Читаем Добротолюбие. Священник Константин Корепанов. Выпуск от 25 октября

Мы продолжаем читать слово о трезвении преподобного Исихия. Сегодня поговорим об одном неизбывном и, исходя из слов Христа, важнейшем аспекте духовной и трезвеннической жизни.

Два абзаца прочитаем, 112-й и 113-й. Они вытекают один из другого, один продолжает другой:

Образ внешних, чувственно-телесных подвигов есть Ветхий Завет, а святое Евангелие, которое есть Новый Завет, есть образ внимания или чистоты сердечной. И как Ветхий Завет не доводил до совершенства, не удовлетворял и не удостоверял внутреннего человека в деле богоугождения: «ничтоже бо», говорит апостол, «совершил есть закон» (Евр. 7, 19), а только грубые преграждал грехи (отсекать от сердца помыслы и пожелания порочные для сохранения сердечной чистоты, что есть Евангельская заповедь, выше, чем, например, запрещение исторгать око или зуб у ближнего): так разумей и о телесной праведности и телесных подвигах, о посте, говорю, и воздержании, спании на голой земле, стоянии, бдении и прочих, кои подъемлются обыкновенно из-за тела и страстную часть тела успокаивают от греховных движений. Хорошо, конечно, и это все, как сказано и о Ветхом Завете (что добр Закон); потому что служит к обучению внешнего нашего человека и к охранению от страстных дел. Но подвиги эти не суть охранители и от грехов мысленных, или возбранители их, то есть не сильны избавить нас от зависти, гнева и прочего.

А чистота сердечная, то есть блюдение и охранение ума, коего образом служит Новый Завет, если соблюдается нами, как должно, все страсти и всякое зло отсекает от сердца и искореняет из него, и вместо того вводит в него радость, благонадежие, сокрушение, плач, слезы, познание себя самих и грехов своих, памятование смерти, истинное смирение, безмерную любовь к Богу и людям и Божественное рачение сердечное.

Здесь есть замечательная мысль о внешнем и внутреннем делании. Эта мысль очень точна, глубока, важна. Дело вовсе не в сопоставлении внешнего и внутреннего с подразделением на Ветхий и Новый Завет. Ведь и заповеди о любви к Богу, любви к ближнему, и слово о смирении, кротости, и слово о послушании, святости, смирении – все это есть и в Ветхом Завете. Заповеди о всесовершенной любви к Богу и возлюби ближнего твоего, как самого себя – буквально цитаты из Ветхого Завета. Поэтому дело не в сопоставлении заветов, не богословской составляющей важно это слово, а именно рассуждением о внешнем и внутреннем.

Внешнее – это не только подвиг внешний, относящийся к телу. Это вообще то, что мы обычно делаем, наблюдая свое внешнее состояние, наблюдая за своим внешним поведением; это то, что можно увидеть, измерить количественно в первую очередь. Это и поклоны, пост, бдение, и количество прочитанных молитв, акафистов, и количество причащений, нами совершаемых, и одежда, которую мы носим, и внешние манеры, правила поведения дома или в храме. Это и некоторые внешние атрибуты благочестия (иконы в большом количестве или просто старинные и красивые, лампады перед ними, свечи, аромат в доме), исполнение предписаний, устава, каких-то богослужебных указаний. Все это, по сути, внешнее.

Мы совершенно отчетливо и хорошо должны понимать, что это внешнее с неизбежностью приводит к мнению о себе. Мы это видим по фарисеям. Ведь фарисеи то и делали, что исполняли внешние предписания. Да, они ссылаются на Закон. Но Христос упрекает их за то, что Закона-то они и не исполняют. Христос приводит несколько фрагментов: есть заповедь «чти отца и мать твою», а они выбрали другую заповедь и отдают Богу то, чем должны были накормить своих родителей. Таким образом, сверхдолжным попечением о храме, которое не является Божественной заповедью, они нарушили Божественную заповедь о почитании отца и матери. Получается, фарисеи и есть люди, осуществляющие внешние предписания Закона, именно потому, что эти предписания понятнее, их удобнее исполнить.

Например: что такое чтить отца и мать свою? Можно долго дискутировать, думать: «А стоит ли почитать мою мать? Стоит ли почитать моего отца? А что вообще значит почитать? Я почитаю или не почитаю? Я правильно делаю или неправильно?» А тут пошел в храм, бросил какую-то сумму в церковную кружку – и все. Все понятно, все просто: на храм я пожертвовал (в этом месяце особенно), поэтому надеюсь, что у меня все будет хорошо. А родителей надо чтить каждый день, каждый час, каждую минуту – и непонятно как; и главное – нет удостоверения, что ты все сделал правильно.

Когда денежку в храм положил – у тебя сердце радуется, ты доволен; все просто. А с родителями не все так просто: вроде их чтишь – а они ворчат, вроде почитаешь – а они сердятся, вроде любишь и заботишься – а они не благодарят. Радости никакой не имеешь. Вроде столько сил положено, столько конфликтов преодолено, какие-то искушения пройдены, а порадоваться не можешь, хотя вроде всеми силами пытался чтить отца и мать, исполняя эту заповедь. С кружкой все гораздо проще.

Например, ясно, что надо соблюдать среду и пятницу. Соблюл среду – хорошо. Соблюл пятницу – еще раз хорошо. Все просто: в среду постись, в пятницу постись. А как, например, молиться за обижающих вас? За кого именно? За каждого обижающего? Да как-то совсем не хочется. И какой в этом смысл? Зачем молиться за обижающего человека? Что от этого будет? Вот я целый час молился, а толку никакого нет. Он как злился на меня, так и злится; я как злился на него, так и злюсь. Ничего не происходит. Что мне делать теперь? Непонятная заповедь, ее трудно исполнить. Ты должен сердце сломать, лоб разбить об эту заповедь. А количество чего-то отданного, прочитанного, исполненного – просто, понятно, сразу дает утешение и ощущение, что ты все сделал правильно; это успокаивает твою совесть, тебе становится легче, понятнее жить дальше.

По этому пути фарисеи и пошли. Они и есть люди, которые осуществили внешнюю праведность. Они только и делали, что выискивали в Священном Писании, как все правильно делать: как правильно принести жертву, как правильно надеть одежду, какие правильные слова должны быть написаны, как поклониться, как вымыть руки… Они все внешние предписания исполнили и были уверены, что исполнили весь Закон.

Но Христос пришел и говорит им, что они вообще Закона не исполняли. Вы Бога любите? Нет. Вы людей любите? Нет. Вы святые? Нет. Чем вы тогда отличаетесь от всех остальных людей? Ничем. Только тем, что можете предъявить список, сколько вы сделали для спасения, сколько всего выполнили. Это вы готовы сказать, показать, но внутреннее ваше каким было, таким и остается.

Фарисеи, собственно, и есть люди, положившие основание на внешнем благочестии. Как закон всемирного тяготения с неизбежностью действует на всех, так и внешнее благочестие с неизбежностью приводит к мнению о себе. Потому что, сопоставляя свое благочестие с благочестием других, я вижу, что очень сильно от них отличаюсь в лучшую сторону. Сопоставляя, сравнивая себя с другими, я понимаю, что, во-первых, я лучше очень-очень многих людей, и это внушает мне возвышенное, восторженное чувство. С другой стороны, я понимаю, что день и ночь забочусь о том, чтобы исполнить пусть внешнее, но все же предписание Божие, то есть день и ночь забочусь о том, чтобы служить Богу. И это меня, конечно, не может не радовать. В результате получается мнение о себе, которое приводит к известным следующим результатам.

Во-первых, неизбежно у человека появляется высокомерие и гордость: я исполняю заповеди, я служу Богу, я лучше многих. Естественно, человек начинает гордиться, превозноситься над другими людьми. Во-вторых, это неизбежно приводит к лицемерию. Потому что, заботясь только о внешнем, мы упускаем внутреннее и не видим, что внутри мы совсем не такие, какими должны быть христиане. Другое дело, что мы научились за это время себя оправдывать; и оправдываем себя именно внешним благочестием.

Скажем, человек читает по две, три кафизмы в день. Читает регулярно много-много лет. При этом, как только ему кто-то делает замечание, он взрывается, злится, начинает гневно возражать. Он понимает, что внутри у него нет любви, что он гневный и вспыльчивый, но он себя оправдывает: «Зато я читаю по три кафизмы. Не может быть, чтобы я три кафизмы читал даром. Да, я грешник, но за три кафизмы Бог меня спасет. Я не отрекаюсь, что я грешник, злюсь, вспыльчивый. Но я же читаю Псалтирь. Я уверен, что за чтение Псалтири Бог меня помилует». Это первый вид оправдания. Второй вид: «Ну а что вы хотите? Я читаю кафизмы – и бесы меня искушают, естественно. Поэтому, когда я перестаю читать кафизмы, они ко мне подходят и начинают меня крутить, чтобы отомстить мне за то, что я читаю Псалтирь». Это более распространенная точка зрения.

Многие считают, что если они хоть что-то сделали, например, прочитали двадцать молитв Иисусовых, бесы будут мстить. Если они кафизму прочитали, бесы будут мстить. Если акафист прочитали (особенно Успению Божией Матери), непременно бесы будут мстить. Когда у человека внутри раздрай, нет мира, когда внутри он весь страстный, он всегда себя оправдывает именно внешним деланием. Поэтому он лицемерит. Раз он знает, что внутри у него гадость, а внешним себя оправдывает, то он лжет, лицемерит, притворяется. Внутри он злой, но хочет производить впечатление благочестивого человека.

Лицемерие – это, по сути, служение лжи; естественно, через служение лжи ты попадаешь под воздействие князя тьмы. Получается, что если ты лицемеришь, ты мало того что попадаешь под обличение фарисеев, о которых не раз и не два сказал Христос, но и становишься полноценным служителем сатаны, потому что лицемерие именно к этому состоянию и приводит.

И третье, что происходит с человеком. Считая себя лучше других, он осуждает грешников, потому что он-то может что-то сделать, а они не могут. Он не пьет, а они пьют; он воздерживается от объедения, а они не воздерживаются; он молится, а они нет. Он естественным образом их судит за то, что они грешники. Все понятно, все просто. Он осуждает. Но, осуждая, он же знает, что нарушает заповедь. Ведь он же читал Священное Писание и даже гордится тем, сколько глав ежедневно читает или сколько раз прочитал Священное Писание Нового Завета. Он знает, что осуждать нельзя, но оправдывает себя внешним. Или говорит: «Я не в осуждение, а в рассуждение». То есть находит разные норки, выверты для того, чтобы тем или иным доступным способом обосновать, что в его осуждении нет ничего плохого.

Когда ты живешь внешним,  за счет этого внешнего всегда найдешь возможность, способ доказать, почему ты внутренне такой плохой. Ты всегда можешь сказать: пусть я плохой, но зато я делаю то-то и то-то.

Если уж мы осуждаем грешников (как и фарисеи это всегда делали), то с еще большей раздраженностью мы осуждаем тех, кто грешников смеет любить. Если грешники для меня по факту плохие (они же хуже меня, и даже если я не осуждаю их языком, я знаю, что они хуже меня), они меня не раздражают, я их просто презираю, бунта страстей они у меня не вызывают. Совсем другое дело, когда появляется человек, который любит грешников. Христос любил грешников, праведный Иоанн Кронштадтский любил грешников, и многие другие любили. Эти люди начинают вызывать раздражение, более того – ненависть, потому что, глядя на них, я начинаю понимать, что грешников можно любить, а я не люблю.

Тогда у меня начинается скрытая напряженная работа мысли: «Что-то тут не так! Не может нормальный человек, как я, любить грешников. Человек любит их либо притворно, чтобы произвести впечатление на других людей, либо он вообще ничего не понимает в любви, либо он сам, попросту говоря, такой же грешник. Я-то праведник, и меня грешник раздражает. А его грешники не раздражают, значит, он тоже грешник; значит, у него есть какие-то скрытые грехи, и надо их найти. Не может нормальный праведный человек любить грешников». Человек, любящий грешников, вызывает особую злобу, ненависть, как это мы видим в истории со Христом.

Это всё общие рассуждения, которые мы можем вынести на основании евангельского текста. Новизна и исключительность представлений преподобного Исихия в отношении внутреннего и внешнего делания в том, что он указывает, почему внешнее благочестие приводит к тому, что ты делаешься гордым, высокомерным, лицемеришь и в конце концов начинаешь не любить грешников и тех, кто любит грешников.

Повторю слова преподобного Исихия: внешний подвиг служит к обучению внешнего нашего человека и к охранению от страстных дел. Но подвиги эти не суть охранители и от грехов мысленных, или возбранители их, то есть не сильны избавить нас от зависти, гнева и прочего. Подвиг может научить нас воздержанию от еды, от вина, может уцеломудрить и помочь овладеть похотью и всеми другими телесными страстями. Но естественным образом он не может ничего сделать с теми страстями, которые гнездятся не в теле и никак с плотью не связаны; внешние подвиги никак не могут коснуться моей души. Не то что они недостаточны. Но это все равно что вы решили выучить физику, например, и пошли в спортзал. Спортзал – замечательная вещь. Тренироваться – это здорово, замечательно, но знаний по физике это не прибавит. Или учить китайский язык в бане. Баня – тоже хорошо, но к китайскому языку отношения не имеет.

Так и тут. Все внешнее – поклоны, бдения, прочитанные молитвы, количество посещений храма, количество причастий – ничего не дает для внутреннего человека, для того, чтобы победить внутренние страсти. Зависть, обида, тщеславие, гордость, все внутренние страсти так и остаются, потому что они не телесные, не связаны с телом, они связаны с состоянием нашего сердца. А мы работаем с телесными страстями.

Телесное делание, внешнее делание потому и приводит к гордыне, лицемерию и ненависти, что оно не работает по исцелению сердца от этих страстей. Поэтому нужно внутреннее делание, ибо только так сердце очищается от страстей душевных. Поклоны в этом не помогут.

Поклоны не помогают от страсти гнева, как Псалтирь не помогает от зависти, а пост не исцеляет тщеславия. Для этого нужно внутреннее делание, делание трезвенническое, в котором (в очередной раз повторюсь) молящийся, призывающий имя Христово ум спускается в сердце и, молясь внутри сердца, очищает его от страстей, которые там гнездятся. И, очистив сердце, призыванием умом, стоящим в сердце, имени Иисуса Христа исцеляется от страстей. И ум встает на страже сердца, чтобы ни один страстный помысел не проник.

Вот это и есть внутреннее делание и борьба с душевными страстями. Внешнее неизбежно приводит к страстности человека, а страстность человека не врачует.

Записала Инна Корепанова