Беседы с батюшкой. Преступление и наказание, или грех и прощение? Священник Илия Макаров

Сегодня у нас в гостях священник Илия Макаров, директор катехизаторских курсов имени Иоанна Кронштадтского в Санкт-Петербургской епархии и председатель Совета по культуре Санкт-Петербургской епархии. Тема сегодняшней передачи: преступление и наказание, грех и прощение.

– Когда мы говорим о грехе и прощении, тем более в преддверии поста, то, конечно, нас всех очень волнует наше собственное прощение. Но ведь удивительно: когда мы говорим о грехе (даже есть такие понятия: «цепь греха», «цепочка грехов» и т.д.), в особенности в сложные времена, когда нас раздирают всякие вопросы, то вопросы собственного грехопадения или покаяния часто уходят на второй план. Но пост впереди. И помните, как в псалме: грех мой предо мною есть выну?

Насколько вообще возможно, совершая преступление, не получить наказание? Или получить наказание, но попытаться все-таки каким-то образом это наказание вынести и, не озлобившись, встать на новую ступень духовного роста?

– Когда мы думаем о некоем наказании за преступление, то, скорее, перед нами возникает образ тюрьмы. Не дай Бог, конечно, смертной казни, но вот образ тюрьмы какой-то классический. Даже в православных служебниках есть особые молитвы за человека, который находится в заключении (и не уточняется, по каким причинам он там оказался: политическим или уголовным). Все-таки особая молитва за этих людей всегда присутствует в Церкви. Что это? Церкви жалко этих людей? Или именно эти оступившиеся нуждаются в особой церковной молитве? Почему-то наряду с людьми больными, путешествующими, начинающими доброе дело, есть и это молитвословие о тех, кто находится в темнице. Мне кажется (и исторический опыт это подтверждает), Церковь пытается вывести человека из уровня отношений «преступление и наказание» на уровень осмысления своего греха и того прощения, которое мы можем испросить у Источника всех благ и Источника бытия – нашего Творца, Бога.

И вроде бы всегда любое преступление (т.е. переступление черты закона, беззаконие, нарушение закона) обязательно рикошетит и нуждается в воздаянии, возмездии. То есть мы должны, нарушив закон, по тому же самому закону понести наказание. Отбыл это наказание – и как бы уже реабилитирован, вроде бы искупил свое преступление. Но мы говорим о другом уровне бытия, говорим о греховности нашего нутра и о том, насколько мы лично ответственны за свои конкретные проступки. Ведь грех не только в том, что мы внешне совершаем. Грех еще и в нашем глубинном мотиве. Человек, совершивший преступление, искупивший по закону наказание, которое он понес, внутри может и не измениться. Поэтому Церковь о нем и молится, чтобы он внутренне изменился, чтобы по-другому стал себя в этом мире осознавать и нашел для себя совершенно другой ориентир.

Церковь призывает человека осознать свою греховность и начать смотреть на себя другими глазами. Когда человек осознает свою греховность, он постоянно живет с жаждой освобождения от этой греховности, потому что такое внутреннее состояние его абсолютно не удовлетворяет.

Люди святой жизни тем сильнее ощущали свою греховность, чем ближе были к Богу. То есть такой человек уже практически ничего предосудительного не совершает, его дела говорят только о добре, мысли его о Боге, а он все глубже и глубже видит свою греховную мотивацию – эту основу зла в этом мире.

Почему, например, святоотеческие молитвы практически все покаянные?.. Возьмите Последование ко Причащению, это молитвы известных святых людей. Они ведь пронизаны покаянием. Эти святые люди сами молились этими молитвами. Они не для нас их сочиняли. Они не были поэтами и не писали молитвы на заказ для того, чтобы потом их использовали на богослужении. И эти молитвы пронизаны покаянием. Когда мы этими молитвами молимся, мы чувствуем, что единственная возможность освободиться от нашего внутреннего греховного мотиватора – это приобщиться к Божественному прощению. В чем заключается это прощение? В том, что Бог абсолютно незаслуженно посылает нам Свою благодать. Христос говорит: приимите, ядите. Златоуст говорит: все приходите к Евхаристической Чаше в пасхальную ночь. Это та благодать, та сила Бога, что способны нас удержать от полнейшего падения, когда нас вновь внутренний бесенок начинает беспокоить. Обратите внимание, это совершенно другие отношения. Божественное прощение как благодать, изливающаяся на каждого, в том числе и на рецидивиста, сидящего в местах заключения. Вот единственная возможность для нас выбраться из этого греховного моря.

– Вопрос телезрителя Владимира из Воронежа: «Может ли Церковь молиться по именам за отступников?»

– С одной стороны, мы, конечно, вправе и, может быть, даже и должны помолиться за всякого человека, каким бы ужасным ни было его поведение и какие бы ужасные последствия оно ни повлекло. В истории христианства были примеры и молитвы даже за самых отъявленных злодеев. Но тем не менее почему этого не происходит на общецерковной молитве? Когда мы говорим о церковной молитве, ее сердцевиной является, конечно же, Евхаристия. А в Евхаристии, как мы помним, люди причащаются от единой Чаши. И за тех людей, которые уже умерли или которые здравствуют, но сегодня с нами не присутствуют, священник вынимает частицы, и они опускаются в Чашу с молитвой о том, чтобы Кровь Христова омыла грехи этих людей. Но так мы молимся за верных людей, которые действительно исповедуют возможность своего прощения Кровью Христа.

Когда же человек отлучает себя от церковного общения (или потому, что становится неверующим, или потому, что становится раскольником, еретиком, т.е. начинает проповедовать ложное учение), он отлучает себя от возможности быть рядом со всей Церковью и причащаться от единой Чаши. Тогда становится бессмысленной эта евхаристическая молитва, потому что он от нее уже отрекся, от этой возможности быть омытым Кровью Спасителя. И в этой перспективе становятся бессмысленными все другие упоминания этой персоны в церковной общественной молитве.

А лично – почему нет? Мы же знаем и тех людей, которые нам близки, которые тоже в силу каких-то причин отошли от Церкви или, может быть, какие-то хульные мысли стали выражать. У людей разные бывают судьбы, они не справляются с нависшими над ними испытаниями и иногда ропщут на Бога. За этих людей, конечно же, надо молиться. Частная молитва священника и простого мирянина, конечно, этим людям будет в поддержку…

– У меня еще один вопрос, который касается наказания. Мы очень часто слышим о том, что Бог есть любовь,  поэтому какое же наказание, если любовь Его столь велика, что Он прощает всегда? Когда мы говорим о каре, наказании, я понимаю, что, наверное, без этого наказания не обойтись. Но если я это наказание принимаю и понимаю, что оно справедливо, то вопросов мало; а что делать, если наказание, которое мне посылается, мной не воспринимается? Как в том самом «Преступлении и наказании». Я не согласен с теми испытаниями, которые мне дает Господь для моего выздоровления. Или я ошибаюсь – и нет никакого наказания, а только мое собственное ощущение, что меня Господь наказывает?

– Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. Вот все-таки правильное понимание того, что такое смирение: не прогнуться под обстоятельства, но и не взбунтоваться против этих самых обстоятельств, которые иногда не в нашей власти. Они могут быть прямым следствием наших злых деяний. Ведь если мы свое здоровье не бережем, то рано или поздно заболеем, тут уж на кого обижаться? Это ребяческий, что ли, подход, когда взрослый человек с нормальным рассуждением позволяет себе что угодно, но думает: а вдруг пронесет! Как-то странно. Тогда надо так молиться, чтобы действительно свершилось чудо, были преодолены физические законы, чтобы чудесным образом организм не нес последствий, например, разгульной жизни.

Но мы говорим о том смирении, когда человек правильно внутри себя чувствует и воспринимает все происходящее. Да, мы бываем в страстном увлечении, бываем, как нам кажется, в благородном гневе или под воздействием каких-то идей, веществ. Мы творим дела, от которых потом сами ужасаемся. И вроде бы мы сами себя уже внутренне простили. Как обычно говорим: «ну да, дурак был», «бес попутал»… Как-то мы себя оправдываем. Нам нужна какая-то зацепка. Но в то же время мы должны четко понимать, что последствия наших деяний перед лицом закона, перед обществом, Церковью никуда не денутся. И надо смириться с тем, что, возможно, придется нести наказание, а может быть, будешь и помилован.

Слово «помилование» прекрасно. Это не снисходительность, не жалость. Помилование обычно выносил глава государства – государь; сейчас, по-моему, президент может помилование подписать. Причем помилованию подвергаются в том числе и тяжелые преступления, насколько я могу судить. Какими критериями руководствуется человек, во власти которого помиловать, этого я не знаю; наверное, есть какие-то принципы. Но тем не менее само слово «помилование» мне очень нравится, потому что корень – «милость». Когда мы начинаем этимологически докапываться, что же это за милость, когда начинаем в наших литургических текстах искать эти слова («милость мира», «мили ся деем», «помилуй нас»), говорим о милосердии, тогда для нас открывается невероятная глубина этого слова, которое нас приводит к первоисточнику.

Этим первоисточником является любовь (это не проговаривается словами: это только проживается и чувствуется; но, может быть, музыка небесных сфер способна еще об этом как-то сказать человеку, намекнуть)… Когда любовь способна преодолеть в человеке в том числе и чувство вины, когда она способна его в корне из злодея, убийцы (вспоминаем апостола Павла) превратить в ревностного проповедника правды, истины, когда эта любовь способна умирить праведный гнев тех людей, которые сейчас хотят возмездия и наказания преступнику, когда эта любовь примиряет народы в момент каких-то конфликтов, исторически оправданных или, наоборот, безумных, неосмысленных, то такая любовь способна все остановить в одночасье. Только тогда мы здесь, такие приземленные, начинаем понимать, что любовь действительно есть Бог. Бог есть любовь. Когда любовь ведет нас к Богу, она творит с нами эти невозможные, казалось бы, вещи.

Поэтому смиренное состояние человека – это, наверное, то состояние, которое способно вместить в себя логику Божественной любви. А в этой логике, как нам подсказывает христианская традиция, не существует понятия справедливого возмездия. В принципе не существует понятия справедливости, которой мы все так жаждем, о которой все говорим. Оправдав себя в своих ошибках, жаждем справедливости: «Другие-то люди больше грешат, и что же они за это не терпят наказания? Да и болезни – это тоже несправедливо! За какие грехи я терплю эти болезни? А почему я родился во времена войны?» И много-много всего мы себе можем надумать, потому что хотим справедливости. Бог уничтожает справедливость только ради того, чтобы даровать нам Свою любовь.

– Вопрос телезрителя: «Бог не ищет, как наказать человека, а ищет, как его спасти. Тогда возникает вопрос: кто этот прокурор, который определяет преступление и выносит наказание?»

– Бог не наказывает, потому что в Нем нет жажды возмездия. Наказание в библейском смысле переводится как «научение». Через обстоятельства жизни, природные явления, самосознание человека Бог научает, вразумляет; дает возможность понять, когда человек не прав и какие последствия этих ошибок случились или могли бы быть. В этом и заключается Промысл Божий. По определению святителя Филарета Дроздова, Промысл Божий состоит в том, чтобы минимизировать последствия греха, сопутствовать благому, преодолевать проявления греха, меняя его в сторону «плюса», а не «минуса».  

Но перед лицом Ветхого Завета прокурором был закон. Людям нужно было иметь это мерило, записанное на скрижалях, чтобы был четкий ориентир среди моря язычества вокруг. Бог тогда разговаривал со Своими избранными людьми, с пророками, значимыми первосвященниками; и народ имел Его волю в виде закона.

Наказание же человек определяет для себя сам. Если закон нарушен, то у нормального человека не возникает вопросов: за что я несу свое наказание? Все написано четко. Конечно, у нас есть внутренняя жажда избежать наказания, потому что в этот момент мы осознали и поняли, что мы не правы, мы этого не хотели, все получилось случайно. Но человеческий опыт показывает, что через пять минут мы всё забываем и наступаем на те же грабли.

Мы – люди Нового Завета. Кто же у нас прокурор? Наша совесть, если она не молчит; она нам диктует правила. А правила сформированы нашим воспитанием, заповедями Христа, общественными обычаями. Почему сегодня Россия, особенно Русская Православная Церковь, так протестует против навязывания новых общественных обычаев в виде потакания греху, либерализации всех псевдоценностей? Мы не хотим, чтобы общественными устоями стали греховные проявления.

В народном духе всегда торжествовали идеи блага, добра и нравственной чистоты. В нормальном народе было так всегда: народ формировал свою культуру на понятных, Богом установленных ценностях. В противном случае мы не сможем сказать, что наша совесть должна учитывать общественные устои, потому что устои общества стали одним сплошным грехом. Поэтому сегодня я вынужден делать оговорку. Раньше народ старался быть хранителем Христовой заповеданной истины.

Совесть также опирается и на собственный опыт человека. Пока человек растет, он понимает золотое правило этики, эту евангельскую истину: как хотите, чтобы с вами поступили, так и вы поступайте с ближними. Возрастая, человек понимает: если он хамит – в ответ он не дождется похвалы; если он предает – вокруг него никого не окажется, его никто не будет любить безвозмездно. Только Божественная любовь безусловна, бескорыстна и всегда существует.

Человеческая любовь имеет начало и конец. Если человек ведет себя так, что не заслуживает этой любви, то ему сложно претендовать на любовь другого человека. Он тогда говорит: «Меня никто не любит». Почему? Потому, что ты уроков не извлекал, когда сталкивался с разными жизненными обстоятельствами.

– Вопрос телезрителя: «Как вести себя православному христианину в предсмертный час?»

– Есть темы и вопросы, на которые священник может ответить исходя из своего личного пастырского опыта. А пока такого опыта нет. Этот опыт наступает в конце жизни, и поделиться им человек уже не успевает.

Но есть примеры. В беседе «Пастырь у постели больного» митрополит Антоний Сурожский описал такой пример: когда священник находится рядом с человеком, который умирает; об этом знают и сам человек, и священник, и врачи. Митрополит Антоний Сурожский подробно описывает этот личный опыт. Он подробно описывает, как  с человеком разговаривает, как  держит его за руку.

Он говорит: «Я не могу тебе ничего обещать. Я не знаю, что ты сейчас увидишь за порогом этой жизни, кого там встретишь, нет никакого рецепта. Но я могу тебе пообещать: я буду с тобой рядом. В тебе будут угасать силы, но чем больше они будут угасать, тем крепче я буду держать тебя за руку и тем больше и сильнее буду за тебя молиться. Я обещаю, что буду с тобой до самого конца». Это простое обещание священника поддерживает человека.  

Сложно составить себе какую-то программу действий, а тем более сложно запрограммировать в себе мысли. Они имеют свойство налетать на нас нежданно-негаданно. Какие будут чувства у человека в последний час? Это сложно предугадать. Но христианская православная душа всегда стремилась к тому, чтобы подготовить себя к этому последнему часу. Почему, например, так сильны были молитвы к святой великомученице Варваре? Считается, что она способна избавить человека от внезапной смерти. Почему внезапная смерть была не очень мила православному сердцу? Потому, что человек хочет себя подготовить должным образом к моменту перехода из этой жизни в иную жизнь.

У нас есть традиционная связка: исповедь и причастие. Мы иногда спрашиваем на автомате: а вы исповедуетесь, причащаетесь? Для нас это формальный признак того, что человек находится в лоне Церкви. Но как бы это формально ни звучало,  именно к этому человек готовится в предсмертный час. Чтобы была возможность еще раз очистить свою душу покаянием и соединиться со Христом в таинстве Причащения в последний момент перехода в иную жизнь.

Удивительно, что именно эта жажда есть у человека! Это доброе стремление. Надо стремиться к тому, чтобы это случилось: подготовиться, договориться с кем-то, предупредить всех. Хорошо, если человек окажется в больнице, где есть храмы, часовни, священники. Сегодня есть такая возможность. Главное, чтобы человек сам этого захотел.

А мысли, которые нас посещают в последний момент, пускай будут добрыми; пускай мы простим тех, на кого держали обиду, потому что с обидой в другую жизнь мы не войдем; обида в этой жизни уже точно никакой пользы нам не принесет. Если есть возможность поддержать кого-то материально, то можно сделать последнее завещание; поговорить по телефону, увидеть своих друзей, знакомых, близких. Посмотреть в глаза своим любимым, потому что этот взгляд должен нас провожать.

За порогом смерти первый взгляд, который мы увидим, – взгляд нашего Бога Иисуса Христа. Поэтому давайте на земле в отблеске глаз наших любимых людей уже будем видеть глаза Христа, и тогда мы быстрее узнаем их там, за порогом жизни.  

Что еще можно сделать человеку? Все доброе, что придет в голову, надо успеть сделать. Успокоить свой дух, уйти из этой жизни в смирении, в принятии Божественной воли, в успокоении всех своих страстных желаний, стремлений, недоразумений и даже жажды справедливости. Всю справедливость оставьте для земных дел – пускай там нас встречает только любовь.

Может быть, это красивые слова, а как получится в реальности – другой вопрос. Но приуготовление себя к последнему моменту жизни всегда было важным для христианина. Святоотеческая традиция говорит (особенно отцы-аскеты, пустынники – начиная с Египетских отцов): держи память смертную в себе; то есть – помни о смерти. Не только для того, чтобы мы меньше грешили, а чтобы были готовы в последний момент всем сказать здесь: «До свидания», а там не постесняться сказать: «Здравствуй».

– Мы все мечтаем о прощении. Но мало кто из нас кается в самооправдании и саможалении. Оправдывая себя, мы не желаем через покаяние и смирение очистить свою душу; а как бы лейкопластырем закрываем ранку, но она там остается. Насколько цепь грехов и самооправдания может увести нас от прощения Господа?

– Если мы себя оправдали, то уже все, что нам необходимо, мы себе дали. Получается, что в этой жизни мы сами себя удовлетворили и у нас отсутствует целеполагание. А ведь наша цель – не здесь и сейчас получить бонусы и успокоиться. Именно поэтому мы до последнего вздоха находимся в движении, даже лежачий человек на постели (вспомним преподобного Амвросия Оптинского) находится в духовном движении. Это движение к нашей главной цели – Богу, от Которого ушел Адам в свое время, но ради чего пришел Христос; и к Богу мы устремлены.

Самооправдание ничего не дает человеку для вечности; это на земле психологически успокоит, но не вынет из нас греховную мотивацию. А благодать Божья через любовь Христа с нами это сделает. Я не очень люблю слово «жалость», какое-то оно мелковатое. Мне больше нравится слово «милость».

Чем мы в христианской традиции заслуживаем упокоение души после наших греховных деяний? Милостыней, проявленной к людям. Это необязательно дать денежку, можно сделать доброе дело. Милость – это проявление нашей истинной любви. Если мы проявляем любовь, мы как бы заслуживаем себе прощение; можем претендовать на то, что доказали Богу свою готовность быть прощенными.

Прощение дает только Бог – другого варианта не может быть, потому что Он – Первоисточник бытия. Только Он способен нас возродить к новой жизни, в которой нет последствий греха. Поэтому мы ожидаем от Него прощения. Хочется пожелать всем нам этого стремления к Источнику прощения. Если мы сами себя прощаем, мы так и останемся в замкнутом кругу. Выйти из этого круга, воспарить до небес – к этому призывает нас Церковь.

Вот почему Церковь молится в том числе и за осужденных. Чтобы они в заключении смогли понять, что их перспективы в жизни – не отбыть наказание, не встать на тропу греха после освобождения, а вернуться к нормальной жизни. Церковь призывает открыть для себя другую реальность, где есть прощение и милосердие.  

– Блаженны нищие духом.

– Конечно.

– Благословите наших телезрителей.

– Друзья! Спасибо огромное, что мы с вами вместе на телеканале «Союз». Пускай Господь нас всех благословит. До новых встреч!

– Спасибо, дорогие телезрители, что вы сопереживаете нашему телеканалу. Ваше милосердие – это ваша милость к нам!                                 

Ведущий Глеб Ильинский

Записали Анна Купцова и Ирина Обухова