это и было неизбежно, если бы камни добродетельные на фундаменте веры были бы основаны, а не просто брошены на землю.

И второе, что нужно думать: ничего особенного мы не сделали вовсе, только то, что нужно было сделать, то и сделали, мы рабы, ничего не стоящие, как говорит Христос (см. Лк. 17, 10). Нет ничего особенного в том, чтобы отдать все ближнему, или принести себя в жертву за истину, или молиться непрестанно Богу круглые сутки… Это просто то, что мы должны сделать, если бы были точно такими же, какими должны быть.

На самом деле мы ничего не сделали. Мы какую-то двадцатую часть сделали из того,
что должны были сделать. Нам бы укорить себя, а не хвалить. И смирение бы нам подсказало: «Ты вообще-то должен был сделать больше. Ты мог не только пять миллионов отдать, а все свои пятнадцать миллиардов отдать. Я понимаю, что не можешь. Тебя никто не заставляет, но и гордиться тебе нечем. Ты прочитал кучу книг, «Добротолюбие» изучил, все это наизусть выучил. Это, конечно, здорово. Но вообще-то ты должен это исполнить, а не выучить. Ты должен эти книги написать, а не прочитать. Никто ничего не требует, но и гордиться тебе нечем».

Записала Инна Корепанова