Беседы с батюшкой. Что мешает нашему воцерковлению? Священник Олег Герасимов. 23 мая 2024

– Тема сегодняшней передачи: «Что мешает нашему воцерковлению». Казалось бы, тема не очень интересная, но на самом деле она касается каждого из нас. Совсем недавно я общался со своей знакомой православной сестрой, которая говорила о том, что одна из главнейших задач православных средств массовой информации и людей, которые так или иначе говорят о вере, в том, чтобы сделать православную веру популярной. И знаете, у меня это вызвало какое-то внутреннее напряжение. Я даже не могу понять – почему. Я хочу, чтобы православная вера была распространена, чтобы она была востребованной. Но популярной?

Воцерковление – это путь, который нам необходимо преодолеть от нашего неверия к жизни в Церкви. Какие проблемы возникают у человека на этом пути? Или, может быть, воцерковление – это не тот термин, который необходим нам сегодня, чтобы четко и правильно ответить на вопрос нашей принадлежности к Церкви?

– Да, вопрос действительно очень сложный. И, соглашусь с Вами, термин «популярность» здесь неприменим. Возможно, Ваша собеседница имела в виду что-то другое. Мы видим популярных личностей на телевидении или где-то еще, видим, как они мгновенно утрачивают эту популярность, как неприглядно себя ведут. Все это придает слову очень негативный оттенок. И в этом смысле, конечно, вера популярной быть не должна.

Один батюшка, поясняя, что вера – это глубинная работа над собой, привел пример, который мне очень понравился. Объясняя человеку, зачем нужно ходить в церковь, он сказал, что это сродни умению понимать классическую музыку. Представьте себе, что вам захотелось научиться понимать и полюбить классическую музыку. Вы покупаете билет в филармонию, приходите, садитесь, начинаете слушать и через какое-то время понимаете, что это полная тягомотина. «Что здесь можно любить? Как?» И в негодовании уходите, решив, что больше эту музыку слушать не будете. Лучше всякая попса: она легко ложится на слух и не требует никакой работы. Но через какое-то время вы задумываетесь о том, что люди, которых вы уважаете, мнение которых для вас важно, любят эту музыку и что-то в ней находят. «Может быть, я не прав? Может быть, все-таки надо попробовать еще?» Вы приходите еще раз и слушаете, и уже что-то начинает проникать в душу. Приходите еще и еще и вдруг начинаете понимать эту глубину. Потому что все, что популярно и легко воспринимается, легко и уходит.

Еще есть такой эффект, когда привязывается какая-то мелодия, обычно какая-нибудь простенькая. Она легкая, но ничего душе не дает и в конце концов просто вызывает негодование, потому что от нее никак не отделаться. Вот это популярность.

К тому же у популярности есть такое свойство: она быстро проходит. Сегодня популярен, а завтра о тебе забыли. Поэтому очень многие артисты пекутся о своей популярности, очень боятся быть невостребованными.

С верой должно быть как-то по-другому. Вера все-таки нечто более глубокое. Она предполагает неустанную работу над собой. Я бы сравнил воцерковленность с регулярным посещением спортивного зала. Для чего человек, который решает как-то самосовершенствоваться, посещает спортивный зал? Ведь, казалось бы, возьми гантели и дома в удобное время делай пару упражнений. И вроде к спорту приобщился. Но ведь этого мало. Нужно заставить себя прийти в спортивный зал, сделать то, чего ты не сделаешь дома. И для этого нужен тренер, который в нужное время тебя простимулирует, заставит сделать то, что ты сам себя не заставишь. И выходя из спортивного зала, ты понимаешь, что на маленькую ступенечку, но поднялся над собой.

Поэтому и на храмовое богослужение нужно заставлять себя ходить. Понуждать. Это не что-то простенькое. Некоторые люди говорят, что Бог в душе, и предполагают, что достаточно быстренько днем один раз поднять глаза к небу и сказать: «Господи, помилуй». И перекреститься. Да, конечно, это молитва. Но этого мало. Этого недостаточно для того, чтобы начать подниматься над собой. Нужна воцерковленность как следование церковной дисциплине.

– Я вспоминаю ваш храм, который находится далеко от цивилизации. Но каждый раз, когда приезжаю туда, всегда вижу, что храм полон. Почему так происходит? Ведь довольно сложно приехать в далекий храм, чтобы принять участие в молитве. При этом в городе мы находимся в комфортном состоянии, у нас есть и большие кафедральные храмы, но на буднях они пустые. Что такое воцерковление? Просто посещение богослужения? Или через какое-то время возникает эта потребность? 

– Вы знаете, для меня это тоже загадка, когда люди приезжают издалека, в том числе на автобусах, а не на машинах. Да, к нам тяжело ехать, но я не отношу это к популярности. Я тешу себя мыслью о том, что мне удается донести до людей, что посещение храма – это глубинная потребность самой души…

Храм – это таинство Причастия. И это пресловутое «Бог в душе» точно не заменит этого таинства. Самое важное – это внутреннее ощущение сопричастности происходящему таинству. Оно неуловимо, но настолько ощутимо, что можно даже выйти и разочароваться, что ты ничего не понял, но потом поймать себя на том, что опять тянет прийти, в глубине души зацепило что-то очень сокровенное, то, что невозможно, может быть, высказать, но это есть.

Я увещеваю прихожан в том, что надо регулярно приходить в храм и причащаться, ведь душа тоже требует пищи. Точно так же, как и тело. Но тело требует пищи агрессивно. Если ты какое-то время не покушаешь, то желудок заставит тебя это сделать. Трудно себе представить, чтобы человеку было лень встать и подойти к холодильнику. Душа же ведет себя по-другому. Она сначала тихо напоминает о себе, а потом засыпает или умирает. Я слышал очень страшную поговорку у святых отцов о том, что иной человек умирает в 30, а хоронят его только в 80. Вот что страшно. Рассказывали про некого, по-моему, валаамского монаха, который долго-долго был в монастыре, а однажды приехал в город. Его везли на машине куда-то на подворье, он смотрел за окно и горестно причитал о том, что вокруг много мертвых людей, которые ходят, двигаются, что-то делают, выполняют какие-то задачи, у них есть какие-то радости, но глаза пустые, мертвые. Это страшно. Воцерковление – это один из способов, чтобы не допустить этой мертвости. И если человек это понял, он будет ходить в храм не потому, что его кто-то зовет или так положено. Это будет потребность его души.

– Николай Васильевич Гоголь и его поэма «Мертвые души» в свое время очень серьезно перевернули общество. Даже разговор о том, что существуют мертвые души и живые, был настолько серьезным, что критика сыпалась на творчество Николая Васильевича. А что позволяет нам понять, что душа мертва? Что нужно сделать для того, чтобы из своей мертвости обратиться к Церкви? Может, это невозможно сделать в один момент и для этого нужна целая жизнь в Церкви?

– Главным действующим Лицом здесь является Сам Господь. Я могу припомнить и привести в пример сколько угодно случаев, когда у человека вдруг что-то цепляло струнки его души и он понимал, какой же он не очень хороший.

Первый признак того, что ты мертвый, когда приходишь на исповедь просто потому, что надо. И варианта два: либо во всем грешен, либо ни в чем не грешен. Два примера того, что человек не понимает, зачем он пришел на исповедь и почему должен каяться. На дежурную фразу «во всем грешен» кто-то из остроумных отцов говорил: «Что, и мотоциклы воруешь?» – «Нет, мотоциклы не ворую». Вроде как появляется осмысленность, что уже не во всем. Надо пробовать разобраться в самом себе и найти то, в чем ты хочешь попросить у Бога прощения.

Или «ни в чем не грешен»: такого человека остается только пожалеть, потому что видение своих грехов – это один из даров Святого Духа. Это первое, о чем надо просить. Человек говорит, что ни в чем не грешен, потому что никого не убивает, не ворует, он такой же, как все. Тогда нужно объяснять ему, что неправильно мерить себя по тому, как ведет себя большинство. У нас есть Евангелие, которым задана очень высокая планка. Господь нас призывает к такому совершенству, которое человеческими силами недостижимо. Но мы, по крайней мере, должны это попробовать. Один из священников привел замечательный пример о том, что если ты начинаешь, предположим, заниматься живописью и прекрасно понимаешь, что не будешь таким, как Ван Гог или Рембрандт, и говоришь: «Вообще не буду рисовать, потому что никогда не стану таким, как великие художники», – то нечего и браться за это. Стань таким, каким ты можешь быть. Научись рисовать так, как ты. Дойди до той высоты, которую можешь достичь. Важна сама попытка сделать это, стать пусть не таким, как Ван Гог или Рембрандт, но хотя бы что-то в себе поменять, стать чуть лучше, чем ты был до этого.

– Господь и намерения целует...

– Да. «Господь и дела приемлет, и намерение целует, и деяния почитает, и предложение хвалит». Двигайся хотя бы куда-нибудь. Начни двигаться и тогда хоть какой-то высоты достигнешь. А ты говоришь, что Серафимом Саровским тебе все равно не стать, ведь он великий, а ты даже пробовать не будешь… Так мы обкрадываем сами себя тем, что даже не пытаемся что-то сделать.

Меня очень радует, когда человек начинает видеть свои грехи. Например, накануне или в сам Великий пост приходит и вдруг начинает с ужасом рассказывать на исповеди о том, сколько всего из него полезло, что он заметил в себе и раздражительность, и зависть, хотя вроде никому до этого не завидовал. Господь увидел, что он стал готов к тому, чтобы увидеть в себе эту таящуюся гадость. Раньше человек ее не видел, думал, что он белый и пушистый, и радовался тому, что он не такой, как прочие человецы. И вдруг Господь начинает показывать нам нас самих.

Это ужасное зрелище, и если человек к этому не готов, он действительно может впасть в отчаяние и уныние. Ты считал себя нормальным, порядочным, и вдруг из тебя полезло такое… Человек говорит: «Я знать не знал, что могу крепкими словами выражаться, кому-то отчаянно завидовать и что я такой жадный. Я этого не знал. Это на меня пост так действует?» И мне приходится объяснять, что это не пост так действует, а Господь дает нам возможность узнать себя. Это было в нас, просто до времени было премудро скрыто Богом, чтобы мы не испугались, а испугавшись, не впали в отчаяние. Это значит, что Господь нам доверяет. Это значит, что мы можем начать с этим бороться. И дальше уже без воцерковления, без участия в таинствах, без исповеди и Причастия просто нереально победить эти гадости, которые полезли. Тут необходимо воцерковление.

Это опять же прямая аналогия с занятиями в спортзале. Подтягиваясь дома, ты никогда не сможешь достичь тех результатов, которые будут, если начнешь регулярно посещать занятия. С этим согласятся все, кто занимается спортом. А кто не занимается, поверьте на слово. Можно тешить себя мыслями, что, накупив всяких инструментов и снарядов, можно справиться и дома. Но этого мало. Потом мы видим, как эти спортивные снаряды пылятся. И все наши намерения, весь наш пар, как сказал кто-то очень остроумный, уходит в свисток.

– Кто может сказать о себе, что он воцерковленный человек?

– Ну, если номинально, статистически, наверное, тот человек, который регулярно ходит в храм, исповедуется, причащается и постится хотя бы большими постами хотя бы как-нибудь. Но мне кажется, не надо зацикливаться на воцерковленности как таковой. Она должна исходить из потребности души. Если она есть, человек приходит в храм не потому, что так положено, и не потому, что он хочет войти в категорию воцерковленных, что, в общем-то, ему ничего не дает. Сколько я видел людей невоцерковленных и очень хороших и воцерковленных, мягко говоря, не очень хороших... Это все очень условно.

Поэтому я всегда предупреждаю ретивых супругов или бабушек, мамочек, которые во что бы то ни стало хотят притащить ребенка или мужа в церковь. Почему-то бытует такое мнение, что если человек начнет ходить в церковь, то станет хорошим. Ничего подобного. Он просто ходит в церковь. Более того, когда ко мне подходят девушки или юноши и спрашивают, как лучше выбрать спутника жизни, я советую не смотреть на его церковность. То, что человек ходит в церковь, о нем ровным счетом ничего не говорит. Поэтому бессмысленны все эти претензии: «Как же ты можешь так поступать, ты же в церковь ходишь!» То, что человек интегрировал в строй своей жизни регулярное посещение храма, может говорить о его организованности, силе воли или дисциплине. Но это ничего не говорит о нем как о человеке. Если это всего лишь исполнение каких-то традиционных обязанностей, а не потребность души, то тогда это просто насилие над собой. У Салтыкова-Щедрина в «Господах Головлевых» есть Иудушка: образцовый прихожанин, очень воцерковленный человек, но при этом первостатейный негодяй. Сам по себе факт воцерковленности ничего не говорит о человеке. Но без нее к Богу приблизиться гораздо сложнее.

– Ваш храм посвящен иконе Божией Матери «Всецарица», к которой прибегают при онкологических заболеваниях. Мы часто приходим в церковь для того, чтобы решить свои бытовые проблемы: здоровье, вопросы с деньгами, отношения в семье и прочее. Помогает это воцерковлению или мешает?

– Прибегание к Церкви именно как к источнику исполнения каких-то своих бытовых желаний само по себе не очень хорошо. Но есть случаи, я их знаю очень много, когда человек через это приходит к вере. Он приходит с какой-то просьбой или проблемой и вдруг нащупывает в глубине своей души некий отклик, который делает сами эти проблемы  неважными. Он начинает понимать, что есть нечто высшее.

Хуже, когда человек на этом зацикливается: ставит свечки на удачу, просит о здоровье, о том, об этом. И впоследствии позволяет себе, если чего-то не получает, предъявлять Богу претензии. «Как же так? Я все сделал, свечку поставил». Очень часто приходится встречать обиженных людей, у которых либо кто-то тяжело заболевает и не выздоравливает, либо умирает.

И тогда это обида на Бога: «Я так Тебя просил, а Ты забрал у меня моего ребенка, близкого человека». И поскольку на этой волне обиды на Бога невозможно высказать претензии напрямую Господу, человек начинает предъявлять претензии священнику, считая его ответственным за то, что Господь его почему-то не услышал. При этом человек не желает слышать никаких контраргументов, и бывает очень тяжело.

Тем не менее Господь премудро, тонко, деликатно и педагогично выстраивает Свои отношения даже с теми людьми, которые Его не принимают, обижаются на Него. Очень часто мне доводилось видеть, что впоследствии человек как бы прозревал и говорил: «Как же я раньше этого всего не понимал?»

Но зачастую мы видим, что человек приходит не к Богу, а к некому источнику исполнения своих желаний, к чудотворцу. Наверное, эту стадию отношений человека с Богом трудно миновать, и мы видим и в Новозаветной истории, что люди приходили к Господу действительно исцеляться.

А то, что Господь говорил после свершившегося исцеления, людям как-то не очень хотелось слушать, и Господь с горестью уходил, прося никому не говорить про это исцеление, не желая прослыть чудотворцем. А Господь хотел донести до людей, что Он – Сын Божий.

Даже если Господь видел, что Его не слышат, Он не отказывал людям в помощи, но понимал, что эта помощь не пойдет им впрок, потому что люди станут видеть в Нем только источник исполнения своих желаний, а это совсем не то, для чего Он пришел на землю и для чего люди должны приходить в храм. Но зачастую объяснить это людям бывает очень тяжело.

Когда люди приходят в храм с извечным вопросом – куда поставить свечку, чтобы исполнилось то-то и то-то, я начинаю переживать, нервничать и говорю им: «Вы поймите, что вы же не для этого приходите в храм». Но чтобы человек сам это понял, нужно, чтобы что-то в нем переключилось, перевернулось. Мы помним слова апостола Филиппа, которого призвал Господь, сказанные им своему другу Нафанаилу: пойди и посмотри, – когда тот усомнился: из Назарета может ли быть что доброе?

Человек приходит в храм совсем не для того, чтобы посмотреть на красивую роспись. Кстати, в нашем храме сейчас сделали очень красивую роспись. Приезжайте к нам, и вы не только посмотрите на красоту храма, но и почувствуете нечто такое, что может откликнуться в вашей душе. То самое прикосновение вечности в нашем земном временном бытии. Но объяснить, выразить в словах все это невозможно. 

– Я вспомнил, как одна из ваших прихожанок, столкнувшись с бедой, приехала в храм, чтобы помолиться перед иконой Божией Матери о помощи в разрешении ее проблемы. И один церковнослужитель, сказав ей, что читать акафист Пресвятой Богородице так громко не нужно, стал читать ей на ухо. Но она была не готова к этому, и сначала в ней зародился протест, потом она как бы стала это понимать, а потом прониклась тем, что акафист должен читаться именно негромко. Но проблема здесь в том, что больше она не приходила в храм, чтобы помолиться. И я иногда думаю, что воцерковление может быть очень разным, в том числе и через этот самый шепот на ухо. Апостол Павел говорил в своем послании: вера от слышания. Может ли быть так, что воцерковление человека произошло, но он этого еще не понял?

– Хороший вопрос. В начале моего служения, когда я только-только начал служить, у меня было великое искушение, когда я вдохновенно что-то рассказывал человеку и ждал от него какого-то отклика, ждал, что он начнет ходить ко мне на все богослужения... «Как же! Я же столько сил вложил во все это…» А потом я вчитывался в уже знакомые фразы из Евангелия о сеятеле: что мы должны сеять семя, и только Господь знает, как оно будет расти и что с ним будет происходить.

Кто-то из моих добрых друзей, священников, привел замечательный пример: «Представьте себе огородника, который посадил семечко, а потом выковыривает его и смотрит, не проросло ли оно. И всякий раз расстраивается, что семечко не проросло». Когда мы ждем какого-то отклика, мы похожи на этого человека.

Но совсем не от нас зависит, когда, при каких обстоятельствах семечко, брошенное глубоко в почву души человека, прорастет. Мы можем сделать все – максимально улучшить условия, удобрить почву своей беседой, привести какие-то яркие примеры, подобрать правильное слово (и это слово даст нам Господь) и увидеть отклик в глазах человека. И после этого самое главное – не пытаться контролировать, как будет расти это семя.

Мне бывает очень отрадно видеть людей, которые через много лет приходят в храм. Они говорят: «Спасибо Вам за ту беседу, которую Вы провели с нами». И для меня не так важно, чтобы люди обязательно ходили именно в наш храм. Пусть они ходят в другой  храм, главное – что они приходят ко Христу.

– Я вспомнил отца Василия Ермакова, который мог совершенно спокойно сказать человеку разные слова.

– Да, и он мог просто прогнать человека из храма. Знаете, бывают люди, которые впервые приходят в храм, и чтобы не чувствовать неловкости, что чего-то могут не понимать, маскируют это наглостью. Они протискиваются через всех, чтобы поставить свечки, и они якобы точно знают, что и как надо делать. И нам нужно понимать, что это как бы мера их внутренней защиты.

Вообще сама мысль о том, что они могут чего-то не знать, бывает для таких людей унизительной, и к ним нужно относиться снисходительно. Но я иногда начинаю раздражаться, делаю им замечания. А отец Василий очень легко обращался с ними. Он мог сказать: «Уходите отсюда, молитесь где-нибудь в другом месте».

Я помню, как одна дама с носом кверху сказала: «Больше я сюда никогда не приду», – и ушла. А потом я видел, что она вернулась, но была уже немножко другой. Первый пыл гордости, вспыхнувший в ней, прошел, и она стала понимать, что все-таки идет к Богу. И она вернулась, уже внутри смирившись, совершенно другой. А что произошло в ее душе, что выстрелило (может быть, даже не совсем дипломатичное поведение священника), я не знаю.

Отец Василий умел это замечать, потому что он, даже кого-то прогоняя, делал это с такой любовью, что человек понимал, что лично к нему никаких претензий не было. Он не оскорблял человека, просто показывал ему, как тот себя ведет и что это не дает ему права находиться сейчас здесь. И у него это очень хорошо получалось.

У меня, к сожалению, такое получается не всегда. Иногда бывает некая эмоциональная заряженность, начинаешь обижаться на человека, и это не совсем хорошо. Получается, что все мы учимся. Но люди, которые приходят в храм, начинают делать выводы: «В этом храме все злые, а я-то думал, что все здесь должны летать на крылышках, расстилать передо мной красную ковровую дорожку».

Но потом они уже начинают понимать, что пришли сюда не для того, чтобы их тут обласкали, а для того, чтобы понять в себе что-то очень глубинное, и тогда они приходят еще и еще. И когда эти люди все-таки проходят через все эти перипетии и остаются в храме, это уже наши люди.

Иногда ко мне приходят и говорят: «Можно у вас повенчаться?» Я отвечаю: «Нет. Мы венчаем только своих». – «Как – только своих?» Я говорю: «Да все очень просто. Вот вы начнете ходить в наш храм, мы будем вас знать, вы станете частью нашей семьи, и, конечно, мы вас повенчаем. А пока что мы вас не знаем».

Ведущий Глеб Ильинский

Записали Анна Вострокнутова и Людмила Белицкая