Читаем Добротолюбие. 12 сентября. Священник Константин Корепанов

Итак, 33-й абзац из последнего раздела слов преподобного Нила Синайского:

Побуждаемый страхом, будь ежедневным собеседником Божественных Писаний; через собеседование с ними выживешь ты беседы (приражения) чуждых помыслов.

То есть если будешь ежедневно обращаться к Священному Писанию, то таким образом сможешь преодолеть те вражьи помыслы, которые лезут в твой ум, твое сердце.

Это совсем не то, что мы думаем по поводу чтения Божественных Писаний. То есть, конечно, в целом есть некий благочестивый обычай, и какая-то часть церковного народа придерживается этого правила: прочитывает отрывок из Священного Писания, включая это в свое повседневное правило. Но делают это они потому, что так надо, им так велели, их так научили, делают, мало задумываясь о том, для чего они это делают. А большинство же людей в целом, находящихся в Церкви, особенно та часть церковного народа, которая не читает Священного Писания вообще ни в какой форме, предполагают, что это им и не нужно, причем совершенно уверены, что это им не нужно; убеждены, можно сказать.

Потому что каждый думает, что чтение Священного Писания нужно для того, чтобы, скажем, знать свою веру, чтобы поумнеть, научиться каким-то Божественным истинам, вплоть до того, чтобы стать богословом. Это все правильно: чтобы стать тем же самым богословом или знать свою веру, необходимо чтение Священного Писания. Но в своей повседневной жизни человек, каждый христианин обращается к чтению Священного Писания не за этим; и должен обращаться не за этим, потому что все вышеперечисленное требуется не от всех и дано не всем, да и не всякому будет на пользу.

Действительно, так! Богословом может стать только тот человек, которому дана для этого благодать, дан этот дар. И ему, чтобы стать богословом, нужно читать Священное Писание. Этот дар чтения и понимания Священного Писания ему дается вместе с призывом, призванием богословствовать. Человеку, который хочет знать свою веру в первую очередь для того, чтобы научить другого, также вместе с этим даром учительства дается и дар внимания, понимания Священного Писания, разумения своей веры. Но это всё избранные служения. Человек учительствующий, богословствующий именно призван к этому. И обозначением его призвания является дар влечения к чтению Священного Писания, дар понимания Священного Писания, не только одной какой-то строки, образов, а всего в целом, в объеме. Это для научения человека вере принципиально важно.

Но смысл обращения к Священному Писанию, ежедневного чтения Священного Писания для каждого христианина вовсе не в том, чтобы учить, понимать, размышлять, рассуждать о вере, а в том, чтобы наставить в вере, наставить в христианской жизни самого себя. Апостол Павел называет это словесным молоком. Можно уподобить это пище, которая питает в нас живого во Христе человека.

Мы знаем из апостольских Посланий, что с момента крещения, с момента возрождения человека в Духе Святом в нем живут два человека: один – ветхий, другой – новый; один – человек плоти, неверия, гордыни, другой – человек духа, человек мира, человек веры, благодатный человек, человек благодатной любви. И эти два человека одинаково сосуществуют в нас и борются.

Если мы обычным своим житием, скажем, работой, семьей, питанием плоти, грехом, телевизором, компьютером, разговорами, питаем именно ветхого своего человека, и питаем его, грубо говоря, почти все время, то новый человек не питается ничем. Даже если мы встаем на молитву, у нас нет сил, чтобы помолиться как должно, у нас нет мотивации, чтобы помолиться как должно, у нас нет понимания, чтобы помолиться как должно. Мы просто вычитываем правило, в сущности не прикасаясь к Богу и не вкушая пищу для своего нового, рожденного во Христе Духом Святым человека. И поэтому, в некоем среднем случае, мы после крещения остаемся такими же, как были на протяжении многих лет, как ребенок, который задержался в своем развитии и остается младенцем в течение всей своей жизни. Это ненормально, и мы бьем тревогу. Но с нашим новым человеком во Христе происходит то же самое: он не растет. А мы не бьем тревогу, потому что мы даже не наблюдаем этого нового человека в себе.

Это происходит именно потому, что мы не читаем для того, чтобы просто давать пищу этому новому во Христе человеку, ведь этот новый человек и рожден в нас словом: словом проповеди, словом благодати. И питаться он может только словом. Ничем другим он питаться не может. И мы, прочитывая хотя бы по строчке Священного Писания, размышляя об этой строчке или, скажем, о каком-нибудь образе, какой-нибудь притче Нового или Ветхого Завета, о каком-то сюжете или слове из Псалтири, могли бы знать заповеди Божьи, то есть знать в каждый момент времени, что именно мы должны делать, как именно  должны поступить сейчас. А ведь исполнение заповеди Божьей и есть жизнь, а ее незнание и нарушение есть смерть. И мы просто не знаем, что делать, мы поступаем так, как научились поступать по воле ветхого человека, по воле князя, господствующего в воздухе. И это сплошь и рядом бывает в повседневной жизни постоянно.

Нам приходит помысел поменять работу, потому что здесь нам мало платят, и мы ищем, как бы поменять работу. Меняем работу, и оказывается, что там еще какие-то сложности. Мы снова меняем работу, там еще больше сложностей. И мы так запутываем свою жизнь, что не можем из нее выбраться, а она все хуже и хуже…

И огромное множество таких случаев в жизни, наших ошибочных действий только по рассуждению плоти, по воле прежнего, ветхого человека. Сколько таких решений мы принимаем, потому что мы знать не знаем, как велит нам поступать в повседневной жизни Господь... А именно для этого и читается Священное Писание: чтобы знать, как мы должны в конкретной, житейской ситуации думать, как должны чувствовать, действовать. И все эти руководства, рекомендации, наставления и есть первое, для чего мы должны читать Священное Писание.

Хорошо, конечно, чтобы у нас была какая-то слаженная система мировоззрения, христианская картина мира, но у наших бабушек и тем более прабабушек не было целостного мировоззрения, вряд ли они могли бы рассуждать о вере. Но они по ней жили! Они никого не могли вере научить, но сами они жили по вере, они жили в Боге, делали то, что велит Бог. Хотя они не могли читать, были безграмотны, и не то что Библии, а даже Нового Завета в домах не было, но они знали Псалтирь, и Псалтири было достаточно как слова Священного Писания, чтобы научить их, что нужно делать в каждой конкретной ситуации.

А второе, для чего мы читаем Священное Писание: чтобы научить, утвердить себя в вере. Ведь все образы, которые нас окружают (от сериалов и книг до бытийных сюжетов, колонки новостей), это образы, в которых человек поступает по плоти, по мирскому закону. И когда мы хотим утвердить себя в вере, у нас возникает вопрос: «Так нет никого верующего! А что такое – верующий? Где нам его взять? Мы не чувствуем Бога в своей жизни». Но не чувствуем потому, что не читаем Священного Писания, не питаем себя словом Священного Писания, не кормим этого нашего новорожденного ребенка словами веры. Если бы мы это делали, во всяком бы искушении обретали это слово надежды, этот пример надежды, этот образ надеющегося, уповающего на Бога человека, и мы бы легко могли преодолевать все те сомнения, нестроения, которые встречаются в жизни.

Мы живем только художественными образами, образами просмотренных фильмов, прочитанных книг. Да, это про хороших людей. И мы каким-то образом мотивируем себя к тому, чтобы быть хорошими, чтобы терпеть, чтобы заботиться о другом, быть милосердными, рожать детей, нянчить их, выводить в люди, заботиться о своей половине… Мы все это делаем в большинстве случаев. Но мы делаем это потому, что так научили нас родители или книги и фильмы, которые мы смотрели и читали. И это все замечательно и помогает нам хоть в какой-то степени оставаться людьми. Но в вере это не утверждает. Это помогает нам оставаться хорошими людьми, но не делает нас христианами, не помогает утверждать нашу жизнь в вере. И потому мы постоянно сомневаемся, малодушествуем, колеблемся любым ветром, любой новостью, любым сомнением, любым соблазном; жить в вере, утверждать себя в вере мы не научены именно потому, что у нас нет образов, нет слов, которые могли бы поддержать нас в этой ситуации.

39-й абзац:

Страсти телесные ведут свое начало от естественных потребностей плоти, – и против них нужно воздержание; а страсти душевные порождаются от потребностей душевных, – и против них потребна молитва.

Простые и короткие слова. В сущности, ничего особенного не сказано. Более того, казалось бы, это же все естественно. Вот мы читаем это слово, и нам кажется вполне естественным, понятным: если телесные страсти – надо воздерживаться, а если какие-то другие страсти – надо молиться. Все же просто! Но в повседневной жизни, когда мы реально сталкиваемся с какой-то нашей проблемой, страстной проблемой, мы совершенно не понимаем, как к этому относиться; более того, делаем совершенно не то, что нужно делать.

Например, человек страдает тщеславием, а мы говорим, что ему надо попоститься или воздерживаться, хотя, в сущности, в данном случае помогает только молитва. Более того, тот путь телесного воздержания, который предлагается человеку, недугующему тщеславием, как раз и неправильный, потому что сама немощь, сама страсть какая-то попущена человеку как раз для того, чтобы это тщеславие у него исчезло.

Но все-таки вдумаемся, вслушаемся в 39-й абзац, о чем идет речь. Особенно это касается телесных страстей. Телесные страсти можно укротить воздержанием. Но что это значит, что их можно укротить воздержанием? Это значит, что усилием воли я должен принимать решения, должен удерживать привычные движения плоти. Те, которые Христовы, – как говорит апостол Павел, – плоть свою распяли со страстьми и похотьми (Гал. 5, 24). То есть я должен плоть свою распинать, тело свое распинать, волевыми усилиями должен ограничить себя в любых вожделениях плоти, усилием своей собственной воли. Попросту говоря, на языке бытовом, я должен взять себя в руки и не пить, меньше есть, меньше спать, утруждать свое тело какими-то трудами, при этом ключевым условием начала этого движения воздержания является то, о чем говорят: взять себя в руки.

А если никак? Человек не хочет пить алкоголь, но уже не может остановиться, он рад бы бросить, но не может. Человек, который развратил свою плоть и продолжает развращать, уже рад бы остановиться на этом пути, но не может. Человек, который страдает чревоугодием, уже доведенный до отчаяния, доведя до изнеможения свой организм так, что болезни кругом, со всех сторон навалились, рад бы воздерживаться, но не может, у него нет воли к этому, он не может противиться страстному желанию своей плоти. Он должен сказать: «Нет!» Он хочет сказать прилогу, в очередной раз предлагающему поесть или выпить: «Нет!» Но он не может. Плоть сильнее. Потому это и называется страстью. Плоть взяла власть над духом. Значит, воля человека расслаблена, потому это и есть страсть. Это в отношении к душевным страстям сложнее, а в отношении к телесным страстям все просто. Страсть, плотское движение, питающее, утешающее, дающее удовольствие телу, сильнее воли духа, сильнее воли Божией. Человек уже хочет подчинить свое тело Богу, да не может именно потому, что это страсть.

И вот эта плотская страсть разрушила когда-то твердыню человеческой воли. Мы не можем, мы бессильны бороться с этой плотской страстью! А тут нам преподобный Нил Синайский вслед за другими отцами говорит, что с плотскими страстями только и можно бороться воздержанием, то есть усилиями своей воли.

Парадокс какой-то получается. «Я не могу, у меня плотская страсть, а мне говорят, что с плотской страстью я должен бороться воздержанием, но я не могу воздерживаться именно потому, что у меня страсть!» И человек приходит в отчаяние, в уныние. А ему говорят что? А ему говорят как раз то, что не нужно говорить: «Так ты помолись! Помолись, и у тебя получится!» Иногда да, что-то происходит с человеком, и получается. Это всегда рассматривается как чудо! О таких чудесах складывают легенды, складывают сказания: об обретении чудотворных икон, об исцелении каких-то недугующих людей. Это всегда чудо. Всегда! Мы не можем запрограммировать чудо. И когда мы говорим, что нужно только молиться, этого недостаточно. Это не помогает на сто процентов в борьбе с любой телесной страстью. Это может помочь, Бог может явить чудо, но это и будет чудо. Мы можем об этом чуде просить, мы можем взывать к Богу о том, чтобы произошло чудо, но это всегда выход за естественный порядок вещей, это всегда сверхъестественное событие. А вот если мы хотим побороться естественно, то здесь запускается другой механизм, к которому мы не очень способны.

Получается примерно следующая история: мы хотим побороть телесные страсти, нам говорят, что нужно молиться, мы много молимся, даже причащаемся в надежде, что Причастие нас исцелит. Иногда (я подчеркиваю – иногда) это получается. Иногда Бог являет чудо. Но мы хотим, чтобы это стало нормой. Мы хотим, чтобы чудо стало естественным. А почему мы этого хотим? А потому, что на самом деле мы хотим, чтобы, грубо говоря, по щелчку наших пальцев нас оставила телесная страсть и мы стали бы независимыми от нее. Так бывает иногда, но не полностью так исцеляется человек, а от него требуется все равно некое исцеление его воли. Сущность аскетики как раз в том и состоит, чтобы изменить, укрепить свою волю в Духе против естественной плотской воли, которой мы привыкли жить. И даже если Бог исцеляет какую-то часть нашей воли, то только для того, чтобы мы стали способными бороться дальше с остальными страстями, а не так, чтобы мы сразу стали от всего независимы. Воля-то при этом не исцелится, это же наша воля.

Бог снимает иногда невыносимый груз страстей, но не снимает его полностью, оставляя нам некий труд, некий подвиг, аскетическое пространство, в котором, тренируя свою волю, закаляя свою волю, мы должны победить вот эти самые телесные страсти. Как это можно сделать? Мы хотим, чтобы было чудо. И оно иногда бывает. Но бывает всегда на некоторый момент, в некоторых вещах, оставляя все-таки это пространство. Что же делать дальше?

Значит, речь идет о том, чтобы постепенно исцелить, выправить свою волю. Каким образом? Это значит, что мы должны постепенно покорять свою душу под волю Святого Духа, а не под прихоти и похоти плоти. Мы должны медленно научиться подчинять себя Духу, тем самым не отдавая себя плоти, то есть приучаться к исполнению воли Божией, буквально постепенно, шаг за шагом, трудно, твердо. И вот этот момент подчинения своей воли под волю Божию, как бы отказ от исполнения воли плоти всяким человеком, живущим во Христе, и воспринимается как терпение. Терпение и есть постепенное подчинение своей воли воле Божией.

Нужно понимать, что я мгновенно не перестану быть независимым от страсти чревоугодия. Но раз за разом начинаю с того, что один день пощусь, потом два дня пощусь, соблюдаю пост в среду и пятницу, потом решаюсь на первую неделю Великого поста, потом еще что-то. Но этот первый раз, когда я решил соблюдать в среду пост, будет трудным для меня, потребуется терпение. Но, привыкнув с терпением соблюдать в среду пост, я смогу двинуться и дальше. И так, раз за разом, я смогу овладеть своей плотью.

А мы делаем не так. Мы решаемся: «Вот попощусь в среду. Ладно, в следующую среду. Ну, потом когда-нибудь…» И не понимаем, что «потом» не наступит никогда, что каждый раз, когда мы решаемся повиновать свою плоть Духу, нам придется этот день потерпеть, и иного способа победить телесную страсть просто не существует.

Записала Инна Корепанова