Читаем Добротолюбие. Священник Константин Корепанов. Выпуск от 13 сентября

Мы продолжаем читать слово о трезвении преподобного Исихия. В прошлый раз по поводу 64-го абзаца мы говорили о двух действиях ума, которые помогают человеку смириться, помогают удержаться в границах смиренномудрия. Первое – это память о своих грехах, а второе – вращение ума в добродетелях других. И мы закончили тем, что поймали себя на мысли: похвала в отношении другого человека нам неприятна,  внимание людей к другому человеку нам неприятно.

Представим себе на одну минуту: если человек тянется к добродетели, ищет добродетели, мы объективно должны принять, что это хорошо, и должны радоваться. Почему же мы не радуемся, когда хвалят добродетель? Почему же мы не радуемся, когда люди тянутся к добродетели другого человека? Пусть это не мы, но мы же должны радоваться, а у нас в сердце заноза, нам обидно, нашему сердце тесно.

И вот когда мы осознали, увидели свое раздражение по поводу качеств другого человека, по поводу похвалы в отношении другого человека или по поводу внимания людей в отношении другого человека, мы фиксируем свой диагноз: «Ты, брат, болен. Надо тебе что-то делать, иначе гордыня тебя сожрет, потому что Бог гордым противится. Молитва твоя увянет, если ты срочно что-то не сделаешь». Но что нам тогда делать?

А нужно делать как раз то, что советует в 64-м абзаце преподобный Исихий: нужно погрузить всецело и безжалостно свой ум в добродетели других людей. Просто сказать: «Посмотри, как он любит своих детей! Смотри, сколько времени он с ними проводит! Смотри, сколько этот человек постится; и глянь, какой ты обжора. Посмотри, сколько молится вот этот, а ты лентяй. Посмотри, он уже в шесть часов на ногах, трудится (ну и что, что он спешит корову кормить, а ты к Богу не бежишь, как он к корове). Посмотри, он уже с утра бежит на работу. Ну и что, что он работает в каком-нибудь кафетерии, но он бежит рано на работу за деньги, а ты к своему Богу не бежишь за Царством Божьим. Посмотри,  есть качества людей, которых у тебя нет. Посмотри, ты хуже этого, хуже этого, хуже этого… И несравненно хуже этого. Посмотри, как много вокруг тебя великих, достойных людей. А ты кто? Ленивый, нерадивый, скучный, безрадостный, безблагодатный». Больно… Больно…

Я же хочу быть значительным, а вокруг меня значительные люди, в свете которых я незначительный. И уму человеческому очень неуютно, потому что он горд, ему не нравится это состояние. Он говорит: «Ну и что, что он бежит на работу в свой кафетерий? Зато он после этого все деньги пропивает. Ну и что, что он молится по полтора часа, зато не умной молитвой, не внимательной; конечно, легко трандычить текст молитвы. Ну и что, что он постится? Зато он постится-то только потому, чтобы хвалиться и гордиться своим постом, всем кричит направо и налево, как он может поститься. Ну и что, что он любит своих детей? Зато он работает всего по пять часов в сутки; конечно, что тут людей не любить? Работал бы по пятнадцать, не было бы сил любить».

Мы сделали «замечательную» вещь: добродетели людей выкинули в грязь, затоптали. И сказали: «Нет никаких добродетелей. Сволочи эти люди, негодяи, лживые, лицемерные, подлые, напыщенные, гордые, никчемные. Как мне хорошо стало! Я ж все-таки не такой. Ну да, не пощусь, ну да, мало молюсь, зато я…» И всё! Нам хорошо, нам комфортно.

Да, теперь я могу смело идти на исповедь, не страшно исповедоваться, потому что я знаю, что я отнюдь не самый гадкий человек на этой земле. Ну да, не святой, но гораздо лучше многих. Чего мне бояться? Чего мне унывать? Нормальный такой христианин. Ну, не Серафим Саровский, и что? Но я доволен собой. Мне нравится моя жизнь, я уверенно себя чувствую и не позволю, чтобы кто-то вытирал об меня ноги и показывал мне мои недостатки… И всё, покаяния нет, смирения нет, я уверен, доволен, горд.

А чтобы подпитывать свою гордыню, я с радостью осуждаю других людей, с радостью включусь в очень интересный разговор о том, что вот этот человек, которого вчера по телевизору показывали (или которого вчера мэр хвалил, или который вчера награду получил, или которого батюшка похвалил), вовсе не такой. И мы радостно  доказываем друг другу, что на самом деле он гораздо хуже нас, просто мы не скрываем своих недостатков, а он скрывает свои недостатки. А так-то, если сравнить, он гораздо хуже меня. Вообще-то награждать и хвалить надо было нас, но мы люди скромные, не то что этот выпендрежник, выскочка.

И нам (двоим, троим, четверым, пятерым, шестерым, всему любому собранию) нет ничего сладостнее, чем доказать, что этот человек, которого похвалили, на самом деле гораздо хуже нас, не стоит этой похвалы. Вот мы, здесь собравшиеся, совсем другое дело. И мы выходим с радостным чувством, что все не так плохо; и нечего нам сокрушаться, нечего нам смиряться, мы собой вполне довольны.

Вот такая простая вещь. Неуютность человека, видящего добродетели других, которых у него самого нет, – это очень болезненное, очень тяжелое чувство, как будто ты хуже всех. А можно выбрать уверенное, спокойное, сытое чувство сознания человека, который понимает, что, в принципе, все вокруг гораздо хуже, чем он; или, по крайней мере, ничем не лучше, чем он. «Чего мне переживать? Я не такой плохой, как некоторые говорят. Господь меня спасет».

Для того чтобы это дело пережить, и нужно как раз ум бросить, ввергнуть, погрузить в созерцание добродетелей других людей. А поскольку уму нашему неуютно, то ему нужно помочь. И помогает ему молитва. Без молитвы ему этого не вынести.

Молитва может быть за людей, чьи добродетели мы видим. Мы молимся о том, чтобы Господь помог радоваться успехам других, помог видеть достоинства других, помог этим людям сохранить свое достоинство, свои добродетели, свои положительные качества. А с другой стороны, это молитва о себе: «Господи, помоги мне стать таким же ревностным молитвенником, как он. Помоги мне, Господи, смириться. Научи меня поститься, чтобы хоть немного походить на этого великого постника». Но, так или иначе, это все начинается с молитвы, ибо молитва приобщает нас правильному состоянию души. Молитвой мы открываем свое сердце перед Богом и говорим: «Да, Господи, мне очень тошно видеть успехи других, но я понимаю, что это от гордости. Поэтому, Господи, сломай ее, я хочу радоваться, когда люди делают что-то хорошее. Я хочу радоваться, когда у людей получается делать добро».

Но голос внутри нас говорит: «Ну и что, что он делает это добро? Он же неверующий, некрещеный, все равно погибнет». Ну да, если созерцание чужого добра убивать осуждением другого человека, тогда да, так гораздо удобнее, приятнее. Это ключевое слово «зато»... «Ну и что, что он добродетельный, зато он неверующий. Ну и что, что я недобродетельный, зато я верующий». Это мы умеем делать. Но речь-то идет не о том, что мы умеем делать. Речь идет о том, чтобы сокрушить свою гордыню, речь идет о том, чтобы научиться у Христа, как Он кроток и смирен сердцем (Мф. 11, 29). Если мы ставим цель, чтобы смириться и сокрушить свою гордыню, тогда мы незамутненным оком приучаем свое сердце и свой ум видеть добродетель другого человека, отгоняя всякую мысль о его недостатках, ибо когда я думаю о его добродетели, я прав; когда я начинаю видеть его недостатки, я согрешаю, ибо сужу другого человека.

«Так что же, всех теперь превозносить? Все такие хорошие? А в реальности-то что? Все кругом грешники». Ну да, грешники, но, собственно, такие же, как и я, а я хочу, чтоб меня Господь спас. Почему Он не может спасти других? «Сейчас все спасутся, что ли?» Нет, кто-то погибнет, но это не мое дело. Если я не разучусь  судить людей за их грехи, вне всякого сомнения, я погибну, а я так не хочу. Я хочу спастись. Чтобы спастись, я хочу смириться.  Чтобы смириться, я хочу видеть красоту других людей, видеть их добро. Сначала просто для того, чтобы спастись, просто понимая, что, осуждая других, я сам буду судим.

Но потом что-то происходит с сердцем человека, и он хочет видеть красоту других людей просто потому, что  ничего другого не хочет видеть, никаких грехов. Он хочет видеть людей в самом лучшем их виде. Но какая-то часть нашего ума постоянно делает поползновение взглянуть на темную сторону всякого человека, а мы его удерживаем: «Это не твое дело. Ты смотри на его красоту». Наша собственная темная сторона проявляется в том, чтобы заглянуть в темную часть другого человека. Но мы ей это запрещаем. И вот когда в нас становится все меньше и меньше собственной темноты, нам все меньше и меньше хочется смотреть на обратную сторону другого человека. И вот тогда, и только тогда мы понимаем, что вообще-то заглядывать в темную сторону человека желание бесовское. Сатана там живет, там наслаждается темными картинами. Это он двигает наш ум, сознание, чтобы видеть безобразие другого человека. Это он клеветник, человеконенавистник, лжец, это он губит души всех людей этой своей темнотой только потому, что  не может радоваться красоте творений Божьих. Зачем же нам уподобляться ему? Зачем же нам делать то, что делает он?

Вот и будем учиться вот этому деланию – видеть только лучшее и красивое в человеке. С этого начинается смирение, и в этом смирение находит себе пищу, в рассказах о добре других людей. Если же мы все наши разговоры занимаем  беседами о грехах других людей, то мы уподобляемся уже не творениям Божьим и не христианам, а  питаемся той пищей, которой питаются бесы, постоянно перебирая и перетирая грехи, смрад, темноту того, что делают люди.

Абзац 65:

Уста Христовы, столп Церкви, великий Отец наш Василий говорит: «великое пособие к тому, чтобы не грешить и на другой день не впадать опять в то же, есть – по окончании дня подвергать суду совести себя самих и все свое, чтобы видеть, в чем мы проступились и в чем поступили правильно. Так поступал и Иов, как в отношении к себе самому, так и в отношении к детям своим». Такое каждодневное разбирательство освещает и то, что бывает у нас каждочасно (или научает каждочасному разбирательству, чтобы видеть, как должно действовать каждый час).

Вроде бы вполне понятное, естественное действие, для организации которого в вечернее правило и вставлено исповедание грехов повседневных. Но это формализованный текст, который нужен только для того, чтобы указать на необходимость ежедневного покаяния и на то, как можно организовать это ежедневное покаяние. То есть этот формализованный текст показывает нам, как должно выглядеть наше ежедневное покаяние. Но он не замещает это покаяние.

Если я прочитаю эту молитву, ничего не случится. Я должен исповедать Богу свои грехи, я должен раскаяться в них, я должен покаяться в том, что сделал сегодня. И то, в какие слова это может быть обрамлено, показывает этот текст, который вставлен в наши молитвословы. Живая молитва, живое сердце нужны Богу. И, переживая это сердцем, каждый, переживая свой собственный день, в конце концов говорит о своих собственных грехах и о своих собственных проблемах посредством этого текста. Постепенно оживляя собственное внутреннее делание и свое собственное внутреннее око, он в конце концов приносит ежедневное покаяние, не читая этот текст, а просто каясь, исповедуясь, сокрушаясь о том, что сделано в течение этого дня.

Никто, наверно, не сомневается в необходимости и важности ежедневного покаяния. Оно крайне необходимо. Как здесь говорит святой Василий, оно крайне необходимо для того, чтобы не грешить. Это ведь и есть собственно главный инструмент борьбы с грехом – отвержение греха и молитва. Ежедневным исповеданием греха мы свидетельствуем о том, что этот грех нам ненавистен, и просим Бога не только простить, но и исцелить нас от той силы, от той страсти, от того порока, благодаря которому мы грешим. В этом суть исповедания, в этом суть ежедневного покаяния.

Ведь мы грешим только потому, что любим грех, и грешим потому, что забываем о Боге и надеемся сами на себя. И повседневным исповеданием грехов мы выражаем ненависть ко греху, мы говорим Богу: «Я не хочу так делать, мне не нравится это, я не желаю жить в грехе, я желаю измениться. Прошу Тебя, измени меня». И от ежедневного покаяния перед лицом Бога мы постепенно смиряемся и приобретаем способность больше в эти грехи не впадать.

Во-первых, есть какие-то грехи, которые касаются лично нас: лишнее время просидели у телевизора, выпили кофе чуть больше, чем потребно, или съели чуть больше пельменей, чем можно было. Это все требует ежедневного оплакивания, чтобы приобрести возможность очиститься от этого греха. Если мы съели сегодня пятнадцать пельменей и не сокрушились, завтра съедим шестнадцать, потом семнадцать, потом двадцать, тридцать… Все равно надо когда-то остановиться и идти в обратном направлении. А идти в обратном направлении нам поможет только ежедневное покаяние, исповедание грехов с молитвой. Но это одно дело.

А вот второе – это то, что касается людей. Это совсем другой род грехов, который совершенно в другую область осмысления покаяния попадает. Если мы кого-то осудили в течение дня, у нас не получится молитвы, пока мы не попросим прощения за это осуждение, пока мысленно в сердце не сокрушим свою гордыню, пока не смиримся перед этими людьми. Все это делается в молитвенном обращении к Богу и о себе гордом, и о людях, которых мы осудили. Пока мы в сердце не примирились, не смирились перед осуждаемыми нами людьми, у нас не получится молитвы, потому что мы сами пребываем под судом. Мы осудили, стало быть – осуждены и находимся в осуждении,пока не примиримся с теми, кого осудили. Поэтому в первую очередь ежедневное покаяние предполагает это действие. Если нас кто-то обидел в течение дня (не важно, заслуженно или незаслуженно), мы связаны заповедью, мы должны помолиться за обижающего человека. Это заповедь (см. Мф. 5, 44). Если мы этого не сделали, мы нарушили заповедь, мы попрали заповедь, у нас не получится другой молитвы, Бог не взыщет наши молитвы и прошения, Он не услышит их, потому что мы не слышим Его. И надо помолиться за обижающих, а это тоже особый род молитвы.

И третье – мы должны помолиться о примирении с людьми, особенно с теми, с кем конфликтовали в течение сегодняшнего дня, особенно с теми, кто с нами под одной крышей живет: или я согрешил против них, накричал, нашумел, или они меня чем-то задели. Я должен в молитве с ними примириться. Опять-таки это по Евангелию условие молитвы: примирись с тем, кто тебя опечалил, и только потом будет возможной твоя молитва. И это тоже относится к ежедневному сокрушению, покаянию и молитве перед Богом.

Записала Инна Корепанова