Читаем Добротолюбие. «Доступная человеку свобода». Часть 2. Священник Константин Корепанов

У кого просвещены и всегда отверсты умные очи, те в точности знают, что не собственной своею крепостью, но непобедимою силою Божией избавляются они от соблазнов лукавого. Свобода, возможная человеку, состоит только в решимости или нерешимости противостоять дьяволу; при возможности же такой противиться, не имеет он совершенной власти над страстями. Если бы человеческая природа и без всеоружия Духа Святого могла противостать козням дьявольским, то Господь не заповедал бы говорить в молитве: «не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого». Итак, кто хочет избавиться от разжженных стрел лукавого, сподобиться бесстрастия и стать причастником Божественной славы, тот с ненасытным расположением, всем сердцем и всею силою да взыскивает всегда помощи свыше, чтоб с ее пособием побеждать страсти, и чрез такое не опустительное побеждание достигнуть в область чистоты, «еяже кроме никтоже узрит Господа».

У кого просвещены и всегда отверсты умные очи, те в точности знают, что не собственной своею крепостью они преодолели соблазны лукавого. Мы к этому еще вернемся, когда закончим разговор о том, что мы можем и чего не можем. Но чтобы не замылились эти слова, хотелось бы обратить внимание: если мы не понимаем этого,  не видим, если нам кажется, что мы что-то можем (и нам хочется что-то мочь, и мы недоуменно пожимаем плечами, когда слышим какие-нибудь утверждения святых отцов о том, что мы немощны: как немощны? мы же делаем что-то), то это говорит только о том, что наши умные очи не просвещены и не открыты.

Это тоже хорошо осознавать: на самом деле мы слепы. Если бы мы имели просвещенные очи, то действительно могли бы видеть хоть что-то из умного света, пусть не Бога, но хотя бы самого себя. Если мы этого не видим, мы просто еще слепы, не прозрели. Естественно, если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму.

Нам очень важно прозреть, ведь мы же призваны быть детьми Света, мы должны видеть. Мы должны в свете Божьем в первую очередь видеть себя. И, как говорил апостол Павел Тимофею, вникай в себя и в учение (1 Тим. 4, 16). Для того чтобы вникать и в себя, и в учение, нужен Свет. И когда этот Свет открывает умные очи, мы начинаем видеть нашу собственную беспомощность. Но к этому мы еще вернемся.

Мы не видим. Никто же не требует от человека, приходящего в Церковь, чтобы он хоть что-нибудь понимал. Естественно, мы приходим туда не после глубочайшего оглашения, просвещения или какого-то еще процесса, предваряющего наше вступление в Церковь. Понятно, что мы ничего не знаем, ничего не понимаем, что бы мы о себе ни думали.

Но спустя какое-то время, два-три года, проведенные в Церкви, если мы вообще держим уши наши открытыми (кто имеет уши слышать, да слышит (Мф. 13, 9)), то действительно тогда начинаем слышать, что блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное (Мф. 5, 3). Да, мы не понимаем, что такое нищие духом, но у нас, по крайней мере, есть вектор, направляющий нашу мысль: надо понять, надо разобраться. Вот мы слышим на каждой литургии: блаженны нищие духом. Надо понять, о ком идет речь, кто такие нищие духом, кто-то же об этом написал. И мы начинаем читать и понимаем, собственно, то, о чем мы сегодня разговариваем, о чем пишет преподобный Ефрем Сирин.

Или, скажем, рано или поздно (может, не через три года, а через четыре с половиной) мы в конце концов слышим эти слова, пусть даже и не знаем, что они взяты из Священного Писания: сила Божья в немощи совершается (2 Кор. 12, 9). Придя на какой-нибудь праздник, посвященный апостолу Павлу, мы все-таки услышим о том, что с ним произошло и как Христос его научил, что сила Божья совершается в немощи.

Но пусть мы даже это услышим, пусть даже прошло уже пять лет нашего пребывания в Церкви, мы даже расслышали очень важные слова о нищете духовной и о немощи человеческой, но это вовсе не значит, что мы всё поняли. На самом деле нам еще больше времени потребуется, чтобы во всем разобраться. Слышать-то мы слышали, но каким образом это все применить, мы не знаем.

Ведь на самом деле каждый из нас из последних сил старается Богу что-то доказать. Мы стараемся научиться молиться, исполнить молитвенное правило, заставить себя прийти в церковь (поначалу это легко, потом трудно), отказаться от каких-то удовольствий, побороться с какими-то страстями, воздержаться от еды, соблюсти пост. Мы из последних сил стараемся исполнить хоть что-то. Хотя то, что мы исполняем, даже заповедями не является, в том смысле, что в Священном Писании ничего про это не написано. Но мы действительно тратим на это огромные силы нашего тела и нашей души, чтобы Бог нас заметил, призрел на нас, чтобы явить Ему, то, что не совсем мы беспомощные. Господи, хоть что-то мы можем...

Ну, вот этого я не могу, вот этого не могу. Но вот это я могу! Хоть это, Господи, заметь, увидь, услышь. Я, конечно, плохо молюсь, но акафист все-таки читаю каждую неделю. Представь, Господи, читаю, ни слова не понимаю в этом акафисте, не знаю, зачем я это делаю, но тем дороже эта жертва, которую я Тебе приношу. Призри на эту мою жертву и исполни то, о чем я Тебя прошу. Хотя я ни о чем Тебя и не прошу, просто читаю.

И тем не менее, прочитав этот акафист от «Царю Небесный» до молитвенного «Аминь», я сознаю, что я принес Богу жертву. Ну не может Он ее не принять! Или, воздерживаясь от чего-то постом или не постом, давая милостыню этим клятым нищим, которые, как мытари, стоят и последнюю копейку отбирают, пробираешься через этот кордон заслона, потом считаешь нанесенный тебе ущерб. Но ведь это тоже жертва, Господи, я же буквально от сердца оторвал, пока дошел от выхода церкви до троллейбусной остановки.

Мы воспринимаем это как жертву. Мы всерьез трудимся и вдруг понимаем, что нам нужно Бога умолить, нам надо, чтобы Бог на нас призрел, чтобы Он счел нас достойными Своего внимания, Своего общения. И мы, потрудившись так несколько лет, совершенно объективно понимаем, что сделать ничего не можем.

Мы вроде бы принимаем решение молиться неукоснительно, читать тот же самый акафист каждую неделю. Но нет-нет да пропустим. Принимаем решение, что всегда будем отдавать по десять рублей каждому, кто у нас просит. Но иногда такая злоба возьмет, что не дадим. Ну действительно, откровенному алкоголику, который на ногах не стоит, я не дам. Не могу потом, стыдно, не знаю, что с собой делать, но не дам. Когда-то службу воскресную пропустим, когда-то правило молитвенное не прочитаем. Да не то чтобы лень, просто устал сильно, болею. Кругом промахи, кругом несоответствия.

Я знаю это, я чувствую себя несчастным. Я прихожу на исповедь и говорю: «Прости!» –  и буквально ком замирает в горле. А смысл? Я же знаю точно (не первый год в Церкви), что  снова не сегодня, так завтра, но все равно опять это сделаю. Если не смог за пять лет от этого избавиться, это побороть, с этим справиться, понятно, что и дальше так будет. А смысл тогда какой? Что я тут делаю? Что я тут прошу?

И отчаяние наваливается, наваливается... И каждый год добавляет к этому камню, наваленному на меня, по тонне. И я просто задыхаюсь. «Я понимаю, Господи, что ничего не могу сделать. Но хоть Ты мне скажи, что-то ведь я делаю? Ну что-то же я могу? Ну скажи Ты мне, что Ты хоть это от меня примешь! Я знаю, что это недостойная жертва, недостойное приношение, но хоть как-то я могу загладить свои грехи? Хоть как-то я могу добиться Твоей благодати? Хоть что-то скажи, я постараюсь все сделать из последних сил».

И все начинается по новой. Я принимаю новое решение, что ради того, чтобы все-таки Бог меня услышал, буду делать то-то и то-то. Но делать не могу. Это бесконечная воронка, в которую нас засасывает, потому что каждый год, повторюсь, увеличивает толщину и вес этой наваленной на нас плиты. Мы все равно ничего принести Богу достойного не можем. И на нас наваливается отчаяние от того, что мы хотим что-то сделать для Бога и ничего не можем.

Но на самом-то деле, что называется, правильным путем идем, товарищи. Мы всё делаем-то на самом деле правильно. Мы замечательно делаем то, о чем говорят святые отцы, именно так и надо делать, потому что, делая это, мы познаем свою немощь. Это и требуется. Мы только неправильного результата ждем.

Мы ждем, что сейчас наступит такой момент, когда все, что мы захотели сделать, мы сделаем. Мы больше никогда не будем пропускать молитвенное правило, мы больше никогда не будем нарушать постных дней, мы больше никогда не будем жалеть копеек, которые даем нищим, кем бы они ни были и чем бы ни занимались, мы больше ничего не пропустим. Господи, когда же наступит этот чудесный день? Никогда. И вот это порождает отчаяние. Мы просто не того хотим.

Ведь если мы наконец это сделаем, мы скажем: «Господи, Ты понимаешь, да? Ведь я Тебя достоин! Я сделал, я смог, я справился! Я победил! Видишь? Все-таки Ты не разочарован во мне? Ты не зря старался за меня умирать? Видишь, я тоже могу что-то! Я трудился, я старался, и у меня получилось. Я волевой человек, сильный, я справился. Слава мне!»

Нелепо, да? Когда дорисовываешь эти интенции, люди сами шарахаются от своих мыслей. Но чего же вы хотите? От чего вы тогда впадаете в отчаяние? Вы просто ожидайте другого результата. Делайте, старайтесь из последних сил. Но результатом будет познание своей немощи. Так замечательно!

Блаженны познавшие свою немощь, ибо их есть Царство Небесное, ибо сила Божья, благодать Божья и совершаются в немощи. Ты сейчас шел правильным путем и достиг верного результата: ты познал свою немощь, ты познал свою беспомощность, ты познал, что без Бога ничего не можешь. И теперь время действовать Богу. Но, познав свою немощь, что бы дальше ни произошло, ты поймешь, что все, что происходит с тобой, все, что делаешь как бы ты, это вовсе и не ты, это благодать, которая в тебе.

Человек думает: «Я молюсь каждый день уже на протяжении пяти лет, и молитва меня не покидает. Какое удивительное изменение Ты со мной сделал! Ничего себе! Я никогда не думал, что такое возможно! Я соблюдаю все посты и даже прибавляю к этому, мне совершенно ничего не хочется. Господи, как такое возможно сделать, когда раньше я не мог и одной среды соблюсти? Что Ты такое делаешь? Я из храма не выхожу, а раньше и зайти не мог. Как Ты это делаешь, Господи? Как Ты производишь такое действие в беспомощном и слабом человеке? Ты удивительный! Слава Тебе! Слава Твоей любви! Слава Твоей щедрости! Слава Твоей милости! Слава Твоему долготерпению и кротости! Человека только Ты спасаешь, Господи. Грешникам даешь возможность ощутить потоки благодати, беспомощному даешь возможность пережить силу, только если этот беспомощный знает, что он беспомощный, и все, что он делает, принадлежит Богу».

А как вы это узнаете иным способом, кроме познания своей немощи? Как еще вы сможете узнать, что слава Богу, если вы думаете, что все, что вы делаете, вы делаете собственной силой? Как еще иначе вы вообще будете благодарить Бога, если все, что вы делаете, есть плод ваших усилий? Благодарить-то надо себя, это я достиг богатства, это я нашел жену, это я родил детей, это я их воспитал, это я построил дом, это я заработал эти деньги, это я купил машину, это я прочитал эти книги. При чем тут Бог? Бог тут ни при чем, это все я. Я сделал, я задумал, я осуществил, я достиг. Ну и все, замечательно, Бог тебе не нужен, ты – великий человек!

Но в Царство Божье войти такой человек не сможет, потому что он видит только себя, он не смирился, он не любит Бога. Зачем ему любить Бога, если он сам все сделал, он всем обязан самому себе.

Вот и получается, что для того, чтобы изменить себя, изменить свое отношение к Богу, чтобы научиться Его любить, чтобы сделаться способным Его любить и благодарить, нужно познать собственную немощь. Вот мы ее и познаем. Мы стараемся, но ничего не получается. Мы усиливаемся, но ничего не достигаем, пока не смиримся, пока не познаем вот эту самую нашу немощь.

Пока я надеюсь на себя, Бог ничего не может во мне произвести. Что-то начинает меняться только тогда, когда я начинаю видеть свою немощь и надеяться на Бога: «Помоги мне, Господи, помолиться! Помоги мне соблюсти сегодняшний день! Помоги мне воздержаться! Помоги мне бросить пить! Помоги мне прогнать уныние! Исцели мою тревожность! Помоги мне вытерпеть! Помоги мне любить!» Когда по каждому случаю, по каждому обстоятельству мы обращаемся к Богу.

Как говорит Христос в Евангелии от Иоанна, без Меня не можете творить ничего (Ин. 15, 5). Вот ключевым словом здесь, на мой взгляд, является слово «ничего». Есть молитвы, которые наполнены этим исповеданием «ничего». Мы даже помолиться не можем, если Он не подвигнет наше сердце. Мы даже не знаем, о чем помолиться, если Он не подвигнет наше сердце. Мы никогда даже не откроем Евангелие, если Он не откроет наше сердце для его чтения. Даже если мы его открыли, мы никогда не прочитаем больше одной строчки, если Он не подвигнет наше сердце.

Мы никогда не сможем запомнить, что просящему нужно дать, если Его благодать не отпечатает эту мысль на скрижалях нашего сердца. И мы будем давиться, но давать, потому что заповедь в самый неподходящий момент вспыхивает в нашем сознании, и мы даем, вырывая эту копейку из собственного сердца, проклиная себя и этого нищего за то, что он обнаруживает нашу жадность, нашу скупость, нашу жестокость. И будем так всю жизнь давать, плача над каждой копеечкой, пока однажды Он не возьмет наше сердце в Свои руки. Мы готовы будем отдать все любому человеку. Но не потому, что мы добрые, не потому, что мы щедрые, а потому, что в нашем сердце живет Он со Своей щедростью и со своей открытостью. И так всегда было и всегда будет.

Если человек плачет на молитве и буквально задыхается от невыносимой, непереносимой любви к Богу, это не потому, что он научился Его любить, а потому, что его сердце расширяется от невыносимой благодати Святого Духа, вмещающейся, втискивающейся в его маленькое, узенькое сердце. Если он подумает: «Ну вот, наконец-то я Бога полюбил!» – он сразу почувствует пустоту. Он вмиг ничего не чувствует. Он подумал, что это он такой стал. Нет! Дерево и то более чувственное, чем он. А он не чувствует ничего. Бог – ну, Бог. Вера – ну, вера. Отойдет Бог, и не будет нашей веры. Мы теряем ее мгновенно, как однажды мгновенно приобрели.

Да, говорить-то об этом можно. Но слова эти в сердце каждого человека отпечатаются только тогда, когда откроются его очи, когда он сам познает собственную немощь и перестанет выжимать из себя то, что выжать невозможно. Потому что все наши подвиги, ложные или настоящие, нужны только для того, чтобы понять, что мы беспомощны. Я маленький, беспомощный ребенок.

Видели когда-нибудь ребенка, который говорит: «Я сам! Я сам забью гвоздь. Я сам схожу в магазин. Я сам смогу залезть на это дерево». Он «самкает» будь здоров. Мы знаем, что у него ничего не получится. Но мы это оставляем: «На, попробуй». И он плачет, потому что осознает беспомощность. Но он не бежит к нам. Ему очень хочется стать сильным: забить гвоздь самому, сходить и купить что-то самому, залезть на дерево самому. И мир таков, что это надо делать.

Но в мире духовном это не работает, потому что здесь человек будет мучиться, пока не смирится и не поймет: «Я ничего без Тебя не могу! Никогда не мог, никогда не смогу во веки веков. Только Ты – моя жизнь. Только Ты – мой свет, моя радость. Только когда Ты со мной, я радостен. Только когда Ты со мной, я плачу. Только когда Ты со мной, я молюсь. Только когда Ты со мной, я люблю. Только когда Ты со мной, я терплю. Только когда Ты со мной, я верю». И человек приклеивается всеми ниточками своей души к Богу, опытом познав, что он без Него ничего не может. Если в нас рождается желание поспорить, то нам еще нужно познавать свою немощь.

Записала Инна Корепанова