Беседы с батюшкой. О храмостроительстве и приходе. Cвященник Димитрий Зубов. 18 июля 2024

(В расшифровке сохранены некоторые особенности устной речи)

Сегодня у нас в гостях священник Димитрий Зубов, настоятель храма во имя святого преподобного Сергия Радонежского в Приморском районе.

– Возникает иногда вопрос о том, что строительство новых храмов – это дело, которое нельзя делать в одиночку. Если только этот строитель, этот человек, этот настоятель не супермиллионер. Тогда он может достать из своего подрясника огромное количество денег. Заплатил деньги, и нормально, хорошо. Но ведь эта проблема гораздо шире, чем просто деньги, чем просто материальное строительство. Это, наверное, какой-то очень серьезный процесс, который охватывает целые сферы человеческих судеб, жизней. Это могут быть какие-то серьезные искушения, очень серьезные радости. Но это путь, который проходит не только один настоятель, ведь даже очень хорошему настоятелю, священнику, молитвеннику, потянуть это в одиночку невозможно.

– Вы абсолютно правы, но никто в одиночку в разведку-то и не идет. Все священники, которые занимаются строительством храмов, как правило, получают благословение правящего архиерея. И всегда можно посоветоваться с правящим архиереем по каким-то трудным вопросам. Порой просто идешь за советом, за помощью. И, конечно, владыка никогда не отказывает, и мы все опираемся как раз именно на его советы и на его, откровенно говоря, благословение, указания.

Помните, святые отцы не чурались отхожих мест, если можно так сказать, дебрей духовных. Сегодняшняя городская застройка, особенно в современном ее прочтении, это дебрь духовная. И здесь нет просто места для размещения объектов религиозного значения, то есть храмов. Сами правила землепользования и застройки предполагают размещение религиозных объектов, однако, как правило, все отдается на откуп городских центров, различных торговых центров, парковок и так далее. Место для храма, как правило, отсутствует.

Но давайте зайдем немножко с другой стороны. Наверное, семь назад провели интересный опрос. Собственно говоря, сколько людей причисляет себя к православным. По тем или иным признакам к православным причисляли себя порядка 90% опрашиваемых. И интересно, что с точки зрения Конституции государство обязано дать возможность верующим людям безопасно собираться вместе в каком-то помещении, чтобы справлять религиозные нужды. Поэтому выделяются территории. Не везде это можно, но где участки дают, там мы пытаемся строиться.

Другое дело, если подойти к этому вопросу с точки зрения маркетинга (я не говорю, что мы так рассматриваем), то действительно нужно рассматривать и место, и возможность для размещения храма, то есть хватать все сразу бессмысленно, необходима дорожная карта. И как раз владыка рассматривает такие места, где и какой храм можно разместить, на сколько людей,  какой высоты. Даже это он знает, и он, конечно, назидает нас. Потому что мы, священники, которые начинаем строить храм, многое ведь не знаем, а владыка уже не один храм построил. Поэтому к его мнению мы прислушиваемся. Но я не буду тут петь дифирамбы. Все, конечно, в процессе строительства очень непросто. А где просто? Такого просто не бывает. Поэтому здесь очень важно, как ты к этому готов. Кто-то скажет: как можно быть к этому готовым, если никогда этой дорогой не ходил? Поэтому остается уповать на Промысл Божий, он никогда не оставляет человека. Когда действительно трудно, непросто, Господь посылает нужных людей, которые тебя поддерживают. Но даже тогда бывает тоже нелегко. Тем не менее храмы строятся, так или иначе находятся люди, которые готовы поддержать инициативу.

Но Вы зашли с точки зрения материальной. Я бы зашел с точки зрения не столько материальной, сколько с духовной. Конечно, многие люди, сталкиваясь с вопросом храмостроительства на каком-то новом участке, очень часто агрессивно настроены. Но, мне кажется, это решаемо. Идешь на контакт с этими людьми, объясняешь... Например, простая история судьбы моего прихода. Тоже были несогласные люди, кто-то поддерживал, кто-то нет, но, как правило, территория имеет двойное назначение. Не только религиозное. Согласно правилам землепользования и застройки города, есть зона многоквартирной, многоэтажной застройки. Поэтому у людей выбор. И с точки зрения «давайте договоримся», наверное, стоит иногда апеллировать к понятным вещам. А что понятно сегодня большинству населения? Это вопрос финансов. Как правило, финансы считать все умеют.

Так вот, взлетит ли в цене твоя квартира, если будет здесь стоять храм? Или она упадет, если рядом с твоей хрущевкой будет стоять какой-нибудь новодел, где стоимость квартиры будет просто в 10 раз дороже, чем твоя? Как говорится, думай. Умеешь хорошо считать? Вот и считай. И это находит отклик в сердцах людей, люди начинают думать. Прежде чем опрометчиво что-то заявлять, они начинают думать.

Но существует другая беда. Очень многие люди бывают накручиваемы какими-то интересными организациями, скажем так. И вот эти организации иногда заявляют, что лучше бы здесь была больница, или детский сад, или школа. Я их хочу расстроить и сказать следующее: в красных линиях ни один детский сад, ни одна поликлиника и ни одна школа никогда не будут стоять. Отсюда вывод какой? Вам поставят многоэтажный дом. В принципе, наверное, вот это происходит.

– Вопрос телезрителя: «Суть храма заключалась в том, чтобы приносить в нем жертвоприношение. Для этого он и существовал. Но когда Христос принес Себя в жертву, суть исчезла, пропала. Жертву не нужно приносить, она уже принесена. Получается, что сущность храма пропала, он не нужен стал. И количество храмов не увеличивает количество верующих».

– Да, но количество школ увеличивает количество учащихся или нет? Или если взять больницы… Да, кто-то скажет: мне это ближе, я приду сюда. Но дело в том, что человек, который с возрастом только лишь стареет, а не молодеет, куда пойдет? Туда, что ближе. И если раньше он мог проехать одну или две остановки на метро, то сейчас не может. Он просто не придет в храм, если не будет рядом храма в шаговой доступности, как сегодня говорят. А про жертву я не готов пока обсуждать…

– Вернемся к строительству храмов. Когда было храмов совсем мало, я помню, как мы ездили, чтобы помолиться, нужно было потратить часа полтора, чтобы добраться до храма. Сейчас литургия каждый день, а тогда это было вообще просто событие…

Вопрос телезрителя: «Скажу мнение одного человека, который к Церкви относится не очень. У него такое мнение о строительстве церковных зданий. Для чего они строятся? Чтобы при помощи их дотянуться до неба и сделать себе имя. Он это сравнивает с Вавилонским столпотворением. Там тоже такие слова сказаны. Ваше мнение по этому поводу?»

– Ваш вопрос отчасти перекликается с вопросом предыдущего зрителя. Я столкнулся не так давно с мнением: «храмы Богу не нужны». Да, я согласен, что храмы Богу не нужны. Но кому они тогда нужны? Храмы нужны людям для того, чтобы не забывать о Боге. Вот это самое важное. А что касается порталов в космос, не считаю, что стоит коптить небо. В общем-то, можно найти Бога гораздо ближе, и очень часто ты у Него на плечах сидишь…

– Действительно, больницы, школы – это все понятно, хорошо. Конечно, они очень нужны. Но вот интересно другое. У меня есть друзья, настоятели храмов, которые стоят среди вот этих самых новостроек. Там, по моим прикидкам, примерно живет около 100 тысяч человек (в том районе, где буквально два храма). И если бы, скажем, даже один процент от этих 100 тысяч людей ходили в храм, то храмы были бы не просто заполнены, а не могли бы вместить всех. Имеется в виду, что верующих людей, которые приходят в храм, очень мало. Что нужно сделать для того, чтобы в тех местах, где строятся храмы, где эти вот жилые огромные новостройки, люди услышали призыв к молитве?

– Ну, что нужно сделать, чтобы люди приходили в храм? Вы знаете, нужно давать людям беспроцентные ипотеки и кредиты, если они их берут. А лучше вообще их не давать, необходимо жить по средствам. Казалось бы, как это согласуется? Все очень просто. Человек берет кредит или ипотеку, и он что хочет? Улучшить свои условия жизни. И это понятно. Семья растет, дети прибавляются, мама больная... Вопрос, как говорится, житейский. Человек вступает в какую-нибудь ипотечную историю. Берет деньги под какой-то процент. А дальше что начинается? Работа. Вторая, третья работа. Но, простите, в сутках 24 часа, больше нет, к сожалению. Больше было бы хорошо. Можно было бы и три ипотеки взять. Но поспать хочется, еще и какие-то «хотелки» членов семьи удовлетворить, и человек начинает и в будни работать, и в выходные. Мы должны понимать, что это все человека просто отпочковывает от веры. Насильственным таким, искусственным путем.

Мы должны понимать, что это не тот путь. И людям все-таки нужно уделять внимание больше своей семье, а для этого необходимо передавать традиции. И какие традиции мы передаем? Вот не так много людей, которые вообще знают, как звали прадедушку или прапрадедушку. И здесь уже можно, как говорится, ставить многоточие. Но пусть начнется это знание именно с отца и сына или с отца и дочери.

– Да просто с себя.

– Да, именно так. Каждый приход на сегодняшний день – это свой организм. Конечно, он подчиняется и регулируется. Жизнь, в общем-то, отрегулирована, все в порядке. Но здесь есть некоторая свобода для прихода. Приход может выбирать, в какую сторону он качнется, чем будет заниматься. Но все, наверное, изначально исходит от настоятеля. Затем вокруг настоятеля собирается община заинтересованных людей. Но все это начинается с этапа получения аккредитации в Министерстве юстиции. То есть тогда, когда еще, как говорится, прихода нет. Начинается именно с этой инициативной группы в десять человек.

А дальше приход начинает как-то искать выход… Где-то приходы есть, которые помогают. Сестры милосердия, мобильные приюты для бездомных, например. Или помощь различным социальным группам людей. Может быть, даже незащищенным. И это очень правильно, если они этим занимаются. В общем, варианты есть. И все это объединяет народ, объединяет людей. Поэтому когда мы приходим с одного прихода на другой, очень часто сталкиваемся с тем, что здесь по-другому. Но, извините, каждый приход имеет право на некую самоидентификацию, как он себя видит. Это может зависеть и от людей, которые живут в тех или иных районах. Или просто давайте сравним старые районы Петербурга и новые. Это абсолютно разные люди.

Например, возьмем старые районы Петербурга. Кто там живет? В основном это коренные петербуржцы. И есть новые районы, там люди, которые приехали искать свое счастье. «Закредитованные», «заипотеченные» и так далее…

– Вопрос телезрителя: «Можно долго спорить о том, нужны ли дополнительные храмы в городской черте, но при больничном заведении и в местах лишения свободы, я считаю, они просто необходимы. Как сейчас здесь обстоят дела?»

– Трудами владыки Варсонофия достаточно много уже открылось больничных храмов. И даже, по-моему, есть социальное благочиние, которое реализует как раз именно это направление. Там и сестринское отделение, и другое. А что касается тюремного служения, то тоже уже выделена целая группа для этого. Есть штат клириков, штат настоятелей. Этот штат подчиняется напрямую благочинному своего отдела. Так что это все нужно, это есть.

– Причем теперь у нас в каждой исправительной колонии, в каждой тюрьме есть храм. Либо молитвенная комната… У нас теперь нет ни одного такого заведения, где нет молитвы. Так что слава Тебе, Господи! Причем еще только 10 лет назад была несколько другая ситуация, а теперь все хорошо.

Если мы говорим о новых местах, о новых районах, то есть еще одна проблема. Очень много людей приезжает из дружественных стран, которые исповедуют другую религию или просто-напросто не знают веры. Возможна ли какая-то взаимосвязь с теми людьми, которые еще пока не определились в своей вере? Вы возглавляете патриотическое движение. И молодые ребята, с которыми Вы общаетесь, это же не то что воцерковленные православные христиане, а как раз ровно наоборот. Об этом расскажите.

– Вы серьезную тему подняли. Святейший не так давно говорил о том, что он приветствует желание детей мигрантов изучать основы православной культуры в школе. Я высказывался на этот счет и говорил, что, конечно, это нужно. Но я не встречал тех мигрантов, которых встречает Его Святейшество. У нас разные дороги. Я таких не встречал. Они просто не хотят ничего изучать. Как правило, приезжают малограмотные, малообразованные, ведут себя очень часто как просто маргиналы. И это большая проблема. Каждый день можно в новостной ленте прочитать то, что происходит.

Вопрос: что же тогда делать? Наверное, не столько Церковь должна решать этот вопрос. Отчасти Церковь может участвовать в этих процессах и должна участвовать в этих процессах через школьное образование, через какие-то совместные проекты. Но все-таки во главе угла вопрос к власти. Власть обязана рассмотреть это как угрозу. Если власть не будет рассматривать этот вопрос под таким углом, то мы видим, к чему это может привести. Не так давно были случаи, когда на полигонах расстреливали мигранты. Бывшие мигранты, их записали в армию, как-то мобилизовали, и они там устроили теракт. И этого хватает.

Поэтому законодатель должен обращать на это внимание. И самое главное, расставлять такие законодательные сети, чтобы в эти сети попадали нужные нам специалисты. Если брать всех подряд, мне кажется, это путь в никуда. Это очень важно. Пускать все на самотек просто глупо, потому что их очень много. Семьи у них очень большие.

Где же выход и где Церковь? Вот вопрос. Я нашел выход для себя следующий. Не хочу быть пустым статистом, поэтому мы пошли в школы, работаем с детьми. Даем мастер-классы по правилам оказания первой помощи. И многое-многое другое. И чтобы было понимание того, как это происходит, мы общаемся со всеми детьми, никого не делим. И, конечно, предлагаем детям, кто заинтересовался, познакомиться с этим поближе, с первой помощью, с правилами, алгоритмами и так далее. А когда человек уже заинтересовался, тогда мы можем уже как-то выстраивать диалог.

Но самое важное – это почувствовать ребенка, понять, что его беспокоит. То есть нужно ему стать другом. Не так, что я пастырь, ты моя овечка, я тебя пасу. Нет. Это путь на сегодня в никуда…

– Вопрос телезрительницы: «У меня такой вопрос про СВО. Вот сейчас показывают, что во многих землянках, где живут, где служат, молельная комната, «Спас Нерукотворный». Но ведь эти многие молодые парни, может быть, к религии и не приобщались. Откуда у них появляется вот это чувство веры? Или это работают какие-то священники полковые или более взрослые люди? Или они сами в такой ситуации как-то приходят к этой вере?»

– Если мы говорим о бойцах, то в окопах неверующих людей не бывает. Это уже притча во языцех, как говорится. Очень многое меняется в голове, когда над ней взрывается что-нибудь тяжелое. Или когда в тебя летят пули. Поэтому человек ищет, за что ухватиться. Причина, чтобы жить. И деньги здесь мотиватор, знаете, так себе... За деньгами идти как-то странно. Очень быстро понимаешь, что ты их просто не сможешь потратить. Поэтому человек ищет какую-то фундаментальную базу. Люди, возвращающиеся с СВО, разные. Но тем не менее, как правило, как чаще бывает, они верующими становятся. Да, наверное, где-то священники работают, но просто это массовый характер сегодня имеет.

– Да, мы знаем о том, как священники приходят на передовую, и буквально в блиндажах проходит литургия. И вы знаете людей, которые туда ездят постоянно.

– Да, да, у нас много общих знакомых.

– И слава Тебе, Господи, что так происходит. И вот что получается. Когда мы говорим о строительстве нового храма, мне иногда кажется, что здесь тоже происходит такое строительство храма. Пусть эта передовая все время меняется, и пусть этот храм, что называется, передвижной… В этом случае вопрос еще и касается того, насколько должна быть мобильной церковь, та, которая уже строится, которая будет стоять на этом месте, может быть, не одну сотню лет? Храм, который вы построите, он же будет долго, наверное... Получается, должна быть какая-то мобильность, мобильность и священника в том числе? Мобильность нашей миссии, что называется.

– Без всякого сомнения. Но мобильность какая? С точки зрения приехать-уехать? Если Вы говорите более фундаментально о мобильности в смысле понимания нужд людей, которые обращаются к священнику, без всякого сомнения... Слушайте, панацея простая. Священник просто должен понимать, с кем он разговаривает, и уметь слышать человека. Это своего рода сродни апостольскому выходу из родного иудаизма, когда они были вынуждены идти и проповедовать Евангелие язычникам. И они обязаны были учитывать ту реальность, в которой жили эти язычники. Если бы они этого не учитывали, то, наверное, каждый из них повторил бы некоторую ошибку своего рода, когда ему говорят: да, ты хороший, ну послушаем тебя в другой раз...

И вот чтобы не было таких ошибок, необходимо, конечно, учитывать этот фактор. Другое дело, что сейчас в душе у многих, кто проходит тяжелые времена, трудности преодолевает, храмы строятся моментально, буквально за один день. И как молятся? Кто-то в блиндаже грязном молится, с болотом в ботинках, в сапогах. Кто-то лежа на какой-нибудь кушетке с оторванной конечностью. Всякое бывает. По-разному молятся. Кому повезло, к тому приезжают священники. Собираются, не более двух-четырех.

Священник обычно бегает по линии боевого соприкосновения, кого-то причащает. Я думаю, священники в вашей телепередаче неоднократно рассказывали, как это бывает, когда рядом падают мины, когда все взрывается. Да, священник не психолог, он делает намного больше, рискуя собственной жизнью.

Мы сейчас не на передовой, а в глубоком тылу, но это чувство может быть обманчивым. В июне этого года я был в Учкуевке, на том самом месте. Скажу так – это страшно, это ужасно. Никто не думал, что может произойти террористический акт в отношении отдыхающих. 

– Что Вы в тот момент ощущали?

– Не буду строить из себя героя, скажу как есть. Я боялся за своих детей. Часть моей семьи была со мной, а часть – на удалении. И вот за тех, кто был на удалении, я испугался больше всего, потому что они не брали мобильные телефоны. Было желание быстро уехать туда, но мы помогали другим – освобождали дорогу, пропускали людей.

Я видел ту раненую девочку, Софию. Все это происходило на моих глазах, и это очень тяжело. Никому не пожелаю пережить такой ужас. Но стоит отметить, что спасательные службы отлично отработали. Через три минуты все аварийно-спасательные службы уже были на месте. 

– У Вас, как у священника, было ли в этот момент чувство, что Вы сейчас можете отойти ко Господу?

– Да нет, я не тот человек, который что-то предчувствует. Как говорится, Бог меня этим не наделил. Другое дело, что некоторые переживания, конечно же, по прошествии какого-то времени присутствовали. Вначале мы действовали по принципу: беги, замри. А потом, конечно, было неприятное чувство. Вместе с тем, увидев, как сработала государственная машина, как были отработаны спасательные мероприятия, стало спокойнее.

В госпитале были благочинный того района и священник. Мы затрагивали тему храма при поликлинике, так вот, там при поликлинике есть храм, и его настоятель находился там круглые сутки. В своих социальных сетях я выкладывал фотографии с этим священником. Мы знаем, что он прибыл одним из первых и сразу же стал оказывать психологическую помощь – кого-то исповедовал, с кем-то просто говорил.

– То есть если сейчас Церковь не на лезвии бритвы, то получается, что по-другому жить нецелесообразно? Или все-таки это путь только определенных священников? 

– Знаете, на мой взгляд, Церковь сегодня полностью включена в эту повестку дня. Решением Святейшего каждую литургию мы читаем молитву, прошение, но вместе с тем мы понимаем, что, кроме молитвы, необходимы еще и действия. А ведь можно, увидев все это, испугаться и начать переживать, потому что все это накручивает человека.

Мы должны успокаивать народ – это миссия Церкви. Вместе с тем мы обозначаем проблематику вопроса, и у нас появляются пути ее решения. Например, к нам приходит пожилой человек и говорит: «Чем я могу помочь?» – «Вяжите носки. Умеете вязать?» – «Нет, не умею». – «Тогда плетите сети. Если не умеете – научим. Не можете ни того, ни другого, езжайте в госпиталь, помогайте там». – «Но не в каждом госпитале принимают». – «Тогда мы найдем для Вас какое-то занятие. В любом случае Вы не потеряетесь».

А что касается храмового строительства, знаете, есть старинная народная поговорка: «Церковь не в бревнах, а в ребрах». Поэтому самая главная церковь не та зримая, которую мы строим. Самая главная церковь – это Церковь незримая. Как она действует, в ком она, где она? Она в ребрах, в людях, и это самое важное, что у нас есть. Мы должны этого не забывать и направлять наши усилия на консолидацию народа.

Без сомнения, кого-то это может напугать. Тогда поставим вопрос так: друзья они нам или враги? Кто-то скажет: «Батюшка, врагов не должно быть, нужно любить врагов». Что ж, попробуйте полюбите, а потом расскажете нам, как это у вас получилось, и мы изучим Ваш опыт.

– Да, но нам придется ответить Господу на этот вопрос: любил ли я своих врагов? Эта тема действительно наиважнейшая, потому что довольно скоро настанет время, когда нам придется заново выстраивать отношения с теми людьми, которые сейчас по ту сторону передовой. Нам придется это делать, и, наверное, задумываться об этом нужно уже сейчас. Может быть, именно поэтому заповедь о любви к врагам сейчас для нас очень актуальна. 

– Это очень правильная заповедь, потому что недооценивать противника нельзя; с другой стороны, с нами на сегодняшний день конфликтует не сопредельное государство, а целая сборная Евросоюза. И мы должны понимать, кому мы противостоим.

Замечу, что этот конфликт сильно отличается от всех предыдущих. В предыдущих конфликтах соотношение потерь военных и гражданских было примерно таким: на одного военного приходилось 28 гражданских. Сегодня же это соотношение менее, чем один к одному. Потому что мы уважаем своего идейного врага, бережем его для того, чтобы потом перековать.

Как будет выглядеть эта перековка – это уже другой вопрос. Здесь самое важное – иметь некоторое уважение к своему противнику, и тогда мы не допустим ненужных ошибок и будем действовать с холодной головой. Это всегда лучше, чем действовать под влиянием эмоций, которые точно не сыграют хорошую службу.

– Было время, когда все у нас было хорошо: строились церкви, и все мы пребывали в некоем благоденствии. Сейчас же ситуация совсем другая. Скажите, на вашем приходе много молодежи?

– Достаточно.

– Это радует, потому что мы помним время, когда на приходе были только бабушки.

– Да, и до сих пор есть такие приходы. 

– Вернусь к Вашему патриотическому служению. Ребята, которых я видел на фотографиях или на видео у Вас на странице, совершенно удивительные… Как выстраивать с ними отношения?

– Да ровно так же, как с любым другим человеком. Мы всегда находим общий язык. Конечно, причин к разделению можно найти вагон и маленькую тележку, а вы найдите то, что объединяет… Есть ли в его душе Бог? Кто-то скажет: «Нет. Он не крестится на святой угол, не соблюдает посты…» Но сегодня он не соблюдает посты, а завтра с ним что-то произойдет и он будет их соблюдать.

Вопрос ведь в том, что каждый из нас чувствует. У нас есть чувства, и они уже длительное время не успокоены. И даже если человек отложил их до поры до времени в долгий ящик, все равно этот вопрос перед ним встанет. Не сейчас, так завтра. Но к нему в его духовные дебри может прийти священник и сказать: «Мы готовы с Вами взаимодействовать, чем-то Вам помочь, поэтому приглашаем вас – приезжайте к нам, поинтересуйтесь, что и как».

Из практики я знаю, что здесь лучше всего заходить через детей. Почему дети такие восприимчивые? Они хотят найти свое место под солнцем, и им нужно помочь определиться в этом плане. И когда ты помогаешь ребенку, он никогда этого не забудет,  всегда будет тебе благодарен. Этому ребенку необходимо и дальше помогать выстраивать его жизнь, нужно что-то подсказывать, и потом он сам придет к полному пониманию.

– А на каком языке Вы с ними говорите?

– На русском.

– Вы встречаете их в рясе, с крестом?

– По-разному бывает. Это чувствуется, когда человек готов. 

– Но они знают, что Вы священник? Вы не скрываете этого?

– Конечно. Мы можем встретиться, например, в школе на каком-то мероприятии, и здесь можно быть в подряснике. Но если мне говорят: «Знаете, сегодня хотелось бы видеть Вас в гражданской одежде», – ради Бога, мы идем навстречу. Дети все равно знают, что я – священник, и готовы выслушать меня как священника.

Недавно ко мне обратился один паренек и попросил благословения, чтобы поступать в тот вуз, в который он хотел. Кстати, это очень серьезный шаг. Вот человек попросил благословения – много это или мало? Кто-то скажет: «Ну, попросил благословения, и ладно». Но далеко не каждый может на это решиться.

Ребенок, оканчивающий 11-й класс, пришел к священнику и попросил поговорить с ним после службы. Сколько времени у нас на это ушло? Ну, час, полтора, два. Но мы иногда тратим на разговоры и по шесть, и по девять часов. То есть мы не ограничиваем, не сдерживаем себя в этом. Сейте обильно – обильно пожнете. Может быть, пожнем не мы, но у нас нет цели захапать все себе.

Мы должны дать человеку возможность самому понять Промысл Божий о его жизни. Увидеть и понять Промысл очень важно, и чем раньше это поймешь, тем лучше.

Ведущий Глеб Ильинский