Церковь и общество. Доктор филологических наук Александр Николаевич Ужанков. Часть 2

Продолжение разговора с российским филологом, литературоведом, культурологом, теоретиком и историком литературы и культуры Древней Руси, профессором Александром Николаевичем Ужанковым, который в беседе с писателем Константином Ковалевым-Случевским рассказывает об учении святых отцов о прилоге (грехе), которое использовали в своих литературных произведениях русские писатели XIX века, в данном случае – Н.В. Гоголь ("Тарас Бульба") и Ф.М. Достоевский ("Преступление и наказание").

Мы продолжаем нашу беседу с Александром Николаевичем Ужанковым, русским филологом, литературоведом, культурологом, теоретиком, историком литературы и культуры Древней Руси, доктором филологических наук, профессором, членом Союза писателей России.

– Очень рад, что Вы опять в нашей студии. Продолжаем разговор о прилоге. Это учение святых отцов, которое было воспринято русскими писателями в XIX веке. Вы говорили о том, как это было у Карамзина и Пушкина и что очень много интересного можно найти у Николая Васильевича Гоголя. 

– Скажем так, Пушкин был достойным учеником Карамзина и превзошел его во многих вещах. Что касается Гоголя, он ученик Пушкина.

– И он этого не скрывал.

– Да, он многое взял от Пушкина. Давайте посмотрим, как Николай Васильевич использует учение о прилоге в создании образов на примере Андрея из романа «Тарас Бульба».

– Может, в двух словах напомним телезрителю, что такое учение о прилоге? Чтобы те, кто не смотрел первую передачу, понимали, о чем мы говорим.

– Учение о прилоге Иоанна Лествичника, а потом и других святых отцов, сводится к тому, что грех начинается с помысла. Этот помысел бывает абсолютно безобидным, но он усиливается, когда человек начинает о нем думать или когда кто-то думает так же и помогает удостовериться, что мысль, избранная тобой, занимает не только тебя. Так получается сочетание. Твоя мысль сочетается с чужой.

Следующая стадия – сложение. Когда мысль уже сложилась в сознании, человек постоянно обдумывает ее, начинает выстраивать планы, как ее осуществить. Наконец, идет пленение, когда он уже в плену этой мысли и ни о чем другом думать не может. И потом, собственно, идет сама страсть, или грех. Вот пять стадий развития греха. Святые отцы, в том числе Иоанн Лествичник, говорят, что прилог может начаться с мысли. Но также у них есть одно существенное замечание о том, что он может начаться и с образа. И Гоголь, в отличие от других русских писателей, ухватился именно за то, что появляется образ.

– То есть человек видит кого-то или у него что-то мысленно возникает, и он создает этот образ?

– Именно. Это воображение, фантазии и так далее. Давайте вспомним, как Тарас Бульба встречает своих сыновей. «Смотри ты, какой пышный!» – обращается он к старшему сыну. А после ответов и тумаков от сына говорит: «А он славно бьется! Добрый будет козак!» Тарас как бы предопределяет будущее своего старшего сына и приветствует его: «Ну, здорово, сынку! Почеломкаемся!» 

А теперь посмотрим, как он обращается к младшему сыну: «А ты, бейбас (то есть болван), что стоишь и руки опустил? Что ж ты, собачий сын, не колотишь меня?» Запомним вот это определение «собачий сын»... А дальше повествуется о том, что Тарас обещает повести их в Запорожскую Сечь, представить казакам, показать, каких добрых сыновей он вырастил.

– Чтобы они нюхнули службы.

– Совершенно верно. И Николай Васильевич говорит, что образ какого-то предмета, вновь являющийся, носимый в сердце, появился-то как раз у кого? У того самого Андрея, когда он еще учился в бурсе. Сидел на философских, богословских диспутах, но не занимался ими, а о чем думал? «Женщина чаще стала представляться горячим мечтам его; он, слушая философические диспуты, видел ее поминутно, свежую, черноокую, нежную. Пред ним беспрерывно мелькали ее сверкающие, упругие перси, нежная, прекрасная, вся обнаженная рука; самое платье, облипавшее вокруг ее девственных и вместе мощных членов, дышало в мечтах его каким-то невыразимым сладострастием».

– Это уже больше прилога.

– В том-то и дело. И что делает гениальный Гоголь? Он из этого образа, который является в воображении Андрея, потом вылепит образ панночки, разделив его на много-много периодов.

– То есть как-то все совпало.

– Именно. Он ходил в Киеве по тем местам, где в принципе бурсак не должен ходить. И вдруг проехала какая-то коляска, обрызгала его грязью. Он схватился за колесо, но не рассчитал свои силы и плюхнулся в грязь. Отсюда и выражение «упасть лицом в грязь». Поднялся и услышал хохот. И в окне кто? Вот это воплощение его мечты: черноокая полячка. То есть прилог, который у него появился, теперь сочетался с конкретным образом. И где он стал ее искать? В костеле. А что делать православному бурсаку в костеле? Он идет туда за панночкой.

– В костеле собираются католики.

– Совершенно верно. Поскольку он узнал, что панночка полячка, дочка воеводы, то где он может с ней встретиться? Только там. Святые отцы говорят, что от сочетания, со второй стадии, может пройти какое-то время до сложения, потому что могут возникнуть непредвиденные обстоятельства и так далее. Собственно, у Андрея сложение не появляется, потому что он приезжает к отцу, а тот отправляет его в Сечь. Пока о панночке думать он не может.

– То есть можно было остановиться и не двигаться дальше в грехе, да?

–  Именно. Но когда они обложили польский город и в нем уже нечего было есть, служанка панночки отыскала Андрея и пришла к нему. И здесь есть два очень важных момента, на которые Гоголь обращает внимание. Я умышленно опустил один эпизод, когда Андрей ранее, уже набравшись храбрости, пробирается по дереву и первый раз залезает в спальню панночки. «Прекрасная полячка так испугалась, увидевши вдруг перед собою незнакомого человека, что не могла произнесть ни одного слова; но когда приметила, что бурсак стоял, потупив глаза и не смея от робости пошевелить рукою, когда узнала в нем того же самого, который хлопнулся перед ее глазами на улице, смех вновь овладел ею». То есть она сначала испугалась, что мужчина появился в ее спальне, но потом увидела, что это тот самый бурсак. И Гоголь дает характеристику этой прекрасной полячке: «Красавица была ветрена, как полячка, но глаза ее, глаза чудесные, пронзительно-ясные, бросали взгляд долгий, как постоянство». В принципе, она сохранила все образы того прилога. «Бурсак не мог пошевелить рукою и был связан, как в мешке, когда дочь воеводы смело подошла к нему». Вот пожалуйста: он уже пленен этой красавицей. И теперь, когда под Дубно ее служанка отыскала Андрея, он пробирается в город через подземный ход. Он мог бы сказать своим, что есть подземный ход, и они сразу захватили бы город. Но он не сказал. Причем есть еще интересный момент. Когда он проходил мимо куреня, где спал его отец, тот на секунду проснулся и посмотрел на Андрея: «С тобою баба! Не доведут тебя бабы к добру!»

– Все-таки отец что-то почувствовал.

– Да, как в воду глядел. Он вроде бы предупредил его, но потом просто уснул. И, смотрите, Андрей опять оказывается в спальне этой полячки. И Гоголь описывает, что там был светильник, который должен был, по идее, осветить образы святых на стенах. Тоже существенная деталь. Но образы Андрей не замечает, потому что это могло произвести отрезвление.

И вот он увидел полячку. «Это была не она, не та, которую он знал прежде; ничего не было в ней похожего на ту, но вдвое прекраснее и чудеснее была она теперь, чем прежде». «Та была прелестная, ветреная девушка; эта была красавица – женщина во всей развившейся красе своей». «Царица! – вскрикнул Андрий, полный и сердечных, и душевных, и всяких избытков. – Что тебе нужно? чего ты хочешь? прикажи мне! Задай мне службу самую невозможную, какая только есть на свете, – я побегу исполнять ее! Скажи мне сделать то, чего не в силах сделать ни один человек, – я сделаю, я погублю себя». Он уже в плену страсти.

– Он уже готов на все.  

– Конечно. «Погублю, погублю! и погубить себя для тебя, клянусь святым крестом, мне так сладко…» Она говорит: «Не обманывай, рыцарь, и себя, и меня». Что ничего не может быть между ними. «А что мне отец, товарищи и отчизна! Так если ж так, так вот что: нет у меня никого! Никого, никого!  Кто сказал, что моя отчизна Украйна? Кто дал мне ее в отчизны? Отчизна есть то, чего ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя — ты! Вот моя отчизна!» Страсть приводит его к предательству. Именно в этот момент в город пробиваются поляки. «Спасены, спасены!» – закричала татарка. «Но не слышал никто из них, какие «наши» вошли в город, что привезли с собою и каких связали запорожцев. Полный не на земле вкушаемых чувств, Андрий поцеловал в сии благовонные уста, прильнувшие к щеке его, и небезответны были благовонные уста». 

«И погиб козак», – замечает Гоголь. – «Пропал для всего козацкого рыцарства! Не видать ему больше ни Запорожья, ни отцовских хуторов своих, ни церкви божьей!»

И как он погибает? Отец останавливает его лошадь: «Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?» И убивает сына: «Я тебя породил, я тебя и убью!» «Пропал, пропал бесславно, как подлая собака!» Собаке собачья смерть. И тогда Тарас сказал: «собачий сын». То есть судьба младшего сына тоже была определена. Такая закольцованная композиция.

– Если говорить о прилоге и Достоевском, то, конечно, это «Преступление и наказание». Само название говорит об этом: преступление, то есть грех, и его искупление (или именно наказание). Что интересного можно найти в этом произведении?

– Каждый писатель вносит что-то свое. Вроде бы учение одно, пять стадий развития греха, но каждый по-своему строит художественный образ и сюжетную линию. С чего начинается греховный помысел у Раскольникова? Обычно говорят, что с теории. Ничего подобного. Говорят, с бедности, что ему нужны были деньги. Но он же получил деньги от матери.

– То есть какие-то деньги у него все-таки были?

– Конечно. Раскольников признается: «Соня, у меня сердце злое», «Я потому и пришел, что зол». Вот с чего все начинается: озлобленное сердце. Вот что самое главное. Потому что Бог есть любовь. Если в сердце злоба, то, естественно, когда он увидел старуху, еще совершенно ничего не зная о ней, она вызвала у него отвращение. Старуха стала предметом внутренней ненависти. Хотя она вроде бы взяла в залог его вещи, дала ему какие-то деньги и так далее. Начинается с этого, с прилога.

– Это уже прилог?

– Да. То есть мысль, что эта старуха – паразит на теле общества. Ростовщица. На Руси никогда не любили ни ростовщиков, ни банкиров. И, кстати, гениальный Достоевский не говорит слово «убить». Раскольников думает: «Разве я способен на это? Разве это серьезно?» Он называет убийство «это», чтобы не было отрезвления. Вот потрясающие детали, которые используют наши писатели XIX века для создания образа или развития сюжета. Если мы не следим за деталями, то очень многое упускаем, а самое главное – упускаем идею. И вот Раскольников, когда эта мысль уже появилась в нем, заходит в какой-то кабак, и там сидит студент, разговаривает с офицером. И о чем говорит студент? Об этой старухе, Алене Ивановне. «Я бы эту проклятую старуху убил и ограбил». И офицер, который должен бы стоять на страже и отговорить его, отвечает: «Убьешь ты сам старуху или нет?» А если нет, то и говорить нечего. Собственно, то, о чем они говорят, сказано для Раскольникова. Значит, не только он об этом думает. Сочетание. Мысль сочетается с чужой. Студент думает так же: старуха паразит – и ее достаточно убить.

И теперь следующая стадия, сложение. Мысль складывается, он начинает ее обдумывать. Приходит к ней второй раз, приносит часы. А часы – это как бы жизнь в заклад. Время в заклад.

– Это как нечто невероятное. Если это не убийство, то что? Стирание из времени. То есть они хотят, чтобы этой старухи просто не было.

– Да. Он приносит это, чтобы сказать, что придет в третий раз. Он все приготавливает, уже присмотрел топор, пришил петлю для него на своем пальто.  

– То есть это уже не образ, а действие.

– Именно. Он говорит, что нужно предусмотреть каждую деталь, но еще не знает, когда совершит убийство. Достоевский гениален. Смотрите, Раскольников ходит по городу, слоняется без дела, потому что уже одержим этой мыслью, но еще ничего не предпринял, чтобы окончательно ее совершить. И тут он натыкается на Лизавету, сестру Алены Ивановны, с которой она живет. Ведь что его удерживает? Что старуха живет не одна. И тут он слышит разговор, когда знакомый Лизаветы приглашает ее на следующий день к шести часам к себе в гости.

– Потрясающе.

– Не он приговорил старуху к смерти, а сам приговорен. Он уже понял, когда должен совершить «это». На следующий день он не знает, сколько времени, потому что у него нет часов. Но под самой крышей у него открыто окно. А в колодцах этих домов акустика совершенно удивительная. Все, что скажешь внизу, слышно наверху.

– Доходные дома в Санкт-Петербурге.  

– Да. «Как вдруг где-то на дворе раздался чей-то крик: “Семой час давно!”» И как потом сам Раскольников будет признаваться Порфирию Петровичу, это не он убил старуху, а некая сила подхватила и понесла его. Он уже в плену этой идеи.

А теперь давайте вспомним, как гениальный Достоевский пытается удержать Раскольникова. Накануне тот получает письмо от матери. «Молишься ли ты богу, Родя?..»

– То есть что-то еще способствовало тому, чтобы его остановить?

– Да. А теперь смотрите, как идет Раскольников. Он идет совершенно другим путем. Дважды он ходил одним путем, а теперь идет таким, чтобы в поле зрения не попал ни один храм. В Санкт-Петербурге много храмов, каналов. Переходишь через мост и обязательно увидишь храм.

– Чтобы не помешало «этому», да?

– Именно. И он совершает преступление. Достоевский показывает, что нераскаянный грех тянет за собой еще больший грех. Тут нет покаяния. Он убивает старуху, но возвращается Лизавета. Она свидетель. Он убивает и Лизавету. Но Лизавета, оказывается, беременна. Поэтому получается тройное убийство. Он думал, что совершит одно, а получилось тройное.

И тут Достоевский тоже гениально показывает уголовные преступления и наказания. И нравственные. Каторга. «Если у него есть совесть, он пострадает за свою ошибку; это будет наказанием – таким же, как тюрьма». Соня говорит Раскольникову, чтобы он признался или покаялся. Вот тут очень тонкая и важная грань. Достоевский показывает, что Раскольников не готов к покаянию, еще не созрел. Мы помним, что у него злое сердце. Он идет признаваться и на Сенной площади опускается на землю, целует ее. Это параллель с Каином, первым убийцей. Потому что кто проклял Каина? Земля, на которой пролилась кровь. Каин был неприкаянный, не знал, где найти место, где остановиться после этого убийства. Мы не знаем, где его могила, потому что земля не приняла его. Раскольников после убийства тоже бродит где-то за городом, возвращается только под утро. Он тоже неприкаянный. И здесь, когда он целует землю и вроде бы просит прощения, какой-то пьяный говорит: «Это он в Иерусалим идет». Значит, это действительно покаяние? Конечно, нет.

– Признается, но не кается.

– Именно. Покаяния, перемены ума нет. Забежим вперед и вспомним, как он уже находится в ссылке на каторге и думает о своей теории. Там у него было большое размышление, но его можно свести, в общем-то, к одной фразе: «Теория хороша,  да я сплоховал». А если теория хороша, то есть ли покаяние?

– Нет, конечно. Он думает о том, что должен был совершить это по-другому.

– Конечно. Наполеон он или нет? Может переступить или нет? Переступил вроде бы, но не достиг того, чего хотел.

– Ошибся. И надо бы исправить эту ошибку.

– Сплоховал, а теория хорошая. И что делает гениальный Достоевский? Жертва в данном случае здесь Соня Мармеладова, которая едет за Раскольниковым. Она подарила ему Евангелие, которое лежит у него под подушкой. Почему Раскольников не брал его? Еще не созрел. И только когда Соня заболела и Раскольников не видел ее какое-то время, его сердце истосковалось по ней. И когда он ее увидел, в каком-то порыве бросился к ней, даже обнял за ноги, Соня (да и он сам) почувствовала, что возникло то чувство, которое она давным-давно мечтала вызвать у Раскольникова, – любовь. И после того, как в сердце появилась любовь, он возвращается к себе и достает из-под подушки Евангелие. Спаситель сказал: Я есть дверь: кто войдет Мною, тот спасется. Родион взял за ручку эту дверь и отворяет ее, а войдет или нет, кто его знает…

– То есть Достоевский осмысляет учение о прилоге так, что Раскольников не только признался, не только почти покаялся, но у него есть и возможность выхода из греха?

– Совершенно верно. Федор Михайлович показывает, что это возможно только тогда, когда меняется сердце. Было злое, а теперь в нем появилась любовь. Любовь – это Бог. И тогда уже появятся и покаяние, и раскаяние, и спасение человека.

Ведущий Константин Ковалев-Случевский, писатель

Записала Анна Вострокнутова