Читаем Добротолюбие. 14 февраля. Священник Константин Корепанов

Мы продолжаем читать «153 главы о молитве» святого преподобного Нила Синайского из второго тома «Добротолюбия». В прошлый раз мы начали говорить о слезах, и сейчас напомню, о чем говорилось в трех  прочитанных абзацах.

Прежде всего молись о получении слез, чтобы плачем умягчить сущую в душе жестокость (греч. – «дикость») и исповедав на себя «беззаконие Господеви» (Пс. 31, 5), получить от Него оставление грехов.

Употребляй слезы, как орудие к получению всякого прошения; ибо очень радуется о тебе Владыка, когда ты молишься со слезами.

Когда во время молитвы своей изливаешь потоки слез, отнюдь не возносись тем сам в себе, как будто ты выше многих. Это помощь свыше прияла молитва твоя, чтобы ты, усердно исповедав грехи свои, слезами умилостивил Владыку.

Повторим: слезы нужны в первую очередь для того, чтобы умягчить сердце, изгнать из него жесткость, превозношение и, самое главное, чтобы избавиться от осуждения. Плачущий человек становится милосердным, сострадательным, понимающим и  утешающим.

Во-вторых, слезы очищают грехи. И в прошлый раз мы говорили, что такое действие слез зависит не от жидкости, изливающейся из глаз. Оно зависит от действия благодати Божией, которая привлекается на человека кающегося, взывающего, кричащего, вопиющего к Богу о помиловании, о спасении, об исцелении. И знаком того, что Бог приклонился к сокрушенному человеку, являются слезы. Эти слезы в конце концов исцелят человека, и когда его сердце совершенно очистится от всякого греха, когда оно исцелится, тогда уйдет и всякая болезненность слез и человек уже будет просто плакать слезами умиления.

Важно при этом помнить, что слезы саможаления отличаются от тех слез, о которых говорят святые отцы. У мужчин слезы саможаления тоже бывают, хотя крайне редко, – такие слезы чаще бывают у женщин. Женские слезы легче проливаются, такова их природа: они легче и чаще мужчин плачут, и потому данное искушение им более свойственно.

Эти самые слезы саможаления люди часто путают с теми слезами, о которых пишут святые отцы: вроде бы и это тоже плач, вроде бы и он о грехах, но на самом деле – это лишь слезы саможаления, и они приводят не покаянию, а к печали. Человек ходит печальный,  и нет у него того, о чем нам пишет преподобный Симеон Новый Богослов: радостотворного плача. Человек, по-настоящему плачущий слезами покаяния, утешается за это Богом и после пребывает в мирном и даже радостном настроении.

А человек, плачущий слезами саможаления, погружается в печаль, поэтому после молитвы он остается в таком же, а то и в более печальном настроении. Такому человеку ничто не интересно, ничего не нужно, у него пропадает тонус жизни, ему ничего не хочется делать, ни с кем не хочется разговаривать, у него нарастает раздражение, уныние, тоска. Все это свидетельствует о том, что слезы его неправильные. Как здесь не вспомнить известные слова апостола Павла о том, что печаль производит смерть (2 Кор. 7, 10)?

Когда человек плачет слезами саможаления, он плачет от досады. Он был бы рад, если бы этих грехов у него не было; он уверен в том, что сложись обстоятельства иначе, этих непоправимых ошибок он бы не совершил. А еще он уверен в том, что причина совершенного им греха кроется в каком-то роковом стечении обстоятельств, в какой-то  произошедшей с ним случайности.

Человек уверен – будь он в нормальном состоянии, никогда бы такого не сделал. Но так сложилось, что по злой воле людей или по воле случая он, к сожалению, сделал это. Теперь сетует на эти сложившиеся обстоятельства, на то, что ничего не смог с этим сделать тогда, что не может ничего сделать и сейчас, поэтому он себя жалеет.

Ему жаль себя как жертву каких-то обстоятельств,  как жертву чьей-то злой воли, как жертву чьих-то происков, как жертву каких-то стихий или каких-то роковых причин, не зависящих от него. И, жалея себя, он, естественно, себя и оправдывает: « Я не виноват, так получилось! Что я теперь могу сделать? Я бы очень хотел, чтобы этого не было, но это произошло. Это так плохо, так гнусно, но уже ничего нельзя исправить. Как же теперь быть?»

Понятно, что такому человеку жалко себя, и потому он плачет. Но этот плач не производит ни радости, ни утешения, потому что человек не может ничего исправить, изменить. Из-за этого его все более и более засасывает печаль, и он начинает печалиться все сильнее и сильнее. В конце концов он становится как бы всецело сотканным из раздражения и уныния. Ему жалко себя, и потому он плачет…

Есть покаяние, когда человек считает виноватым безусловно себя и только себя. Он знает, что и является тем самым, что проявилось в этом грехе, в этом падении, в этой скверне, – он таков и есть. В обычном состоянии подобное ему несвойственно, но в данном грехе вдруг проявилась его скрытая гордыня, скрытая жадность, скрытая похоть или гнев, до этого скрываемый…  

В этом совершенном грехе что-то вдруг вывалилось наружу – вдруг проявилось то, что прежде он тщательно скрывал, оберегал, сохранял, что прятал ото всех в течение долгих-долгих лет жизни. И вдруг это все  вырвалось наружу. Человеку жаль, что это случилось, что люди об этом узнали, – он этого не хотел. Напротив, он хотел спрятать ото всех эту сторону своей души, но она обнаружилась: «Теперь все знают, какой я! Так стыдно, так неловко. Почему же это произошло? Как же так получилось?» Но ничего хорошего в этом переживании нет.

Покаяние и слезы сокрушения всегда появляются тогда, когда человек точно знает, что не кто-то виноват, а что это именно он согрешил. У него нет в этом никаких сомнений, и с этого он начинает свое покаяние. Сначала оно происходит без слез – просто человек осознает, что он сам довел себя до такого состояния, что он сам живет теперь в скудости, в тесноте, без Бога, без благодати, без жизни, без любви. Он живет так, потому что сам своим же грехом и довел себя до этого.

Он пилит себя, он терзает себя; и, конечно, если при этом он начнет еще и жалеть себя, то тогда у него разовьется невроз. А жалось к себе опять-таки приведет к унынию и печали. И это не исправит его жизни, а сделает ее еще хуже. Лучше бы ему просто ходить и радоваться, а иначе он и в той жизни ничего не получит, и в этой все потеряет. Он просто превратится в тень самого себя, и никакой надежды на перемены ему это не принесет.  

Но человек может не жалеть себя, а честно исповедовать то, что по существу и есть: что он виноват! Он может, в конце концов, в этом сокрушении и озлобиться, и вознегодовать – тогда вместо жалости придет озлобление на себя, негодование на себя. Но тогда он будет злиться именно на себя, а не на обстоятельства или других людей.

Да, допустим, прорвался грех. А что же ты прятался? Неужели думал, что можно спрятаться от Бога? Если ты действительно был таким, то слава Богу, что Он обнаружил твое нечестие. Слава Богу, что раньше ты был, допустим, пьяницей и лицемером, а теперь ты пьяница, но хотя бы нелицемерный. Прежде ты скрывал свою страсть к алкоголю, а теперь все знают, что ты алкоголик, и ты, по крайней мере, не притворяешься – хоть так греха меньше стало. А то, что ты любил этот грех, –  так ты всю жизнь его любил, и всегда ты был таким!

Такое побивание себя и укорение себя постепенно приводят человека в сокрушение. Вот это самое  сердце сокрушенное и смиренное, которое Бог не уничижит (Пс. 50, 19), и должно в нас появиться. Однако это сокрушение очень болезненно, и мы его не выносим. Мы будем утешать себя (и утешаем) либо какими-то внешними вещами (телевизором, друзьями, общением, едой, алкоголем, чем угодно),  либо начинаем сами себя жалеть и плакать.

Но если не жалеть, а терпеливо нести это сокрушение, то в конце концов мы дождемся того, что Бог утешит нас. Он сделает это, видя, как нам плохо, как мы сокрушены, как мы себя пилим. Это утешение и окажется для нас утешением слезным: вдруг прорвется плотина, и исстрадавшееся сердце оросится дождем благодати Божией, и мы поймем, что Бог приклонился к нам.   

Есть еще один важный момент в этом отрывке, и о нем преподобный Нил Синайский пишет в седьмом абзаце: слезы на молитве свидетельствуют о том, что твоя молитва принята, что твою молитву Бог услышал и что Он приклонился в ответ на твою молитву. Таким образом, наши слезы есть подтверждение того, что молитва принята, что Господь нас слышит, что Господь приклонился, что Господь находится рядом – Он ответил на твое сокрушение и на твои молитвы.  

Когда во время молитвы человек вдруг начинает проливать слезы, то эти слезы воспринимаются им как доверие Бога, как ощущение близости и любви Божией. И этого действия свыше обязательно нужно дождаться, особенно если мы согрешили только что или недавно.

Но есть ведь и грехи старые – те, которые мы совершили давно: мы долго-долго грешили подобно тому, как это делала  преподобная Мария Египетская. Лет десять-двадцать грешили, а потом обратились к Богу. И теперь какое-то время нам необходимо пройти путем сокрушения, путем безводной пустыни (это святоотеческий образ), пока Сам Бог не оросит нас слезами умилостивления, – это процесс долговременный.  

А если мы уже примирились с Богом, покаявшись в прошлых грехах, и согрешили, например, сегодня: кого-то осудили или превознеслись (и совесть нас обличает), тогда что надо делать? Надо тут же идти и просить у Бога прощения до той поры, пока слезы не оросят наше сердце. И это не вымучивание слез –  это просьба о милости и прощении. А милость и прощение свидетельствуются тем, что слезы текут и орошают наше сердце. Но этого нужно дождаться – нужно молиться и каяться до тех пор, пока Бог не прижмет нас к Себе.

Конечно, такими слезами нельзя гордиться – хуже такой гордости, наверное, ничего нет. Ведь появление слез – это всегда проявление милости Божией. Как можно гордиться милостью Божией?

И вот что важно отметить в этом прочитанном только что седьмом абзаце – такое приятие Богом нашей молитвы вовсе не означает того, что молитва будет исполнена. Бог только свидетельствует, что Он к нам приклонился: Он открыл ухо Свое, чтобы слышать нас; Он простер руки Свои, чтобы обнять нас и  прижать к Себе, чтобы омыть наши раны, утешить наше сердце, согреть нас в нашем одиночестве.

Но это вовсе не значит, что Он сделает то, о чем мы Его просим, – это уже совсем другой уровень молитвы. И святые отцы, говоря о нем, упоминают о дерзновении в молитве: Бог исполняет просимое, когда Его об этом просят дерзновенно.

Но для обыкновенного человека достаточно сознавать, что Бог его утешил в болезни, в горе: если Богу будет угодно, Он исполнит просимое, а если неугодно – значит, неугодно. И только человек, достигший глубочайшей степени смирения, а значит, и высочайшей степени совершенства, человек, обретший внутреннее дерзновение пред Богом, может молиться, а Бог может исполнить его волю.

Для всех же нас пределом чаяний является вот это приклонение Бога к нам: мы чувствуем, что Он рядом, что Он нас утешает, нам помогает, а значит, все, что делается, – к лучшему.

Возвращаясь к условиям молитвы, прочитаем  несколько абзацев начиная с двадцатого (все они об одном и том же):  

Если желаешь молиться, как должно, не печаль души (или не держи огорчения на душе); иначе всуе течение твое (или молитвенный труд твой).

«Остави дар твой», говорит Господь, «пред алтарем, и шед прежде смирися с братом твоим» (Мф. 5. 24), – и тогда, пришедши, станешь молиться без смущения; ибо злопомнение наводит мрак на владычественный ум молящегося и тьмою окружает молитвы его.

Собирающие в себе печали (огорчения) и злопомнения, и держащие (в этом состоянии молитву), походят на тех, которые черпают воду и вливают ее в дырявую кадь.

Эти слова говорят нам о том, что примирение с людьми является неотъемлемым условием молитвы. И это без вариантов, без каких-то уточнений: с какими именно людьми надо примириться, а с какими не надо. Необходимо просто примириться со всеми людьми – вот,  собственно, и все. А потом иди и молись.

В данном месте преподобный Нил Синайский приводит отрывок из Нагорной проповеди, где говорится о том, что надо пойти и помириться с соперником, и тогда Бог примет твою молитву. Для того чтобы молитва состоялась, чтобы она была принята, чтобы получить плоды молитвы, чтобы случилось богообщение в молитве (иначе зачем вообще молиться?), нужно выполнить простое условие: зла и обиды не помнить и всем все простить.

Что может быть проще, банальнее этого? Ведь любое наше молитвенное правило начинается с молитвы «Отче наш», которую каждый христианин, каждый верующий человек знает наизусть. Там есть слова: и остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим. Все просто: Господи, прости нам и примирись с нами, как мы простили других и примирились с другими. Ведь если мы с ними не примирились, значит, мы находимся с Богом во вражде – примирения не происходит. Но это означает, что и богообщения в молитве тоже не произойдет  – вот такой простой, естественный расклад. Не знаю, как еще можно об этом говорить. 

И что же мы видим? Многие ли люди делают то, чему учит молитва «Отче наш»? Многие ли люди всерьез верят, всерьез исповедуют и всерьез задумываются о том, что они говорят в этой молитве? И только сердце, заматеревшее в лукавстве перед лицом Бога и людей, это измученное, исстрадавшееся сердце, всегда ищет себе оправдания и придумывает себе извинение: почему оно не будет примиряться и прощать, почему оно будет помнить зло.

Да и не жалко, пусть! Никто не запрещает тебе помнить зло, никто не запрещает тебе не прощать того, кто сделал тебе худо, – это твое право, твой выбор, ты можешь так поступать. Бог не запрещает тебе сердиться, злиться, гневаться или помнить нанесенную обиду. Он просто говорит: «Ничего у тебя со Мной не выйдет. Как хочешь! Можешь оставаться таким, какой ты есть. Но, чтобы подойти ко Мне, тебе надо со всеми примириться. А если ты не примиришься со всеми, то не сможешь ко Мне приблизиться».

Перед Богом невозможно лукавить – Он видит абсолютно все. Поэтому можно придумывать себе всяческие извинения: почему я не прощаю, почему не могу… Это, конечно, оправдает нас в  собственных глазах и даже в глазах других людей. Но все это никакого эффекта перед Богом не возымеет, а значит, все это бессмысленно – мы не сможем достучаться до Него, как и Он не сможет достучаться до нас.

Бог сказал об этом достаточно четко – без сложностей и каких-то обиняков. Он даже вложил эту заповедь в молитву, чтобы мы о ней всегда помнили. Тем более это так нормально, так естественно! Ведь если я пошел просить у Бога прощения, то надо так же отнестись и к другому – это же справедливо, это по-человечески! И если ты хочешь у Бога что-то попросить, то тебе надо исполнить просьбу человека, просящего у тебя. Это же просто правило жизни человека в человеческом обществе.

И ладно, если бы это касалось людей, допустим, изредка приходящих в храм и только иногда молящихся. Хотя это правило и для них непреложно, но они, по крайней мере, не ведают бо, что творят (Лк. 23, 34). Но преподобный Нил учит нас, как должно молиться, а мы адресуем его слова тем людям, которые постоянно молятся; которые пытаются молиться сосредоточенно, собранно, внимательно; которые пытаются обращаться к Богу с молитвой Иисусовой. И эти люди сами же свидетельствуют о том, что у них ничего не получается, что ум рассеивается, что сил нет, что уныние одолевает, что они в Небеса, как в медное небо, стучат, а Небеса не открываются. Ведь этим Сам Бог свидетельствует о том, что не принимается твоя молитва.

И тут надо бы вспомнить о том, о чем ты, человек, сам хорошо знаешь: ты не простил своих обидчиков, ты не примирился с ними. Бог говорит: «Обернись на себя! Исполни то, что Я у тебя прошу, и тогда Небеса растают, и ты достучишься, и будешь принят, будешь обнят и услышан». Но человек упорно не хочет этого делать: «Я как-нибудь достучусь. За мое упорство Бог все равно мне поможет!» Конечно, упорство хорошая вещь, но только в том случае, когда ты примирился со всеми людьми.

Записала Инна Корепанова