Архипастырь. Епископ Каменский и Камышловский Мефодий

У нас в гостях епископ Каменский и Камышловский Мефодий.

– У Джерома Джерома в книге «Трое в лодке, не считая собаки», а потом и в советском фильме есть момент, когда герои книги изучают Большую медицинскую энциклопедию и находят у себя все заболевания, кроме родильной горячки (потому, что они мужчины). Что касается телесных болезней, они у нас либо есть, либо мы их себе надумали, начитавшись медицинских книг и всезнающего Интернета. Но что касается болезней души, точно можно сказать, что все восемь страстей есть у каждого человека, просто они проявляются в разной степени. Согласны ли Вы с этим утверждением?

– Это абсолютно точное утверждение. Вопрос в другом: почему именно эти восемь страстей считаются главными страстями, а не какие-то иные? Страстей тьма, очень много, но только восемь выделяют как основные. Я интересовался этим вопросом, но ответа не находил, хотя знал эти восемь страстей наперечет. Потом, когда я стал изучать наркоманию как страсть, понял, чем она отличается от восьми страстей. Ответ оказался очень простой.

Все эти страсти основаны на том, без чего мы не можем жить. То есть это страсти, которые прилепились к нашим основным жизненным потребностям. Во-первых, мы не можем жить без еды, нам надо есть. Если мы не едим, то в короткий срок ослабеваем и даже умираем. Но когда мы начинаем есть, нам хочется поесть побольше, впрок, повкуснее, хочется все попробовать. На этой жизненной потребности в питании возникает страсть чревоугодия, гортанобесия. Вот первая страсть.

Без чего мы еще не можем жить? Нужно иметь какие-то средства для жизни. Средств хочется иметь больше, про запас: на черный день, для детей и так далее. И эта страсть не имеет границ. То есть мы в той или иной степени страдаем сребролюбием, страстью к вещам, деньгам и так далее. Через эту страсть питаются все прочие страсти. Если есть деньги, то человеку почти все позволено, он может купить все и всех. По крайней мере, человек так думает. И об этом говорит современная философия, что все покупается и все продается. Хотя это, конечно, не так.

Без чего мы еще не можем жить? Мы не можем жить без общества, мы – социальные существа: рождаемся в семье, живем в обществе. Если вдруг нас из общества изгнали, не признают, мы испытываем глубокие переживания. Чтобы нас принимали, уважали, что нужно? Нужно показать себя с лучшей стороны, то есть пустить пыль в глаза. Мы пытаемся выглядеть лучше, чем есть на самом деле. Все свои недостатки мы припрятываем, а достоинства, даже которых нет, выпячиваем. Соответственно, возникает страсть тщеславия, гордость житейская, чтобы нас лучше принимали, к нам лучше относились, уважали нас.

Что такое страсть как таковая? Это слово, может быть, не совсем понятно. Но очень понятно слово «тяга». Например, у наркоманов есть тяга к употреблению наркотиков. Страсть – это тяга к чему-нибудь, что нас травмирует и даже убивает.

Есть тяга, которую в нас Господь вложил еще в раю: тяга мужчины к женщине. Когда эта тяга облагорожена или покрыта любовью, в этом нет греха. Брак честен, ложе непорочно. Но если тяга есть, а любви нет, то возникает одна из самых страшных страстей – блудная страсть. Эта страсть имеет еще и другое измерение, сакральное: чадородие. В результате близости рождаются дети. По сути, это борьба со смертью. Мы побеждаем смерть, рожая детей; это родовое бессмертие. В общем-то, изначально Богом это было предусмотрено: что люди не переведутся, будут сменяться поколения, рождаться дети и так далее.

Дело в том, что не мужчина и женщина создают нового человека, а Бог. Каждого человека создает, лепит Бог. Любой человек – это ручное изделие Бога. Душа человека – существо простое. Но взять простую душу матери, простую душу отца и сделать простую душу ребенка может только Бог. Кроме того, человек – это не просто набор хромосом, но личность. А личность творит только Бог, Который обладает этой природой. То есть в акте творения человека участвуют не только мужчина и женщина, но и Сам Бог.

Хорошо, если мы не нарушаем правила или ограничения, по которым допустима близость между мужчиной и женщиной, не нарушаем аспекты близости. Но бывают всякие формы извращений, излишеств и непотребств, о которых срамно есть и глаголати, как говорит апостол. Получается, что люди, которые нарушают границы и запреты, в каком-то смысле ругаются с Самим Богом. Все культы сатанизма, богоборчество так или иначе завязаны на извращениях, тяжких грехах в этой сфере.

Есть еще одна страсть, которая тоже относится к вожделевательной силе души. Душа простая, но есть разные силы души. Что мы обычно желаем людям на Новый год, в день рождения? Счастья. Что такое счастье? Чего мы желаем конкретно?

– Как сказал классик, счастье каждый понимает по-разному. Но если посмотреть на этимологию слова с православной точки зрения, там есть слово «часть». Если человек причастен Богу, он счастлив: у него есть Тот, Кто может дать все.

– Есть фильм, в котором герой сказал: «Счастье – это когда тебя понимают». Я бы сказал, счастье – это когда тебя принимают. Но и это не совсем верно. Счастье – это когда всё есть, когда нет ни в чем недостатка, когда ничто не печалит. Это полнота всего, когда нет никакого изъяна, недостатка, никакой неудовлетворенной потребности. Вспомните лозунг коммунизма: «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Царство Небесное, конечно, больше, чем коммунизм.

То есть счастье – это когда всё есть. Но человеку всегда чего-то не хватает, и возникает печаль. Тоска по раю тоже к этому относится. Это тоска по Царству Небесному, по богообщению. Печаль имеет два измерения, в отличие от прочих страстей. Человек печалится о том, что у него нет всего, как у царя Соломона. Но и царь Соломон, когда у него все было, говорил: все – суета и томление духа! Счастье только в Боге. Когда мы желаем земного, тогда мы несчастны, мы печалимся. Если мы в Боге (по крайней мере, в перспективе вечности), то мы действительно будем счастливы. В Царстве Небесном нет ни болезни, ни печали, не воздыхания. Мы имеем пять страстей вожделевательной силы души.

Без чего мы еще не можем жить? Что от нас требуется для жизни? Конечно, мы должны отвоевать и защитить свое место под солнцем. И здесь возникает страсть гнева. Потому что мы должны защитить самих себя, свою семью, свою работу, отстоять свою должность, потому что нас могут и уволить с нашей работы. Мы должны доказывать свою компетентность. В конце концов мы должны защищать свою Родину. И это сейчас происходит на СВО. Это наш долг, обязанность.

Когда, например, мы требуем от себя совершенства, чтобы быть вне конкуренции, тогда нас никто не затрет. Мы начинаем расталкивать, отталкивать окружающих и даже убивать (гнев имеет такие пределы). То есть мы не только защищаем свое, но и чужое хотим отобрать. Но мы не можем жить, не защищая своего. То есть гнев, в общем-то, необходим. Это и ревность о спасении в том числе. Без отстаивания своего места под солнцем мы не можем жить. Вопрос в том, корректно мы это делаем или нет, правильно или неправильно. Гнев – это неправильно.

Еще мы не можем жить без отдыха. Мы не можем постоянно быть на пределе своих возможностей, нам нужно отдыхать, спать, расслабляться, иначе мы сгорим. То есть подмешивается лень. Нам хочется отдохнуть подольше, поинтереснее и так далее. Возникает целая индустрия развлечений. Эти две страсти возникают на раздражительной силе души и на силе ревности.

И есть страсть, которая паразитирует на созерцательной силе души – самосознании. «Я мыслю, значит – я существую». Но куда бы я ни посмотрел: вперед, назад, вправо, влево, в будущее, в прошлое, – я всегда в центре. И создается ощущение, что мир крутится вокруг меня. Хотя это не так. И здесь появляется гордость. Гордость – это извращенное самосознание, самопонимание своего места в мире. Это самая тонкая страсть. Если прочие страсти мы можем наблюдать со стороны, то эта страсть – болезнь самого ума. Знаете, есть люди душевнобольные, сумасшедшие. Вот мы все немножко сумасшедшие.

Фильм «Игры разума» я давно смотрел. Там главный герой – ученый, Нобелевский лауреат, но сумасшедший. Многие ученые, к сожалению, с особенностями. В конце фильма показано, что он научился немножко контролировать свою шизофрению, хотя был период, когда он совершал совершенно безумные поступки, будучи при этом прекрасным математиком.

То есть мы должны научиться контролировать свое безумие. Это самая страшная страсть. Она также имеет сакральное измерение, то есть прямой выход на Бога. Потому что мы – факт для Бога, и мы можем Ему не подчиниться. Вообще мы с Богом на «ты». Говорят, может ли Бог создать такой камень, который не сможет поднять? Он создал: этот камень – мы. Мы – неподъемные. Хоть неправильно так говорить, но все-таки в каком-то смысле Бог может надорваться. Был Иуда: сколько ни старался Господь, не получилось его изменить. Есть демоны. Иногда человек становится демоноподобным.

Это последняя, самая глубокая, самая тонкая и самая страшная страсть. По сути, она и есть страсть богоборчества. Бог гордым противится.

Вот восемь страстей. Но без понимания себя, без отстаивания своего места под солнцем, без отдыха, питания, общества, средств к существованию, без того, чтобы не увлекаться противоположным полом, мы жить не сможем. И базовые, основные страсти всегда в той или иной степени к нам прививаются, потому что без того, на чем они растут, мы жить не можем. Поэтому это основные страсти.

– Получается, что демонические силы извращают то, что дано нам Богом, паразитируют на том, что было задумано и дано как благо. Человек своей свободной волей, которая является неподъемным камнем, впускает демонов туда, где должен царить Бог. То есть мы настоящего Царя отодвигаем...

– Мы вредим себе тем, что было Богом сделано хорошо. В этом и есть страсть. Мы сами себя повреждаем тем, что при правильном употреблении приносит нам пользу. Мы сами себе вредим, когда объедаемся, ругаемся, жадничаем и так далее. Это и есть страсть.

Я бы на демонов много не сваливал. Они только актуализируют нашу болезнь. Болезнь внутри, она есть, ее нужно заметить, лечить, с ней разбираться. В какой последовательности разбираться – в этом и состоит наука борьбы со страстями. Если говорить в общем, то, конечно, сначала нужно лечить вожделевательную силу души, потом раздражительную, а потом созерцательную. В обратном порядке это не лечится.

Например, стали мы лечить ум. Но ум помрачается от гнева или от лености. Когда мы ленимся, ум парализуется, впадает в сон, засыпает. Если мы раздражаемся, у нас глаза наливаются кровью, и мы творим безумные поступки в состоянии гнева, сильных эмоций. То есть ум помрачается, если мы не уврачевали раздражительную силу души.

Если мы не уврачевали вожделевательную силу души, болеем страстью к деньгам, например, то у нас картина мира искажается, мы видим мир не таким, каков он есть. Поэтому сначала лечим вожделевательную силу души. Почему ее лечим раньше раздражительной? Например, если мы страдаем сребролюбием, а нас обсчитали, не дали премию, мы гневаемся. Если мы не уврачевали вожделевательную часть, мы автоматически приводим в действие страсти раздражительной силы души, то есть возникает гнев (либо апатия).

– Каковы тогда методы лечения?

– Начинать надо с самых простых страстей: сребролюбия, чревоугодия. Самое простое, с чего мы начинаем, – это, конечно, воздержание в пище. Такая аскеза ослабляет прочие страсти. По крайней мере, когда мы постимся, у нас, как правило, меньше траты. Когда человек больше времени постится, ему уже не так важно, как он выглядит. Пост – это начальная стадия, платформа для того, чтобы начать работать со страстями.

Но надо учитывать две вещи. Если мы не смирим свою гордость, то вся наша работа окажется насмарку. Я представляю себе крепость, в ней башня, а в башне – гордость, некая твердыня. В ней сидит самый злой демон, который нас терзает. Когда мы начинаем работать с другими страстями, он вылезает и все портит. И он преодолевает любую преграду.

Как усмирить гордость? Это очень тонкая страсть. Есть очень простой, очень легкий, очень действенный способ – послушание. Послушание тому, кто поставлен, скажем, в церковной иерархии выше тебя. Послушание своему духовнику или своим родителям. Я не пытаюсь судить их решение, я его принимаю по доверию к ним, их опыту и их любви ко мне. Если они меня любят, если они опытные, значит, мне лучше их слушаться. Тогда проходишь мимо гордости, гордость оказывается связанной. И тогда можно начать работать со всеми страстями, проявляя послушание Церкви, послушание родителям, послушание духовнику.

Первый грех был какой? Грех непослушания и нарушения поста. Но непослушание – это корень. Срыв или сбой произошел на фоне непослушания. Когда исповедуешь маленьких детей, в чем они каются, как правило? В том, что не слушают папу, маму, бабушку, брата. Это самый глубокий и самый понятный для них грех. С этого начинается, но это и противоядие. Примем таблетку послушания – сможем работать над всеми другими болячками, но сначала над вожделевательной частью, потом над раздражительной.

В монашестве есть три обета. Первый – обет послушания. Есть еще обет нестяжания. Потому что корень всех зол – сребролюбие. Если мы отрекаемся от накопительства, то отнимаем силу у всех страстей. Потому что все страсти питаются через деньги. Поэтому мы стараемся снять эту заботу об имуществе с послушников, с тех, кто принимает монашество.

– Владыка, но нас слушают в основном люди мирские.

– Сребролюбие – проблема не только монахов, это проблема всех.

– Да, безусловно.

– Послушание – это универсально.

Есть еще обет целомудрия. Гораздо труднее регулировать близость с противоположным полом, чем просто от этого отречься. Когда отрекаешься, что регулировать? Просто все отсекаешь. А когда что-то надо регулировать – это уже борьба со страстями. Сложно регулировать, скажем, свою внешность – как ты должен одеваться: граница тщеславия очень близка. Сложно регулировать то, сколько средств потребно для жизни. Всегда кажется, что не хватает: нужно больше, сколько бы ни имел.

– Владыка, давайте вернемся к вопросу нахождения правильной меры.

– Это сложный вопрос, и я бы начинал с другого. Есть точка входа в работу над собой. Но большинство людей ее не находят. Но она существует: это – главная страсть, которая нас губит. Как правило, главная страсть прячется от человека; она прекрасно с ним сосуществует. Обычно мы каемся не в главной страсти, а в том, что происходит с нами случайно. Какой-то большой грех, один-два... А с главной страстью по-другому.

– Мы ее бережем?

– Нет, мы ее не видим. Мы не хотим ее видеть, потому что мы ее прекрасно встроили в свою жизнь. Она часть нашей жизни, она прячется. Есть «лжеименный» разум. Например, если мы жадные, мы называем это бережливостью. Если мы трусы, мы называем это осторожностью. Если мы наглые, называем это прямотой. Получается, у нас много добродетелей. Но надо посмотреть, так ли это.

Я как-то исповедовал женщину, и она постоянно хвасталась на исповеди. Я уже не знаю, как ее спросить. И говорю: «Может, Вы иногда хвастаетесь?» Она засмеялась и говорит: «Я никогда не хвастаюсь».

– Мы «непробиваемые»… А что делать?

– Вопрос в том, с какой стороны искать. Ответ очень простой. Эту страсть мы удовлетворяем каждый день многократно; мы в ней живем, и она в нас живет. И пока мы не увидим целый клубок проявления страсти, мы ее не заметим.

Но эта страсть, кроме «лжеименного» разума, прячется и в нашей профессии. Например, страсть учить. Конечно, есть учителя от Бога. Но есть и страсть – это не надо путать. Если мы питаемся, это не значит, что мы страстные, что мы обжоры. Но профессия повара зачастую прикрывает страсть чревоугодия. Я имею в виду повара в ресторане: он готовит изысканную еду из лучших продуктов за счет хозяина, находит новые рецепты и все время что-то пробует. Это страсть. Нужно посмотреть на свою профессию: случайно ли я ее выбрал? Какая страсть может прятаться в моей профессии? Зачастую такой выбор не совсем случаен.

Я в рамках своего послушания (в Координационном совете по противостоянию наркомании Синодального отдела по благотворительности) работаю с наркологами. Я занимаюсь проблемой, страстью наркомании; отчасти – страстью алкоголизма. Я наркотики не пробовал, но заметил, что большинство наркологов сами имели зависимость. Это люди, которые пришли в трезвость и научились работать. Контролируя себя, они помогают другим контролировать эту проблему. Врачу, исцелися сам (Лк. 4, 23). Сам быв искушен… может и искушаемым помочь (ср. Евр. 2, 18). В этом есть определенная справедливость.

Как я сказал, нужно посмотреть на свою профессию – не прикрывает ли она какую-то страсть, которую мы считаем неотъемлемой ее частью. Надо посмотреть и на свое хобби – иногда страсть прячется в наших увлечениях (коллекционировании и пр.). Как еще посмотреть? Есть очень хорошая поговорка: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Как правило, мы подбираем круг друзей, которые страдают той же самой духовной болезнью, что и мы сами. Помню, когда я был молодым иеромонахом, у меня был друг, тоже иеромонах; мы сблизились. И наш духовник говорил: «Вас искушает одна бригада бесов». У нас были одни и те же проблемы – отчасти поэтому мы и сблизились.

Я не хочу говорить плохо о людях, но это действительно так: круг друзей алкоголиков – тоже алкоголики. Есть и более тонкие моменты: клуб филателистов, например. Есть страсти, которые беспокоят общество; есть страсти, которые обществу не вредят, но они также пагубны для человека.

Где еще поискать страсть? Есть очень хороший маркер: телевизор. Что ты смотришь, что тебя увлекает? Раньше сидели на лавочках, теперь – у телевизора: смотрят в прайм-тайм ток-шоу, где разбирают сплетни. Кто-то не может оторваться. Какие сериалы ты смотришь? Тоже вопрос.

Есть еще один маркер – Интернет. Какая информация тебя интересует? Чем ты живешь? Есть даже такая болезнь: интернет-зависимость. Людей не оторвать от гаджетов, от компьютера… Если алкоголик напился, он лезет в драку или к женщинам, либо говорит, что его не оценили… Страсть вылезает наружу, она раскрепощается в период употребления алкоголем. Так и при пользовании Интернетом. Это не страсть к гаджету, это страсть, которая через гаджет получает свое удовлетворение, свое питание. Кто-то смотрит порнографию, кто-то – ужастики… И мы увидим, что по мелочам у нас набирается много. Важно нащупать главное.

Когда мы проанализируем наши маркеры (если захотим их проанализировать), мы увидим, что есть какая-то страсть, которую мы совершаем каждый день. Можно почитать разбор этой страсти у Иоанна Лествичника, у других отцов. Можно попробовать вычислить все самые мелкие проявления этой страсти и выписать их. И потом, как в графике, отмечать, какого числа было то или иное проявление. Будет все наглядно расписано. Попробуйте эти мелочи оставить – ничего не получится. Они сильнее прилипли к нам, чем большой грех.

– Владыка, а что тогда делать? Условный филателист понял, что в собирательстве марок присутствует его магистральная страсть. Или тот же повар осознал, что в его профессии есть страсть. Бросать ли им профессию?

– Нет, это неправильно. Если это профессиональный повар, пусть в этом спасается. Но прилипшую страсть (если она есть) нужно убирать. Каждая страсть имеет оправдание, и с этими оправданиями нужно разбираться; нужно найти ложь этого оправдания.

Например: чтобы быть сильным, надо много есть. И человек ест впрок. Это ложное оправдание. Организм устроен так, что возьмет столько, сколько ему надо. А остальное он должен будет выкинуть – и это огромная работа. Получается, это ошибка, что для силы надо много есть впрок. Надо немножко не до конца насыщаться – тогда, наоборот, организм начинает выбирать запасы. Так авва Дорофей учил питаться Досифея. Ученик съедал столько-то хлеба… «Немного отрежь и ешь чуть меньше». Проходит время – ему и этого хватает. –  «Отрежь еще…» И так далее. И организм начинает работать лучше: он становится рачительным. Страсть – это тяга. Бывает, сидишь за столом – и хочется съесть еще чего-то. Но надо из-за стола встать. Если съешь лишнего, тебе же будет хуже.

Приходит учитель домой и начинает учить детей, учить соседей – всех учить. Говорят, что это профессиональная деформация. Но это страсть, болезнь. Все это нужно контролировать.

Итак, мы нашли проблему, начинаем с ней работать. Убираем все оправдания. Что дальше? А дальше надо вспомнить самую первую профессию человека. У Адама было задание возделывать и хранить рай. Первая профессия – садовник. Дело в том, что профессия садовода и аскеза очень похожи. Мы увидели дерево страсти с его ветвями. Надо лишние ветки убрать. Да, я не могу бросить сразу все грехи, которые вычислил. Я выбираю некоторые из них.

Например, лень. С чего начинается утро? Проснулся – вставать не хочу. Полежал; молиться начал лежа. Встал – постель не заправил. Позавтракал – посуду просто сложил. В итоге будет огромный список. Из этого списка я выбираю: встал – умылся – заправил постель. Теперь я буду каждый день заправлять постель. А потом буду сразу мыть посуду.

Я прихожу домой и вместо того, чтобы повесить пальто в шкаф, бросаю его на кровать. Потому что – лень. Я поленился повесить одежду в шкаф, хотя, по сути, энергозатраты одни и те же.

Из списка страстей невозможно выбрать сразу все, и я начинаю выбирать некоторые из них. Великий пост длится более сорока дней. Если я три недели подряд буду что-то выполнять, это перейдет в навык. В этот пост я, скажем, шесть «веток» обрезал. В следующий пост – другие шесть. Если я сразу все обрежу, что произойдет? Когда обрезают тополь и остается один пенек, через некоторое время из него снова начинают расти ветки. Так и здесь: если вдруг я все прекратил, страсть найдет выход – полезет в других делах.

– Тогда выйдет демон гордости и скажет: прекрасно!

– Я согласен. Когда мы разберемся с одной страстью, можем перейти к другой. Но эта другая теперь может стать главной. Гордость надо связать послушанием. Если мы этого не сделали, все труды будут напрасны. Гордость любую добрую вещь превратит в итоге в зло.

– Можно Бога звать на помощь? Без Его участия это все увидеть (даже согласиться с тем, что ты увидел), кажется, вообще невозможно.

– Когда мы занимаемся садоводством, у нас есть некоторые представления о том, как дерево должно выглядеть. Дерево – это мы. Как мы должны выглядеть? У нас есть зеркало – Евангелие. У нас есть с одной стороны – помощь Божия, а с другой – собственное участие. Мы смотримся в зеркало, но на самом деле устремляемся к Богу. Есть контроль (пост) и молитва. Об этом контроле я сейчас и говорил. Можно заниматься собой и стать гордым, полным совершенств, а всех вокруг считать ничтожествами – только я «совершенный». И это погибель, это трагедия.

Еще есть аскетика отношений. Это имеет отношение как раз к гордости; я не совершенный; я выстраиваю свои отношения с Богом и людьми. Я хочу быть хорошим не потому, что хочу быть лучше всех, но затем, чтобы со мной было легко моей жене, детям, моим родителям, моим сослуживцам, моей Родине, в конце концов – Богу. Хотя не «в конце концов», а в самом начале. Надо стараться жить так, чтобы Бог радовался о тебе, а не скорбел. Это правильный признак. Даже спастись я хочу не потому, что хочу спастись, а потому, что Бог хочет, чтобы я спасся, – это Его желание: Он хочет, чтобы спаслись все, в том числе и я, грешный. Вся наша аскеза – это аскеза отношений.

«Возлюбить ближнего, как самого себя»… Себя возлюбить – это самоубийство. Самолюбие есть корень всех зол. Здесь аналогия: мой ближний и есть я сам. Бог – это моя жизнь; мой ближний – моя жизнь.

Возникает вопрос: а видят ли праведники наши грехи? Во-первых, они видят свои. Причем они видят их в мелочах, потому что – все кроется в мелочах. И это надо уметь видеть – мелочи и есть проблема. Мы соединены с грехом. Мы живем в нем. И когда ты это увидишь, очень трудно вынимать из себя грех, который стал как кожа. Как змея сбрасывает кожу, так и нам нужно сбросить грех.

Праведники видят грешника, и они его не отторгают. Они его жалеют, они о нем плачут. А когда мы видим грешника, он нас раздражает. Праведники не слепые. Они зрячие, причем гораздо более зрячие, чем мы. Они смотрят и внутрь себя, и в ближних. Но при этом нет отторжения самого человека, есть только отторжение греха. И когда человек видит грех в самом себе (уже не я делаю… но живущий во мне грех (Рим. 7, 17)), он видит свою немощь, свое падение. И он видит этот подобный грех и в своем ближнем, но грех его не травмирует: он о нем плачет, скорбит – проявляет милосердие.

Бог видит наши грехи, но надо, чтобы мы сами их увидели, чтобы мы их контролировали и не совершали. Если мы их не видим, мы живем в грехе. Грех в мелочах. Есть, например, большой грех блуда, и, возможно, таких падений больше не будет. Но будет бездна мелких проявлений блудной тяги, которые не особо замечаются окружающими, но их надо видеть и начинать постепенно лечить.

Мы не самодостаточные, не самобытные. Наша жизнь – в Боге и в ближнем. И эта жизнь называется любовью. Любовь к Богу, любовь к ближнему…

– Вот, собственно, ради чего вся та борьба, о которой сегодня шла речь.

– Мы к этому стремимся. Но не сразу войдешь в любовь к ближнему, в любовь к Богу. Это большая, интересная, увлекательная работа. Это садоводство. Мы должны вырастить растение, которым являемся мы сами. Есть обрезка (греха), а еще есть прививка – уклоняйся от зла, и делай добро (Пс. 33, 15). Нужно прививать добродетели. Например, духовное чтение нужно сделать привычкой. Встать на молитву – в естестве этого нет. Молитва превышает естество. А пост – это контроль естества, когда мы оцениваем себя не самими собой (я сегодня лучше, чем вчера), а Евангелием. Тогда я понимаю, что я – падшее создание. И когда по-честному смотрюсь в зеркало Евангелия и вижу несоответствие, я призываю Бога на помощь: стараюсь стать лучше, расположить к себе ближнего и Бога. Вот моя цель.

Ведущая Светлана Ладина

Записали Нина Кирсанова и Иван Игнатов